Черно-белый вариант. глава 4

Стук в дверь заставил Юльку вздрогнуть. Она поспешно опустила футболку и подтянула пижамные штаны.

- Юль! Юля!

Голос мамы прозвучал настойчиво и нетерпеливо:

- Юля! Хватит прихорашиваться! Уже пора. Отец тебя ждать не будет. А ты еще даже не завтракала.

Юлька тяжело вздохнула. Еще раз провела ладонями по груди. Не выдержала и потрогала их.

- Да, мам, иду.

Грудь, отяжелевшая и увеличившаяся на целый размер, так же тяжело и обреченно вздохнула вместе с Юлькой.

- Поторопись. Уже выходить скоро. Отец тебя до школы довезет.

Голос мамы удалялся вместе с ее шагами.

Юлька сглотнула густую и противную слюну. Тошнота подкатила к горлу.

Она посмотрела на себя в зеркало.

«Боже! Ну и видок! »

Задрала, уже в сотый раз, наверное, за сегодняшнее утро, футболку на шею, оголила заодно и живот.

Нет! Чуда не произошло.

Грудь не уменьшилась, болеть меньше не стала. Живот, пока еще не заметный, для окружающих, но уже довольно ощутимый для Юльки, не втянулся, не стал упругим, оставаясь выпяченным и надутым, как футбольный мячик.

Юлька провела пальцем по соскам. Набухшие, потемневшие, на прикосновение они отреагировали сразу же. Напряглись, стали еще больше и темнее.

- Бо-ольно-о.

Юлька тихонько проскулила это «бо-льно-о», еще раз сглотнула, опять подкатившую, тошноту.

Легла на кровать и поджала под себя ноги. Она не понимала, что происходит, не знала, как к этому относиться, что с этим делать. А, ведь делать что-то нужно было. Она все откладывала и откладывала, оставляя на потом. Как будто, потом все это могло бы разрешиться само собой.

Первых месячных она не дождалась в середине сентября. И хотя знала, что при беременности месячные прекращаются, ее это не насторожило, не заставило задуматься. Ну, нет и нет! Мало ли! В начале октября ее начало подташнивать. Так слегка. Тошноты такой чтобы, прямо до рвоты, не было. Просто противное состояние, которое постоянно хочется чем-нибудь заесть. Или кислым, или соленым. Такое состояние продержалось недели две, потом прошло. Юлька успокоилась и почти забыла уже обо всем.

Но прошел второй месяц, потом третий…Ничего не менялось. Вернулась тошнота. Захотелось кислого или соленого. А, еще лучше, моченых яблок. Она ела их в деревне у бабушки. Давно, правда. И они ей не понравились, тогда. Теперь их хотелось так сильно, что от желания сводило скулы.

Начала увеличиваться грудь, и джинсы, которые были ей великоваты, вдруг стали застегиваться с таким трудом, что Юльке приходилось ложиться на диван, чтобы хоть как-то застегнуть молнию.

-Юля! Я не поняла, ты, почему лежишь? Ты, что в школу не собираешься?

Юлька даже не слышала, как мама зашла в комнату.

- Мам, можно я в школу сегодня не пойду? У меня так голова болит!

- О чем, вообще, идет речь? Юль! Ты, как маленькая, ей богу. Последний год учишься. Сейчас каждая минута дорога. Без медали остаться хочешь? Ну, да! И пойдешь ты, дорогая моя, учиться или на педагога, или на бухгалтера. Ты этого хочешь?

Этот монолог, полный трагизма и безнадежности, Юлька слушала весь десятый и вот уже три месяца одиннадцатого класса. Его читали по очереди. Сначала мама, потом папа. И наоборот.

Юлька давно знала каждое слово, которое мама или папа скажет дальше. Она все понимала. Она понимала, как это важно. Понимала, как это нужно. Не понимала только одного: кому это нужно больше?

Сказать, что она выбрала свою дорогу в жизни, Юлька не могла. Иногда хотела стать врачом. Иногда, как и все нормальные девчонки хотела сниматься в кино, стать знаменитой. Эти желания проходили, то очень быстро, то не очень…

Одно она знала точно – она не хотела быть дипломатом.

Но, зато, этого очень хотели ее родители. Университет, в который она должна была после школы поступить, был определен. С кем надо было договориться – было договорено. Кому надо было заплатить – заплачено. Дело оставалось за малым. Окончить школу с золотой медалью.

Нет, если даже и не с золотой, то тоже ничего страшного. Все уже было на мази. Но для родителей золотая медаль была делом чести.

«Слишком много сил и средств вложено в это мероприятие» - эти папины слова, тогда, больно резанули Юльку сначала по сердцу, а потом по ушам. Хотя ведь должно же быть все наоборот. Сначала слышат уши…А у Юльки, почему-то, сердце!

- Девочка моя, ты очень талантливо можешь быть неблагодарной. Такое впечатление, что твое будущее заботит только нас с папой. А ты смотришь на наши попытки что-то сделать для тебя и ехидно ухмыляешься. Юль, ты меня слушаешь?

« Я никогда не смогу ей рассказать! Никогда!!! »

От страха, что все когда-нибудь неизбежно откроется, и от того, какую реакцию вызовет у родителей эта новость, Юлька натянула одеяло, которым она прикрыла ноги, еще и на голову, чем тут же вызвала новый шквал негодования матери.

- Юля, я с тобой разговариваю или со стенкой? Ты, почему меня не слушаешь?

Юлька обреченно сдвинула край одеяла, так, чтобы видеть лицо матери:

- Я слушаю, мамуль. Но, мне очень плохо.

Мать задохнулась от такой наглости. Несколько секунд пыталась придумать, чем можно подавить этот бунт, ничего нового не придумала и, поэтому, сказала тоном не вызывающим никаких сомнений:

- Так, вставай! Будет она мне еще здесь…

Что «она будет еще здесь» договорить не успела, потому что из кухни раздался раздраженный голос отца:

- Ну, и долго я буду ждать? Ларис, что происходит? Я, что на работу из-за вас должен опаздывать?

Фигура отца возникла в проеме двери, и Юлька засуетилась мелко и заискивающе. Пытаясь, всем своим видом, дать ему понять, что все поняла…все осознала…

- Ты, почему не готова до сих пор? Что за отношение к учебе? Юля, я от тебя не ожидал такого. Ты, что нас опозорить хочешь? Я уже всем своим партнерам и друзьям все уши прожужжал, что у меня дочь - будущая медалистка!

- Все, папуль, встаю.

- Говорит, у нее голова болит.

Лариса Алексеевна вставила свое слово. Правда, прозвучало оно как-то двояко. То ли, правда сочувствует, то ли, наоборот отца подзуживает.

- Голова у нее болит?! А, задница у нее не болит?!... Все! Я поехал на работу. У меня встреча важная! А ты… – он ткнул пальцем в Юльку – таблетку от головы в рот, водой запьешь и …в школу!!! По-нят-но?

Юлька испуганно кивнула головой.

- Я не слышал, Юля! Тебе понятно?

- Да, пап. Я поняла. Я все поняла!

- Поняла она все! Теперь сама добирайся. Я тебя не повезу! И ты ее тоже не жди!- он с силой развернул Ларису Алексеевну за локоть, подтолкнул в спину к двери и, еще раз, для большей убедительности, повторил. - Сама пусть добирается!

Мама повернулась уже на пороге:

- Юля! Я позвоню в школу!

Прозвучало, как угроза.

« Я никогда, ничего не смогу им рассказать!!! »

Юлька вспомнила, какой скандал разгорелся, когда она на первое сентября вернулась из школы домой.

Второпях она совсем забыла, что в прихожей, где-то валялись ее трусики, вымазанные в крови, которые Кощей стянул с нее и зашвырнул куда-то. Юлька сначала помнила-помнила, но в утренней суете, как-то неожиданно для себя взяла и забыла.

Эти трусики, вместе с пощечиной полетели ей прямо в лицо. У матери не возникло подозрений по поводу того, что кровь эта, не месячные, как она предположила, а результат прощания ее дочери с девичеством. Она не задумалась ни на секунду, что такое тоже возможно. Ее девочка слишком строго и хорошо воспитана, чтобы это могло произойти.

Просто!... Нечего свои трусы разбрасывать. Не дай бог, отец увидит! Обеих убьет!

Юлька тогда не заплакала. Только сжалась вся от стыда и унижения. Единственное, что успокаивало и даже радовало, что мать не догадалась ни о чем. А, то бы, все!

Юлька спустила ноги на пол.

Тошнит-то как!

Так плохо ей еще не было!

Она попыталась встать. Голова закружилась и Юлька опять села на край кровати. Ее знобило, было, ощущение температуры. На лбу выступила испарина, спина покрылась липким потом. Щекотная тоненькая струйка побежала между лопаток, и скатилась прямо под резинку. Губы пересохли, и, почему-то, вдруг, заложило нос.

Желудок сжался, выдавливая из себя остатки вчерашней пищи. Давить было нечего и он, вместе с чем-то противным и неприятно пахнущим, рванулся к глотке, заполняя ее и настойчиво пытаясь вырваться наружу.

Юлька зажала рукой рот, и уже не обращая внимания на слабость в ногах и мелкие капли рвоты, которые не умещались в ладони, перетекая через нее, глухо шлепались на пол, оставляя за собой след, рванулась в ванную.

Она смогла добежать только до туалета и, поняв, что если она сделает еще несколько шагов, то попытка добежать хоть куда-то закончится неудачей, рванула ручку, оставляя на ней грязные, липкие следы.

Упав на колени и сунув голову, чуть ли не в унитаз, Юлька давилась, пытаясь избавиться от прошлого, настоящего и будущего. Размазывая слезы и сопли, которые текли рекой, она, захлебываясь своей страшной ошибкой и отсутствием хоть какого-то решения проблемы, надрываясь, рыдала от своего бессилия и ужаса всего происходящего.

Юлька узнала о своей беременности от Тани.

- Что-то ты, подруга, толстеть начала. Вон, смотри, сиськи какие выросли!

И сразу же задала вопрос?

- У тебя месячные идут?

Юлька хотела промолчать, не рассказывать ничего. Но, зная, что Танька от нее не отстанет, решилась:

- Ты, знаешь, нет.

Танька не раздумывая ни секунды, ровным голосом, с полной уверенностью сказала:

- Ты залетела.

Юльку, от этого слова, которое постоянно фигурировало в разговорах на переменах и вечерком на тусовках, не только девичьих, но и с мальчишками тоже обсуждалось, как будто холодной водой окатили.

Она не могла поверить в то, что это коснулось ее. Нет!... Нет!!... НЕТ!!!

Все ее спокойствие, вся ее надежда на то, что пройдет, рассосется, были перечеркнуты этими двумя страшными словами: «ты залетела».

- Тань, у меня такое было уже.

Танька, похоже, ожидавшая такого поворота, такой реакции, с энтузиазмом зашептала:

- Когда у тебя такое было?

- Года три назад. У меня тогда месяца по два, по три ничего не было.

- А, потом, было так?

- Да нет, вроде.

- Ну, Юлька, ты тупая! Ну, если не знаешь ни фига, хоть бы у меня спросила! А, то, вся самостоятельная такая! У тебя, тогда организм только начинал взрослеть. Не установилось еще. Поэтому так и было. А сейчас то…большая уже девочка!

Юлька хотела тогда спросить. Просто не у кого было.

К матери с такими вопросами лучше не подходить. Юлька даже знала, какая бы у нее была реакция: она медленно снимает стильные очки в тонкой оправе, медленно подносит дужку ко рту, прикусывает ее зубами, и, глядя прямо в глаза дочери, холодно и равнодушно спрашивает:

- Юля, а чем, позвольте полюбопытствовать, вызван этот вопрос?

Спрашивать у Таньки…

Нет! Это было выше ее сил.

Она не была изгоем в классе, как Ирка Белова - вечная соперница Юльки по учебе. Ирина, как и Юля, тянула на золотую медаль. Из бедной семьи, она и не старалась приблизиться к ним. Сидела на первой парте, внимательно слушала учителей. На переменках отходила с учебником куда-нибудь в сторонку, чтобы не столько не мешать им, сколько, чтобы не мешали ей. Она никогда ни с кем не заигрывала, как это делала иногда Юлька, чтобы понравиться. Ее не то, чтобы ненавидели, ее чаще всего не замечали. Иногда, еще в младших классах, когда они, хоть и были более жестокими, но хотя бы какие-то эмоции у них, но все-таки были, ее били, втихаря от учителей. Она терпела, молчала, никому ничего не говорила, не жаловалась. То ли боялась угроз, то ли… В общем, кто ее знает, почему молчала? Вероятнее всего, все-таки боялась.

Юльку же держали на расстоянии вытянутой руки, с условием, что как только она станет такой же, как они, ее сразу же признают, примут, посчитают за свою.

Она, вообще-то, была своя. Их круга. Упакованная девочка, при богатых родителях. Только вот не курит, пьет редко, да и то, когда уже деваться некуда, и с сексом у нее…напряга.

Юлька, изо всех своих сил, старалась понравиться.

Правда не знала кому больше. То ли родителям, то ли одноклассникам.

У них были слишком разные требования. И требования эти не принимали такого понятия, как компромисс.

Одни – юношеский максимализм, со своими вечными крайностями и попытками стать взрослыми и доказать всем свою состоятельность и умение жить и принимать решения, как все взрослые. А значит доказать кому? Получается себе самим!

Другие – жизненный опыт, и свое нереализованное совершенство, которое пытаются реализовать в детях, которым, просто не позволительно стать взрослыми до тех пор, пока им этого не разрешат. А значит, никогда.

Вот и рвалась она между этими двумя, вечно воюющими между собой, сторонами, не зная кому из них отдать предпочтение.

Спросить у Таньки…Это значит признать себя человеком, который переметнулся в стан врагов. А значит…опять насмешки и пренебрежительные взгляды одноклассников.

Лучше уж так! Наобум!

Юля приподнялась, дрожащими от напряжения руками, пошарила за унитазом, где в специально сделанном проеме, лежала специальная тряпка для уборки. Достала ее и, не вставая, на коленях начала вытирать разбрызганную по полу и стенам жидкость зеленоватого цвета.