Прощай, охламон! (эроповесть). Часть 3

Часть 3

Пашка чмокнул Айгуль в щёку и развернувшись поспешил в столовую, откуда выходили его соседи по палате.

– Всё спороли, троглодиты? – Поинтересовался он у мужиков.

– Подчистую! Ссать надо было шустрее, – в разнобой ответили троглодиты.

– А что рожы такие постные? Осетрина не понравилась? – Ухмыльнулся парень.

Заглянув в раздаточное окно, он окликнул Клавдию Васильевну:

– Тётя Клава, чего народ такой печальный, меню не устраивает?

– Не в ресторан пришли, – раздражённо отозвалась Клавдия Васильевна, вытирая руки о замызганный халат. Сейчас родичи набегутся с передачами, накормят. К тебе-то не ходят что ли?

– Сам не велю. Мне хватает и приютского питания. Чего-нибудь осталось от детей голодающего Поволжья?

– Дождёшься от них, сколько не дай всё сожрут и спасибо не скажут. Ты, Пашенька, завтра не опаздывай, не моя смена. Заходи, мой хороший, накормлю, ещё не остыло.

Павел прошмыгнул в пищеблок и сел за столик. Клавдия Васильевна налила с краями тарелку рыбного супа, с куском минтая.

– Тебе какой гарнир к котлеткам, пюре или вермишель? Бери пюре, вермишель утром ел, а я тебе зелёного лучка добавлю. На третье тебе молока налью, полезнее компота будет. Ешь Павлушенька, ешь дорогой мой. Ах ты, Господи, хлебца не дала, сейчас принесу.

Насытившись, Пашка отодвинул бокал с недопитым молоком и взглянув осоловелыми глазами на повариху изрёк:

– Что-то зажрались дети Поволжья. Перебрал я с обедом, Клавдия Васильевна, – сытно икнув, он откинулся на спинку стула, – мне бы только до койки доползти. Не обидишься если перенесём наше рандеву на следующий раз, а то мне как-то тяжко.

– Да с меня и утреннего рандеву хватило, Паш. К тому же, Ирка звонила, сказала, что внучок ко мне с ночёвкой просится. А после тебя, мне с ним делать нечего.

Клавдия Васильевна прижала к полной груди Пашкину голову и ткнулась губами в его макушку. Ступай, мой родненький, мне ещё дел выше крыши. Парень тяжело поднялся со стула и пошёл к себе в палату.

* * *

– Стожков, стоять паразит, – окликнула Пашку медсестра Вера, – разговор к тебе есть.

– Привет, Верунь. Ты в очках такая загадочная!

– А так? – приподняв оправу на лоб, сжав зубы, спросила медсестра.

– Фьють!... – невольно вырвалось у парня. – Боюсь даже спросить, откуда прилетело...

– Не догадываешься, охламон? – Настойчиво допытывалась Вера.

– С свекровью подралась?... – Предположил Пашка, сочувственно рассматривая подбитый глаз.

– Ага. С её сыном.

– О как! Чего не поделили в своей песочнице? За что он так жёстко?...

– За твои инструкции, скотина! «Не боись, Верунчик, вам понравится... ». Ему как-то не очень понравилось. Обещал тебя убить, подлеца.

– «Вот и шли вас, обормотов, в заграничные турне! » – озабоченно произнёс Пашка, почесав затылок – дремучий вы народ, женатики! Чем закончилась ваша беседа и так видно, а что из этого следует?

– А следует то, что теперь тебе самому придётся исполнять свои советы. Лизать Пашенька, глубоко и продолжительно, милый. Лучше ты это будешь делать мне, чем минет моему Володьке. Так что к одиннадцати я тебя жду на укол, специалист-консультант.

– Пашка глубоко вздохнул и, согласно кивнув головой, отправился в свою палату.

– Иди, иди. Сил набирайся, инструктор, – напутствовала Вера поникшую фигуру удаляющегося парня.

В палате царила послеобеденная дрёма. Густой храп старика на соседней койке перекрывал сдержанное посапывание остальных больных. Пашка вытянулся на своём ложе, заложив руки за голову. Снежная позёмка стихла и в образовавшуюся прореху серой мглы пробились лучи полуденного солнца, скользя по стенам больничной палаты.

Не прошло и часа, как Пашка, подложив ладонь под щёку, свернувшись калачиком, сладко спал на своей койке. Резкий хлопок над самым ухом разбудил парня и тараща заспанные глаза, он уставился на сгорбленную фигуру деда, со свёрнутой в трубку газетой, удовлетворённо стряхивающего раздавленного таракана на пол.

– Ить какая падла живучая! – с азартом произнёс старик, озираясь по сторонам в поисках новой жертвы.

– Ты чего, старый, совсем спятил? Людям спать не даёшь, охотник за тараканами, мать твою! – сонно пробурчал Пашка.

Но в эту минуту дверь приоткрылась, в палату заглянула Айгуль.

– Стожков, выйди на минутку, – позвала она Пашку, прикрыв за собой дверь.

– Иду, – вставая отозвался Павел, взглянув на своего соседа, – присмотри, дед, за моей койкой, чтоб тараканы не упёрли, всё равно не спишь.

В коридоре у окна стояла Айгуль, обернувшись к подошедшему парню, она посмотрела на заспанное лицо Павла и с сомнением произнесла:

– Я не ко времени? Ты, наверное, спал?

– Ты мне снилась, Гуленька, а тут этот старый мудак, хлопнул газетой по тумбочке у самого уха и разбудил. Люди сны смотрят про любимых женщин, а этот хмырь тараканов мордует, другого времени не нашёл.

– Ты мне хотел предложить... – нерешительно начала Айгуль.

– Я и сейчас хочу, – с готовностью подхватил Пашка, – Ты сегодня до которого часа?

– Уже скоро, но часок у меня будет. Если не передумал, то минут через десять приходи, я только до лаборатории и к себе.

– Отлично. Сейчас деда предупрежу и приду. У нас сегодня дежурит Вера, старик меня прикроет в случае чего.

Айгуль поспешила к лифту, а Пашка скрылся за дверью своей палаты. Дед лежал на койке с обиженным выражением на лице. С противоположной стороны палаты его распекал грузный, пожилой мужчина.

– Ты старый совсем охренел! Не хочешь спать, газету почитай, на черта же этой газетой по стенам лупцевать!

– Да чёрт с вами, пусть тараканы по вам бегают и передачки в тумбочках жрут, – обижено огрызался дед.

– Дедуль, домахался своей хлопушкой? – Поинтересовался Пашка, присаживаясь рядом с ним. – Слушай, я отлучусь на часок если принесут таблетки скажи, мол, ушёл в туалет. Пусть оставят на тумбочке.

Пашка заботливо поправил одеяло на старике и вышел из палаты. Спустившись на первый этаж он заглянул к Айгуль.

– Заходи, я только с анализами закончу, – пригласила девушка гостя, заполняя журнал, взглядывая, время от времени, на пробирки с кровью, – садись, подожди я не долго. Паш, про себя чего-нибудь расскажи. Мы уже переспали, а я ничего о тебе не знаю. Правда, у нормальных людей всё наоборот...

– Да на что тебе моя биография? Ну родился, учился, пока не женился, – неохотно перечислял Павел этапы своей короткой биографии, посматривая в разрез халата на груди девушки.

– Ну о твоих увлечениях я в курсе, – перехватив Пашкин взгляд, продолжила Айгуль – всё наше отделение слухами полнится о твоих подвигах. Кобель ты, Павлик, не привязанный. Меня больше интересует, чем ты занимаешься кроме баб. Ты вообще, что-нибудь закончил после школы?

– Институт физической культуры и спорта. Звали поработать в школе, но я отказался. Преподаю физкультуру в политехе. С деньгами получше, свободного времени больше, контингент учащихся серьёзней в умственном и физическом плане, особенно в его женской части.

– Полагаю, что именно это явилось определяющим в выборе места трудоустройства. Там и девушки совершеннолетние, и поле деятельности шире, – резюмировала Айгуль, закрывая журнал и возвращая на место штатив с пробирками.

Она подошла к двери и закрыла её на защёлку. Оглянувшись на Павла, девушка предупредила:

– Только без твоих дурацких извращений. Мне раздеться или трусиками ограничимся.

– Эти вопросы будешь своему мужу задавать. Я к полумерам не привык. Женщина должна полностью принадлежать своему мужчине. И не ставь мне условий, коли сама позвала. Если не желаешь брать у меня в рот, так мне не запрещай.

Айгуль, поколебавшись, и следуя совету Татьяны Ивановны, ушла за ширму. Там пуговицу за пуговицей расстегнула на себе белый халатик, надеясь, что её слова хоть в какой-то мере повлияют на парня. Когда на теле девушки не осталось одежды, она легла на кушетку и окликнула Павла.

– Павлик, я тебя жду.

– Другое дело, Гуленька! – Любуясь ладной фигуркой молодой любовницы, восхищённо произнёс он, подойдя к девушке.

– А ты не будешь раздеваться, милый? – Прикрывая рукой тёмный лобок у себя под животом, спросила Айгуль, глядя на парня.

Пашка скинул с себя халат и снял пижамные штаны. Присев на край кушетки, он склонился над девушкой и приник губами к приоткрытым губам Айгуль. Она протестующее дёрнула головой, но смирилась и затихла, терпеливо дожидаясь, когда Пашка наиграется её язычком и освободит от непривычной процедуры возбуждения. Ладонь парня мягко сжимала грудь своей любовницы, пощипывая её соски. Оторвав парня от своего лица, Айгуль взмолилась:

– Ну, Павлик, дай хоть передохнуть, я задыхаюсь...

– Ладно, потом продолжим, – шепнул Пашка, захватывая в горячие губы твердеющие соски девушки.

– Ой! Больно, Павлуша! Не кусай, следы останутся, – прерывисто вздыхая, зачастила кулачками Айгуль по спине Пашки, – меня же девчонки засмеют!

– Дуры твои девчонки, их дур, кусать некому, вот они и ржут некусаные. Ты их больше слушай, целок недоделанных! У меня, в политтехе, каждая пятая такая смешливая, а прижми её к мату, враз слезу пустит. У меня парень, у меня месячные, у меня мама... Несут всё подряд, только отпусти. Так что коленочки не сжимай, Гуленька, доверься мне, тебе понравится.

– Ты опять туда лезешь, бесстыдник! – ухватив Пашку за волосы на голове воскликнула Айгуль, – что тебе там, мёдом намазано?...

– Даже слаще, Гуленька! Твои девчонки, поди, друг у друга полизать в очередь.

– Ты совсем дурак, Паша? Чего ты несёшь, пошляк! У нас нормальные девочки и этой мерзостью не занимаются.

– А вот сейчас ты и заценишь, мерзость это или кайф. Убери руки и не мешай.

Айгуль в отчаяние откинулась на подголовник кушетки, вцепившись руками в её боковины. Пашка медленно раскрыл доступ к промежности девочки, коснулся пальцами плотных валиков наружных губ и вдохнул пряный аромат нежной вагины. Его язык скользнул в прорезь, обрамлённую тёмными волосками. Айгуль вздрогнула и предательское тепло в глубине промежности, расплылось внизу живота девушки. Язык Павлика продолжал исследовать мягкие ткани нежной вагины, отыскивая плотную горошинку в складках влажной вульвы. Тихий стон донёсся из приоткрытого рта Айгуль. Вскрикивая от сладкой боли, приподнимаясь на локтях, девушка дрожала в ознобе от острого возбуждения, несвязанно шепча жаркие слова восторга своему любовнику.

– Павличек, милый, я не выдержу!...

Пашка выпрямился и поднёс к раскрытой вагине, истекающей соком, возбуждённый член, с усилием втиснув его в глубину горячего и тесного влагалища девушки. Айгуль ахнула и коротко вздохнув, обхватила руками крепкое тело Павла, спрятав лицо на его груди. Лишь сбивчивые обрывки слов, полные нежности и любви к своему избраннику, вылетали из раскрытых, припухших губ девушки, которые постоянно оказывались в плену Пашкиных губ. Уже спустя четверть часа, нескончаемых усилий молодого любовника, Айгуль безмолвно лежала, с согнутыми коленями, удерживаемые Павлом и с заботливой нежностью поглаживая спину парня, терпеливо ждала его неторопливого финала. В последний момент, Пашка не успел выхватить из обессиленной любовницы свой напряжённый член и, теряя потоки живительной влаги в глубине влагалища, разрядился под глухой стон, исторгаемый из своей груди.

– Пашенька, ты всё во мне оставил?! Ведь ты же обещал... Что же ты наделал, охламон! – растерянно произнесла Айгуль, – или я теперь могу считать тебя своим женихом?

– Может ещё обойдётся... – беспечно изрёк парень, скосив глаза на Айгуль.

– У моей бабушки было десять детей, а у мамы нас пятеро, но обе они были за мужними женщинами. Теперь будем ждать моей беременности или сразу в ЗАГС?

Пашка приподнялся, провёл ладонью по щеке Айгуль и опустил её на грудь девушки.

– К чему эта статистика, Гуленька? У других по нескольку лет не выходит, а тут с первого раза захотела...

– Со второго. И если чего захотела, то уж не ребёнка от такого бабника, как ты, – уточнила Айгуль.

– А всё остальное я тебе гарантирую, – заверил Пашка девочку, – хоть каждый день, родная.

– Ты уже кое-что гарантировал. Не с того мы начали, Павлуша. Короче, я аборт делать не стану. Но и безотцовщины у меня не будет. Если ты на мне не женишься, придётся искать своему ребёнку другого отца.

– Об этом говорить ещё рано, Гуля. Возможно, во мне проснутся отцовские чувства к нашему ребёнку...

– Зачем ребёнку знать о своём отце, если тот не хочет знать его мать?

– Не будем сейчас об этом, у нас ещё есть время всё обсудить.

– Одевайся, Павлик, и выметайся. Мне домой пора. Я гляжу, ты меня не скоро отпустишь. Твой удав опять ожил, вон, как его раскачивает.

– И куда мне теперь с ним? – посетовал молодой любовник.

– Найдутся добрые тётки, утешат страдальца, – посочувствовала Айгуль, подбирая трусики со стула.

– А ещё в жёны просишься. – с укором произнёс Пашка, – вот женюсь на тебе и буду по чужим тёткам бегать, потому, как жена фригидная.

– Я скажу тебе, умник озабоченный, секс без любви может обойтись, только с другими для тебя будет дороже, а любовь без секса никогда, но не обязательно по три раза на день. Вот и выбирай, что для тебя важней в жизни. Ну ступай, мой герой, тебя укол в задницу дожидается.

– Вот, вот обязательно напоминать об этом? – Огорчился парень, – пойду, пожалуй. Завтра увидимся, помечтаем о жизни, – Пашка привлёк к себе Айгуль и поцеловал послушные девичьи губы.

* * *

Айгуль вышла из клиники, вздохнув полной грудью чистый морозный воздух. Снежные шапки на деревьях больничного сквера, подсвеченные зажжёнными фонарями, нависали над заметёнными снегом скамейками и дорожкой, ведущей к центральным воротам клиники. Девушка оглянулась на горящие окна палат, на третьем этаже углового корпуса. В одном из окон она различила маячившую фигуру Пашки. С кем-то разговаривая, он держал руки в карманах халата и обернувшись к окну увидел одинокую фигурку девочки. Подняв руку над головой, упёршись лбом в холодное стекло оконной рамы, парень качнул ею и вновь вложил в карман, провожая взглядом, медленно удаляющуюся Айгуль, по заснеженной дорожке сквера. Вечерняя позёмка, подгоняемая ветром, заметала оставленные следы, одиноко бредущей по скверу девушки.

Отвернувшись от окна, Пашка нашёл на тумбочке листок бумаги, на котором лежали три таблетки. На соседней койке сидел старик с книжкой в руках, глянув поверх очков, тот ехидно поинтересовался:

– Ты на какой этаж в туалет ходил? Тут сестричка таблетки принесла, не дождалась тебя.

– На фиг мне нужна эта химия. Хочешь, забирай, травись на здоровье, – великодушно предложил Пашка, позёвывая, лёжа на своей койке.

Старик охотно смахнул лекарство в рот и запил его холодным чаем из бокала.

– Благодарствуем, хорошо погулял, сынок? – поинтересовался он, взглянув на соседа. Но Пашка не ответил, зарывшись лицом в подушку, он спал, лёжа на боку и поджав к животу ноги.

К ужину, его разбудил старик, поспешно натягивая шлёпанцы на ноги.

– Паша, просыпайся. В столовую на ужин зовут, – суетился сосед, запахивая на груди халат.

– Беги, дедуль, я сейчас приду, – потягиваясь на койке, пообещал Пашка, провожая глазами спешащих в столовую соседей.

Продолжение следует