Обвинитель

Я сидел в полицейской комнате для допросов в небольшом городке на Среднем Западе США, в котором прожил всю свою жизнь, а рядом со мной сидел мой друг и адвокат Ральф Бостон. Ральф прошептал мне во второй раз за последние пять минут:  — Лукас, я ещё раз советую тебе ничего не говорить. Просто воспользуйся своим правом на адвоката.

Я Лукас Уортингтон. Это престижное имя (особенно если сочетать его с моим претенциозным, никогда не использовавшимся вторым именем "Рокфеллер"), потому что мои родители невероятно богаты. Я тоже, но не из-за их денег. Я заработал свои собственные, будучи вундеркиндом. Итак, в свои 29 лет я стою более 50 000 000 долларов. Однако я не принадлежу к высшему классу — я обычный парень, у которого просто случайно водятся деньги. Я пью пиво, играю в мини-баскетбол, сижу на трибунах во время бейсбольных матчей, устраиваю потасовки и драки ради развлечения и трачу не менее сорока часов в неделю, в основном — хотя и не исключительно — на благотворительность, которую я организовал для детей из малообеспеченных семей в бедных районах моего города.

Два детектива собираются допросить меня по поводу преждевременного убийства моей прекрасной, но неверной жены Эшли и одного из её любовников, Брэда Сидли, которое произошло пару дней назад в квартире Сидли. На самом деле я не расстроен из-за этого, потому что, как только Эшли вышла за меня замуж, её образ настоящей изменницы-золотоискательницы расцвел, и я собирался подать документы на развод в течение следующих двух недель на основании супружеской измены. Что касается Брэда Сидли, то он был полным ничтожеством, из которого я дважды вышибал дух, но не из-за Эшли, а просто потому, что он был крикливым хвастуном, который говорил мне не те вещи в неподходящее время.

Когда опытный детектив Рой Бенсон вошел в комнату, за ним последовал детектив-новичок Уилл Уотсон, хотя Уотсон уже несколько лет был патрульным полицейским. Я понятия не имею, как Уотсон получил повышение до детектива. Он хорош собой и умеет нести чушь (что некоторые люди считают "очаровательным"), но, на мой взгляд, туп, как пробка. Я удивленно поднял брови и мысленно улыбнулся. Бенсон начал:  — Я понимаю, что ты хочешь поговорить с нами, Лукас, несмотря на отсутствия у тебя рупора.

— Во-первых, детектив Бенсон, я вам не друг, так что обращайтесь ко мне как к мистеру Уортингтону...  — Сказал я, но прежде чем я успел закончить свою мысль, Уотсон хихикнул:  — Титулованная задница.

Я повернулся к Уотсону, посмотрел ему прямо в глаза и сказал:  — Знаешь, Уилл, каждый раз, когда я вижу тебя, я вспоминаю фильм "Дом животных".  — На его лице появилось озадаченное выражение, но прежде чем он успел сказать что-либо ещё, я сказал:  — Я помню, как Дин Вермер говорил Флаундеру: "Толстый, тупой и уродливый — это не лучший способ прожить жизнь, сынок" (Ну, это не совсем точная цитата, но достаточно близкая).  — Ты так напоминаешь мне Камбалу, и, чтобы облегчить это интервью,  

держи свой толстый, тупой и уродливый рот на замке, или мне придется сделать с тобой то же, что я сделал в раздевалке нашей младшей школы в Гудзоне после футбольной тренировки. Ты же помнишь это, придурок.

Это вызвало приятные воспоминания у меня, но не у Уилла. В раздевалке после футбольной тренировки Уотсон обозвал меня занудой и толкнул. Я ударил его по заднице, заломил ему руки и засунул его голову в унитаз. Так что меня отстранили от игры, но оно того стоило.

— Нет причин так говорить, мистер Уортингтон,  — огрызнулся Бенсон.

— Тогда скажите своей комнатной собачке, чтобы она заткнулась на хрен. Я бы хотел дать это интервью, но не собираюсь мириться с его поведением,  — прорычал я.

Уотсон выглядел так, словно хотел наброситься на меня, хотя он был слишком труслив, чтобы сделать это. Вы можете удивиться, почему я был настолько глуп, чтобы разозлить полицейского, который мог осложнить мне жизнь,  — причина станет ясна позже.

Бенсон что-то прошептал Уотсону, и тот откинулся на спинку стула, сверля меня взглядом.

— Прежде чем меня так грубо прервали, я также собирался сказать, что это интервью продолжается только потому, что ваш отдел согласился записать все интервью на видео, и с пониманием того, что в первый раз, когда вы мне соврете, все закончится. Кроме того, задавайте свои вопросы эффективно, потому что через два часа я закончу.

— Мы не согласны с ограничениями по времени,  — сказал Бенсон с заметным раздражением.

— Очевидно, вы либо не разговаривали с шефом Джексоном, либо не слушали его, потому что я ясно изложил ему эти условия, и он их принял. Вы согласны или мне уйти прямо сейчас?

Мы с Бенсоном тридцать секунд переглядывались, прежде чем он сказал:  — Хорошо, давайте начнем.  — Я продемонстрировал, что снимаю часы и включаю функцию таймера.

Бенсон, а Уотсон только шептал Бенсону, если хотел что-то спросить, потому что знал, что я никогда не отвечу ни на один его вопрос, начал свой допрос. Я честно ответил на все их вопросы (хотя было ясно, что они мне не поверили), поскольку знал, что они никогда не смогут доказать, что я убил свою неверную жену или её любовника. Примерно через час после того, как Уотсон что-то прошептал Бенсону, тот спросил:  — Как вы объясните наличие вашей ДНК на одежде Сидли?

Я остановил таймер на своих часах, надел их на запястье, сказал:  — Это ваша единственная ложь. Прощайте,  — встал, и мы с Ральфом вышли. Бенсон и Уотсон что-то кричали нам, но я не слушал, и мне было насрать, что они говорили.

Мы с Ральфом дошли до его офиса, расположенного всего в нескольких кварталах от полицейского управления, и почти всю дорогу посмеивались. Когда мы оказались в закрытом конференц-зале, Ральф рассмеялся:  — Я не знаю, кто ты — самый смелый или самый глупый клиент, который у меня когда-либо был?

— А я не могу быть и тем, и другим?  — усмехнулся я.

— Почему ты был так уверен 

в том, что справишься с теми копами, Лукас?

— По двум причинам: во-первых, я этого не делал, а во-вторых, у меня есть неопровержимое алиби, подтвержденное видеозаписью, на все возможное время совершения убийства, которое, по словам судмедэксперта, произошло между полуднем и тремя часами дня 5-го числа этого месяца.

— Откуда это видео?  — спросил он.

— Оно из баскетбольной клиники, которой я руководил в городе, расположенном в 150 километров отсюда. Вся видеозапись была сделана, начиная с 11 утра, с часовым перерывом на обед в 12:30, а затем не заканчивалась до 4:00 вечера. Видео было сделано парнем, чья обычная работа — видео оператор в полиции, но я заплатил ему за съемку этой клиники, поскольку большую часть материала я использую для презентаций в клубах для мальчиков и девочек по всей стране в рамках моей благотворительной организации. У меня дома в сейфе лежит дюжина копий.

— Давай я попрошу помощника юриста пойти с тобой и сделать для меня копию,  — улыбнулся Ральф.

— Только после того, как ты угостишь меня обедом. Общение с Уотсоном и Бенсоном вызвало у меня аппетит,  — хихикнул я.

•  •  •

Два дня спустя Уотсон и около полудюжины других копов в 6:30 утра выписали ордер на мой обыск. Я уверен, что они хотели разбудить меня и доставить мне неудобства, но я уже полчаса тренировался. На лице Уотсона была широкая ухмылка, когда он вручал ордер.  — Повеселись, придурок,  — прорычал я, доставая велосипед, чтобы закончить тренировку на улице.  — Ничего не укради. У меня все ценные вещи занесены в каталог.

Уотсон ответил раздраженным — Пошел ты.

Две причины, по которым у меня не возникло проблем с тем, чтобы они обыскали мой дом, заключались в том, что мне нечего было скрывать, и в том, что в каждой комнате у меня были профессионально спрятанные высокотехнологичные камеры — именно так я изначально поймал Эшли на измене, хотя я никогда не сообщал ей об этих доказательствах.

Когда я вернулся с велосипедной прогулки чуть больше чем через час, копы уже уезжали. Уотсон увидел меня и с широкой улыбкой показал пакет для улик, в котором, как оказалось, был пистолет. Поскольку у меня не было пистолета, я знал, что его подбросили, но меня это не беспокоило, потому что камеры могли заснять, как он был подброшен.

Проверив записи с камер наблюдения — это заняло около часа — я немедленно позвонил Ральфу и ввел его в курс дела.

Два дня спустя меня арестовали. Друг Ральфа в полицейском участке предупредил его, так что мы с ним появились в участке как раз в тот момент, когда оперативная группа собиралась выехать, чтобы арестовать меня в моем благотворительном фонде самым публичным образом, предварительно договорившись с двумя местными телеканалами о том, что они будут там присутствовать. Они были очень злы, что я украл их славу, а я только улыбнулся. Ральф уже подал прошение самому справедливому судье в местном суде о слушании дела об освобождении под залог на следующее утро.

Я 

провел в тюрьме всего одну ночь. Эти придурки посадили меня в камеру к очень крутому парню по имени Мелвин Брикси, с которым, я уверен, они договорились избить меня. У них это тоже не получилось по двум причинам.

Я застал Мелвина врасплох, сказав ему, как только вошел в камеру, что, как мне известно, копы обещали ему что-то за то, что он побьет меня. Вслед за этим я сразу же сказал ему, что я богат и сам по себе крутой парень. Что, если он даст показания в мою пользу, я заплачу лучшему адвокату по уголовным делам в округе, который займется его делом, и что, если ему не нравится эта сделка, он будет удивлен моей физической реакцией. Я не остановлюсь, пока один из нас не умрет.

Учитывая его габариты и происхождение, Мелвин в конце концов выбил бы из меня дух, но я сразу понравился ему своим агрессивным подходом. Когда на следующий день Ральф встретился со мной на слушании по делу о моем освобождении под залог, я сказал Ральфу, что оплачиваю защиту Мелвина и что его старший партнер, адвокат по уголовным делам, встретится с Мелвином в тот же день. Я пожал Мелвину руку на прощание, а двое тюремщиков, сопровождавших меня, смотрели на нас, разинув рты.

Сам окружной прокурор — это был год выборов — присутствовал на слушании по делу об освобождении под залог. Он — полное ничтожество, который имел дело с моим отцом, когда тот занимался частной практикой, и получил по заслугам. Он рассматривал это как громкое дело, которое должно было обеспечить его переизбрание. Он очень пренебрежительно отзывался обо мне, что меня по-настоящему разозлило. К счастью, у Ральфа гораздо более холодная голова, чем у меня, поэтому он подкрепил аргументы окружного прокурора логикой, вместо того чтобы назвать его мудаком, каким он и был. Ральф также указал на то, что моя благотворительная деятельность была бы приостановлена, если бы меня посадили в тюрьму, и что я, безусловно, не подвергался риску побега. Меня выпустили под залог в 2 000 000 долларов наличными и лишили паспорта, но без монитора для лодыжек.

Когда я вернулся в офис Ральфа, мы выработали нашу стратегию чуть более чем за два часа. Когда мы закончили, на лицах у нас были довольные улыбки. Он немедленно попросил своего технического эксперта отредактировать DVD с записью моего алиби, который я ему предоставил. Мы перевели соответствующие кадры с камер наблюдения в моем доме во время полицейского обыска в удобный для просмотра формат, и Ральф начал связываться со свидетелями по делу об алиби, чтобы они как можно меньше сотрудничали с полицией. Однако первое, что сделал Ральф,  — это направил в суд уведомление о том, что мы осуществляем своё право в соответствии с законодательством штата и местными правилами провести судебное разбирательство в течение девяноста дней с момента моего ареста, что было намного быстрее, чем привыкли прокурор или суд. Большинство обвиняемых по 

уголовным делам, особенно если их выпустили под залог, хотят как можно дольше оттянуть рассмотрение дела.

Также, в отличие от большинства обвиняемых по уголовным делам, я не избегал СМИ. Я давал интервью каждому репортеру, который просил об этом, на радио, телевидении, в газетах, социальных сетях, где угодно. В каждом интервью я называл окружного прокурора болваном, который некомпетентен и которого нужно сместить на следующих выборах, а полицейских детективов, ведущих моё дело,  — коррумпированными и неэффективными (в то же время восхваляя остальную полицию). Я точно знаю, что разозлил многих людей. Таково было моё намерение.

•  •  •

Окружной прокурор назначил женщину-обвинителя Сюзанну Карни ведущей в этом деле. Она была молода, но уже обладала опытом, хотя только что перешла в его офис из более крупного города после запутанного развода, о котором я узнал, поискав информацию о ней в Интернете. Ей было всего тридцать лет — всего на год больше, чем мне,  — и, судя по фотографиям, она была просто сногсшибательна.

Несмотря на то, что она, несомненно, была умна и компетентна, у нее было меньше 90 дней на подготовку своего дела, когда у нее также были другие обязанности и она находилась в новой рабочей обстановке. Это было очень тяжело для нее. Поэтому она попросила о встрече с Ральфом и мной после того, как у нее будет две недели на рассмотрение дела. Мы согласились только потому, что я хотел с ней встретиться.

Мы прошли в её кабинет, где она ждала с двумя помощниками прокурора, Бенсоном, Уотсоном и привлекательной, хотя и странно одетой молодой женщиной, точное положение которой я не знал и которая не была нам представлена. Мы с Ральфом были вежливы, но говорили мало.

Карни рассказала об основных моментах этого дела. Орудие убийства — пистолет 380-го калибра — было найдено в моем доме во время обыска и однозначно идентифицировано баллистической экспертизой. На нем есть моя ДНК. Видеозапись моего алиби была прервана в 13:50, что дало мне достаточно времени, чтобы совершить убийство до 15:00. По словам коронера, мой мотив был веским, потому что у Сидли и Эшли был роман, и избавиться от нее было дешевле, чем развестись с ней. Моя история ссор с Сидли в прошлом, когда она утверждала, что Сидли взял надо мной верх (явно неправда, но источником этой информации был мой друг, который, хотя на самом деле и не лгал, но не сообщил об этом). Однако, благодаря своему великодушному характеру, она согласилась признать меня виновным в непредумышленном убийстве первой степени, что означало от восьми до пятнадцати лет тюремного заключения.

Как и было условлено, мы с Ральфом просто улыбались во время её выступления, что, казалось, нервировало всех на её стороне. Когда она закончила, я сказал:  — Мисс Карни, не могли бы мы с вами встретиться наедине, без чьего-либо присутствия?

Это действительно застало врасплох всю её команду.  — Я... э-э-э... Я не могу этого сделать. С моей стороны неэтично разговаривать с вами наедине, когда 

вас представляет адвокат.

— На самом деле, мисс Карни,  — улыбнулся Ральф,  — поскольку мы с мистером Уортингтоном полностью согласны друг с другом, этических проблем нет, и мы оба подпишем соответствующее заявление.

После минуты неловкого хождения взад-вперед я сказал:  — Пожалуйста, позвоните своему секретарю, продиктуйте ей или ему заявление и попросите его или её принести его сюда на подпись нам с Ральфом,  — ухмыльнулся я.

Сюзанна позвонила своему секретарю, продиктовала то, что хотела, и, пока мы ждали документ, я вовлек Сюзанну в самую приятную беседу не юридического характера, на какую был способен, постоянно улыбаясь ей. Менее чем через пять минут вошел её секретарь-мужчина с документом — я был рад, что сказал "ее или его". Быстро просмотрев его, мы с Ральфом подписали его, секретарь и один из помощников прокурора засвидетельствовали наши подписи, и секретарь ушел, чтобы сделать для нас копии. С этими словами все вышли из комнаты, кроме нас с Сюзанной.

Как только дверь закрылась, я начал.  — Сюзанна, поскольку вы здесь относительно недавно, я хочу рассказать вам кое-что, чего вы, возможно, не знаете. Детектив Уотсон коррумпирован, а ваш начальник, окружной прокурор, некомпетентен. Если вы доведете дело до конца, то полиция, и ваш офис будут в полном замешательстве — в таком замешательстве, что вам будет трудно оправиться от него. Другие, кто работает с вами, не принимают близко к сердцу ваши интересы.

— У вас есть что-то конкретное, что вы хотели бы мне сказать?  — фыркнула она.

— Нет, я приберегу это для суда, если вы решите продолжить. Я просто предупреждаю вас, что все не так, как кажется, и вам следует более внимательно отнестись к обнаружению пистолета и моему алиби. Я не хочу, чтобы вы лично были обвинителем. Если вы не проведете дальнейшее расследование, я предлагаю вам попросить окружного прокурора передать дело на новое рассмотрение.

— Почему вас это волнует?  — снова возмутилась она.

— Потому что вы мне нравитесь, и я ищу новые отношения теперь, когда моя неверная жена исчезла из поля зрения. Я хотел бы узнать вас получше,  — ответил я с улыбкой.

Очевидно, Сюзанна была ошеломлена, потому что целых две минуты просто смотрела на меня, разинув рот. Наконец она обрела дар речи и спросила:  — Вы серьезно или это какой-то розыгрыш?

— Я скажу вам, насколько я серьезн. Я знаю, что Бон Джови — ваш любимый исполнитель, и с помощью своего iРhоnе я куплю нам два билета в первый ряд на его шоу в Нью-Йорке у моего знакомого на его следующий концерт ровно через 123 дня, считая с сегодняшнего дня, и я приглашаю вас пойти со мной,  — улыбнулся я, доставая свой iРhоnе.

После ещё одной долгой паузы она сказала:  — Вы сошли с ума. Просто скажите мне, принимаете ли вы мою сделку о признании вины, которая после сегодняшнего дня отменяется?

— Мисс Карни, извините, если я вас расстроил. Может быть, после того, как меня признают невиновным, вы передумаете, и я буду к вам так 

добр, как только смогу. Однако, отвечая конкретно на ваш запрос, я отклоняю ваше предложение и все возможные будущие сделки о признании вины, потому что я невиновен.

В этот момент, когда она все ещё была в полубессознательном состоянии, я быстро взял её за руку, поцеловал и вышел из комнаты.

Когда мы выходили из здания, проходя мимо Уотсона, я показал ему средний палец. Ральф усмехнулся.  — Как все прошло?  — спросил он меня.

— Она отклонила моё предложение сходить на концерт Бон Джови в Нью-Йорке, но я её заинтересовал. Я попробую ещё раз после суда.

— Учитывая то, что там произойдет, заговорит ли она с тобой когда-нибудь снова?

— Я надеюсь на это,  — усмехнулся я.  — Может быть, у нее появится чувство юмора.

— Мечтай дальше,  — засмеялся Ральф.

•  •  •

Я не хочу заранее портить вам результат моего испытания, но я должен сказать вам несколько вещей. Запись на DVD, которую мы передали обвинению в связи с моим алиби, прервалась в 13:50, но если бы продолжить проигрывать её ещё тридцать минут, она перезапустилась в 13:50, а затем показывала меня до тех пор, пока она действительно не прервалась в 16:00. Если бы прокуратура или копы продолжали проигрывать её, а не отключали из-за помех, они бы это увидели. Кроме того, у прокуратуры сложилось впечатление, что у меня не было предварительного брачного контракта с Эшли. Однако я это сделал, хотя единственными людьми, которые знали об этом, были мой адвокат по бизнесу Ральф и её подруга, которая была свидетелем подписания, но теперь жила за 3000 километров отсюда. Мы определили её в качестве свидетеля в длинном списке, но обвинение так и не смогло связаться с ней, а по местным правилам мы не обязаны были раскрывать, какие факты могут сообщить свидетели.

К счастью, нам достался хороший, но деловой судья, хотя, учитывая серьезность нашего дела, подошел бы любой. Присяжные были отобраны всего за два часа. Наш консультант по присяжным и Ральф остались довольны. Хотя мы чувствовали, что у нас есть все необходимое, не было причин отказываться от выбора хорошего жюри.

Обвинение начало с того, что потребовало от судмедэксперта показать ужасные фотографии смерти и рассказать о времени и причине смерти. "Между полуднем и тремя часами дня 5-го числа", "два пулевых ранения в голову Сидли и одно сквозное, от которого погибла Эшли",  — таковы были его основные показания. Единственный перекрестный допрос Ральфа состоял в том, чтобы точно установить время и характер смерти.

Свидетельница из полиции, которая оценивала моё состояние, рассказала о том, сколько денег мне пришлось бы заплатить Эшли, если бы мы развелись, поскольку супружеская измена не была основанием для рассмотрения дела о разводе, и о том, что не было никаких доказательств предварительного брачного контракта. Ральф заработал много очков, представив брачный контракт в качестве доказательства (документы и другие вещественные доказательства, используемые только для вынесения импичмента, не обязательно должны быть представлены другой стороне до суда), что ограничивало её выплату 

в случае развода из-за её неверности только в 50 000 долларов, а по любой другой причине — только в 1 000 000. Ральф также поставил свидетельницу в неловкое положение, спросив, пыталась ли она когда-нибудь связаться с моим адвокатом по бизнесу, чтобы узнать, был ли у них предварительный брачный контракт, вместо того чтобы просто повторить то, что она слышала от друзей Эшли. Её ответ "Нет" вызвал на лицах нескольких присяжных нечто похожее на отвращение.

Затем Сюзанна позвала эксперта по баллистике, который однозначно опознал пистолет 380-го калибра, найденный в моем доме, как орудие убийства, а эксперт по ДНК, подтвердил, что на оружии была моя ДНК. Ральф подверг их перекрестному допросу, чтобы показать, что эксперт по баллистике лично ничего не знал о том, как был найден пистолет, а эксперт по ДНК засвидетельствовал, что на пулях в пистолете не было ДНК, и что, учитывая места на пистолете, где была обнаружена ДНК, она могла попасть туда путем нанесения.

До этого момента Сюзанна казалась уверенной в себе. Она впервые почувствовала, что её обвинение вот-вот развалится, когда вызвала своего главного свидетеля, детектива Уилла Уотсона.

Уотсон дал показания об ордере на обыск в моем доме, о том, как через тридцать минут капрал Шерил Биллингс, одна из офицеров, проводивших обыск, обнаружила пистолет, подозвала детектива Уотсона, взяла его в руки в перчатках и положила в пакет для улик на глазах у детектива Уотсона. Его показания заняли всего около двадцати минут. Когда Ральф поднялся, чтобы пройти к трибуне, в руке у него был пульт дистанционного управления камерой для управления проектором на большом экране в зале суда.

— Детектив Уотсон, во что вы были одеты в день обыска?  — спросил Ральф.

— Э-э... я не помню.

Ральф продемонстрировал фотографию, сделанную возле моего дома в окружении множества полицейских (снимок сделан с камеры у моей входной двери), на которой он был в темно-синих брюках, светло-голубой рубашке с длинными рукавами, характерном красно-желтом галстуке, черных модельных туфлях и твидовой спортивной куртке, которая казалась громоздкой.  — Это ваша фотография в день обыска, на которой видна одежда, которая была на вас?

— Э-э... да, похоже на то,  — ответил Уотсон.

— Я не спрашивал вас, так ли это выглядит. На этом фото ваша одежда в день обыска или нет? При необходимости мы можем вызвать капрала Биллингса или других офицеров для дачи показаний,  — очень неприятно прорычал Ральф.

— Э-э... да, это то, что было на мне в день обыска.

— Как часто вы носите этот галстук?

— Не часто — на самом деле это был новый галстук, и, поскольку это был важный день, я решил надеть его,  — ответил Уотсон.

— Были ли вы когда-нибудь в доме мистера Уортингтона до дня обыска?

После паузы, начиная что-то подозревать, Уотсон сказал:  — Я не помню.

— Вы не помните? Вы друзья с мистером Уортингтоном или были друзьями с его бывшей женой Эшли?

— Нет.

— Какая возможная причина могла быть у вас для того, чтобы находиться в 

их доме в любое другое время, кроме как во время обыска?

— Я не могу вспомнить ни одной.

— Вы никогда не были в доме Уортингтонов, кроме дня обыска, не так ли, детектив Уотсон?  — проревел Ральф.

После очередной паузы Уотсон поерзал на стуле и сказал — Не был.

— Вот видео, на котором кто-то берет зеленую зубную щетку из ванной мистера Уортингтона,  — тут же продолжил Ральф, показав сцену, снятую моей камерой в ванной.  — Это вы, детектив Уотсон, в своем характерном желто-красном галстуке?

— Я... я... я никогда раньше не видел этого видео,  — неловко выпалил он.

— Наверное, нет,  — усмехнулся Ральф.  — Просто ответьте на вопрос.

После очередной паузы:  — Да.

— Точно так же, это вы достаете красно-белую одежду из корзины для белья в прачечной мистера Уортингтона?

Еще одна задержка:  — Да.

— Это вы достаете пистолет из-под твидового пиджака в кабинете мистера Уортингтона, натираете его зеленой щетиной зубной щетки, затем натираете им красно-белую рубашку, а затем кладете его в верхний ящик шкафа рядом с окном в кабинете мистера Уортингтона?

Потрясенный Уотсон просто смотрел на экран, пока видео проигрывалось три раза подряд.  — Я ссылаюсь на 5-ю поправку,  — выдавил он.

— У вас был роман с женой мистера Уортингтона Эшли?

Потрясенный Уотсон что-то пробормотал так тихо, что судебный репортер попросил его говорить громче.  — Я ссылаюсь на 5-ю поправку.

— Это видео, снятое за две недели до убийства, на котором вы занимаетесь сексом с Эшли в одной из гостевых спален мистера Уортингтона?

После того, как в течение примерно 15 секунд демонстрировалась видеозапись сексуального характера, судья сказал:  — Теперь вы можете выключить это видео, мистер Бостон, мы получили представление. Отвечайте на вопрос, детектив Уотсон.

Уотсон пробормотал:  — Я ссылаюсь на 5-ю поправку.

— Больше вопросов нет,  — просиял Ральф.

Весь зал суда уставился на Сюзанну, когда она медленно встала.  — Ваша честь, можем ли мы объявить перерыв?

— Мисс Карни, вам определенно нужен перерыв. Мы соберемся повторно через два часа,  — сказала судья и стукнула молотком. Все присяжные либо улыбались, либо качали головами.

В зале суда находился детектив Бенсон. Я подошел к нему и спросил:  — Вы сейчас арестуете Уотсона?

У него было остекленевшее выражение лица, но он сказал:  — У меня нет ордера.

— Но у вас есть веские основания, по крайней мере, для фальсификации улик, если не для убийства,  — парировал я.

— Убийства?  — выдохнул он.

— Кто, черт возьми, по-твоему, убил Эшли и Сидли? Парень, который подбросил орудие убийства! Наберись смелости, Бенсон, и арестуй его!  — Прорычал я.

К моему удивлению, Бенсон кивнул судебному приставу, и они вдвоем арестовали Уотсона.

•  •  •

Когда мы обедали, Ральфу позвонила Сюзанна. Она хотела встретиться. Мы ожидали, что она скажет, что прекращает дело. К нашему удивлению, вместо этого она сказала:  — Я разговаривала с окружным прокурором, и он сказал, что мы примем заявление о непредумышленном убийстве второй степени, и это только на два года тюрьмы.

Возмущенный, я закричал:  — Вы хотите сказать, что засранец Уотсон, убивший мою жену, получит только два года?

Сюзанна, собравшись с духом, чтобы выглядеть смущенной,  

сказала:  — Нет, я предлагаю вам сделку о признании вины, поскольку мы думаем, что у вас, вероятно, был сговор с Уотсоном.

Я не выдержал. Я разразился такой гневной тирадой, что она выглядела напуганной до смерти, и только потому, что у Ральфа были средства и рост, чтобы удержать меня, я не ударил её по лицу (я бы никогда не причинил ей вреда, но внешне я был зол как никогда). Когда мы выбежали из конференц-зала, я заорал:  — Пошла ты, сука!

Ральф развеял мой гнев, когда, уводя меня, прошептал:  — Это значит, что ты не поведешь её на концерт Бон Джови в Нью-Йорк?

Я несколько секунд смотрел на него, все ещё кипя от гнева, а затем разразился смехом.

Когда мы возобновили заседание после двухчасового перерыва, судья вызвал адвокатов к трибуне. У них состоялся оживленный разговор. Когда Ральф вернулся, я спросил его, в чем дело. Он сказал:  — Судья предположил, что Сюзанна отказывается прекратит дело с предубеждением. Когда она отказалась, судья отчитал её, но она не сдвинулась с места, сказав, что окружной прокурор хочет, чтобы она продолжала.

Я усмехнулся.

После того, как Сюзанна вызвала в качестве следующего свидетеля парня, который, по её мнению, рассказал детективам, что Сидли избил меня, что дало мне мотив для его убийства, она поняла, что все летит к чертям, когда при непосредственном допросе — Ральфу даже не пришлось подвергать его перекрестному допросу — он сказал:  — Детектив Уотсон, должно быть, неправильно меня понял. Я сказал ему, что, хотя Сидли спровоцировал драку и ударил Лукаса первым, Лукас уработал его. Сидли провел ночь в больнице.

Затем Сюзанна позвала видеооператора, чтобы тот прокомментировал моё алиби. После того, как выяснилось, что он был официальным видеооператором полицейского управления города, где проходила моя видеозапись, она спросила:  — Вы просмотрели видеозапись, которую вы сняли на мероприятии?

— Да.

— Это полное видео с места событий?

— Да.

— Свидетельствует ли это о том, что обвиняемый мистер Уортингтон находился там только приблизительно до 13:50 пополудни?

— Нет, это показывает, что он был там примерно до 16:00, и даже после этого мы с ним разговаривали примерно до 16:30, когда он уехал, чтобы проехать 150 километров домой.

— Что?  — удивленно спросил прокурор.  — Я просмотрел DVD, и он останавливается на 13:50, после чего остаются только помехи.

— Вы, очевидно, обратили внимания на помехи, и я понятия не имею, как они попали на вашу копию DVD. Если вы просмотрите дальше, то увидите, что это продолжается до 16:00.

Сюзанна дала свидетелю пульт дистанционного управления. Он быстро прокрутил запись, показывая остальную часть видео, и она остановила его, как только он переключился на 15:00, а затем сел.

Ральф прокрутил запись до конца — на DVD было 16:01, а затем подтвердил, что видеооператор видел меня собственными глазами на мероприятии примерно с 11:00 до 16:30.

Сюзанна с видом поверженной собаки сказала:  — Обвинение настаивает на своем.

Обычно на этом этапе судья распускает присяжных, в то время как защита формально ходатайствует о вынесении вердикта. Судья 

не стал утруждать себя этим. Он спросил:  — Мистер Бостон, у вас есть ходатайство?

— Да, ваша честь, я настаиваю на вынесении оправдательного вердикта.

— Удовлетворено,  — сказал он, стуча молотком.  — Мисс... Карни, зайдите ко мне в кабинет. Присяжные могут быть свободны с моей благодарностью.

•  •  •

После этого пресса с нетерпением ждала интервью. На ступенях здания суда Ральф первым делом рассказал о том, что обвинение оказало мне ужасную медвежью услугу и что он с самого начала знал, каков будет результат. Что если бы полиция и обвинение были честны, дело никогда бы не было возбуждено. Он был немного осмотрителен в своих словах. Я — нет.

После выступления Ральфа я сказал, что любой, кто проголосует за нечестного окружного прокурора на предстоящих выборах, будет дураком. Что Уотсон был убийцей и что полиция должна провести собственное расследование. Я также сказал, что подам иск против окружного прокурора за ложное обвинение.

Другой адвокат из фирмы Ральфа подал иск на следующий же день, назвав окружного прокурора и Сюзанну, которую я считал безвольной дурочкой, а также детектива Уотсона. Местные СМИ широко освещали эту историю. Окружной прокурор и шеф полиции скрывались.

•  •  •

Через три дня после освобождения, когда я заканчивал работу в своей благотворительной организации, где только что провел внешкольную программу для девочек и мальчиков из малообеспеченных семей, ко мне подошла молодая женщина. Я смутно узнал её.  — Мистер Уортингтон, я Ширли Уильямс,  — представилась она, протягивая руку.

Я пожал её и затем сказал:  — Мне кажется, я видел вас раньше, но никак не могу вспомнить, кто вы такая.

— Да, хотя мы не были представлены друг другу, я сидела в конференц-зале, когда вы впервые вели переговоры о признании вины с мисс Карни, и я присутствовала на вашем процессе.

Теперь все прояснилось. Хотя её платье было неброским, а на ней были, как мне показалось, намеренно уродливые очки, я изначально заметил, что она привлекательна, и, увидев её сейчас, когда она стояла лицом ко мне, она стала выглядеть ещё лучше.  — Какое отношение вы имели к моему делу?  — Спросил я, задержав её руку чуть дольше, чем это было необходимо или уместно.

— Я стажер, только что окончившая юридическую школу, и была наблюдателем. Моя стажировка заканчивается на следующей неделе. Мисс Карни была слишком смущена, чтобы прийти к вам самой, поэтому попросила меня прийти и поговорить с вами,  — продолжила Ширли.

— Давайте пройдем в мой офис,  — улыбнулся я, поддерживая с ней светскую беседу, пока мы шли пару сотен метров от центра отдыха, где я проводил внеклассную программу, к зданию моего офиса.

Когда мы вошли в мой кабинет, я предложил ей присесть. Она огляделась.  — Ваш офис намного лучше и опрятнее, чем я ожидала,  — сказала она.

— Жаль вас разочаровывать,  — улыбнулся я.

Она улыбнулась в ответ и продолжила.  — Все члены команды обвинения огорчены ошибками в суждениях, которые имели место в ходе вашего дела, но озадачены статическим разрывом в DVD-диске, который вы предоставили в качестве своего алиби.

— Они озадачены,  

не так ли?  — снова улыбнулся я.

— Кроме того, мисс Карни и все остальные участники процесса действительно хотят извиниться за все. Если бы все было расследовано более тщательно, дело было бы прекращено до суда.

— Так и есть,  — снова улыбнулся я.

После паузы Ширли сказала:  — Вы ведь не собираетесь облегчать мне задачу, не так ли?

— А почему я должен?  — снова улыбнулся я.

Ширли вздохнула.  — Кроме того, мисс Карни хочет знать, что она может сделать, чтобы заставить вас отказаться от иска против нее.

После долгой паузы я спросил:  — Почему здесь вы, а не она?

— Я думаю, что после вашей тирады в её адрес в последний день судебного заседания она вас боится.

— Почему она была такой безвольной дурочкой до того, как я набросился на нее? Ей следовало противостоять окружному прокурору и прекратить дело сразу после дачи показаний Уотсоном.

— Теперь она это осознала и искренне извиняется.

— Позвольте мне задать вам несколько вопросов. Очевидно, вы не обязаны на них отвечать, но если вы этого не сделаете, вы можете встать и уйти без каких-либо комментариев с моей стороны. Поняли?

— Да,  — с опаской ответила она.

— Сколько вам лет?

— Двадцать шесть.

— Эти очки ненастоящие?

— Да.

— Зачем вы их носите?  — спросил я.

— Чтобы отбить охоту у парней приставать ко мне.

— У вас сейчас есть романтические отношения?

— Нет.

— Вы натуралка?

— Да.

— Какие у вас планы после окончания стажировки в конце следующей недели?

— Я надеюсь, что мне предложат работу в прокуратуре, но если нет, я устроюсь в местную юридическую фирму, так как мне нравится эта сфера деятельности. У меня уже есть две возможные кандидатуры.

— Что вы делаете в субботу вечером?

— У меня нет никаких планов на данный момент. Может быть, мы с моей соседкой по комнате сходим в клуб.

— Какой у вас личный номер мобильного телефона?

— ххх-ххх-ххххх.

Все мои вопросы и все её ответы были заданы совершенно невозмутимо, без каких-либо эмоций или выражения лица ни одним из нас.

После долгой паузы я сказал:  — Скажите мисс Карни, что, если вам предложат работу в прокуратуре, я откажусь от иска против нее. Скажи ей, чтобы она передала окружному прокурору, что, если он принесет искренние публичные извинения, Уотсону будет предъявлено обвинение в убийстве моей бывшей жены, а не только в мошенничестве, и если вам предложат работу в прокуратуре, я закрою дело против него.

Ширли даже улыбнулась.  — Вы что, дразните меня?

Я стоически ответил:  — Ни в коем случае. На самом деле, позвольте мне изложить это в письменном виде.

Я включил компьютер, набросал то, что только что сказал, распечатал, подписал и поставил дату. Внизу я написал: "В противном случае увидимся в суде".

Я протянул бумагу Ширли. Она просмотрела её, улыбнулась и сказала:  — Спасибо, мистер Уортингтон,  — и протянула руку.

Пожимая её, я сказал:  — Добро пожаловать, мисс Уильямс.

Когда я выглянул из окна и увидел, как она выходит из моего дома, я позвонил ей на мобильный. Она достала его из бокового 

кармашка своей сумочки, посмотрела на определитель номера и, улыбнувшись, ответила на звонок.  — Ширли Уильямс.

— Здравствуйте, мисс Уильямс,  — сказал я.  — Это Лукас Уортингтон.

— Вы имеете в виду Лукаса Уортингтона, с которым я только что познакомилась?  — спросила она с нотками ехидства в голосе.

— Тот самый. Я понимаю, что у вас нет никаких четких планов на субботний вечер, и хотел бы узнать, не хотите ли вы поужинать со мной и сходить на "Мышеловку" в театре художника. Это самый продолжительный спектакль в истории.

Выглянув в окно, я увидел, как она широко улыбнулась. Помедлив, она сказала:  — Да, я бы с удовольствием, мистер Уортингтон. Хотите, встретимся с вами в ресторане?

— Нет, если вы не возражаете, пожалуйста, напишите свой адрес, и я заеду за вами в 18:15 в субботу вечером.

— Я так и сделаю,  — сказала она, все ещё улыбаясь. После того, как она завершила разговор, я увидел, что она работает со своим смартфоном, и как только она убрала его в сумочку, я услышал звуковой сигнал на своем мобильном телефоне, сообщающий мне её адрес с эмодзи улыбки после него.

•  •  •

Между вторником, когда мы встретились с Ширли, и временем, когда я заехал за ней в субботу, я заплатил и получил полный отчет о ней от частного детектива. Я не хотел, чтобы появился ещё один такой же золотоискатель, как Эшли, и я почувствовал связь с Ширли, которая заинтриговала меня за то короткое время, что мы разговаривали. Оказывается, у нее был довольно неприятный развод на первом курсе юридической школы, когда муж изменил ей, но она получала отличные оценки на юридическом факультете, занималась благотворительностью неполный рабочий день и имела все признаки добропорядочной гражданки, выросшей в районе, принадлежащем к высшему среднему классу, с уважаемыми родителями (врач и художник) и два старших брата (владелец бизнеса и врач).

Когда я заехал за Ширли, она выглядела великолепно: неброская, но стильная одежда, легкий макияж, красивая прическа и никаких фальшивых очков. Перед отъездом я попросил её познакомить меня с соседкой по комнате. Я поговорил с соседкой по комнате и подарил ей два билета на концерт в местном клубе на следующие выходные. Похоже, это произвело впечатление и на нее, и на Ширли.

Ужин с Ширли был самым странным в моей жизни. После небольшой беседы по дороге в ресторан — по крайней мере, на мой взгляд, с лучшим соотношением цены и качества в нашем городе — мы просидели за столом всего минуту, когда она сказала:  — На самом деле нам не нужно обмениваться основной информацией друг о друге, не так ли, Лукас? Я имею в виду, что я уже знаю почти все относящиеся к делу факты о вашем прошлом, начиная с расследования, проведенного полицией и прокуратурой в отношении вас, и заканчивая судебным разбирательством, и я уверена, что вы поручили опытным людям подробно разузнать обо мне. Почему бы нам просто не заняться тем, что движет нами, что делает 

нас счастливыми, каковы наши цели в жизни, какими важными вещами мы занимаемся, а не тем, в какую школу мы ходили, сколько детей в наших семьях и т. д.

Я был удивлен, но не так сильно, как мог бы подумать.  — Хорошо, сначала ты. Каковы твои краткосрочные и долгосрочные цели в жизни,  — ухмыльнулся я.

Проведенное мной расследование биографии Ширли в сочетании с обменом информацией во время нашего 100-минутного ужина означало, что я знал её примерно так же хорошо, как и кого-либо другого в моей жизни. Нам пришлось пропустить десерт, чтобы успеть на шоу вовремя, но поскольку мы оба заявили, что все равно не очень любим десерты, в этом не было ничего особенного.

"Мышеловка" — это комедийный детективный роман Агаты Кристи об убийстве с неожиданным финалом. Никто из нас раньше его не смотрел — нам обоим он понравился, и мы решили, что два с лишним часа, которые мы потратили на просмотр, того стоили. Спектакль закончился примерно без четверти одиннадцать. По мере того, как шел вечер, Ширли все больше и больше привыкала к телесному контакту, и я все больше и больше оценил её фигуру и характер. Когда мы сели в мою машину, я спросил:  — Не хочешь ли пойти в клуб или заняться чем-нибудь еще? Для нас, которым под тридцать, ещё рано спать.

Она долго смотрела мне в глаза, как кобра своей жертве или мангусту — я не мог сказать, кому именно,  — прежде чем ответить. Её ответ — на самом деле это был вопрос — стал самой удивительной частью этого удивительного вечера. Глубоко вздохнув, она спросила:  — Ты когда-нибудь трахался на первом свидании?

Мне потребовалось некоторое время, чтобы осмыслить её вопрос, но я не стал просить её повторить его. Мой сдержанный ответ был — Нет. Почему ты спрашиваешь?

— Ну, мы узнали друг друга так же хорошо, как люди, которые встречаются каждые выходные в течение нескольких месяцев. Пожалуй, единственное, чего мы не знаем друг о друге,  — это насколько мы подходим друг другу в постели, или на кухонном столе, или в бассейне, или... ну, ты понял идею. У меня к тебе сильное сексуальное влечение. Если ты испытываешь ко мне такое же, давай сделаем эту ночь первой для нас обоих,  — стоически произнесла она, а затем широко улыбнулась.

Я придвинулся к ней, обнял и подарил несколько коротких поцелуев, которые становились все более страстными. Последний поцелуй не был коротким — он длился добрых две минуты и укрепил в моем сознании мысль о том, что она прекрасно целуется и очень теплый человек. Когда мы прервали поцелуй, я спросил:  — Хочешь посмотреть мои гравюры?

Она рассмеялась и сказала:  — Продолжай!

•  •  •

Только глупцы сразу же вступают в серьезные отношения, только что избавившись от неверного супруга. Ширли — от развода, а я — от убийства. Очевидно, мы с Ширли идиоты.

Когда мы добрались до моего дома, наш сексуальный контакт не был неистовым. Мы не срывали друг с друга одежду. Вместо этого мы стояли лицом к лицу, глядя 

друг другу в глаза. К тому времени я решил, что мне действительно нравится личность Ширли — и её тело. Каждая часть её тела, которую можно было разглядеть, когда она была одета, выглядела идеально. За исключением ягодиц, в ней не было ничего лишнего. Поскольку мне нравятся большие упругие ягодицы, я был в восторге.

Ширли медленно и методично сняла с меня футболку, не отрывая взгляда от моих глаз. Когда она пожала плечами, я решил высказать то, что было у меня на уме.  — Я хочу трахнуть тебя на кухонном столе.

Не теряя ни секунды, она ответила:  — Склониться над ним или лечь сверху, раздвинув ноги?

— Последнее.

— Тебе нужно поработать,  — хихикнула она.

Я поцеловал её и приподнял её рельефные бедра так, что её ноги оказались на моем торсе, и, не прерывая поцелуя, хотя и врезался в несколько стен, потому что держал глаза практически закрытыми, я понес её на кухню. К счастью, на столе были только документы и несколько столовых приборов из нержавеющей стали — ничего бьющегося,  — потому что я смахнул их со стола одной рукой. Затем я положил её попкой на стол и прервал поцелуй.

Когда мы снова уставились друг на друга, я сунул руку ей под платье, чтобы снять трусики, но ничего не нашел.  — Ты действительно плохая, не так ли?  — улыбнулся я, когда она хихикнула.  — Черт возьми, да!

Я задрал ей платье и сразу же погрузился в её киску с таким энтузиазмом, с каким никогда в жизни не выполнял ни одного задания. Она откинулась на стол и вскоре застонала. У нее была фантастическая обнаженная киска с половыми губами и клитором, которые выглядели просто восхитительно. Я тут же начал облизывать с непревзойденным рвением. Она кончила так быстро, что, будь она гоночной машиной, разогналась бы с нуля до сотни за две секунды. Как только она оправилась от оргазма, то пробормотала:  — Я думала, ты собираешься трахнуть меня.

— Я все ещё был немного голоден, поэтому решил сначала перекусить,  — фыркнул я.

— Ублюдок,  — сказала она, садясь и расстегивая мой ремень. К тому времени я был тверд как скала и настолько готов, что, когда она схватила мой твердый член правой рукой, я испугался, что вот-вот спонтанно кончу.

Я снова поцеловал её, одной рукой отодвигая её руку, а другой стягивая с себя штаны и боксеры. Когда моя грибовидная головка коснулась её киски, она застонала и легла обратно на стол. Я погрузился в нее одним мощным концентрированным движением, заставив её издать ещё один стон, на этот раз громче, чем двигатель старого грузовика, пытающегося взобраться на гору. Я трахал её со скоростью, сравнимой со 146 ударами в минуту в песне Бруно Марса "Lосkеd Оut оf Неаvеn", в то время как мои руки сжимали её упругую попку, и она издавала нечленораздельные звуки. Я кончил так быстро, что испугался, что кончил преждевременно, но, очевидно, она была в таком же восторге, как и я, потому 

что после моей первой струи в её влагалище она начала трястись, как будто у нее был припадок.

Когда мой последний залп прошел головку моего члена, я практически потерял сознание. Я испытал чувство эйфории, которого, не уверен, испытывал когда-либо раньше. Я думаю, что я положил голову между её сисек, в то время как мой член все ещё был погружен, но уже не мог ласкать её, и её стоны превратились в мурлыканье. Некоторое время спустя мы оба пришли в себя, я оторвался от нее, и мой размякший член выскочил из её киски, и она села.  — Кровать,  — было её единственным комментарием.

Я бродил вокруг да около, пока не снял туфли, брюки, боксеры и один носок, пока она стягивала платье через голову и расстегивала лифчик. Она прыгнула в мои объятия, и я периодически целовал её, пока, спотыкаясь и натыкаясь на стены, поднимался по лестнице в свою спальню.

Хотя ни один из нас не принимал такого решения намеренно, в итоге мы провели все выходные вместе. В постели у Ширли не было никаких проблем. Ей нравились трахи в сиськи (для которых она была прекрасно подготовлена) почти так же сильно, как в киску, и кончала она почти так же сильно. Анальный секс не был одним из наших любимых, в первую очередь потому, что вагинальный трах был таким потрясающим, но мы попробовали. Она любила обниматься и вступать в интимный телесный контакт, даже если мой член не был в одном из её отверстий.

В постели с ней было приятнее, чем с любой другой женщиной, которую я знал. Она была веселой, по-настоящему нежной, игривой, и с ней было легко разговаривать на самые разные темы — от пустых и обыденных до серьезных и духовных.

Когда мы завтракали за тем же столом, за которым я трахал её менее 48 часов назад, я вдруг вспомнил, о чем мы говорили в моем кабинете. Набивая рот сырным омлетом, я спросил:  — Ширли, несмотря на то, как весело мы провели эти выходные, я забыл спросить, передала ли ты Сюзанне и говнюку мои предложения?

Проглотив кусочек английской булочки, она ответила:  — Да, Сюзанна была действительно счастлива и заверила меня, что на следующей неделе мне предложат работу на полный рабочий день.  — Она прожевала и проглотила ещё один кусочек маффина, а затем продолжила:  — Однако она сказала не обсуждать это предложение с говнюком. Он и все остальные знают, что он проиграет выборы из-за тебя, и он просто может отложить моё предложение о работе, если я передам ему то, что ты сказал. К тому же, она думает, что он никогда не извинится, и, кроме того, она хочет, чтобы твой иск против него продолжался.

Я удовлетворенно кивнул в знак согласия и продолжил есть.  — Это действительно забавно — Сюзанна спросила, не интересовался ли ты лично ею. Я думаю, что, несмотря на твою тираду в её адрес в последний день суда, она надеется на отношения.  — 

После этого комментария она одарила меня злобной ухмылкой.

Я улыбнулся в ответ.  — Этого не случится. Я нашел кое-что гораздо лучше,  — хихикнул я и покончил со своим завтраком.

Когда я припарковался перед многоквартирным домом Ширли, она проявила себя больше, чем любой другой человек в моей жизни.  — Итак, Лукас, мы знаем друг друга всего несколько дней и пришли к выводу, что мы более подходим друг другу в постели и вне её, чем не только кто-либо другой из тех, кого мы когда-либо знали, но и все, кого мы считали возможными. Знаешь, что бы ты сделал, если бы был по-настоящему умен?  — хихикнула она, а затем быстро, но многозначительно поцеловала меня в губы.  — Ты бы предложил мне переехать к тебе в эти выходные, чтобы подарить мне кольцо после того, как мы поживем вместе несколько месяцев.  — После ещё одного поцелуя и улыбки она вышла за дверь, покачивая своей приятной большой упругой задницей, и, не оглядываясь, направилась в здание.

Я очень сильно задумалась — секунд на тридцать. Затем я достал свой мобильный, набрал номер, который теперь значился под номером 1 в моих контактах, и, когда Ширли ответила, я сказал:  — Знаешь, Ширли. Мне только что пришла в голову отличная идея. Почему бы тебе не переехать ко мне?

— Лукас, это так неожиданно. Ты уверен в этом?

— Да, я много думал. Кажется, целую вечность.

— Хорошо,  — рассмеялась она,  — но тебе придется оплатить мою долю аренды квартиры, потому что Джуди не может справиться с этим самостоятельно,  — и повесила трубку.

— Подлая сучка,  — рассмеялся я про себя.

•  •  •

Я мог бы написать целую страницу о том, какими глупцами мы были, что сразу же начали отношения, и каким шокирующим было то, что это не только сработало, но и сделало нашу жизнь такой, какой она только могла быть. Как мы оба приняли мою благотворительную деятельность, несмотря на то, что она была суровым обвинителем, и как все это было в этом мире. Однако одна виньетка расскажет вам все, что вы хотите знать.

Я был в зале суда, когда беременная на восьмом месяце Ширли Уортингтон, произнесла мастерски заключительную речь на процессе по делу Уилла Уотсона об убийстве и воспрепятствовании правосудию в связи со смертью Эшли Уортингтон и Брэда Сидли. В своем заключительном слове она убедила всех, что Уотсон был влюблен в Эшли, был взбешен тем, что у нее тоже был роман с Сидли, и решил убить Сидли и подставить меня, чтобы он мог заполучить её себе. К сожалению, он был неосторожен, когда стрелял в Сидли, и одна пуля прошла сквозь него и попала в Эшли, убив её.

Когда присяжные покинули трибуну, я крепко обнял и поцеловал Ширли и нежно погладил её по животу, сказав, как я горжусь ею. К тому времени, когда мы вернулись с полдника — прошло немногим более часа с тех пор, как присяжные приступили к совещанию,  — она получила сообщение о том, что присяжные вынесли вердикт.  

После того как судебный исполнитель признал Уотсона виновным по всем пунктам, я подождал, пока Ширли принимала поздравления от всех окружающих, даже от адвоката противоположной стороны. Когда подошла моя очередь поздравлять, я прошептал ей на ухо:  — Сегодня вечером я приготовлю для тебя ванну с пеной, доставлю твое любимое блюдо из самого дорогого итальянского ресторана в городе, разотру тебе ноги, а потом ты будешь просто потрясена.

Ширли улыбнулась, поцеловала меня и сказала:  — Звучит как план. По крайней мере, теперь я не смогу забеременеть от тебя, когда ты меня трахнешь.