Чорный юморок

Подарок для моего любимого доктора и музы Лизы Готфрик

- Мы бонбы, - негромко напевал Чонкин перед расстрелом. Его подняли на рассвете, наскоро побрили, выдали сто грамм наркома, паек и сапоги и повели расстреливать.

- Не гони, - отмахнулся Юз, твердо наливая соточку  " Столичной ", - бурундуляк хренов. - Выпил, чуть задержав ледяную жидкость на языке, тут же утратившем чувствительность, поэтому пара весов боливийского, высыпанная следом на закусь, прошла как по маслу, Алешковский еще скривился, поймав самого себя на недостойных истинного еврюги аллюзиях, и заорал на трепещущего соседа по столику  " Тройки ". - Гнида ты, Войнович, как есть предатель сионизма, бандеровец и гад.

Юз ударил здоровым кулачищем по столу, сшибая на хер посуду и случайно подвернувшегося официанта из местных бруклинцев, и застонал сквозь плотно сжатые зубные протезы :

- Иэых, продали Россию !

- Суки, - поддакнул маленький и плотный Войнович, алчно разглядывая богатый стол американца. Тут тебе и ушки аризонцев, фаршированные вялоплющенными скво из резерваций, и Махатмы в ассортименте грязных дыр, и даже воздушные фильтры заводов под соплями Потупчик, слившейся в полнейшее и окончательное говно на радость контрагенту адресата, таящемуся среди подмосковных опят.

- Ах ты гнида, - взвыл Алешковский, хватая Войновича за волосы, - еще и поддакиваешь. А скажи - ка, - прищурился лихой Юз, наматывая косы соплеменника на руку, - где Солженицын ?

- Помер, - вздохнул Войнович, - прямо в штабном вагоне концы отдал, не могу, грит, наблюдать разорение Экибастуза. Вынул  " Маузер " и застрелился.

- Ладно, - смилостивился Алешковский, отпуская Войновича, - Юзефович жив и орудует Дамбассом. Чо там Чонкин ?

Войнович снова сел на соседний стул, пригладил взъерошенные волосы и негромким голосом рассказал о не вошедших в книгу главах, украденных агентами Андропова и включенных тем в свою автобиографию. Он прямо содрал слово в слово и невероятно гордился фактом собственного расстрела, лишь заменил энкаведешников гитлеровцами, а Чонкина маршалом Устиновым.

- Погодь, - снова не поверил Алешковский, вконец захомутанный своим смешливым приятелем. - Какой, на х... й, Устинов, если автобиография ?

- Министр обороны, - пожал квадратом торса Войнович, наливая себе пенящегося желтой липкой пеной пива на голову. - Помогает рощению волос, - пояснил он недоумевающему Юзу.

- Можно еще говном обмазаться, - предложил мрачно Алешковский, подзывая эстрадного исполнителя. Ладно сбитый молодец в красной рубахе, лаптях и шароварах, с гуслями и балалайкой, чистокровный русак Борис Зацевич подкатился шариком к столу великих писателей, выслушал заказ и тут же запел.

- Горит и кружится планета ...

- Уй, бля, - разозлился Войнович, швыряя стулом в голову эстрадника, - и тут эта же байда. Ну ты и подонок, - прошептал он, глядя в стеклянные глаза Алешковского.

- Знаешь, Войнович, - как ни в чем не бывало сказал Юз, намазывая охряпку обушком, - а ведь мы никогда не станем Гоголями, так и останемся евреями. Как Вайнеры, - засмеялся американец, вынимая  " Маузер ", - уж как дрочились с честными мусорами и прокурорами, а так и остались жидами проклятыми и у мусоров, и у прокуроров. Поэтому я живу в Америке, а ты под Москвой, как швед, - закончил Алешковский и протянул пистолет писателю. - На, давай сам, будь мужиком, застрелись на хер.

- Чегой - то мне стреляться ? - Удивился Войнович, постепенно бледнея.

- Того, - передразнил его Юз. - Эту сказку пишем не мы, а один полудурок, то ли русский, то ли татарин, то ли, вообще, гражданин планеты Обезьян. И ежели он решит чего, то так тому и быть.

Юз склонил мудрую голову к плечу, будто прислушиваясь и облегченно заржал.

- Пронесло, брат. Ему уже надоело и будет сейчас песня. Живи, - хлопнул он по плечу Войновича и запел во всю глотку.

- Конструкторы новых планет ...

Ну, и так далее.