Утраченные иллюзии сомнительной добродетели. Часть III – 12

Предначертанная неопределённость. Часть III – 12

*****

Зиммерман помог Анне слезть с велотренажёра. Мужчина счастлив как дитя, только что он опять выиграл кучу денег, правда, надо не забыть отблагодарить Arlecchino. В Игре объявили перерыв. Натруженные ноги гудят, Анна ловит на себе алчные взгляды мужчин, завистливые, негодующие, восхищённые. Она пьёт сухое, холодное шампанское и вполуха слушает болтовню Зиммермана. Женщина потихоньку приходит в себя, она рада нечаянной победе, но тело требует разрядки; как же хочется кончить.

Словно подслушав потаённые желания Анны, Григорий Андреевич увлекает даму за собой. Пройдя анфиладу комнат, пара скрывается за дверью туалетной комнаты. Просторное помещение, и всего четыре кабинки, из динамиков под потолком разливается классическая музыка, лёгкий аромат жасмина освежает прохладный воздух. В кабинке довольно свободно, нашлось место и для биде. Зиммерман демонстративно усаживает женщину на крышку унитаза.

Мужчина скоро расстёгивает брюки и театрально вываливает на свободу своё хозяйство.

– Давай Анна Владимировна, прими в ротик. – В голосе Зиммермана слышатся нотки нетерпения.

– Что, прямо тут, а другого места не нашлось? – трахаться в общественной уборной для дамы как-то не комильфо.

– Не капризничай, ты ведь сама этого хочешь. – Григорий Андреевич прекрасно видит эмоциональное состояние Анны, и эти женские уловки – лишь пустая отговорка.

И это правда: сейчас писательница остро нуждается в сексе, пожар, пылающий в лоне, необходимо тушить. Анна взяла пальчиками ещё вялый орган, обнажила головку и обхватила плотным кольцом жарких губ. Зиммерман с нескрываемым удовольствием наблюдает, как женщина старательно посасывает член. Как на глазах крепнет, увеличивается в размерах, и каменеет уд.

Незаметно для себя Анна оказывается лицом к стене, обхватив руками сливной бачок, и широко расставив стройные, загорелые ноги. Прогнувшись в спине, женщина призывно выпячивает пышный зад, демонстрируя бритую промежность и готовые к соитию влажные дырочки. Зиммерман присел на корточки и с наслаждением вдохнул аромат распалённой самки. Мужчина без труда протолкнул в мокрую вагину Kegel trainer, и активировал тренажёр. Анна сладко охнула, ощутив лёгкую вибрацию, ожившая игрушка приятно растягивает мышцы.

– Зачем это? – томно выдохнула женщина.

– Ну, это ведь твой подарок, – не без ехидства парирует Зиммерман, сделав акцент на слове «твой», – я его подзарядил, теперь можешь наслаждаться…

Мужчина плавно ввёл головку члена в жар влагалища, смазал инструмент. Писательница обильно течёт. Даже на внутренней стороне крепеньких ляжек уже образовались потёки любовного сока. Бизнесмен, покинув вагину, пристраивает лиловую залупу к сморщенной дырочке заднего прохода.

– Подожди. Не надо туда. Пожалуйста, – жалобно просит Анна, не скрывая нотки тревоги и страха в голосе. – Мне будет больно.

Писательница уже имела интимную близость с Зиммерманом, но любовниками они так и не стали. То ли не сошлись темпераментом, то ли звёзды не благоволили развитию их сердечных отношений. Мужчина обладал вполне стандартным достоинством относительно величины, но зато это с лихвой компенсировалось толщиной. Дородная мясистая головка соразмерна хорошо вызревшей крупной сливе. Да и диаметр члена, что называется – внушал… Анне не удавалось обхватить орган рукой: между пальчиками оставалось расстояние, пусть и не значительное, но всё же... И хотя женщина уже распрощалась с анальной девственностью, нетрадиционный секс оставался для дамы тягостным испытанием. И в тот, единственный раз, когда Анна отдалась Зиммерману, писательница категорически отказалась подставлять на поругание попку, несмотря на настойчивые домогательства партнёра.

– Лучше расслабься, моя девочка. – Мужчина настроен вполне определённо, и решил для себя, что в этот раз обязательно выебет в жопу эту горделивую дамочку.

Анна понимает, в сложившейся ситуации ей уже не избежать извращённого вторжения, и женщина подчинилась, пытается максимально расслабить попку. Зиммерман настойчив, напористо вдавливает головку в неприступную желанную звёздочку. Нехотя, дырочка начинает сдаваться. Медленно, но верно сфинктер натягивается на раздутую от похоти и страсти залупу. Анна упирается лбом в холодную крышку, руки крепко обхватили сливной бачок. Женщина полностью сосредоточена на исключительных ощущениях. И даже вагинальный тренажёр, приятно щекочущий в глубинах естества матку, тускнеет на фоне анального вторжения и нахлынувших эмоций. Чем шире раскрывает заветную дырочку Зиммерман, тем острее и жгуче становится боль. Головка полностью скрывается в попе, кожа натянута добела, кажется: вот, ещё чуток, и сфинктер не выдержит напряжения – лопнет. Эмоции хлынули через край, затопили, Анна не в силах сдерживать клокочущие чувства. Писательница болезненно стонет, размазывает по лицу набежавшие слезинки. Как же сладостны Зиммерману эти стенания. Как же он любит брать женщин вот так, в жопу, понуждать к извращённому насилию, купаться в отчаянных криках, мольбах и просьбах прекратить содомию.

Но Григорию Андреевичу мало одного стона, он жаждет распробовать, овладеть Анной совершенно. Мужчина позаботится: пить чашу унижения и боли женщине суждено маленькими глотками. Зиммерман собирает силы и одним мощным толчком всаживает член целиком, прижимаясь пахом к поверженной плоти. И в ту же секунду болезненные стоны оборачиваются истошным воплем. А крик сменяется мольбой прекратить насилие. Анна причитает, что не может больше, что он порвал зад, и ещё что-то лепечет сквозь слёзы, но мучительные волны захлёстывают, прерывают на полуслове... Писательница заходится, протяжно исступлённо орёт...

Зиммерман не слышит женщину. Мужчина слушает – распознаёт музыку; отрывистые гортанные звуки исторгаются Анной гремящим потоком, и в них столько неподдельного страдания и боли. Григорий Андреевич впитывает всё в ненасытное естество, старается запечатлеть на скрижалях памяти. В Зиммермане просыпается зверь, и самые низменные, потаённые страсти мужчины будоражат демонов. Бесам всегда и всего мало, бесы потакают желаниям зверя, Зиммерман повинуется демонам.

Анна громко вскрикивает при каждом резком толчке, тело сотрясается, член нехотя покидает дырочку, но в следующий миг сильно и грубо врывается в зад. И так повторяется снова, снова и снова. Переживания женщины сменяются как орнамент в калейдоскопе. Приятное томление, жаркая истома от вибратора в лоне, и тупая боль в заднем проходе, а каждый резкий толчок – острый нож, вырывающий новый истошный крик.

Накалённый уд почти свободно скользит в разработанной дырке. Как же это сладостно принимать, чувствовать членом тонкие вибрации вагинального тренажёра. Зиммерман накрывает ладонью гладкий, горячий лобок, нащупывает крупную головку клитора. Увлажнив пальцы в сочащемся соками лоне, мужчина скользит, натирает, обжимает, снова поглаживает и щекочет набухшую любовную шишечку. Результат проявляется незамедлительно. Анна коротко вскрикивает, по телу пробегает дрожь оргазма, а натруженный анус сильно обжимает всаженный под корешок уд. Очко хаотично сокращается, словно желает выдоить из мужчины все соки.

Ноги не держат женщину, и она соскальзывает с члена, бухнувшись задом на крышку унитаза. Оргазм особенно сильный, острый. Зиммерман и сам находится на грани разрядки. Подступив вплотную, нависает над писательницей.

– Открой рот. – Требовательный голос возвращает Анну к реальности.

Дама механически распахивает чувственный ротик.

–Давай на язычок, – сипит Зиммерман.

И как только Анна выполняет команду, самец жарко кончает. Сперма во рту, малафья на языке, семя на лице.

– Смотри на меня, – требует Зиммерман, стряхивая последние мутные капли в рот партнёрши.

Как же умилительна эта пошленькая картинка. Бизнесмен достаёт мобильник и делает на память десяток снимков. Гордая, независимая дама, модная писательница, только что грубо отъёбана в жопу, сидит на горшке с высунутым языком, по которому растекается густая и вязкая лужица спермы. Затуманенный взгляд прикован к мужчине, и в этих бездонных блудливых очах Зиммерман считывает похоть и покорность.

– Не сиди тут долго, – небрежно бросает Григорий Андреевич, прежде чем покинуть кабинку уборной. – Игра скоро продолжится...

Зиммерман уходит. Анна сглатывает солоноватую, с кислинкой награду; даму никто об этом не просит, получилось как-то само собой. Женщина пересаживается на биде: надо привести себя в порядок. Струя воды приятно холодит раздраконенную дырочку. «Нет, в попу всё-таки больно», – морщится Анна, ощупывая пальчиками края припухшего сфинктера. Увлёкшись гигиеническими процедурами, писательница не подумала прикрыть раскрытую дверцу кабинки, о чём и пришлось вскоре пожалеть…

*****

Анна уже собиралась покинуть уборную, когда в проёме двери выросла солидная фигура мужчины. Писательница медленно поднимает глаза: это учредитель вечеринки, сам Манджафоко. Господин, как ни в чём не бывало, расстегнул ширинку костюма, извлёк член, и мочится в унитаз. Анна аж опешила от такой бестактности, и старается не смотреть на незваного гостя. Мужчина справил нужду, но вместо того, чтобы покинуть уборную, повернулся к писательнице.

– Возьми за щеку, Шлюха, – властно потребовал Господин.

– Я не Шлюха. – Даму задело за живое унизительное оскорбление мужчины, его хамская интонация и гадкое предложение.

Манджафоко широко улыбнулся, ответ Блудницы его позабавил.

– Иди сюда. – Господин схватил за руку писательницу и грубо выволок из кабинки.

Мужчина и женщина находятся перед огромным, во всю стену, зеркалом. Больше в помещении уборной никого нет.

– Посмотри, кого ты видишь? – обращается Манджафоко к зеркальному двойнику Анны.

Женщина внимательно всматривается в блеклое отражение, и с трудом узнаёт привычные черты. Подол коротенького платьица едва прикрывает срам. Груди с затвердевшими сосками призывно торчат, декольте лишь подчёркивает соблазнительные формы. Взъерошенная причёска огненных волос, размазанная по лицу косметика, и мутные потёки свежей спермы с капельками пота. Но, самое главное всё-таки – глаза, пустые, лишённые осмысленного выражения – взгляд низко падшей женщины.

– Блудницу вижу. – Зеркальный двойник Анны подобострастно отвечает Манджафоко.

– Вот, всё понимаешь, так чего выпендриваешься, – Господин повернулся, и положил свои тяжёлые руки на обнажённые плечи писательницы, – соси, моя хорошая…

Манджафоко даже не пришлось делать усилий, дабы поставить женщину на колени. Осмысление того, что она теперь Блудница, явилось для Анны откровением, и что-то внутри, в глубине подсознания, едва уловимое, но сущностное надломилось. Словно по белой вазе тончайшего костяного фарфора проползла трещина. Вазой можно любоваться, она по-прежнему остаётся прекрасна, но трещинка – едва заметная змейка – сохранится навек, как клеймо на плече нераскаявшейся блудницы. Женщина сама опустилась коленками на прохладный мраморный пол и взяла в рот чуть припахивающий потом мужской орган.

Манджафоко размашисто трахает глотку, удерживая руками голову. Чувствуя приближение кульминации, Господин в который раз проталкивает член глубоко в горло, крепко прижимая новоявленную Шлюху к паху. Женщина, пытаясь не задохнуться, судорожно сглатывает стекающую в пищевод сперму. Дама так сосредоточена на собственных ощущениях, что даже не замечает, как в уборной появилось двое...

По внешнему виду мужчины разнятся настолько сильно, что в отдельные моменты их можно принять за кровных братьев. Господа облачены в дорогие костюмы, лица скрывают чёрные полумаски, кажется, на этом формальное сходство заканчивается.

Первый какой-то дёрганый, словно невидимый кукловод, только учится манипулировать тщедушной марионеткой. Природная худоба лишь подчёркивает классический тип холерика. Не спасает и отлично скроенный фрак, мешковато сидящий на узких сутулых плечах.

Второй пышет здоровьем и его так много, что даже просторный смокинг кажется тесен. Всё этот тучный, меланхоличный господин делает неторопливо, надменно, с чувством врождённого превосходства.

Писательница пытается отдышаться, всё ещё стоя на коленях, когда перед глазами замаячил мужской детородный орган. Анна поднимает голову с немым вопросом в глазах.

– Что непонятно, Шлюха? Не кобенься, соси. – Худощавому владельцу члена не терпится побыстрее воспользоваться интимными услугами. Новорождё́нная скурея(1) обязана изведать initiatio(2).

Дама пытается противиться, но звонкая пощёчина больно обожгла щёку, и прервала возражения на полуслове. Приводить дополнительные аргументы не потребовалось; тяжело сопя, Анна приняла в рот непрошеного гостя. Женщина сосёт член совершенно не знакомого мужчины, в туалете, стоя на коленях, а рядом находится Второй, терпеливо дожидаясь свою очередь. Анна унижена, уязвлённая гордая натура негодует, но что она может… Женщина ненавидит себя.

Когда член незнакомца в ротике значительно окреп и приобрёл должную стойкость, Первый решил сменить дырку. Он обошёл Анну и, толкнув в спину, велел становиться на четвереньки. Писательница завизжала не своим голосом: резко и глубоко член буквально вломился в дырочку заднего прохода. Без подготовки, прелюдий мужчина грубо насилует жопу в бешено нарастающем темпе, словно боится куда-то опоздать. Впрочем, долго орать Анне не дали, Второй дождался, и теперь с неменьшим остервенением пользует рот.

Писательница мычит, как корова на бойне, задницу нестерпимо жжёт, слёзы сами катятся из глаз. Периферийным зрением Анна видит, как в помещении уборной проявляются новые чёрные костюмы. Кажется, они выходят из зеркала, пренебрегая границами реальности, легко перешагивают невидимый барьер, как обычный порог.

Первый подустал, начал терять темп, его тут же подменил Второй – грузный, но бодрый, с крепкой толстой «сарделькой». Утомлённый безудержной скачкой господин изливается в услужливый рот писательницы. Так и закружилась эта чёртова карусель: чёрные костюмы исступлённо пользуют сломленную женщину с двух сторон, не давая ни минуты продыху. Никто не обращает внимания ни на вопли, ни на слёзы, для всех, кто находится в уборной, Анна преобразилась в кусок горячего мяса для жаркого секса. Неизменным остаётся одно – точки приложения животного натиска: рот и задний проход. А ещё страсть, с которой свершается насилие, бешеная скорость и ни чем не мотивированная, садистская жестокость.

Анна впала в какую-то сексуальную прострацию. Линейное время закольцевалось. Боль в заднем проходе притупилась, вытесняемая новыми переживаниями. Тело предало писательницу. Женщина и не заметила, как сама принялась энергично подмахивать насильникам, стараясь насаживаться поглубже. Анна воображает себя одной бездонной Дыркой. Прорвой, которая готова засосать в себя ВСЁ. Блудницей, чья плоть служит пороку, а поругание – добродетель. И вот, когда очередной хуй вломился в растраханное очко, а мутное, животворное семя в который раз обволакивает язык, женщина срывается в пропасть...

Анальный оргазм, словно затяжной прыжок, длится, длится и длится... Анна захлёбывается в омуте похоти, а мучительная эйфория всё тянет и тянет вниз…

– Ну и блядь же ты, Анна Владимировна, – глаза Зиммермана смеются, – нельзя же так беспринципно подставлять свои дырки.

Вакханалия прекратилась так же внезапно, как и началась. Бизнесмен помогает женщине подняться. Тело затекло и плохо слушается, стёртые коленки не хотят разгибаться. Анна пытается что-то возразить, но губы липнут, во рту вязкая сперма – язык не желает ворочаться.

– Тебя одну и на полчасика оставить нельзя, – продолжает шутейно сокрушаться Зиммерман. – Выглядишь как блудница, ведёшь себя как блядь, даже фантазируешь как шлюха… может, ты просто притворяешься добропорядочной дамой…

Зиммерман демонстративно сунул голову писательницы в раковину и включил холодную воду. Надо приводить женщину в чувства. Игра ещё не закончена…

Примечания

1. Ску́рея — Развратная женщина (бранное, слово Псковской губернии).

2. Initiatio — Вводить, посвящать в таинство (лат.).