Когда мы были женаты Том 4, ч. 8 (Когда был первый секс)

КТО ОН, УИЛЬЯМ МЕЙТЛЕНД?

В офисном комплексе в городе Александрия, штат Вирджиния, четверо мужчин собрались за столом. Комплекс был пустой и темный, потому что его строительство не оправдало ожиданий по заполненности в конце 90-х годов. Это место было достаточно удалено от дороги, чтобы полиция не могла заметить их, подобно тому, как произошло с известным делом "Уотергейт".

На улице была непогода - смесь ледяного дождя, снега и сильного ветра. Большинство мошенников вероятно находились внутри комплекса, а не наружу.

На пятом кресле сидела привлекательная женщина в свитере-водолазке, джинсах и комфортных ботфортах на высоких каблуках.

– Давайте начнем – сказал Джереми Прентис.

Он нажал кнопку на аудиовизуальной панели управления и на стене перед столом появилась фотография небрежно одетого мужчины средних лет, который начал терять волосы. Затем он нажал еще одну кнопку и рядом с ним появилась фотография худощавого мужчины с абсолютно лысой головой, одетого во все черное.

– Это Уильям Мейтленд, старший помощник прокурора Третьего округа штата Флорида – объявил Прентис.

– Впечатляющая трансформация – прокомментировал высокий, худощавый и седовласый мужчина в спортивном костюме и бейсболке "Нью-Йорк Янки". Рядом с ним находился Марвин Хилман, пятнадцатилетний ветеран ЦРУ, и Роберт Коулман, крупный чернокожий агент ФБР, временно прикомандированный для подготовки к суду по делу Мендосы.

Напротив двух других сидел Хуан Белоте - тридцатилетний следователь юстиции.

– Да, Марв, полный переворот во многих аспектах, – заявил Прентис. – После десяти лет, когда он был полным, облысевшим и очень непривлекательным, он внезапно совершил перемену: похудел, приобрел совершенно новый облик и поведение, начал проявлять себя как лидер. Такое чудо случается разве что только в романтических историях.

– Покажи ему фотографию его жены, – предложила Роберта Голд, федеральный маршал, работающая в отделе юстиции по борьбе с организованной преступностью.

Прентис нажал кнопку, и на стене возникло изображение пышноволосой блондинки в черном наряде с глубоким вырезом сзади; потом другая фотография показала туго обтягивающее платье с небольшим вырезом спереди, подразумевая лишь намек на декольте. Над платьем она носила прозрачную шаль, которая одновременно скрывала и подчеркивала. Все это было сексуально и элегантно. Ее лицо имело те же черты, что и у актрисы Шарлиз Терон.

Белот свистнул.

– Он был с ней женат?

– На вкус и цвет товарищей нет, – проговорил Прентис.

– Покажи его парня, – попросила Роберта.

– Ты хочешь все это взять на себя, Роберта?

Однако он произнес это с улыбкой.

– Нет, мистер Прентис, – ответила она. – Но для всех вас, кто хотел бы увидеть парня, из-за которого бывшая жена его бросила, вы сможете представить себе, что заставило Мейтленда заботиться о своей внешности.

Появилось фото привлекательного темноволосого молодого человека ростом выше Мейтленды.

Они танцевали вместе и выглядели очень комфортно друг с другом.

– И этого я бы пошел в спортзал ради, – заявил Коулман. – Если бы я уже не был в отличной форме.

– Ладно, хватит шуток. Давайте сосредоточимся на том, чтобы объединить все, что мы имеем. Марв, ты – первый.

Хилман не встал, а наклонился к столу.

– Его воспитывала мать-одиночка. Отец погиб при обрушении шахты в Западной Вирджинии, когда Мейтленду было восемь лет. Он ходил в школу на академическую стипендии, стипендию как оставшийся в живых сын шахтера, и работал неполный рабочий день в течение большей части своей карьеры в колледже. Пока не женился на Дебби Баскомб, а когда поступил в юридический колледж, она работала в банке Ханта в Джексонвилле, чтобы помочь ему пройти через это.

– Он работал в частной практике, до тех пор, пока около десяти лет назад не поступил на работу в прокуратуру штата в Джексонвилле. В течение пяти лет он занимался тем, что служил, работая над каждым делом, которое мог получить, работая усерднее, чем кто-либо другой. А потом пять... почти шесть лет назад... Большой Человек – так все называют прокурора штата Далласа Эдвардса –перетащил его поверх всех остальных, чтобы сделать вторым номером в офисе.

– Поверх всех остальных. Это странно, я думаю?

– Да, Прентис. Это очень странно. Но я разговаривал с людьми внутри и за пределами офиса прокурора штата, частными адвокатами и полицейскими, и все, казалось, думают, что это было правильным. Мейтленд работал как проклятый, отказываясь от юбилеев и личного времени ради работы над делами. И он был хорош в зале суда, плюс оказался хорошим администратором. Кроме того, Эдвардс, казалось, проникся к нему личным уважением и стал его наставником.

– Есть что-то еще?

– Да, почти всем известно, что Эдвардс стремится стать губернатором. В прошлый раз у него это почти получилось, но сейчас все думают, что он снова попытается. Он проводит большую часть своего времени в предвыборной кампании по всему штату, создавая политические союзы и финансовых сторонников. Пока его нет, офисом занимается Мейтленд. Все победы Мейтленда в суде приносят пользу Эдвардсу в его кампании. А в последнее время у него было несколько значительных успехов.

Прентис обратился к Хуану Белото.

– Как мне видится, мистер Прентис, этот парень – настоящий честный человек, – сказал Белот.

– Честный? Действительно?

– Я не знаю, как еще описать парня, которого нельзя подкупить или запугать.

– Искренний адвокат?

– Да, но... его прозвали "Ледяным человеком", когда он был женат. Никогда не возникало слухов о каких-либо интрижках в офисе. Конечно, если бы я был женат на такой женщине, то, вероятно, не испытывал бы искушения.

– Я слышал, что некоторые богатые люди пытались предложить ему взятки, которые он отклонил. Я проверил его банковские счета за последние десять лет. Он накопил хороший капитал – восемьдесят тысяч долларов на сберегательных и депозитных счетах, двадцать пять тысяч долларов на текущем счете. Это не маленькая сумма, но мелочь по сравнению с тем, что может заработать успешный адвокат в частной практике.

– Он живет в престижном районе Мандарин в Джексонвилле. Это достаточно дорогой район высшего класса, но его стоимость растет уже некоторое время. Когда он купил свой дом, он стоил всего лишь триста пятьдесят тысяч долларов. Теперь он может продать его за семьсот пятьдесят тысяч. Но он все еще выплачивает ипотеку. И платит тысячу долларов в месяц за аренду квартиры, в которую переехал после развода.

– Адвокат, работающий на государство, может быть тяжелым орешком? Какие-нибудь денежные проблемы, вторичные ипотечные кредиты, что-нибудь, что могло бы оказать на него давление?

Это спросил Коулман, что не удивило Прентиса. ФБР всегда следит за деньгами.

– До развода его жена зарабатывала приличные деньги в Университете Северной Флориды в Джексонвилле, и вместе они хорошо справлялись. И он не тратит деньги. Купил себе Эскалэйд, а она – Тойоту Авалон. Но у него нет никаких дорогих увлечений, они уже много лет не отдыхали по-настоящему. Никаких квартир, пока он был женат. Не играл в гольф и не состоял в загородном клубе. Я не знаю, что, черт возьми, он делал со своими деньгами. Он работал, приходил домой, работал еще, смотрел телевизор с женой. Не похоже на образ жизни богатых и знаменитых парней.

– Недавно он заработал приличные деньги и купил аннуитет для своей жены и детей, который со временем может принести до миллиона долларов. Но он получил его в результате того, что полицейский-мошенник ввязался в перестрелку, в которой Мейтленда чуть не убили. Он продал права на свою историю и дал интервью, что принесло ему почти миллион долларов. И отдал все это своей бывшей и детям.

– Кроме того, он платит очень хорошие алименты на детей. Скоро из них выпадает дочь, которой исполняется восемнадцать, но у него есть почти пятнадцатилетний сын, которому он будет платить алименты в течение следующих трех лет. Кроме того, он и его бывшая жена учредили стипендиальные фонды Флоридского колледжа для обоих детей, когда те были младенцами.

– С момента, когда его прозвали Ангелом Смерти по словам дочери обвиняемого на слушании по делу о милосердном убийстве, он начал зарабатывать намного больше денег и стал гораздо интереснее для СМИ. Местный журналист опубликовал статью с ее высказываниями, и она быстро разлетелась по всему миру через Интернет.

– Вы сказали, что у него не было романов, пока он был женат. Были ли у него какие-то привычки к наркотикам? Играет ли он в азартные игры? Увлекается ли порно? Посещает ли проституток?

Белот покачал головой.

– Нет, нет, нет и нет. Но не стоит считать его полным святцем, мистер Прентис. В колледже есть документы подтверждающие, что он использовал травку в то время, и курил в период своей частной практики до того как присоединился к прокуратуре штата. Однако после этого он достаточно разумно решил бросить это дело. Он также иногда ходил в бары после разрыва с женой. Местная полиция несколько раз доставляла его на патрульных машинах домой, просто из вежливости. Но с тех пор он перестал, и за последнее время у нас нет никаких отчетов о его пьяных выходках.

– Ладно, секс и деньги, кажется, не являются эффективными способами давления, – сказал Прентис. – Остается третий фактор. Власть. Его репутация Ангела Смерти и тысячи историй о нем в Интернете. Мы знаем, что его начальник готовится к выборам губернатора. Мейтленд может легко занять должность государственного прокурора или стать членом Сената США. Он, вероятно, рассмотрел бы такую возможность. И если вы попадаете в Сенат США и имеете международную репутацию юридического борца «без пленных», то президентство не останется без вашего внимания. Какие у вас мысли?

Роберта Голд покачала головой.

– Все, с кем я разговаривала, включая некоторых помощников прокурора штата, которых он обошел, попав на позицию номер два, и которые его не любят, говорят, что в его теле нет политической косточки. Он – не политический тип. Он не из тех, кто разыгрывает из себя свойского парня, он не заигрывает перед прессой. Он занял несколько действительно непопулярных позиций и в основном говорил СМИ и общественности, чтобы те шли к черту. Не играет в гольф. Не произносит речей. Каждый раз он обязательно заявлял, что все победы, которые он одерживал, были победами Эдвардса, сам оставаясь на заднем плане.

– Все это может быть и позой, – сказал Хилман. – Ты – неутомимый защитник жертв, не думающий о личной славе. А если Эдвардс будет избран губернатором, вы чертовски хорошо знаете, что он сделает все возможное, чтобы выдвинуть Мейтленда на более высокий пост и заявить, что он – «не просто еще один политик». Это – та платформа, за которую политики готовы убить.

Голд потянулась, и за столом не было ни одного мужчины, не заметившего бы тело, обнаженное этим потягиванием. Она улыбнулась им.

– Все возможно. Но всего несколько месяцев назад он отправился на ковер, чтобы привести к большому жюри присяжных чернокожего полицейского по имени Шон Смит за стрельбу во время вторжения в дом. Местное афроамериканское сообщество оказывало сильное давление на Мейтленда и Эдвардса, чтобы те прекратили расследование и дали ему уйти. Офис шерифа так же сильно настаивал, потому что Шон Смит был популярным героем-полицейским, и полицейские не хотели, чтобы его преследовали.

– То, что мне удалось узнать и, по моему мнению, является правдой, заключается в том, что Мейтленд отказался сдаться даже после того, как Эдвардс предупредил его о возможном увольнении, если он не защитит Смита и не позволит ему вернуться на работу. Все хотели, чтобы Мейтленд бросил это дело, и Мейтленд понимал, что его карьера подходит к концу здесь. Если он не согласится на требования, его начальник и самый большой сторонник будут шантажированы.

– Он не сдался. Вероятно, его карьера была бы окончена здесь, если бы Смит не потерял контроль и не попытался открыть огонь по полицейскому собранию, где выступал Мейтленд. Это спасло карьеру Мейтленда, но он никак не мог предположить такое развитие событий. Человек с долгосрочными политическими амбициями никогда бы не занял такую самоубийственную позицию.

Прентис окинул взглядом присутствующих за столом.

– Хорошо, Коулмен, твоя очередь. Что у тебя есть?

– Он запятнан.

Остальные четверо молча уставились на него.

– Так просто? Он запятнан?

– Да, Прентис, все крайне просто. Он чертовски запятнан и, вероятно, это связано с Рохасом.

– Я в это не верю, – заявила Роберта Голд.

– Поверьте мне. Вот что произошло в сентябре...

Когда он закончил рассказывать, четыре пары глаз с недоверием смотрели на него.

– И все это было выяснено, а я об этом впервые слышу? – спросил Прентис. – В то время никто не имел дела с Рохасом. Местные полицейские и прокуроры уже предполагали, что они могут провести процесс против Мендосы здесь из-за наличия смертной казни и отсутствия возражений против ее использования. Поэтому, когда шерифский департамент Джексонвилла обнаружил труп... обезглавленный труп... в машине с фотографиями сына Мейтленда, на которых был крестообразный прицел, они предположили, что мексиканский наркокартель пытался запугать Мейтленда или, возможно, привлечь его внимание к делу.

– Никто из местных не имел ни малейшего представления, кто мог уничтожить людей Картеля. Предполагается, что был еще один человек, которого пытали, а от его тела избавились. Через несколько дней по каналам ЦРУ и УБН пришло сообщение, что этих двоих вывел из игры соперничающий Картель. Просто две группы плохих парней убивали друг друга.

– И тогда дело было бы забыто, если бы мы не перехватили те передачи, что вели к людям Рохаса, предупреждавшим мексиканцев отступить.

Коулмен постучал пальцем по фотографии обезглавленного тела.

– И все это означает, что люди Рохаса следили за Мейтлендом ДО того, как сюда прибыли люди Картеля. Чтобы заметить мексиканцев, наблюдающих и фотографирующих сына Мейтленда, они должны были быть там. А когда обнаружили угрозу Мейтленду, то пытали обоих мужчин, убили их, избавились от одного тела, а другого оставили без головы, как... я полагаю... сообщение Картелю.

Человек из ФБР посмотрел на Роберту Голд и сказал:

– Может быть, Мейтленд и не замазан, но он, должно быть, самый симпатичный парень в мире, если организация Рохаса разместила здесь нянек на неопределенный срок, чтобы защитить Мейтленда и всю его семью.

Коулмен оглядел сидящих за столом.

– Есть ли здесь еще кто-нибудь, кто думает, что Мейтленд либо настолько привлекателен, либо Рохас просто мягкотелый старик?

– Нет, но у Рохаса должна быть какая-то причина выйти на ковер, чтобы защитить мелкого американского прокурора, – сказал Белот. – Ты сам это сказал. Я не нашел в жизни Мейтленда ни одного нормального крючка, который мог бы использовать преступный картель, чтобы подцепить правительственного чиновника и обратить его на Темную сторону.

– Да, – ответила Голд. – Какую ловушку мог бы придумать Рохас для парня, который всегда действует открыто и прямолинейно? Или какую ошибку мог совершить Мейтленд, чтобы оказаться настолько уязвимым для шантажа, чтобы он отказался от своих убеждений и работы?

– Мы просто еще не нашли ответа на это, – сказал Прентис. – Возможно, это так же просто, как если бы Рохас решил, что Мейтленд – перспективный кандидат на продвижение в будущем, и отправил ему анонимное письмо с фотографиями его жены и детей возле их дома или школы с добавленными пулевыми отверстиями. Чтобы он знал, что люди Рохаса способны в любой момент поставить их под угрозу. Мейтленд может быть таким хорошим, как все говорят о нем, но даже хорошие люди могут сломаться, когда речь заходит о безопасности своих семей.

– Он получал серьезные угрозы высокого уровня от настоящих массовых убийц, и это, по-видимому, не смутило его, – сказала Голд. – Был парень, которого звали Каннибалом Велака. Он похитил, убил и съел одиннадцать жертв, прежде чем его поймали. Мейтленд вынес ему приговор и отправил за решетку на одиннадцать пожизненных сроков подряд. И он даже смеялся над парнем, когда тот проклинал Мейтленда и обещал вернуться, чтобы вырезать его сердце при жизни. Я не думаю, что его легко запугать.

– Что бы ни произошло, Мейтленд очень хорошо защищен, – сказал Коулман. – Нет другого объяснения для того, что случилось с убийцами из Картеля и предупреждением Рохаса мексиканским бандитам.

Прентис оглянулся на стену, где снова появились фотографии Ангела Смерти «до и после».

– Мы знаем – или, по крайней мере, я бы сказал, что на девяносто пять процентов уверены, что Мейтленд замазан, но во всем этом есть вопросы. Слишком много вопросов.

– Получите ответы на вопросы, – сказал Хилман. – Пошлите команду и арестуйте его без всякого предупреждения. Чтобы не было ни ему шанса убежать, ни Рохасу послать достаточно людей, чтобы остановить нас. Мы можем за час вывезти его из страны и посадить в черный ящик в любой точке мира менее чем за сутки. А когда доставите его куда-нибудь, где его никто никогда не найдет, не оставив каких-либо следов нашего участия, чтобы дать ключ к разгадке, где он находится, сломайте его, – сказал Коулман. – Если хотите сделать это красиво, пытайте утоплением. Или накачайте самыми сильными наркотиками, которые у нас есть, а затем вколите что-то еще более сильное, чтобы он не знал, что его ожидает или кто он такой. Он даст вам ответы. А если и это не сработает, начинайте отрезать ненужные части.

Голд бросила на него неприязненный взгляд.

– Я не знала, что уже было доказано, будто Мейтленд представляет угрозу безопасности нации. Вы думаете, доказано, что он – террорист, планирующий уничтожить американский город? Обычно именно это должно быть доказано, прежде чем вы начнете говорить... даже в зоне действия системы безопасности... об отрезании частей тела людей.

Прентис остановил его взглядом, прежде чем тот успел ответить.

– Об этом мы не говорим. Мейтленд – это загадочная личность. И всегда есть возможность, что, несмотря на внешность, он – очень недоброжелательный и очень опасный человек. Поэтому нам нужно продолжать расследование. Роберта, я разделяю твое отторжение к разговорам о пытках. Но мы должны беспокоиться не только о Мейтленде. Ясно, что между Мейтлендом и Рохасом есть связь. Теперь Рохас – пожилой человек, и войны, которые он вел против других Картелей, стали уже прошлым. Но он более опасен, чем другие Картели, мексиканские, латиноамериканские, азиатские или русские – любые из них. Он не ведет прямую войну ни с кем конкретно, хотя его организация все еще успешно занимается наркобизнесом в некоторых частях мира. Но он выкупал и продавал политиков и полицейских по всему миру, включая лица из Министерства юстиции и УБН. Тот факт, что мы не знаем, что именно он делает, делает его еще более опасным.

– Вот почему мы не можем сейчас ничего предпринять против Мейтленда. Мейтленд понимает, что мы подозреваем его в чем-то. Я бы никогда не рискнул обратиться к нему с информацией о том, что мы знаем о угрозе мексиканцам не трогать его или его семью, если бы пришлось рассказать о двух убийствах головорезов Картеля здесь. Но он не знает точно, ЧТО именно мы знаем. Точно так же я уверен, что Рохас и его люди уже осведомлены о том, что мы имеем информацию об этой связи. Но они не знают, КАК МНОГО мы знаем.

– Если мы арестуем Мейтленда, все прекратится. Рохас просто прекратит любую операцию, которую он проводил с Мейтлендом или мгновенно изменит местонахождение. Очень вероятно, что мы сможем сломать Мейтленда. Бывали случаи, когда безумцы откусывали себе языки и выколачивали глаза, вместо того чтобы выдавать информацию. Я не думаю, что Мейтленд такой же. Но мы не знаем, сколько времени он сможет продержаться. И, что еще более важно, у нас есть уникальная возможность получить информацию о Рохасе и его планах. Если Мейтленд – его связь, то у нас есть канал к Рохасу. Информация передается в обоих направлениях. Просто мы не можем рисковать разрушить этот канал без точной информации о происходящем.

– Итак, мы просто сидим и ничего не делаем?

– Ничего, Роберт. Мы продолжаем расследование. Если имеется компромат, мотив для связи, мы его найдем. У нас есть, по крайней мере, месяцы, прежде чем здесь начнется суд над Мендосой, если это случится, и может всплыть все, что происходит.

– Мы сделали все, кроме того, что засунули ему в задницу гребаный ректоскоп, но ничего не нашли. Насколько более тщательно мы можем его исследовать?

– Ну, есть еще один путь, – медленно произнес Хилман, глядя на Голд.

Все мужчины обратили на нее свое внимание. Она села прямее, а затем начала краснеть под их пристальными взглядами.

– Немедленно выбросьте эту гребаную идею из головы, вы, кучка больных извращенцев. – Взгляд Коулмена переместился с ее груди вниз, а затем снова вверх.

– Я не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь стать звездой «Плейбоя», но ты на самом деле неплоха, Роберта. После развода он вел довольно интересную жизнь, но нашим аналитикам очевидно, что он все еще зациклен на своей бывшей, но они не сошлись. Он переспал с несколькими другими женщинами, но я бы сказал, что он – холостяк.

– И агенты-мужчины делали то же самое, – сказал Белот. – В разведывательной сфере бывают моменты, когда приходится играть людьми. Вы должны найти что-то, что расколет скорлупу и заставит их открыться вам. Секс – прекрасный инструмент для разрушения твердых оболочек.

Она выпрямилась и обвела взглядом сидящих за столом. Конечно, ее тяжелое дыхание делало ее грудь еще более заметной.

– Я – НЕ одна из твоих женщин из ЦРУ, которые готовы давать информацию в любое время. Я – маршал США, временно прикомандированная к этой Оперативной группе. Если что-то из всего этого станет общедоступным...

– Не станет, Роберта, – ответил Прентис, – потому что ты здесь с целью продвижения в Министерстве юстиции и все еще стремишься к успеху. Ты создашь проблемы и можешь найти поддержку у феминисток на некоторое время, но подумай о том, сколько лет тебе придется провести в перевозке заключенных на Аляску, в Орегон и на Северо-Западе. Надеюсь, холодная погода и серое небо не помешают тебе.

– Хорошо, я поняла. Я не планировала выходить на публику. Но я не собираюсь использовать Мейтленда для продвижения. Если это задание, отправьте меня обратно к маршалам.

– Никто не говорил о том, чтобы использовать его таким образом. В отношениях есть гораздо больше, чем просто физический контакт. Представься ему. Это будет легко. Ты – маршал США, которой поручено проверить безопасность перед возможным судом над Мендосой. Глава картеля Мендосы, Антонио Молот, уже убил двух прокуроров из Техаса и уничтожил семью Кэррингтона в Оклахоме. Неизвестно, что они задумают в следующий раз. Исходя из их предыдущих действий, у тебя есть веская причина провести некоторое время с Мейтлендом. Угощай его ужином. Пейте кофе вместе. Что будет дальше, зависит от тебя. Ты можешь не заинтересовать его таким образом. Бывает и такое. Влюби его в себя. Заставь его доверять тебе.

Прентис встал перед ней.

– Я не собираюсь запрещать тебе заниматься с ним сексом. Я знаю тебя достаточно долго, чтобы быть уверенным, что независимо от того, насколько он хорош в постели, он тебя не завербует. Но ты – именно тот тип женщины, который ему нравится, а из предыдущих разговоров я понял, что и ты не находишь его отталкивающим. Ты – взрослая женщина и ответственный маршал. Просто действуй, куда бы это ни привело. Я не знаю, заставишь ли ты его выложить все начистоту, но буду очень полагаться на твои внутренние чувства по отношению к нему.

Он остановился и прислонился к столу. Она чувствовала на себе тяжесть мужских глаз.

– Это похоже на то, что ты можешь сделать, не вопреки своей совести?

– Даже если вы знаете, что это может никуда не привести.

– Конечно. Я просто прошу тебя следовать твоим лучшим профессиональным инстинктам.

Она пристально посмотрела на остальных троих мужчин, словно пытаясь заставить их сказать, что они пошутили.

– Готов поставить сто долларов, что она затащит его в постель до Рождества, – без улыбки сказал Хилман.

– А я ставлю двести, что они будут колотиться в кровати до пятнадцатого декабря, – сказал Белот, широко улыбаясь.

Коулмен улыбнулся еще шире.

– Я ставлю пятьсот долларов против тебя, Марв, и пятьсот против тебя, Хуан, если она закончит задание, не оказавшись голышом в постели с ним.

– У меня имеется только один комментарий, джентльмены, – сказала она, улыбаясь и показывая на столе два вытянутых средних пальца. – Исключая, конечно, вас, мистер Прентис.

Белот пригнулся и шепотом сказал Коулмену:

– На самом деле я немного жалею этого несчастного типа. Он даже не представляет, какой сюрприз его ожидает.

***

Суббота, 26 ноября 2005 года

Ямочки встала и повернулась, склонившись, чтобы поцеловать меня в щеку.

– Не можешь дождаться, когда я разозлюсь и начну действовать? – ухмыльнувшись, произнес я. – Еще рано, женщина.

Я мог видеть ее безупречные зубы, когда она широко улыбнулась и похлопала меня по щеке ладонью.

– Я бы никогда не задевала твое мужское самолюбие, мистер Мейтленд, но на самом деле я не тая от нетерпения. Не то чтобы мне было противно, если ты попытаешься использовать меня позже сегодня вечером, но честно говоря, неделя была очень долгой и я переела на два обеда с индейкой в День благодарения и не выспалась. Просто устала. Ты действительно расстроишься, если я оставлю тебя здесь одного?

– Нет. Спи и види сладкие сны. Я, наверное, скоро вернусь.

– Ты, наверное, сможешь разбудить меня, если очень постараешься. Ночью.

После ее ухода я сидел, слегка качаясь взад и вперед. Даже в конце ноября воздух был теплее, чем в Джексонвилле. Витал сладкий аромат цветов. Это были не тропические духи, как в Майами, но определенно отличались от Джексонвилла. Было что сказать о псевдосезонах, которые мы наслаждались в Джексонвилле. У нас была зима, осень, весна и лето черт возьми! Орландо был не так уж плох как Майами, но там наслаждались почти всегда летом. Это было мило, но я предпочитал разные времена года.

Я мог понять, почему мама вышла замуж за Чарльза и переехала сюда. Здесь была его территория. Здесь он вырастил свою семью. Похоронил свою первую жену. Это была его жизнь, и когда мама вышла замуж, она закрыла главу о жизни, что началась в Западной Вирджинии, и уехала так далеко, как только смогла. Она похоронила одного мужа, а потом долгое время жила одна. Она заслуживала новой жизни с мужчиной, который, казалось, действительно любит ее.

Словно прочитав мои мысли, дверь открылась, и мама вышла на крыльцо.

– У тебя найдется место еще для одного?

Я подвинулся и похлопал по качелям рядом с собой. Она села и наклонилась, чтобы провести рукой по моей щеке.

– Ты наелся?

– Ты еще спрашиваешь об этом после трех порций, мама? Чтобы отработать эту еду, мне придется две недели ходить в спортзал.

– Ты слишком худой, Билл. Я знаю, что теперь ты одинок, но не думаю, что женщинам нравится этот вид кожи да костей. Кроме того, это вредно для здоровья.

– Ты уверена, что не еврейка? Ешь, ешь и еще ешь.

– Шучу, но ты слишком худой.

Я притянул ее к себе и обнял.

– Я знаю, что мне всего сорок два, но как ты думаешь, когда мне стукнет шестьдесят, ты сможешь перестать беспокоиться обо мне.

– Я никогда не перестану беспокоиться о тебе, пока хожу по земле, Билл. Матери никогда не перестают беспокоиться о своих детях.

Несколько минут мы сидели в дружеском молчании.

– Эта твоя девушка. Она мне нравится.

Я не смог сдержать улыбки.

– Во-первых, мама, она – не девушка, как она быстро заметила бы. Ей под тридцать. Она – взрослая женщина. А во-вторых, она – не МОЯ девушка. Она – мой друг. Друг-ДЕВУШКА, но не подружка.

– Она – первая дама, помимо Дебби, с которой ты провел отпуск за последние двадцать лет. И она – всего лишь подруга?

– Просто подруга, мам. Я уже говорил тебе об этом. У нее нет семьи в этом городе, и она только что рассталась со своим женихом. Мне было неприятно думать, что она будет одна в День Благодарения, поэтому я пригласил ее к Дебби и сюда. Но мы просто друзья.

– Ну хорошо, если ты так говоришь...

Мы опять молчали. В это время вечера на улицах было мало движения, хотя слышался отдаленный шум бесконечного потока автомобилей на I-4, проходящей через Орландо. Видимо, я слишком долго жил в Джексонвилле. Эта фоновая симфония звуков колес на асфальте успокаивала мое нервное состояние.

– Я понимаю, что у тебя были серьезные причины поехать к Баскомбам на День Благодарения, но лучше бы ты этого не делал.

Я молча смотрел на нее. Я любил эту женщину. Она посвятила большую часть своей жизни воспитанию и любви ко мне, но иногда...

– Господи Иисус, мам. Ты действительно так думаешь? Мы разведены, наш двадцатилетний брак уже закончен. Ты хочешь, чтобы я оставил своих детей и родителей Дебби, которые всегда были добры со мной? Мои ДЕТИ попросили меня приехать туда. Дебби не была рада моему приезду. Но я пошел туда не ради нее.

– Ты что, забыл...?

– Нет, мам, я ничего не забыл. В этом году ничего особенного не произошло. Но она – все еще мать моих детей. Мы все еще были женаты очень долго. Нам придется оставаться присутствовать в жизни друг друга на протяжении всего оставшегося времени наших жизней, возможно, следующие сорок или пятьдесят лет. Злость ничего лучше не делает.

Она поставила стакан чая со льдом, который принесла с собой, и потянулась, чтобы взять меня за руку.

– Я не пытаюсь быть горькой, Билл.

– Мама, ты была горькой в течение двадцати лет. Бывают моменты, когда я и впрямь задаюсь вопросом, не предпочла бы ты, чтобы я умер в той больнице, а не выздоровел и женился на Дебби.

– Ты говоришь ужасные вещи, Билл Мейтленд. Не могу поверить, что ты такое говоришь, – она отдернула руку. Я протянул руку и взял ее. Меня поразило, когда я подумал об этом, какой легкой и хрупкой была эта маленькая рука.

– Прости, мам. Я знаю, что ты так не думаешь. Просто ты так и не простила ее за то, что случилось. А она ведь была жертвой. Она не была плохой. Она была молодой, дикой и глупой, но – жертвой.

– Я знаю, как это видишь ты, как ты это видел раньше, как видел всегда. Но...

Она встала и отошла от меня к краю крыльца. Глядя в ночь Орландо, она сказала:

– Я знаю, что ты чувствуешь ко мне и к ней. Я знаю, ты никогда не понимал моих чувств. И... твоя жизнь принадлежит лишь тебе. Я не хотела, чтобы ты сердился на меня из-за того, что я сделала все, чтобы разлучить тебя с женщиной, которую ты, очевидно, любил.

Она повернулась и посмотрела на меня.

– То, что я собираюсь тебе рассказать, случилось давным-давно. Еще до твоего рождения. И я знаю, ты хочешь сказать, что это не имеет никакого отношения к тебе и Дебби. Но просто выслушай меня, хорошо?

– Да, мама, – вздохнул я.

Она сурово посмотрела на меня, или, по крайней мере, так сурово, как только могла, на своего единственного сына.

– Билл, ты знаешь, что хотя во многих аспектах ты прекрасный человек, но с самого подросткового возраста ты всегда был слишком уверенным в своих знаниях и очень настойчивым. В школе тебя окружали такие же люди.

Я выдохнул глубоко и спокойно ответил:

– Мама, прошу прощения. Это не первое или даже десятое предупреждение о Дебби, которые ты мне давала в попытке открыть мне глаза на ее ужасную природу. Я понимаю, что твои слова исходят из добрых побуждений. Я буду слушать и постараюсь контролировать свое стремление быть всезнайкой.

– Когда-то в старших классах я слышала о одной девушке. Она была примерно на четыре года старше меня. Из начальной школы доносились разные истории о ней. Луанна развивалась раньше сверстников и им нравилась. Ей также нравились мальчики. И их было много.

– Это кто-нибудь из родственников моих знакомых?

– Я просила тебя не перебивать.

– Прости, я просто думал, что понимаю, к чему все это ведет.

– Как я уже говорила, ей нравились мальчики, а она им нравилась. Поэтому никого не удивило, когда в шестнадцать лет она забеременела в десятом классе. Ее родители выгнали ее из дома и она некуда было идти, поэтому она переехала к двадцатидевятилетнему парню. Он бросил свою жену и двоих детей ради нее и приютил ее в трейлере.

– У нее родился мальчик, но к тому времени, как он появился на свет, она уже "подружилась" с двумя другими парнями. В течение нескольких месяцев все разговаривали о том, с кем из троих она будет. Наконец, президент главного банка города развелся со своей женой и двумя детьми и женился на Луанне, а также усыновил ее сына. Потом парень, который бросил свою жену и переехал с Луанной в трейлер, пришел в дом, который купил банкир, и застрелил его. Его сердце было пронзено двумя пулями.

– Наверное, она думала, что, выйдя замуж, разбогатеет, но к тому времени, как первая жена банкира и остальные женщины в городе добрались до нее, она просто исчезла в один прекрасный день. Ее не было десять лет.

– А потом однажды, через месяц после смерти своего отца, она появилась и стала ухаживать за больной матерью. К тому времени у нее было уже трое детей. Ни мужа, ни парня. Она переехала к своей маме с тремя детьми и искала работу, но никто не хотел иметь с ней ничего общего. В конце концов, она устроилась официанткой и обслуживала бар с музыкальными развлечениями за чертой города.

– Все думали, что она спит с владельцем, но она привлекала много клиентов, поэтому поселилась там. Она работала там после того, как поженились мы с твоим отцом. Многие мужчины любили заходить в бар в пятницу или субботу вечером. Твой отец не был большим любителем выпить, но его друзья заходили туда, так что он стал там выпивать.

– И я начала слышать от других жен истории... некоторые в виде шуток, некоторые в виде предупреждений. Они говорили, что ей понравился твой отец. Он был крупным, красивым мужчиной, а я была не единственной девушкой, пытавшейся привлечь его внимание в школе. Но после того как он начал встречаться со мной, другие девушки поняли, что его похитили. Я никогда не беспокоилась о нем.

– Но Луанна флиртовала и дразнила каждого мужчину, заходившего в этот бар. Так что, я не думаю, что твой отец когда-либо думал, что она серьезно относится к нему. Я начала обращать внимание на то, что слышала, и несколько раз проходила мимо бара и видела, как она на него вешается. Из-за этого у нас появились первые настоящие ссоры. Я сказала ему, что не хочу, чтобы он туда ходил, и что не хочу, чтобы он имел с ней что-либо общее.

– Он не слишком хорошо отреагировал на это. Он возмутился и заявил, что коллеги по работе никогда не прекратят издеваться над ним из-за того, что он разрешил своей жене носить брюки в семье, если он начнет избегать бара. Кто-нибудь обязательно узнает, что это именно я сказала ему избегать. И он сказал, что вероятно я не доверяю ему, если думаю, что какая-то ничтожная блондинка-барменша может его очаровать.

– Я пыталась объяснить ему, что я не доверяла не ему, а ей. В ней было что-то особенное. Я видела, как мужчины смотрят на нее. Мужчины, которые обычно были преданными своим семьям. Она просто умела общаться с ними. Но он этого не мог понять. На самом деле меня это не удивляло. Мужчины глупы в отношении женщин и секса.

– Так мы поссорились. И опять поссорились. И я поняла, что теряю его. Чем больше я его беспокоила, тем больше ей казалось, что она привлекательнее. Я предвидела, что что-то случится. И если бы он это сделал, я знала, что не смогла бы остаться с ним.

– Итак, однажды, когда он был на работе, я собрала свои вещи и ушла. У меня была тетя в Майами. Я позвонила ей и она перевела мне деньги на билет до Майами на поезде. Я провела у нее около недели, пока он не появился.

– Ты не рассказала ему, куда ты уезжаешь и зачем?

Это был первый раз, когда я услышал этот рассказ и он отличался от историй моих родителей, которых я знал. Но возможно в их жизни происходило много такого, о чем я не знал.

Она слегка улыбнулась.

– Нет. Я подумала, что он поймет, почему, и выяснит, где я нахожусь. И если я ему понадоблюсь, он меня найдет. И он это сделал. Мы поговорили, и я сказала ему, что люблю его, но не вернусь, пока он не пообещает и не даст слово, что больше не будет разговаривать с Луанной и не увидится с ней еще раз. Он дал мне слово и сдержал его. Он больше никогда не заходил в тот бар, а когда она подходила к нему вне бара, он уходил.

Она снова улыбнулась мне.

– После этого у нас никогда не было никаких проблем, а почти через девять месяцев, после того как он приехал, чтобы меня забрать, родился ты.

Я попытался представить их как молодую, ссорящуюся влюбленную пару. Такое бы не пришло мне в голову.

Она улыбнулась, и на этот раз это была другая улыбка. Она выглядела моложе, и я на мгновение увидел в ней ту кокетливую молодую жену, какой она была много лет назад.

– И не повредило, что... будучи в Майами, я встретила мужчину.

Я положил руку на сердце и сказал:

– Мама, пожалуйста, есть то, что мне и впрямь не нужно знать, чего я не хочу знать.

– Ты такой тупой, Билл. Думаешь, мы нашли тебя в капустной грядке?

– Ради всего святого, мама...

– В то время моя тетя встречалась с кубинцем. В первый вечер, когда я была там, они планировали поужинать в кубинском ресторане и уговорили меня пойти с ними. Там было весело. Я никогда раньше не ела кубинской еды. Несмотря на то, что я думала, что у меня не будет никакого аппетита, я обнаружила, что он возвращается. После того как мы закончили, они потащили меня в клуб. Это было дико. Дома у нас были бары. Не думаю, что я когда-либо была в ночном клубе. Я и раньше пила алкоголь, но не в баре. Это были шестидесятые годы, но тогда там, откуда я родом, женщины не ходили в бары... если только они не были ТАКИМИ женщинами. Всю свою жизнь я прожила в маленьком городке.

Она улыбнулась мне странно.

– По какой-то причине дети всегда считают, что их родители никогда не были молодыми. Веришь ли ты или нет, но когда-то я сама такой была. Я, возможно, перебрала с выпивкой и попробовала что-то новое, о чем раньше не слышала. Музыка была громкой, и сердце билось в ушах, а молодые парни подходили и приглашали меня на танец. Раньше я никогда так не танцевала, но... моя тетя и ее подруга говорили, что это – бар по соседству, и они знают почти всех там. Это было безопасно. И вот я оказалась на танцполе. Было жарко, а эти запахи были необычные. Раньше я танцевала только с парнями из своего города и отца. Но это было захватывающе. И до конца вечера я встретила одного мужчину. Испанца. Он был старше меня, хорошего вида и умел разговаривать. Он вел себя как джентльмен. Он сказал, что его зовут Рохас, что по-английски значит "красный".

– Он спросил меня, не хочу ли я присоединиться к нему и его друзьям в ночной бар. Я отказала. Ведь я была замужем и просто приехала в гости к своей тете. Она объяснила ему, что я из маленького города и не привыкла к таким местам. Он понимающе улыбнулся. Извинился, если был навязчив, но спросил, приду ли я сюда завтра вечером. Это был пятничный вечер. Моя тетя сказала, что мы возможно придем, потому что ее парню понравилось это место. Он поднялся и сказал, что надеется увидеть меня там. Когда он ушел, парень тети рассмеялся и сказал, что жаль я замужем. Ведь старший мужчина очевидно был состоятельным человеком из Южной Америки.

На следующий день я осталась дома у тети, пока она работала, и в дверь постучали, и там был он. Это немного меня напугало, но он сказал, что приехал в Майами по делам и пробудет здесь всего несколько дней. Он сказал, что поспрашивал, где я остановилась, и хотел, чтобы я пошла в ресторан на углу, просто пообедать. Я закрыла дверь между нами и сказала, что не пойду с ним. Он спросил, почему, и я ответила, что, возможно, там, откуда родом он, женщины другие, но там, откуда родом я, замужние женщины не ходят обедать с незнакомыми мужчинами. Он еще раз извинился и ушел. И все равно до конца дня я держала дверь на запоре.

– В тот вечер он был в клубе, и, хотя заставлял меня нервничать, но занимал там мое время. Ни один из мужчин, приглашавших меня на танец, не подходил ко мне, а он был забавным и покупал напитки для моего столика. Когда мы танцевали, он опять извинился. Он сказал, что пришел из совсем другой жизни в своей родной стране Колумбии и имел дело с другим типом женщин.

Он был забавным, и я перестала его бояться. Он флиртовал со мной, а я чувствовала себя там в безопасности и, вероятно, немного флиртовала в ответ.

– На той неделе мы еще трижды ходили в тот бар. И каждый раз рядом был он. И никто не подходил ко мне, чтобы танцевать, или они отступали, когда видели, с кем я была. Он был забавным и уважительным. Он никогда не совал руки туда, где их не должно было быть. Однажды он попытался поцеловать меня, и я сказала ему, что я – замужняя женщина, и если он опять забудет об этом, я не вернусь в бар и никогда больше с ним не увижусь. Он странно посмотрел на меня, и думаю, что я на самом деле удивила его. Он опять пригласил меня на танец и сказал, что не будет ничего неподобающего, что он ошибся во мне. И больше ничего не предпринимал. На самом деле я не злилась. Мужчины есть мужчины. И с ним было весело. Итак, мы опять танцевали, и я позволила себе двигаться в ритме танца. Как я уже сказала, он был хорошим танцором.

– Потом он перестал танцевать и застыл, уставившись на нечто позади меня. Я ощутила его присутствие прежде, чем осознала, что он прибыл. Когда я обернулась, мне казалось, что никогда раньше не видела своего отца таким сердитым. Он встал между сеньором Рохасом и мной и сообщил, что прошел долгий путь и хочет провести разговор в таком месте, где мы можем слышать друг друга. Мы вернулись в дом моей тети и беседовали всю ночь. А на следующий день он отвез меня домой.

Она одарила меня тем лучезарным улыбкой, которая придавала ей юности.

– Мы никогда не говорили о сеньоре Рохасе, но позднее я поняла его мысли. Его лицо было омрачено. Я знаю, что он доверял мне, а я всегда старалась не подводить это доверие, но ему не понравилось осознание того факта, что так же как есть женщины, которых привлекает это мощное, темноволосое ирландское тело и лицо, также есть и мужчины, которых привлекаю я. Не думаю, что он когда-либо забывал об этом.

– Это было потрясающе, мама, но в чем суть...?

– Ты всегда думал, что я ненавидела Дебби из-за того, что она почти убила тебя. И правда, это не делало ее моей любимой. Но настоящая причина вовсе не в этом. Луанна не была плохим человеком. Она вырастила четверых детей и все они стали хорошими людьми. Она заботилась о своей матери до самого конца. И многое из того, что произошло, связано с тем, что мужчины преследовали Луанну. Ей не нужно было разрушать браки – они сами... они похоже не могли контролировать свои мысли рядом с ней.

– И ты говоришь, что Дебби похожа на Луанну?

– Нет. Я говорю, ЧТО Дебби – ЭТО И ЕСТЬ Луанна.

– Мама...

– Ты сказал, что позволишь мне закончить. Я никогда не видела никого похожего на Луанну... пока не встретила Дебби. Ты знал о ней. Ты хоть представляешь, со сколькими мужчинами она была до тебя? Знаешь?

– Она была дикой. Я знаю это. Она рассказала мне... не все, но достаточно, чтобы я знал, какой была ее жизнь до нашей встречи. ДО нашей встречи, мам. Она любила секс, а мужчины любили ее. Но что с того? Вступая в брак, я не думал, что она девственница. Разве ты не веришь, что люди могут измениться?

– Люди могут, но не она.

– Мне жаль, что ты так думаешь, но сейчас это не имеет значения. Мы в разводе. Она может каждую ночь быть с тремя парнями, и я ничего не могу об этом сказать. Я не верю, что она вернулась к своим старым привычкам. И Би-Джей с Келли все рассказывают мне.

Она встала.

– Для меня это не имеет значения, Билл. Если бы я в глубине души не знала, что ты не забыл ее.

– О, ради Бога...

– Делай, что хочешь, Билл. Так было всегда. Я вижу, как ты возвращаешься к ней. Я молюсь, чтобы ты этого не делал. Она была шлюхой... дикой... до того как встретила тебя. И я верю, что большую часть твоего брака она была тебе верна. Но я верю также, что она на самом деле изменяла. И если ты вернешься, она начнет это опять. Я говорю это не для того, чтобы причинить тебе боль, но одного мужчины ей никогда не будет достаточно. Некоторые женщины не созданы для того, чтобы быть с одним мужчиной всю свою жизнь.

Она переступила порог дома, оставив меня одиноким в теплой Орландской ночи. Я присел на качели и наблюдал, как светлячки мерцают возле уличных фонарей.

Это было словно картина с улиц начала двадцатого века. Маленькие одноэтажные домики, большей частью из дерева, с необычным бетонным облицовыванием в виде деревянного каркаса. Ухоженные тротуары, работающие фонари, дома с передними и задними дворами. В этом семейном сообществе также было много баскетбольных площадок по обе стороны дороги, где дети могли играть безопасно.

Этот вид напомнил мне о старых телешоу, которые повторялись на маленькой станции для угольных городков Западной Вирджинии во время моего детства. "Оззи и Харриет", "Оставь это Бобру" и "Мои три сына" – все еще показывались в эфире.

Там были родители или отчимы, которые работали равными долями, любящие дети и проблемы, которые решались за полчаса.

Я часто задумывался, почему у некоторых людей все было так легко: они женились, их супруги и родители находили общий язык, и были счастливые дни, когда они вместе отмечали праздники или просто проводили время вместе без особой причины, чтобы старшее поколение баловало младших.

У меня же была мать, которая всегда недолюбливала мою жену, хотя любила своих внуков. А моя жена... Честно говоря, я не верил тому, что Дебби ненавидела ее, хотя у нее было все основания. Она терпела мою мать и скрывала свое раздражение. Но мы никогда не путешествовали вместе или отдыхали на каникулах. И когда они были вместе, настоящих улыбок не было.

Когда я вернулся в дом матери, то увидел на кухне свет, где она и две ее приемные дочери все еще наводили чистоту и выбрасывали остатки еды, и я мог слышать музыку видеоигр из комнат, где все следующее поколение приемных внуков разбивали к черту все комендантские часы перед сном, которые ввели их родители.

Я сделал мысленную пометку надрать себе задницу в следующий раз, когда вернусь к себе в Долину Жалости. Итак, хотя у меня никогда не было идеального брака, никогда не было телевизионного идеального фестиваля любви «жена-свекровь», и я был одинок впервые за двадцать лет, у меня все еще было больше, чем у многих людей. У меня была мать, всегда любившая меня, даже несмотря на то, что она могла быть настоящей занозой в заднице, у меня в постели и в моем сердце была одна из самых красивых женщин в мире, и даже если это не продлилось долго, у меня все это было. У меня были двое детей, которых я мог потерять, но я думал, что для меня найдется место в их жизни. Было чертовски много людей, которые бы мне позавидовали.

В особенности я думал об этом, когда скользнул в узкую кровать размера queen-size и устроился прижавшись к теплому телу, лежащему под тонкой простыней.

Поздно ночью я проснулся с мягким пучком изгибов на мне и одной из тех странных мыслей, которые иногда посещают посреди ночи, когда ты подвешен между сознанием и сном.

Сеньор Рохас. Каковы были шансы на это? Это ведь не мог быть один и тот же человек. Как он мог дважды войти в мою жизнь из ниоткуда. Один раз – это совпадение? Дважды... Я не знаю, что это. Я знал, что от одной мысли об этом у меня начинает болеть голова.

Я обнял ее и притянул поближе.

– Билл... уже ночь.

– Продолжай спать. Мне просто хочется быть рядом с тобой.

Она прижалась ко мне под одеялом, ее дыхание стало более спокойным. Я пытался войти в такой же ритм, чтобы заснуть, но мои мысли беспорядочно кружились, пока не осознал, что уснул. И тогда я заснул на самом деле.