Ладонь, протянутая от сердца (глава 4, последняя, Take It With Me)

Часть 1

"Lowside Of The Road"

- Гадство! Брядь и брядь! Так вот и застрял, прикиньте.

- А какого чёрта ты туда полез-то, в дырку эту? Илюшка, объясни, тебе что, дырки в заборах нравятся?

- Стас. Ты меня лучше сейчас не нервируй лучше, ты сейчас лучше. Дырка - это такой... лаз. У-у, гадство, понапридумывали на мою... Собственно, зря это я ору, в этом ведь и есть смысл "практической стрельбы", Джефф Купер всё так и задумывал: каждый раз не знаешь, с чем столкнёшься, что будет на очередном рубеже, - это и есть реал. Во-от, а судья, зараза, значит, сбоку обежал этот забор, стоит, гад, посмеивается, я его чуть не пристрелил, по запару - хорошо, что я именно карабином зацепился. Витя Крючков наш тут же, орёт ещё на меня. Ну-у, не орёт, разумеется, у нас же высокоинтеллектуальный спорт, Витя же понимает, что у меня ствол в руках, заряженный, это же не "ГазМяс", какой-нибудь. М-м, но Витя же тренер, надо же ему... Короче, в вольном изложении: отчего, говорит, Вы, уважаемый г-н Логинов, в дуэльном упражнении "деревенский двор", зацепились рукоятью управления огнём карабина "Вепрь-Пионер" за эту вот - согласен с Вами, г-н Логинов! - совершенно здесь не к месту оказавшуюся доску? А? Объясните, говорит, уважаемый г-н Логинов, где были Ваши глаза? Не только же на мишени смотреть надо, надо же, говорит, и вокруг поглядывать, хоть на бегу, хоть с колена, хоть с упора, а хоть и пролезая в дырку, мать её, в заборе.

Я смеюсь, смеюсь от души! С. С. тоже, а потом спрашивает Илью:

- Чем кончилось-то?

- Тем кончилось-то, что я второе взял, говорю же! Время, блядь, штрафы. А стрельба у меня, как всегда, безупречна. Просто я... - Илюха пошевеливает пальцами, - м-м, беспечно отнёсся к тренировочному процессу - это тоже Витины слова, и тоже в весьма приблизительном изложении. Безоговорочно, я беспечный покемон. Однозначно обладающий безупречным выстрелом, мать и мать его, потому меня и не гонят, брядь и брядь, из секции.

- Только поэтому? - удивляюсь я. - Ваш же Витя, он же чемпион мира, что он, стрелков не видал, что ли? Да и куда же они тебя... Ой!

Стас горестно машет на меня руками, я и сам прикусываю язык, но поздно.

- Ты! И ты?! Самурай, и ты дурак, и ты, Стас, тоже обормот! Вы что же думаете, там меня кому жалко, что ли? Что я, мол, сирота? Ты что, имеешь в виду - у-у - что меня из-за этого? У-у-у! Не прощу. Нет, сказал, пожалуйста. А что ты имел в виду? Объясни. А-а! А, ну, ладно. Прощаю. И тебя. Обоих. Но я оскорблён непониманием близких мне людей и их... чёрствостью какой-то! Улан, один ты меня понимаешь, кавалерист лёгкоконный. М-м, а интересно, как это - с лошади стрелять? Ни разу мне, понимаешь, с лошади не... Так, всё. Есть я хочу, от переживаний, связанных вот с этим моим грустным рассказом.

Мы идём на кухню, С. С. впереди, следом Ложка, а я ему в спину канючу:

- Ну, Илюшечка, ну, пожалуйста, прости ты меня!

- Отъеб... Отъедь, самурай, жив же ты до сих пор, значит, я тебя простил. И Витя наш жив, но его прощать не за что, прав он, а я покемон, однозначно беспечн... Так, Стась, я это не буду!

- Опять, да? Ну, Илья!

- Снова, да? Ну, Стас! Трава. Самурай, и ты тоже. Нам с тобой мясо нужно. Во-от, а ещё этот "Вепрь" у меня... Мясо. Вот это хорошо. М-м, а вообще. Давай мне этот твой салат. "Греческий"? Надо же. "Цезарь" ещё есть... Так вот, "Вепрь". Молотилка. От завода "Молот". Их там, в Вятских Полянах, из пулемётов Калашникова делают, из "ручников" - я имею в виду, Тишка, что на одной базе, - это, понимаешь, конверсия... А чо? Ничо. Так ничо-очо-чва-чо себе-вч. Я-ав нев чавкаю-ваю. Если у него пропадёт аппетит, значит, не голодный-м-ум самура-ав-чав... Нет, так-то он и прикладистый, у него же ложа "классика", навскидку бить если, самое то... А вкусно! Хм... Но кучность и вообще бой - эт-то жопа! Я к нему до сих пор не пристрелялся, прикиньте, это я-то! Хлеба мне ещё. А мой-то "настрел"! Восемьсот в неделю, перед соревнованиями... Это вафли "Венские"? Да, с земляникой - австрийцы, по жизни им респект... "Молот", брядь! Говорят, что на гражданский рынок они специально стволы с заниженной кучностью поставляют, мол, есть такое особое распоряжение МВД - не знаю, правда, по ходу. А потому не мажу, что я бесподобен! Самурай, отвяжись, не знаю я, почему не мажу, уродился таким, по ходу. Но это блядство - с таким барахлом выступать!

Ур-рм. Гор-бор-бр. Хлеба ещё. Снова-опять. Так, чайник надо поставить. Молодец, Гришка. А это что? Да ну, рыба? А чо она такая? Да? Рискну, пожалуй. Да, классно, что дядь Боря приезжал! Прикинь, Стас, он же заказ Зитте сделал! Говорит, что на подходе. Так что к майским соревнованиям будет у меня достойный ствол. Гришка! Я тебя... В последний раз! Что такое, в самом деле? Деньги, деньги... Ну, как, Стаська, недешёвая, конечно, но она этих денег стоит. А так-то, да, недешёвая, но она и в заводе недешёвая, и пошлина ведь ещё. "Защита отечественного производителя", потому что! Ладно, только я не въеду никак, кого они там, на хер, защищают, - Вятско-Полянский "Молот", что ли? Ведь весь мир "Бекасами" завалили. Ладно бы ЦКБ. Фирма. Хотя, тоже, куда там! Мне с лимоном! ЦКБ, "фирма", куда там! Этому, как его, Брежневу оружие делали. А "Беркут" их - бе-е, даром, что не переделка, с нуля, а тоже... ф-ф, горяч-чийф-ф чайф-ф... Ствол к коробке аргоном приварили, мудаки. А по деньгам - дороже "австрийца" какого-нибудь среднего! Скоко, скоко... Стоко, скоко нада! Тихонов, ты чо такой... скупердяй? Замяли - да?! Вечно одно и тоже, Б. и Ё. Ну и всё...

Та-ак, а сыром мы закусим. Ну, хоть и эту вот пироженку! Пасиба. А зачема, брядь? Зачема смотреть, если страшно? Не смотри. Вон, на Тихонова смотри, вон, как аккуратно ест человек - самурай, Б... Стасичка, а рыбка ещё у нас осталась? Это кто это тут говорил, что невкусная? Я не говорил, однозначно. Однозначно, я не подонок, я однозначно-беспечный покемон. Бесподобный. Я сказал, что она "такая"... Да клади сюда, подумаешь, пироженка! Да, Стась, твои успехи в искусстве кулинарии превосходят всякие... Бесподобная рыбка, однозначно! Тихон Первый? Да ну, Гришка, какая там готовка, мы ж вечно на ходу жрали. Всю дорогу на скаку. А вот до Тихона я вообще... Помню, как-то раз... Не, не буду, не за столом. Гришка, а если ты с этого самого стола будешь Улану куски совать... Ну да, и это тоже, я, как честный человек, признаю, что эти куски мне и самому... Всё. Спасибо, Стаська! Вкусно. Офигенно-обалденно.

Ну, доедайте, что ли, а я пойду, "Прорез" новый полистаю, там про какого-то француза статья, он и кузнец, и отделка его же - это и у нас в России редкость, а чтобы в Европе... Нет, Стаська, к бесам её, посуду потом помоем, вечером, например, а то у нас Гришка и так от раковины не отходит. Эксплуатируем мы его с тобой, Стаська, так получается. М-м, it’s unworthy such advanced people, as we with you. "Advanced", в данном случае, это скорее укор, нежели похвала.

Часть 2

И вот мы на кухне уже втроём: Стас, я и Улан. Это всегда так: зеленоглазый сметает со стола всё вперемешку со скоростью Индонезийского цунами, болтает при этом без умолку, бывает, что и на двух-трёх языках, а мы с С. С. слушаем его, раскрыв рты. Потом он сытый сваливает, и тогда уже мы едим. Доедаем, я имею в виду. А "Венские" вафли, и правда, ничего себе, а чай остыл.

- С. С., - шепчу я, - а чего он напоследок вякнул? Про "пиплов", я имею в виду.

- Я сам не понял толком, Гриша. Что-то такое: мол, мы с ним передовые люди, а почему это нам "укор", я не понял. Вот достались же нашему камикадзе способности, - языки ему влёгкую даются! На нашу голову.

"Угу, - думаю я про себя, - на голову, как же". Блин, уже три дня, как Ложка меня... Первый ведь раз! Сам я захотел! А всё же больновато было, но я доволен, ведь Ложка теперь совсем мой. Ну, чего вот он сейчас удрал, а? Я, конечно, Стаса не просто очень уважаю, я его даже люблю, и когда Ложки нет, когда мы с С. С. вдвоём, если Ложка на тренировке, например, то очень даже всё у нас хорошо, и всё так спокойно. Иногда я даже хочу, чтобы только мы со Стасом были, чтобы немножко от Ложки-Урагана передохнуть. И разговариваем мы, ведь С. С. рассказчик не хуже Ильи, а уж когда про самолёты... Но вот удрал сейчас Илюха в комнату, и сразу на кухне как-то пустовато стало.

- Станислав Серге-еи-ич, - ною я, - а позовите его, чо он там. Всё равно же посуду нам с вами мыть, что ж её на вечер оставлять, пусть он тогда с нами, пусть. Во! Пусть он развлекает нас разговором!

Стас смотрит на меня, как только он это умеет: и ласково, и умно как-то, и понимающе, хоть и удивлённо немного, но, главное, ласково, и это мне нравится! И я уже больше не краснею от его взгляда, ведь от души эта ласка у него во взгляде.

- Иди, Гриша, к нему, я сам посуду помою и уберу всё.

- Да ну, С. С!

- А вообще, знаешь, к бесам её, эту посуду, прав Илька. Сейчас мы с тобой доедим, а потом покурим.

Это тема! Но посуда до вечера ведь будет...

- Так ведь до вечера киснуть будет!

- Гриша, ты... Очень ты хороший человек, настоящий парень, я тебя... ну да, полюбил. Знаешь, давно хочу тебе сказать. Погоди, так. Да. Мне очень нравится, какой ты. Что ты такой домашний - в самом лучшем смысле этого слова, и рассудительный. Мы ведь с Илом всё с бухты-барахты вечно делаем, а ты... Все твои качества - этого всего нам с камикадзе и не хватало. Ты именно такой, какого нам с Ильёй брата не хватало, Илье особенно. Представь себе, он теперь вечером, как мы спать ложимся, одежду стал аккуратно складывать. Мелочь вроде...

Да ну! Сомнительно мне что-то - насчёт Ложкиной аккуратности, но я помалкиваю, ведь такое мне Стас сейчас говорит - важное!

- Ты не подумай чего-нибудь, Гриша.

- Я не думаю, С. С.! Плохого, я имею в виду.

- Молодчина. Вот, так что... Это про Илью, что ему не хватало настоящего, такого, как ты, брата. И мне. Я с тобой отдыхаю. Илья ведь... Ты не представляешь, Гриша, какой это кайф - этот его стремительный темп, его неудержимость пикирующего на цель штурмовика, его скорострельность по целям в жизни, то, что он никогда в жизни не мажет, жадность его к жизни. Жизнь... То, что он в моей жизни появился - это как откровение.

- Представляю, ещё как.

- Да. Но с тобой мне хорошо. И втроём хорошо.

- Хорошо, Станислав Сергеич, - я сейчас так согласен с С. С., так я его понимаю! - Мне тоже хорошо... втроём. Только зря вы всё всегда прощаете ему. Да знаю я, что он пережил, но всё же зря.

- Зря, - и Стас со мной согласен, он понимает, что я хочу сказать.

Я привык. Не знаю, имел ли право, но я привык: к тому, что Стас меня понимает, что Илья меня любит, что я люблю Илью, что я всегда понимаю Стаса. Теперь нам с С. С. надо привыкнуть к тому, что мы любим Илью вместе и любим через это и друг друга. Но ведь надо мне что-то сказать.

- С. С., а правда, что ли? Ну, что Илюха одежду аккуратно стал складывать, я имею в виду, правда?

- Ну-у, как сказать, "аккуратно". В одну кучу, во всяком случае.

Я хихикаю.

- Чего вы тут?

Пришёл. А, скучно ему одному! Это хорошо, очень даже это хорошо, что ему, зеленоглазому, без нас скучно, это я даже не знаю, как хорошо...

- Тогда зачем же они разделись?

- Ты меня спрашиваешь? Нет, ну, мотив-то мне ясен-понятен, и очень даже, но дело не в этом, может, даже у них чего там и...

- Ил!

- Стас, спокойно, я из рамок не выйду. Вот, но я не понял ни хрена, зачем режиссёр этот эпизод вообще вставил? Только, понимаешь, они на бережку верхнюю одежду поснимали, глазками так - тоже режиссёрская задумка, по ходу - и жадно, и целомудренно, и девчонка такая. Б., меня чуть не... Но показали лишь глазки эти, крупным планом зато. Потом, короче, бац - и они тут же сидят в доме, на диване - и уже одетые, прикиньте! И ясно, что ни хуюшеньки у них и не произошло.

- Юшеньки! - сердито отзываюсь я и старюсь как можно ироничней хмыкнуть. - А ты что, подсмотреть хотел?

И тут же жалею, что задал этот вопрос. Ну да, когда я это спросил, то мой вопрос казался мне и к месту, и ироничным, но вот Ложка на меня глянул - быстро, из-под век, остро, и я пожалел, что задал этот полный дурацкой и неуместной иронии вопрос! Ведь Илья глянул так... будто плюнуть захотел, что ли. Ну, не в меня и, может, даже и не в мою сторону, но мне от этого не легче, ведь ясно, что ему хотелось сплюнуть. Брезгливо сплюнуть хочется сейчас и мне, от этих своих слов хочется мне сплюнуть.

- Илюш, извини, пожалуйста, я дурак и покемон. С. С., пусть он меня простит. И-ил!

- Илья.

- Погоди, Стас. Тихон, ты осознал? Или?

- Я осознал, Илюш, я покемон, прости, пожалуйста.

- Вечером без сигареты. А так прощаю. Всё, проехали.

"Ну-у, это я ещё легко отделался, - уныло думаю я. - А вот насчёт сигареты - это мы..."

- Пацаны, Илья, так мне это в тему, как Гриша выражается. Что вы со мной...

- Да ну?

- Да ну, С. С.?

- Ты лучше скажи, Илька, почему ты про этот фильм рассказал нам?

- Да так. Ну, мы же про американцев заговорили, вот я про двойные стандарты и...

- А при чём...

- А при том! Весь мир приучили к порнухе, оттуда всё пошло, а сами теперь о "морали" вспомнили. Блядь, вы уж помолчите, я знаю точно. Меня в такой мерзости снимали, и всё потом за океан уходило, все эти кассеты.

Я до боли стискиваю зубы.

- Мда, - Стас чешет у себя в затылке. - А зачем там Киану Ривз был?

- Да я как бы и не понял. По ходу, это как бы намёк на то, что фильм как бы "умный". Кстати, он-то там классный, доктора такого правильного сыграл, психоаналитика, что ли, такое что-то, вот его Киану Ривз там прикольно сыграл, а тинэйджер этот инфальтивный...

- Инфантильный.

- М-м? Да, Стас. Инфантильный - уровень, блядь, ниже Рыжика нашего, таких только в порнухе и снимать, куда там!

О-хо-хо! Всё же я покемон. А вот теперь мне совершенно ясно, чего Ил на меня так глянул, и почему ему захотелось сплюнуть от моего вопроса, полного дурацкой и неуместной "иронии", и понятно, почему захотелось сплюнуть и мне. Да-а, про видео, про то, что маленького Илюшку снимали эти суки во всякой мерзости, - это он впервые говорит.

- Илюш, да ну их, "джонников" этих, расскажи лучше про соревнования. Тебе как, город понравился? Там, говорят, у них церквей полно.

- Это да. Сплошь и рядом. Соборы, церкви. Но ты знаешь, самурай, мне это не очень. Я церковную архитектуру... Хотя, вру. Покрова на Нерли - эт-то да. Съездить бы, вживую посмотреть! Шедевр, Тишка! Да ну, Василий Блаженный - это пряник для туристов. Крашеный. А Покрова на Нерли - это да-а. Кто бы там чего не строил, а эта церковь единственная. И она одна в России, Стась, которая создана не для того, чтобы стоять, а для того, чтобы летать... "Кубок Золотого Кольца" - хорошо они турнир назвали, да только наш "Уральский кубок" круче! Это малый чемпионат России, а чемпионат России - это малый чемпионат Мира. А я второе место взял, прикиньте?! Если я у нас в Магнитке так облажаюсь, то мне после этого только застрелиться останется, чтоб вакидзаси мой любимый об себя не пачкать...

Часть 3

"Take It With Me"

- Ой, мама! Он же всё подряд мечет, что ты мудришь тут? И вообще.

- Что?

- Дурак я, вот что. Вчера сухарей вон сколько голубям... Блин, а так бы размочить, приправой какой-нибудь там посыпать и всё Илюхе скормить - он бы и не заметил бы, что слопал бы, сто пудов.

Мама ничего мне не отвечает, она просто молча отвешивает мне подзатыльник - чувствительно! Ну, а что, я не прав, что ли? Все признают, что я прав, и сам Илюха, как честный человек, это признаёт.

- Мам, это. Ну, заканчивай, в самом деле. Сейчас они приедут, тебе со Стасом в домоуправление заскочить надо - ты же не забыла? - за Егорычем потом. А ты недолго будешь? Что там, туда-обратно.

- Я не долго будешь, что там, туда-обратно, - Ё., эта Илюхина привычка, эта Ложкинская зараза поразила всю мою семью! - Так, Гришутка, почти всё готово, я...

Телефон. Ложка, наверное.

- Погоди, мам, я возьму. Да, слушаю. Ну. А вы где? Ой, вот только покупать ничего не надо, Ложка! Всё же есть, зачем деньги тратить? Я не... Да ты сам, скупердяй! И вообще, дай трубку С. С. Да дай - пожалуйста! - ты уже трубку Станиславу Сергее... ("Зачема, зачема", гад зеленоглазый, - шепчу я посмеивающейся маме) С. С., здрасьте! Не, ничего не надо. Ну. А то он... Ладно. Только вы побыстрей, пожалуйста, Станислав Сергеич, а то мама... Ну, а то как бы в домоуправление вам не опоздать, я имею в виду. Документы мои - это важно. Вот же! Что ещё? Ложка, я же помню, что же ты. Ну. Как обещал... Ого! Ничо себе! Наконец-то. А покажешь, или ты её сразу к себе утащишь, на стрельбище? Да ты чо? Ничо себе! Су-упер, только я не знаю, что нам тогда с Егорычем делать, он сто пудов сон потеряет. Ладно, всё, мата, дэва... Погоди, Ирия! Щас. Доко дэ аимас ка? - я знаю, что Илюхе будет очень приятно, что я напоследок с ним по-японски. - Ицу дэс ка? Ну, точно когда, я имею в виду? Так, сейчас...

Я смотрю на часы. Блин, как же это будет, без пятнадцати пять? Нет, правильно, если когда четыре сорок пять.

- Так, минута - фун. Сперва ёдзи, что ли. Погоди, Ил, я сам! Сорок пять - ёндзю го. Вот: ёдзи ёндзюго фун! Правильно? Вот. Я такой, я самурай. Да ладно тебе, ждём! Дэва-дэва, мата-мата.

Я смотрю на маму, она беззвучно мне аплодирует. А что, заслужил. Я делаю церемонный поклон, ещё, замираю так - мне приятно, тема.

- Гришка, это что-то.

- Да ну, мам.

- И ты у меня - это тоже что-то, и Илья, разумеется. Знаешь, а мне нравится, что ты на него всё больше становишься похожим. Да ты не красней! Я понимаю, что от удовольствия, но не красней, хотя...

- Что?

- Гришутка, чего скажу тебе... Ты, когда вот так вот краснеешь у нас, то делаешься совершенно неотразимым!

- Мама! Я! Так, я же просил тебя, не называй ты меня так - "Гришутка". Что ж такое-то?

- Ну вот, я же говорю, совершенно неотразим!

- Всё. Это совершенно уж невыносимо. Мам! Не надо рис промывать! Он же... блин, вода выкипела - и хорош. А знаешь, а нас с Илюхой вчера за братьев приняли, когда он за мной в бассейн заехал. Вот я спросить хотел. Скажи, пожалуйста, мам, а ты... ну, тебя это не напрягает? Ты вот говоришь, что рада, что я на Илюху похожим делаюсь, а вообще, по большому счёту, ну, что я... Скажи, мам, ты понимаешь, что Ил для меня значит? По жизни, я имею в виду.

Мама поворачивается от плиты ко мне, внимательно на меня смотрит, я выдерживаю её взгляд, она спокойно улыбается и говорит:

- Гриша, я уверена в Илье совершенно. Уверена в том, что он "настоящий", как вы с ним любите говорить. Я не знаю, но, думаю, что догадываюсь, что именно он для тебя значит - по жизни, я имею в виду.

- Мам!

- А ещё я абсолютно уверена в том, что Илья тебя любит, а значит...

- Это да! - я сияю от счастья.

- Вот, и ты его - это более чем заметно. А это значит, что Илья учит тебя только тому, что считает достойным, а его понятия о достоинстве... Он Мужчина с большой буквы. Я рада, я счастлива, что тебя любят, Гриша. А как же иначе? Раз я тебя люблю, то ведь и все остальные должны тоже тебя любить!

Если честно, я не очень согласен с такой логикой. Ведь и какого-нибудь комара, вообще, мразь какую-нибудь тоже ведь, может быть, кто-нибудь любит - уж родная мать-то, как минимум. Но, может быть, это и есть знаменитая "женская логика"? Тогда конечно. Но всё же:

- Мам, я думаю, что Илья меня... что я ему нравлюсь вовсе не потому, что нравлюсь ещё кому-нибудь, хоть бы и тебе. Только ты не обижайся, пожалуйста! Спасибо. Вот, просто Илюха такой человек. Да ты и сама это знаешь. А ещё знаешь, что он считает? Он говорит, что я тоже настоящим мужчиной расту, - тема, да? А вот женщин он уважает, но не понимает, - мама улыбается моим словам и понимающе кивает головой, и я продолжаю. - Он ведь говорит, что только двух женщин он по-настоящему, по-мужски понимает.

- Да? Ну, я так понимаю, что одна из этих женщин - это я. Это очень... Гм, Гриша, а ты не знаешь, кто вторая? Илья тебе не говорил этого? Хорошо бы, мама его.

Последняя фраза у мамы просто-напросто вырывается. Она и сама не рада, что так сказала, но ведь сказала, и мама краснеет, виновато - совсем как Егорка, когда он что-нибудь натворит - смотрит на меня, и торопится объяснить:

- Гриша, я хотела бы хотя бы попытаться хоть чуть-чуть заменить Илье... Понимаешь? Но это невозможно. Да и сам Илья, ведь он не хотел бы, чтобы ему хоть кто-то, пусть и мы с тобой, заменили родителей.

- Не в этом дело, мам. Илья же своих родителей даже и не помнит, - я делаю вид, что не заметил маминого смущения, хотя, я, кажется, понимаю её слова, но это пусть уж Ложка сам разруливает, если тема такая придёт. - Он же с тёткой сначала жил, он и её не очень помнит, а потом интернат - и вообще всё наперекосяк у него пошло. А вторая женщина - это же Стаса мама, тётя Тома. Вот, кстати, тут я согласен! Это вот С. С. в неё такой! Я, правда, её не очень знаю, да я же тебе рассказывал.

- Да-да, рассказывал, - отзывается мама, и я чувствую в её словах... ну, не облегчение, а что-то такое. - Ладно. Гришка, а ну! Знаешь, не все манеры Ильи подходят для моей кухни!

- Жалко, да? Сыну пироженку жалко, да? Это, мам, по-моему, варенья в пирожных много. А так ничо, и не подгорели.

- Когда это они у меня подгорали, напомни мне, пожалуйста! Подлиза. Так, всё. Пойду я, подкраситься мне ещё нужно, а ты помаду у себя со щеки сотри, поцелуйка... Домофон! Ну, вот. Не успеваем. Гришка, по ногам мне!

- Да? Заходите, С. С., а Ил где? Ясно. Мам, приехали. Стас тебя внизу подождёт, ему на пятый подниматься неохота, а Илюха... Во! Метеор он, что ли? - я тороплюсь открыть, Ложка мой пришёл.

- У тебя что, запор? - лыбится мне Илюха. - Чего не открываешь, или ты не хочешь меня к себе пускать?

- Ты же! Метеор, блин. Заходи, давай. Во, и не запыхался даже! Малыш, уйди на место!

- А чо тут пыхаться? Хм, прыг-скок, прыг-скок, я весёлый гонококк! Рюкзак я сам. Сумку вот возьми, а кейс этот...

- Она, да? Это она, Ложка?

- Ум-гум. Так, сюда его. Мама твоя где, самурай?

- В ванной, наверное. Она же... Блин, не опоздали бы они с С. С. в домоуправление - с макияжем её. Пойти, поторопить её, что ли?

- Кого это ты, Григорий Тихонов, собрался торопить? Здравствуй, Илюшка. Так, я поторопилась, во всех смыслах, и подкраситься тоже, теперь вот мне с тобой и не поцеловаться... Да, это что-то! Гриша всё больше делается похожим на тебя, а ты всё больше делаешься похожим на него. Илья, ты сейчас покраснел ну совсем, как Гришка. Илья, это не сумки, это баулы какие-то. О, какой кейс! Это она, Илюша? Егорка умрёт от зависти.

- Тёть Тань, я ему набор мишеней для комнатной стрельбы принёс, после обеда подарю, чтобы он аппетит не растерял. Вообще, набор такой! Прикинь, Гришка, металлические силуэты, сами поднимаются, сами опускаются, электроника сама очки подсчитывает, темп, все дела, чуть ли не рекомендации по стрельбе выдаёт.

- Дорогой?

- По деньгам? Ты скупердяй.

- Сам ты!

- Илюша, скупердяйство, - это у нас семейное! Балуешь ты Егора, да и всех нас. Молчу! Какие вы, однако, слова вам не скажи. Ладно-ладно, девчонки тоже хороши. Илья, ты мне объясни лучше, как это так у тебя получилось в твоём возрасте боевую винтовку купить?

- Спортивный самозарядный карабин. М-м, песня! С припевом. LR-300, полгода ждал! Всё лучшее, что Стоунер в свою AR-15 заложил, Алан Зитта всё в этой версии развил! Автоматику отрезали, так в самозарядном режиме темп в 600 выстрелов, да с моими навыками - запросто! А баланс? При моём патроне, "двести двадцать третьем", даже при длинных сериях ствол с линии прицеливания не уходит. Песня, и именно с припевом... Конечно, так мне бы и не продали, ясное дело. Дядя Боря Гулия заказывал.

- Да, Илья, я так и думала. По-моему, это очень много значит, когда такой человек тебе так доверяет.

- Ну-у, положим, он мне ещё и не так доверяет. М-м, Стаська там мается, наверное.

- Мам! Если ты в домоуправление опоздаешь, я застрелюсь!

- Не надо. Так, поторопиться мне надо, в самом деле, полный же дом теперь у нас оружия. Всё-всё, я на выход. Гришка, сумочку мою.

- Мама, там все бумаги? Для домоуправления, я имею в... тьфу ты, как привяжется! Смешно им. Я имею в виду, ты ничего не забыла?

- Всё, я побежала. Илья, в большую комнату даже не заходите. Там всё готово: и скатерть, и приборы, так что... Всё, мы скоро.

Часть 4

Я закрываю за мамой входную дверь, оборачиваюсь, а Ложки уже нет в прихожей. Мда, к этому мне так уже и не привыкнуть, и ведь тихо-то как - это вот кто ещё ниндзя у нас! Ну да, ясно, я так и думал: в нашей с Егоркой комнате Рогинов-сан рассматривает флажок-сасимоно, который я ему сделал. Я не буду спрашивать, решаю я. Если понравится, сам скажет, а не понравится... Вообще, критик он, конечно! Да ладно, я хоть и злюсь иногда - хм, "злюсь", я убить его готов иногда! - но так и надо. Если чего не так, то он прямо и говорит. И потом, ведь насчёт его "художественного вкуса" - это ведь правда, так и есть, да Ложкиному художественному вкусу позавидуют все мои учителя! В изостудии, я имею в виду. Блин, да чо он молчит-то, интересно? Ценитель, понимаешь!

- Ну? - не выдерживаю я, и совсем уж не удержавшись, хоть и пытаясь выдержать безразличный тон, спрашиваю. - Как? Нравится? Только ты очень не ругай, я ж в японской каллиграфии, как свинья в апельсинах! А так-то, по-моему... Да ты говори, блин - нравится?! Ложка-Ценитель.

- Да. Самурай, мне нравится. Это даже не просто для "первого раза" неплохо - это хорошо. Я, правда, в каллиграфии и сам... Хорошо.

- Спасибо, Илюша. Знаешь, я так волновался, а вдруг... Ладно, ладно. Погоди, куда ты пошёл-то? Да то! Хоть щас-то скажи, чего это значит вообще? А то пишу сам не знаю что, а вдруг чего-нибудь... не допусти, Амида Будда.

- Тихон, ты за кого меня принимаешь? Обидеться, что ли? Или по рогам тебе? Ладно, всё, отвечаю. Хм, это, кстати, ты именно про Будду и написал: "Сяку-со тэйсини" - чистый и преданный муж (ну, это я, как ты сам понимаешь), почитающий Будду.

- И где именно? Про Будду, я имею... Тьфу! Где про Будду, Ложка?

Ложка пальцем отбивает на шёлковой полоске верхний двойной иероглиф.

- "Сяку" - Шакья-муни, Будда. "Со".

- Ясно. Илья, а я сегодня хокку сочинил.

- Да ну?!

- Гад ты всё-таки! Самый зеленоглазый на свете, самый мой любимый гадский гад.

- Знаю, - счастливо смеётся "гадский гад". - Погоди, я сяду. Вот, я готов. Самурай, говори хокку.

- Ну-у, так. Вот, слушай. Нет, погоди, я сначала скажу, почему я про кота написал.

- Ты хокку говори, да?

- Потому что мама, - упрямо продолжаю я, - сегодня карпов приготовила. Так когда мы их купили, они ещё живые были, а котяра наш целую голову сожрал! Ладно-ладно, Ложка, слушай:

Кошка ест рыбу.

Плавала та поутру.

А кошке плевать!

Вот. Я скромненько кланяюсь - и замираю так. Это потому, что я чувствую, что у меня горят щёки, а это от такого удовольствия, что я даже и не знаю! И от гордости. Ведь оч-чень хорошо получилось у меня. И даже нисколько я не думал, и слоги почти и не считал. Первый ведь раз так у меня, ведь то, что я до этого сочинял, Рогинов-сан даже комментировать отказывался, шипел только - с жалостью.

- Коофу дэс! Тихон-сан! Бли-ин! Я запишу. Погодь, не надо, я запомнил, я эту хокку навсегда запомнил. Тишка... надо же.

- Вот, Илья, - тороплюсь добавить я, - я сначала придумал: "А кошке вкусно!", но потом решил так: "плевать", так вроде, с размером лучше.

- Варианты, надо же. Тихонов, ты... Надо же, ты у меня - надо же.

- Да ну, всё, хорош, а то ты так меня испортишь. Но спасибо! Ар-ригато! Илья! Помнёшь ведь флажок! Что ты его... Вот, правильно. Слушай, ты правда его 19 мая на соревнованиях нацепишь?

- Наце-епишь. А что? Я же в категории "Юниоры" выступать буду, это только в индивидуальном зачёте прокатит, ведь в моём классе, в "самозарядном карабине открытого класса", команды не набирается. Вообще, я такой в Магнитке один, исключительно-уникальный - самородок, сверкающий подобно драгоценной яшме.

- Кор-роче! - смеюсь я.

- Короче: мне что, герб Магнитки на плечо вешать? Треугольник этот, чёрный? Блин, его точно "Малевич" какой-нибудь рисовал, высоко-художественно-образованный. Его, что ли, мне на плечо вешать? Ложный патриотизм, чтобы ты знал, генетически не присущ моей тонко организованной натуре! - Ложка высокомерно задирает подбородок, задумывается на секунду, и добавляет. - В натуре. А присущ мне художественный вкус - скромно отмечу, врождённый, не стеснённый рамками образования. Это, уж если совсем, в натуре, реально-конкретно.

Я могу сейчас наблюдать во всей красе Ложкин задранный подбородок, и гладкую - блин, красиво, ничо не скажешь, - колонну его шеи. Но достал! Та-ак, щас я тебя...

- Угу, а вот как дисквалифицируют тебя! Снова. Блин, чо за хрень такая? Самородок, в натуре, а про этот, как его, предохранитель забываешь! Яшма.

- Я никогда. Ни про что. Не забываю. Никогда. Предохранитель - подумаешь, это для спорта, а я ни про что не забываю, в деле особенно, а в деле предохранитель - это исходя из моей практики - лишняя деталь. М-м, вредная даже, иногда, но не будем о грустном. А я никогда ни о чём... Тишка, я сегодня весь день помню, - Ложка вмиг оказывается рядом со мной на кровати, валит меня, как-то изящно очень прогибается, и я оказываюсь почти на нём.

"Кайф какой!" - успеваю подумать я и почти сразу начинаю уплывать, и хочу сквозь волны любви, сквозь изумрудную эту качку, поймать лодочки Ложкиных губ своими, а он шепчет мне в губы:

- Помню. Весь день. Чмок-чмок. И хочу, чмок-чмок. Тишка, я тебя всегда хочу, и каждую, чмок, секунду я о тебе помню.

- Чмок-чмок. Да не крутись ты, я сюда хочу, чмок. И сюда, два раза даже, чмок-чмок.

- Тишка, щекотно. Чмок. А вообще, я, чмок-чмок, щекотки не боюсь.

- Знаю. Тогда ещё и сюда.

- Ка-айф! Классной я тебя игре научил... Так, погодь, самурай, а мы успеем?

- Ой, да, Ложка! Успеем. Пока мама со Стасом в домоуправлении побудут, пока Егорыча заберут - в общем, я думаю, что мы с тобой всё успеем.

- Всего нам никогда не успеть. Мне с тобой никогда времени не хватает... Погоди, Тишка, ремень. Щас.

- Блин, понапридумывали пряжек для Ложек на мою... на мою попку! Ой! Бл-ль, гад ты всё-таки.

- А вот болтать не надо того, чего не надо болтать! Блядь, ты помоги лучше, что ли! Лежит, понимаешь, руками хватается за... Тишка, ты его лучше не дёргай! Кончу вот раньше времени. Всё? Да, я готов, теперь мы тебя разденем.

И Ложка начинает меня раздевать. Это у нас так теперь: меня раздевает Ложка исключительно сам, а я с трудом удерживаюсь при этом от смеха. Ну, не только от смеха, но смешно мне, и очень даже, ведь этот камикадзе, этот стрелок с нервами из оружейной стали, его спокойствия хватает только... секунд так на... Говорит, что это у меня темперамент, а сам, стоит только ему увидеть, ну-у, хоть и вот так, как сейчас... Только плавки мои увидал - и всё. Вау! Во даёт.

- Ложка, ты... Ох-х, обалдел. Мама, хорошо-то как, но ты это брось, что ж-ж-же через плавки-то у меня. Брось, Ложка, а то я ж так прямо в плавки и кончу, блин.

- М-м. Да? Это не дело - в плавки кончать. Ещё разик, м-м. Не дело в плавки, в плавочки. М-м-м, а ничо так, и запах даже. Блин, мне твой запах, Тишка, даже сниться стал, я даже у Стаса теперь непрерывно, практически, сосу... Ну, всё, футболочку теперь... Тишка, мне кажется теперь, что и у Стаса такой же запах, только...

- Что?

- О, задрожал твой кинжальчик. Красиво! То, что у Стаськи запахов чуть побольше, чем у тебя. Правильней сказать, они другие, но тоже ничего, все их я стал любить - это после тебя, прикинь?!

- Лож-жкин, хорош базарить! Не видишь, что ли - колотит меня! Давай. Ты давай сперва.

- Я давай сперва, - с покорной радостью соглашается мой навсегда Ложка.

Я и так уже лежу на спине, и Ложке надо лишь чуть приподняться, чтобы я смог подтянуть к груди коленки. Вот, а в стороны он мне их сам, так вот. И хорошо очень так - это мы уже выяснили, ведь так и целоваться можно, и если Ложка отрывается от меня, от моих губ, то я его видеть могу, а со спины так не получается, а я хочу его видеть. Так, вот он послюнит себе сейчас. Мне надо расслабиться. Так, спокойно, главное, расслабиться. Ну, больновато всё же будет. Ох-х! Ладно, к этому я уже привык практически. Да и в первый раз когда у нас было...

- Лож-жка-а! Ложка, мне не больно, что ты? Ну, не торопись, как тебе нравится, так и...

Часть 5 (последняя)

Хм, "удовольствие растянуть". Ну, и в первый раз не так больно было, как я ожидал, камикадзе ведь меня осторожно очень тогда. Но и то, с четвёртого раза только получилось - у нас, у меня. М-м. А вот щас... Да, боль совсем ушла, и... да ну, не то чтобы уж очень приятно. А хотя бы и так! Ведь так он делает это всё сейчас - и всегда: по-настоящему! И чувство наполненности - да. Ничо так, хотя сзади-то - ну, покайфовей, что ли. О-х-х, да-а! Сзади ведь когда бывает, то Ложка мне простату сильнее... И так ничо, а ещё так я его... Лож-жка мой, видеть его так могу! Вот.

Да, сейчас он надо мной на руках выпрямился, ритм такой чёткий, хоть и не быстрый. Красиво как - он надо мной! Какие у него всё-таки плечи широченные. А грудь - самая-самая у него грудь на свете. Во всех мирах. Шрамик круглый под солнечным сплетением. Это суки эти, сучьи суки, что маленького Ложку мучили, ещё у него на бедре такой же есть, прямо под яичками, но там я редко вижу. Родинка под соском, слева. Справа, то есть, для него это справа. Родинка. И ещё под ключицей. Родинки.

- Родной мой, Лож-жка! Не-не, это я так, ты давай, мне. М-м! М-м! Да, давай, мне не больно совсем щас. Хор... Ох-х, хорошо, даже можно сказ-зат-ть... М-м, я так ведь... Ложка, ты побыстрей, пожалуйста. Да? Хорошо, а то я так щас... А я тебе хочу. Чтобы ты... м-м-минет свой знаменитый мне... Да, да! Да, Ложка. Ва-ау-у! Прикинь, я же почувствовал! Ты когда в последний раз, давно? Так много щас у тебя. Молчу, молчу, отдышись, родной мой, Ложкинский мой!

Хм, вспотел и даже дрожит чуть-чуть. Успокаивается... Какая спина у него, кожа - нежная, гладкая-гладкая. Кудри, волны пепельные. Губы - самые-самые во всех Мирах! Я говорю:

- Отдышался?

- Задохнулся! Тишка, я так умру однажды, Ё!

- Только если вместе! А так-то не надо, зачем? Отдышался, Илюша?

- Ум-гум, мр-гр-мур-гр. Ты как хочешь? Да я понял, что минет, а как? Давай, знаешь, как? Давай... Погоди, ты вот так подушку, к стене, и сам на неё. Вот. А теперь... Ну погоди, мы ж так ещё не делали! Во-от, а теперь мне ноги можешь - ну, на плечи. Как? А то! Я ж профи. Та-ак. Какой он у тебя. М-м!

И Ложка, мой навсегда Ложка начинает у меня... Да нет, сказать "сосать" - это не сказать ничего! И "минет" тоже ведь просто слово. А я. Что - я? Я вцепился ему в плечи, колотит меня. Бл-ли-и-ин! Волосы. Пепельные его волнистые волны, самые-самые! Волны волнистые, влажные. Так и пошевелить их - от шеи и снова к плечам. Нравится это ему и мне. О-о-о! Бл-л-ь... Мама! Я лечу! Высоко-высоко! Ложка! Сильней, больше оборотов на вал! О-о-о, я... Лож-жка-а, да-а, пальчиком, туда, глубже. О-ох-х, да-а! Наж-ми, сильней! Так, ритмично, так, так. Щас-с-с!

- Щас! Лож-жка! Щас-с-с. Мама! Пош-шл-л-ла-а-а! Ложка, мой навсегда, Ложка, ты мой...

Где я сейчас? Я не знаю. Где-то. Знаю лишь, что это лучшее место в лучшем из Миров.

- Ложка, ты самый лучший. И самый красивый. Ещё бы ты не был согласен! Почему? Да? Ладно. Эх, хорошо вот так. И когда мы сексом с тобой занимаемся. Да, сексом! Всё же по-настоящему у нас! Вот, и после хорошо, полежать вот так, поболтать. Да, пора, а всё-таки хорошо было бы ещё и полежать просто... Блин, Илюха, если ты мои плавки опять за диван... А! Ну, ладно. Влажные. Да ну, я потом их переодену, после. Ил, волосы. Нет, только не причёсывайся, так только пригладь, мне нравится, когда они вот так у тебя. Да встань же ты, мне ж постель поправить надо!

- Тихон, ты всё же сварливый. И скупердяй!

- Я не... Это почему это я скупердяй? Я, может быть, экономный, но я не скупердяй. Не, подушку вот так. Всё. Вот, скупердяй, значит? - я делаю паузу, ведь сейчас может начаться самое моё любимое: серьёзный с Илюхой разговор; это же не хуже секса, по-другому, но не хуже. - Если человек экономный, даже и к твоим деньгам, то тогда почему ты его скупердяем называешь?

- Боги! Тихон, ты таким языком не вздумай сочинения по русскому писать - это же у тебя японская грамматика! Ты особенно ею не увлекайся, а то будешь разговаривать, как Йода из "Звёздных войн", и позеленеешь ещё.

Так. Ясно. Ни спорить, ни серьёзно разговаривать Илья сейчас не хочет. Жаль, конечно, но ладно. Я устраиваюсь у него на коленях, спиной к нему - это мы сейчас в кресле сидим, и Ложка тут же обхватывает меня руками, ладони просовывает мне под футболку - одну на грудь, а другой гладит мне живот, перебирает кожу. Кайф! Блин, я снова поплыл, кажись.

- Да ну, Ложка, хорош. Щас же придут все. Не, только сосок не надо, я же так... - Илюшка выпускает мой сосок, крепче прижимает меня к себе, тычется мне носом сзади в макушку, вдыхает полной грудью, выдыхает - горячо, а у меня мурашки по шее...

Кайф, конечно, но ведь сейчас все придут.

- Ил, это... А покажи? Винтовку, я имею в виду.

- Нет. Погоди. Я покажу, конечно, для того и принёс её, но вот когда все придут, тогда всем и покажу. Всем нашим.

Я замираю. Можно... Не знаю, можно, конечно, на письме как-то выделить это слово: курсивом, подчёркиванием, а если уж совсем важно, то можно даже и большими, я имею в виду, заглавными буквами, но интонацию - её выделить трудно. Обозначить, я имею... Всё! Последний раз я это сказал: "имею в виду"! Вот, а у Ильи сейчас такая интонация, что я замираю. "НАШИ", - так он сказал. Мы все для него - "наши"! Нет, не я, я же для него не просто "наш", я часть его самого, это он мне даже мог и не говорить, а он говорит, и постоянно, я это чувствую, это живёт у него в глазах, и Стас тоже часть Ильи. А вот моя мама, наш Егорка-Рыжик и ещё тётя Тома (но она сейчас в доме отдыха) - это НАШИ. Всё правильно, но я замираю. Это же такой кайф, что мама и Егорыч - те, кто мне дороже меня самого, - стали для моего Ложки, который и есть огромная моя часть... Я запутался. Во всём этом, я имею в виду. Кайф это - запутаться в Любви!

Сейчас они придут, все наши - Стас, мама, Егорыч, мы сядем за стол и отпразднуем 5 мая. У этого праздника несколько названий, мне нравится "Тангоно сёку" - День Воинского духа. Это мой и Егоркин праздник, Илье ведь уже старше, и мы будем праздновать. Рис с овощами - да, это ведь ещё и "Сёбуно сёку", День риса. Будут и карпы, и жареная - только моя мама так умеет! - курица, и пельмени с грибами, и ещё Ложка сказал мне по секрету, что у него шампанское есть, он уже замучался бутылку от Стаса прятать, чтобы сюрприз был. Ну, сладкого целые горы: и торт, и зефир в шоколаде, мороженое там. Потом мы с мамой преподнесём Илюшке наш подарок. Нет, тс-с-с об этом пока! Интересно, а Илья мне... Да ну! Нет, он, конечно, что-то мне приготовил. Да ну!

Вот, а потом Ложка покажет нам свою винтовку, а потом мы останемся в этом Мире только втроём: мама, С. С. и я - ведь Илья и Егорыч уйдут в Мир Стрелков и зависнут там надолго. Хм, будут разбирать эту самую легендарную LR-300, которая сделана на родине "практической стрельбы" одним из лучших "практиков" мира, собирать её, гладить и ласкать эту железку так, что Малышу станет завидно. А мне вот нет! Я же всё понимаю. А мы втроём - Стас, я и мама - будем разговаривать. С. С. расскажет что-нибудь. Мама тоже. Я поспорю, может быть, с ними - не знаю о чём, просто. Потом...

Ну да! Потом мы будем оттаскивать Ложку и Рыжика от этой новой Илюхиной цацки, и они, расстроенные нашим непониманием, для успокоения затеют стрельбу из Егоркиного пистолета по... да нет, не по котяре, конечно (хотя я бы и не возражал особо), а начнут расстреливать баллончик за баллончиком, упаковку шариков за упаковкой по новой электронно-механической мишени, которую притащил сегодня Ил в подарок Егорычу.

Сиаваси дэс - я счастлив!

И я чувствую, что моё отрочество ушло - хорошее оно у меня было! - несмотря ни на что (папа же ушёл от нас). Вот, а начинающаяся моя юность, она будет лучше, чем даже у всех! Ложка - он же со мной... Бл-ли-ин! Как он мне щас, в затылок... Волосы губами... самыми красивыми на свете губами... Кожу на шее...

Как это важно - любить, когда началась твоя юность! И чтобы тебя любили - это тоже самое важное. Чтобы вот так - был бы рядом Ложка, и чтобы ему было в кайф, когда я у него на коленях, а он... Блин, как же это приятно! Да ну, я опять поплыл...

- Ложка Ласкучий, домофон! Наши пришли!

- Так открывай, Тихон Самурай! Если наши, надо же им открыть.

- Да. Если это наши, тогда нам обязательно надо им открыть!

страницы [1] . . . [3] [4] [5]