Рождество

В этом году ни с того ни с сего Рождество всей семьей решили праздновать на даче. Ну как всей семьей решили — батя решил. Наслушался от знакомых — природа, тишина, красота, свобода — делай что хочешь, никакие соседи возмущаться не станут. Опять же самому никто не мешает... Я, честно говоря, ехать не хотел. Ясно же что скука смертная. Я лучше с друзьями бы остался, но с батей разве поспоришь? Мама тоже особенной радости не выказала, но батя, упрямый как черт, ее уговорил. И плевать ему что у нас, в отличие от тех его друзей, дача не в нормальном поселке, а в старом-престаром дачном кооперативе, где почти сплошь полуразваленные летние халупы в которых никто зимой не живет, дорогу туда не чистят, а электрические провода стырили еще два года назад и с тех пор электричества в поселке нет. В общем, я чувствовал что ничего хорошего из этой затеи не выйдет. Так и просидим втроем за столом — ни тебе погулять, ни телека, ни компа.

Короче, невзирая на мое тихое недовольство, к обеду следующего дня мы были там. Настроение у меня испортилось еще по дороге, когда батина машина поминутно вязла в снегу. Тогда он брался за лопату, а я потом выталкивал машину из снежного плена. Тем не менее мы добрались-таки, потратив на это два с половиной часа вместо обычного летнего часа.

В отличие от большинства окружающих развалюх, наш домик был еще ничего. Все ж батя показал себя молодцом, утеплив его снаружи и обшив досками. Правда, внутри он так и остался маленькой комнаткой с еще более крохотной прихожей, но зато в нем была печка. Мелкая и неказистая, но на такой домик больше и не надо, так что хоть замерзнуть нам не грозило. Тем более что после строительных работ осталось немало обрезков досок и прочих деревяшек.

Мы перетаскали привезенную с собой еду, когда батя вдруг вспомнил, что ему еще надо вернуться в город, закончить какие-то дела. А вечером он снова приедет к нам. Мы пока должны заниматься хозяйством — я растопкой печки, мама сервировкой стола, а так же вместе — уборкой. Впрочем, мама, похоже, была в курсе что отец ненадолго нас покинет, ни капли не удивившись его словам.

— Пап, а если ты в снегу застрянешь? Кто подтолкнет? — спросил я в надежде что он возьмет меня с собой. Вдруг я за это время как-нибудь отмажусь и останусь дома?

— Нет, Леш, будь тут. Не бросим же мы маму одну в чистом поле? А я уж как-нибудь доеду. Позвоню вам когда доберусь чтобы не волновались.

Пришлось смириться. Отец уехал, а я поплелся выкапывать из-под снега мерзлые доски.

К вечеру все было готово. Печка весело гудела, так, что в домике стало жарко и я разделся до футболки. Стол накрыт. Мама переоделась в красивое платье, длиной сантиметров пятнадцать выше колена и с большим вырезом на груди. Оно обтягивало ее фигуру, прекрасно сохранившуюся несмотря на возраст, разве что бедра стали заметно шире чем на фотках из ее молодости. Заодно с возрастом увеличилась грудь, и, разумеется, лицо выглядело хоть и не на свои тридцать семь, но на тридцать — тридцать два точно. В общем же мама смотрелась довольно провокационно, особенно когда резко оборачивалась и широкий низ платья взлетал, открывая ноги еще чуть выше. Впрочем, сегодня ей позволительно — подумал я — Все равно никто ее не увидит кроме своих. А батя ее и не в таком образе видал. Я же... ну я-то сын, мне тоже позволено чуть больше чем посторонним. Просто потому, что я с ней живу и тоже видел ее и в купальнике, и в белье, правда мельком, а однажды даже голую, к великому огорчению — только со спины, когда летом на море мы жили в одной комнате и она переодевалась, думая что я сплю. Про этот последний случай она, разумеется, не знала. Тем не менее всякий раз, когда она поворачивалась, взмахивая юбкой, сердце сладко замирало и я не мог оторвать взгляда от ее ног, надеясь что вот сейчас я увижу нечто такое... Но все мои надежды пропадали зря.

Ждали только отца. Он звонил, как и обещал, сказал что до города добрался, все нормально и он скоро вернется. И вот теперь на часах уже девять, а его все нет. Мы уже начали беспокоиться, мама потянулась за телефоном чтобы его набрать, но телефон сам запиликал у нее в руке.

— Да? Ты где? Мы тебя давно ждем. — я мог слышать только мамины реплики.

— Где-где? Что? Почему? — мамино лицо вдруг стал серьезным.

— А что делать? Это надолго? А мы как же? Завтра? А праздник? Ладно, не извиняйся... я же понимаю. Хорошо, позвони обязательно, а то мы за тебя волнуемся.

— Ну чего там? Скоро он? — спросил я у мамы, с растерянным видом отложившей телефон, хотя уже догадывался что что-то произошло.

— Ничего хорошего, Леш. Отец сейчас, когда к нам ехал, опять в снегу забуксовал, налетел на какую-то корягу под снегом и что-то там в машине снизу оторвалось. Хорошо еще что от трассы недалеко. В общем, он сейчас кого-то из города вызвал, его на сервис оттащат, отремонтируют, но приедет он только завтра.

— Завтра!? А Рождество?

— Придется нам вдвоем его встречать. — мама грустно улыбнулась — Садись за стол, чего теперь ждать.

На улице давно стемнело. Отсутствие в доме электричества компенсировалось свечами. Их нашлось штук пять, все разные, все наполовину сгоревшие. Мы расставили их на столе, обеспечив приличное освещение только самого стола. Остальная комната тонула в полумраке, позволяющем, впрочем, более-менее видеть что где находится.

— Открывай, Леш. — указала мне мама на бутылку вина.

Вино выглядело настоящим по всем известным мне признакам, в том числе по туго забитой в горлышко пробковой пробке.

— Мам... — покрутил я его в руках. — Штопор нужен... У нас есть?

— Был где-то. — она наморщила лоб — Я точно помню, клала. Сейчас посмотрю.

Не вставая со стула, она наклонилась в сторону, потянувшись к стоящей на полу сумке. Я замер. С моей стороны ее бедро приподнялось, край платья тоже съехал вверх и мне открылась нога сбоку до самой ягодицы, затянутая в черные колготки. Мама продолжала копаться в сумке, наклонившись ниже. Бедро, соответственно, на радость мне приподнялось еще выше. Перед моими глазами мелькнуло просвечивающееся сквозь колготки снизу белое пятнышко трусов. Сердце гулко бухнуло, но тут мама снова села нормально.

— На, открывай. — протянула она штопор.

Вина мне разрешалось только по полбокала, так как я «молод еще» по маминому выражению. И, как она сказала, если бы с нами был отец, мне бы и этого не досталось. Себя она не ограничивала. Впрочем, вино не водка, в голове только слегка зашумело и по телу разлилось приятное тепло. Я смотрел на маму, но мысли у меня были почему-то совсем не сыновние. Нет, не какие-нибудь похабные, никакого секса, нет. Я просто рассматривал ее грудь, досадуя на слишком, по моему мнению, темный цвет ткани и наличие под ним лифчика с жесткими чашечками, что мешало мне полюбоваться реальной формой этой части ее тела — только и всего.

Сама мама, захмелев, ударилась в воспоминания:

— Эх, жалко все же что отца с нами нет... Я помню, мы с ним точно так же сидели при свечах, когда я... приняла решение выйти за него замуж. Это у меня дома было, на старый Новый год. Родители в гости ушли, а у нас свет отключили во всем районе... Тоже так же — зима, тихо, свечи... и мы вдвоем.

— Мам, а расскажи, как он тебя уговорил замуж, а? Интересно же!

— Да? Ну... ладно.

Она отхлебнула из бокала и вылила туда остатки из бутылки. Я отпил из своего и приготовился слушать.

— Ну... сначала мы разговаривали просто так... А потом как-то съехали на мою одежду, мою внешность... и он завалил меня комплиментами. Это я сейчас понимаю, что не всему можно верить... А тогда так приятно было...

— А потом?

— Потом мне понадобилось салфетки с полки взять, забыла я их сразу на стол поставить. Он говорит — я подам. А сам зашел сзади и поцеловал меня в шею... вот сюда. — мама, прикрыв глаза, с мечтательным выражением на лице коснулась шеи где-то сбоку сзади, я не увидел где из-за ее распущенных волос.

— Где-где?...