Утраченные иллюзии сомнительной добродетели. Часть III – 14

Предначертанная неопределённость. Часть III – 14

*****

Когда Анна и Зиммерман вернулись в круговорот маскарада, то каждый постарался уединиться, теряясь в пёстрой толпе гостей. Женщина оставалась под впечатлением, явленное не вписывалось в традиционные рамки привычного бытия.

Прохаживаясь по залам, журналистка наткнулась на чету Вайдманов. С той памятной ночи Анна не видела супругов, лишь однажды столкнувшись с Лидией на светской тусовке. Герман Михайлович первый заприметил даму и церемонно раскланялся, его лицо скрывала ритуальная полумаска Орла. Женщина вспомнила голос и узнала Верховного Жреца церемонии. Лидия, облачена в строгое вечернее платье, лицо – венецианская маска Саломеи. Она увлекла Анну, непринуждённо щебетала, сожалела о том, что дружба их прервалась так внезапно, и надеялась вернуть утраченную благосклонность журналистки. Встреча с Лидией (и её мужем) взволновала Анну, неприятный холодок пробежал по спине, предчувствие чего-то нехорошего поселилось в мятежной душе. Женщина не знала, как избавиться от бывшей подруги; по счастью появился Зиммерман. Он извинился за вторжение и перехватив Анну потащил за собой. Начиналась Игра.

Прогулка на цыпочках

Видимо, с появлением четы Вайдман звёзды перестали благоволить Анне. Шар с номером 11 выкатился в приёмный лоток лототрона. Задание опять носит соревновательный характер. На этот раз нужно пройти дистанцию 3 метра и 11 см. В руках конкурсантки должны нести стакан с виски на подносе. Счастливой победительницей становится та, кто первой принесёт напиток Arlecchino. Казалось бы, ничего сложного, но, как известно, дьявол кроется в деталях. Во-первых, движения женщин ограничивают кожаные браслеты на щиколотках, соединенные короткой цепочкой. Аксессуар смирения в буквальном смысле, принуждает семенить отмеренный путь кукольными шажками. Во-вторых, между ног соперниц натянута грубая пеньковая верёвка, на всём протяжении которой лохматятся равноудалённые узелки. Сильно натянутая, бечёвка грубо врезается в промежность, ещё более усложняя задание.

Анне как-то сразу не понравилась эта затея, но и отказываться от «соревнований» было бы чревато. Женщина, с которой предстоит сразиться столь изощрённым способом, разглядывает Анну с чувством превосходства и откровенного небрежения. Судя по всему, она ровесница писательницы, обладает стройной, хорошо скроенной фигурой, но чуть меньше ростом. Друзья величают даму Марой, и в этот праздничный вечер её хладное лицо подменяет венецианская маска Красной Луны. Готический корсет с вставками из змеиной кожи, бюстье скрывает тяжёлые груди, кружевная юбка предельно коротка́, соблазнительно обтягивает крепкие ягодицы. Чёрные ботфорты до середины бедра (с серебряной пряжкой-серпом) на высоком каблуке завершают образ. Все эти элементы одежды, подобранные с изысканным вкусом и значением, делают гламурный наряд броским и зловещим. Правда, всю эту карнавальную гармонию в мгновение ока разрушил сущий пустяк – скромный предмет дамского туалета. Прислужницы Arlecchino принудили Мару расстаться с кожаными слипами в стиле пэчворк(1). И теперь ажурные чёрные кружева скорее подчёркивают, чем скрывают молочную белизну гладковыбритой промежности. Тёмные орехово-коричневые срамные губы вульвы теперь такие зримые и соблазнительные притягивают бесстыжие взоры похотливых самцов. Мара заметно конфузится, нервничает, взглядом ощупывает собравшихся, будто надеется разглядеть сочувствие или поддержку. Видно, что находиться на публике без трусиков для дамы в новинку.

Пока идут приготовления, гости делают ставки на женщин, как на лошадей в забеге. Зиммерману сегодня везёт, и он поставил на свою «кобылицу» кругленькую сумму. А вот Герман Михайлович Вайдман сделал ставку на Мару – и тут старые добрые приятели оказались соперниками.

Зиммерман подошёл к Анне, для состязания женщины уже подготовлены. Чтобы добавить в игру пикантности, Фрейя смазывает узлы верёвки имбирным бальзамом. Григорий Андреевич перекрестил даму наоборот и поцеловал в лоб.

– Не подведи меня, девочка моя, – напутствует Григорий Андреевич, заглядывая в беспокойные глаза писательницы.

И Зиммерману не понравилось то, что он там разглядел – страх. Анна действительно боится этой игры. То ли так повлияла на женщину встреча с Лидией, оживив в памяти события октябрьской ночи, то ли накопившиеся переживания безудержной вечеринки успели утомить.

Выстрел детской хлопушки служит сигналом к началу «забега». Анне удалось вырваться вперёд. Впрочем, «вырваться вперёд» – фраза весьма условная. Просто соперница на старте малость замешкалась, и писательница успела сделать несколько шажков, преодолев первый узелок. Анна остановилась, неуклюже переминаясь с ноги на ногу; в промежности начало припекать. Женщина бросила взгляд на соседнюю дорожку, вернее сказать, верёвку, по которой семенит соперница. Мара то и дело вскрикивая, поравнялась с Анной. Писательница вновь пытается вырваться вперёд, но соперница и не думает отставать. Анна снова остановилась. Грубая пенька натирает нежную кожу, и каждый шажок превращается в изощрённую пытку. Мара вопит уже при каждом шаге, в глазах навернулись слёзы. Вайдман, вооружившись плетью, наотмашь подгоняет нерадивую «лошадку», обрушивая хлёсткие удары на белые ядрёные ягодицы.

Публика в восторге от представления. Толпа зашлась в азарте, подбадривая и проклиная соревнующихся дам. Кто-то поставил деньги и желает испытать своенравную фортуну. Но большинству гостей нравится другое: они, в сущности, нелюди – своеобразные эмоциональные упыри. Похоть, страх, боль, унижение, и чем ниже чувственные вибрации человека, тем сильнее подзаряжается, напитывается вурдалак. Для многих эта забава приобрела форму необратимой зависимости, как у героинового наркомана. Оная страсть разрушает человеческое так же легко, как ластик стирает карандаш на бумаге. Впрочем, остаётся ли что-то взамен? Пока одни следуют путём трудным, вторые постигают путь сложный. Бог допускает альтернативу; всегда есть свабода выбора между десным(2) и шуйным(3).

Соперницы преодолели середину пути. Пожар в натёртой промежности заставляет Анну то и дело останавливаться. Слёзы застилают глаза, пытка кажется нестерпимой. Внезапно запнувшись, женщина вскрикивает, поднос покачнулся, и стакан соскальзывает на пол. Писательница, как в замедленном кино, наблюдает разлетающиеся осколки стекла, и брызги благородного напитка застряли в воздухе как листья, не подхваченные ветром(4)… Страх неотвратимости наказания парализовал женщину, разбитый стакан означает поражение.

Теперь все, затаив дыхание наблюдают за Марой; финиш близок. Соперница, вскрикивая и всхлипывая при каждом шаге, подгоняемая ударами плети, наконец, поравнялась с Arlecchino. Победа Маре далась дорогой ценой: багровые рубцы расцвели на бледной заднице, промежность стёрта верёвкой в кровь и горит адским пламенем. Но Анна этого уже не замечает, слуги уводят подавленную женщину в зал наказаний…

*****

Воспоминания Анны прервали вспыхнувшие театральные софиты. Яркий свет выхватывает из полумрака центр зала с гинекологическим креслом на небольшом эшафоте. Слепящие лампы заставили даму зажмуриться, а когда она открыла глаза, вокруг уже плотным кольцом теснятся ряженые. И, хотя их лица скрывают маски, но глаза – алчные, очи горят нетерпением, нескрываемой похотью и любопытством.

Луч прожектора скользнул по толпе и остановился на фигуре Манджафоко. Господин ближе всех находится к Анне, остальные гости так и продолжают скрываться в полумраке зала. Манджафоко говорит буднично и спокойно – так сообщают прогноз погоды.

– Братья, мы собрались здесь, чтобы наказать Блудницу. Посмотрите, как она течёт…

И это чистая правда. Анна из последних сил пытается сдерживать себя и не показывать обезумевшей толпе нахлынувших эмоций. Но лоно, опухшее, распахнутое, влажное от амурных соков, пота, без лишних слов свидетельствует о крайнем животном возбуждении женщины.

Манджафоко продолжает говорить, и тут словно ушат ледяной воды окатил Анну.

– В качестве наказания правила Игры предписывают розги. Жребий определил – сечь промежность, плюс бонус – хлыст. Ваши предложения по количеству ударов, господа, вы можете купить дополнительное наказание для Шлюхи…

Анна дрожит от страха, ужас сковывает тело. Как такое возможно, сейчас её будут бить, и высекут по самому сокровенному, чувственному. Плюс ещё хлыст. Как такое можно пережить? «Безумцы, они забьют меня до смерти, искалечат», – мысли путаются в голове одурманенной женщины, и даже крайнее возбуждение отошло на второй план.

Зрители, столпившиеся плотным кольцом, расступились, пропуская вперёд грузного мужчину в костюме средневекового Палача. Следом семенит Служка с ведром воды, вязанка берёзовых розог замокает, готовится к своему часу.

– Мартышка, где ты? – басовито сипит Палач, делово выбирая наиболее подходящие для экзекуции прутья. – Подготовь нашу «девочку» к шоу.

К эшафоту, на котором распята раскоряченная Анна, вышла девица в костюме Обезьяны, та самая, что проиграла дуэль на велотренажёре. Мартышка склонилась над прикованной женщиной и вдохновенно принялась вылизывать проворным язычком сочащуюся любовным нектаром вульву. Писательница томно застонала, заёрзала тазом, пытаясь ловить сладостные прикосновения. Сексуальное напряжение и мучительное желание оргазма вытесняют из сознания Анны все прочие страхи, общественные устои. Женщине уже плевать: «Да, я у всех на виду: вульгарная, доступная, беззащитная».

Мартышка прерывает страстный куннилингус в самый напряжённый момент, когда Анна уже собиралась сорвать такой желанный цветок оргазма на лужайке блаженства. Палач поднялся на эшафот, трижды поклонился зрителям, театрально взмахнул рукой и исполнил первый удар. Пронзительный крик прокатился по залу. Упругие путы сковывают, но Анна дёргается всем телом пытаясь унять вспыхнувшую боль, будто раскалённые угли высыпали на промежность. Удар пришёлся наискосок, оставив багровый след на нежной коже сокровенного.

Палач – Мастер старинного ремесла. В его планы не входит калечить жертву и даже рассекать кожу до крови. Нужно лишь искусно расписать вульву – высечь ритуальный узор в традициях Ордена. Как художник выбирает для новой краски новую кисть, так для каждого следующего удара Палач подбирает наилучшую розгу.

Тем временем Мартышка продолжает творить сладостную пытку. Опытный, требовательный язычок волнует затвердевший клитор, заставляя Анну помимо воли вновь погружаться в пучину чувственных переживаний. И снова, прервав ласки в шаге от эмоционального взрыва, Мартышка старательно расправила сильно опухшие, и теперь по-настоящему большие срамные губы. Раскрытые, блестящие от слюны, амурных соков, они словно приглашают к вторжению, выставляя на всеобщее любование призывно распахнутое лоно.

Второй удар – не менее точный, продуманный, как и первый. Обжигающая боль, вспыхнувшая промежность, Анна извивается в кресле, что-то выкрикивает, экзекуция становится невыносима, а ведь это только начало... И вновь Мартышка своими искусными ласками, словно пытаясь принять муки женщины, дарит извращённое и какое-то запредельное наслаждение.

После седьмого удара Анна находится на гране помешательства. С одной стороны, словно ошпаренное кипятком, поротое лоно мучительно изнывает, с другой – оральные экзерсисы Мартышки вознесли писательницу к самому пику чувственного наслаждения, но так и не позволили кончить.

Палач открыл инкрустированный золотом футляр красного дерева и продемонстрировал всем драгоценный инструмент экзекуции. Тонкий, гибкий, филигранной работы хлыст мастерски переплетён змеиной кожей, а резная рукоять из бивня мамонта преображает предмет наказания в произведение искусства. Но не только внешние изыски выделяют опасный раритет среди прочих, секрет в «язычке» – внутри зашиты свинцовые дробинки. Благодаря этой маленькой хитрости даже относительно безобидный удар воспринимается чрезвычайно болезненно.

Мартышка ворожит над Анной, пальчики максимально оттягивают складки капюшона, предельно обнажив крупный, блестящий, розовый клитор.

Публика затаила дыхание. Тишина сконцентрировалась, зрители, словно одно ненасытное око, не отрываясь следят за Палачом. Мастер беззвучно шевелит губами, повторяет магическую мантру. Отрывистый взмах руки, карающий стек мгновенно клюёт жертву. «Язычок» «целует» головку клитора.

В глазах мгновенно темнеет, отчаянный крик застрял посреди гортани. Болезненная судорога выворачивает суставы – ломает тело. И тут Мартышка накрывает жадными, горячими губами ужаленную плоть. Плотно обхватив клитор, мучительница совершает сладострастные шевеления...

Искры сыплются из глаз. Анна выгибается дугой, и страшный вопль наконец исторгается. Все, кто находится в этот миг в зале, физически ощутили запредельные страдания, материализовавшиеся в истошном отчаянном крике. И каждый пытается поймать, вдохнуть в себя, хотя бы частичку этого запредельного ора. Все на мгновение слились в одно большое лёгкое, впитывают боль, страх, физически ощущая, как эмоции напитывают плоть, страдания женщины трансформируются в молекулы нечеловеческого блаженства. И это дикое наслаждение овладевает всеми и каждым – тягучая, дурманящая эйфория.

Анну трясёт, сознание, зажатое в тисках неповторимой боли, вдруг озаряют всполохи зарницы. В следующее мгновение атомная звезда разрывается в голове, и оргазм – резкий, пронзительный – вонзается в измученную плоть миллионами блаженных лучей. Мучительно-сладко, неповторимо долго, Анну, словно на качелях, подбрасывает в небеса и тут же, кружа и увлекая, поглощает зияющая бездна…

Боль возвращает писательницу к реальности. Промежность печёт и саднит, не даёт о себе забыть натруженная за вечер задница. И в этой болезненной какофонии переживаний солирует, лиловый сильно опухший клитор. Женщина мутным взглядом осматривается, пот и слёзы пощипывают глаза. Рядом мнётся Мартышка, плотоядно улыбается краешком рта. Она только и ждёт команды, чтобы наброситься на распятую жертву и длить, продолжать изощрённую пытку. Чуть в стороне, выбирая новые розги, хлопочет Палач. Толпа, словно ощетинившийся стоглазый зверь, с трепетом ожидает продолжения. Анна с ужасом осознаёт – представление продолжается. И сейчас, снова и снова её будут подвергать исключительному наказанию. Страх и отчаянье парализуют женщину. Предопределённость неминуемого сводит с ума.

*****

Писательница не замечает, как от пёстрой толпы, томящейся в сумерках зала, отделилась фигура Arlecchino. Молодой человек поравнялся с Манджафоко, последовал короткий деловой разговор. Господин поднял руку, призывая собравшихся к вниманию.

– Друзья, наш конферансье, добрый брат Arlecchino, желает покинуть наш праздник, но не один – он намерен забрать Блудницу. Готов платить. Правила пишутся фигурам, игрок в праве менять условия. Мы готовы пойти навстречу нашему брату. Но… – Манджафоко держит театральную паузу. – Последнее слово остаётся за настоящим владельцем фигуры.

– Уважаемый граф Дракула, что скажете? – Господин с любопытством изучает Зиммермана.

Григорий Андреевич неожиданно смущённо пожал плечами. Световая пушка пробежала по головам, вырвала из полумрака фигуру в чёрном. Прожектор бьёт по глазам. Гости с почтением расступились, всё внимание на одинокую персону в круге яркого света.

– Мне наскучила эта дама, я не возражаю. Пять золотых – залог свободы, но следует помнить: забираешь Блудницу – получаешь и её пороки... – Зиммерман излагает тихо, но чётко.

– Есть лишь одно условие. – Продолжает Григорий Андреевич. – По неписаным традициям нашего Братства, Птицу надлежит окольцевать.

– Что-ж, ваше слово – ваше право. А мы продолжим наш волшебный праздник, – и обращаясь к Arlecchino Манджафоко добавил, – после завершения церемонии женщина ваша, забирайте...

Большинство зрителей покидают сумрачный зал. К гинекологическому креслу подсаживается Медсестра (та самая, что сделала Анне инъекцию усиленного возбудителя с пролонгирующим эффектом), женщина выкладывает на медицинский столик инструменты для пирсинга.

Промежность сильно печёт, клитор мучительно ноет, а потому Анна почти не чувствует боли, когда выполняют проколы гениталий. Сердце женщины ликует, она пока не может поверить, слишком внезапно происходит чудесное спасение. Ещё больше взволновало и удивило писательницу, когда Arlecchino как бы невзначай приподнял маску. Дама узнаёт Сергея. Анне невыносимо стыдно предстать перед коллегой-журналистом в таком унизительном, жалком виде. Но вместе с тем женщина бесконечно благодарна молодому человеку: избавление кажется нереальным.

Писательницу освободили от пут, помогли оставить кресло. Анна торопится: покинуть этот вертеп извращенцев хочется незамедлительно, но каждый шаг отзывается болью, каждый шаг даётся даме с трудом. Малые половые губы весомы: после порки отекли стали зримо крупнее, и теперь благодаря новенькому пирсингу тяжело отвисают. Сейчас писательнице не до него, но много позже, дома, Анна обязательно хорошенько рассмотрит драгоценные безделицы.

Сергей посвящён, и знает сакральное предназначение интимного пирсинга.

Левую губу вульвы украшает золотое кольцо – диаметр 1.7 см, ширина 0.5 см. На внешней стороне аккуратная гравировка – Ad vitam(5).

Правая плоть окольцована серебром – диаметр 2.1 см, ширина 0.7 см. На внешней стороне вытравлено три слова – Audi. Vidi. Tace(6).

Со временем Анна привыкнет, генитальный пирсинг приживётся – станет родным. Сокровенные прелести, благодаря драгоценному весу украшений, заметно отвиснут, станут ещё крупнее и поначалу будут явно смущать женщину. Но всё проходит... Неловкость сменится привычкой, а новая норма незаметно преобразуется в сущностную потребность – часть иного образа.

Все эти «откровения», как уже было упомянуто, ожидают писательницу позже. А сейчас, в сопровождении Сергея, женщина стремится поскорее покинуть праздник – сосредоточие первобытного блуда, – безумный шабаш. К счастью для парочки, их уходу никто не препятствует. По дороге к машине Анна пытается разговорить молодого спасителя – узнать как он оказался на этом «празднике жизни». Но немногословный мужчина отшучивается, врёт, что всему виной «его Величество Случай», или обещает поведать опосля, при более благоприятных обстоятельствах.

Гости продолжают веселье; обезумевшие, пресыщенные, они всё сильнее и глубже погружаются в пучину разврата, пьют бездонную чашу похоти и не могут насытиться. Кажется, эта зимняя ночь будет длиться, длиться и длиться – итерация бесконечности; и над Рождественской вакханалией больше никогда не увидят Солнце...

Примечания

1. Пэчворк — одежда, сшитая из лоскутов разного цвета и фактуры (Patchwork, анг.).

2. Десный — правый, находящийся с правой стороны, справедливый, истинный (устар.).

3. Шуйный — левый, находящийся с левой стороны, ложный (устар.).

4. Застряли в воздухе как листья, не подхваченные ветром — фрагмент из стихотворения Ники Георгиевны Турбиной, «Дождь. Ночь. Разбитое окно…».

5. Ad vitam — Пожизненно (лат.).

6. Audi. Vidi. Tace — Услышь. Увидь. Молчи (лат.).