Нравы дворянского сословия кн.2 ч.1 (эроповесть)

Во дворе дома, куда вошли молодые люди, кипела оживлённая сутолока детворы. Гурьба сорванцов втащила волоком во двор своего сотоварища, с громкими криками.

– Шурка, лови эту белобрысую сучку! Мы их сейчас женить будем. Пацаны, тащим его в сарай. Я у них буду «посажёным отцом».

Предприятие стало принимать крутой оборот для «жениха», явно не согласного с кандидатурой «невесты», в виде малолетней Фенечки. Мальчишка отчаянно вырывался, категорически протестуя против незаконного брака с собственной сестрой, моложе его на пару лет.

– Фенька! Беги, соплячка, за мамкой. Пусть пиздюлей навешает этой гопоте, – взывал в отчаянии к наречённой «невесте» Федька.

– Меня Шурка за шею душит, – истошно верещала девчушка. – Отпусти, уёбыш!

– Кусай говнюка кудрявого! – не унимался братец, взбрыкивая разбитыми коленками.

Окно второго этажа с треском распахнулось, из него выглянуло раскрасневшееся лицо родительницы «брачующейся пары».

– Я во двор спущусь, сучье отродье, и навешаю пиздюлей и жениху с невестой, и гостям, особенно «посажёному отцу» достанется.

Чья-то грубая мужская рука охватила полное тело родительницы через раскрытый ворот застиранной сорочки и потянула женщину в глубину комнаты.

– Зинаида, мне на смену идти, нашла время хернёй заниматься, – выговаривал густой бас, рассерженного любовника.

Ватага местных шалопаев тут же рассыпалась по закуткам тесного дворика, бросив валяться в пыли наречённую жертву бракосочетания. Феня ловко лягнула своего насильника, из числа «свидетелей» несостоявшегося замужества, вырвалась из его цепких объятий и подбежала к брату, лежащему на ворохе опилок от распиленных берёзовых чурбаков на колку дров.

– Феденька, братик мой, вставай, я тебя отряхну. Мамка опять тебя лупцевать будет. – «Всю рубашку изгваздал, паршивец», – злой интонацией матери выговаривала сестра своему наречённому «жениху».

– Ну что, поженили, уебаны? Только суньтесь ещё, тут чурбаков на всех хватит!

* * *

Катерина, разглядев на двери номер квартиры, намалёванный зелёной краской, сказала Гришке:

– Нам сюда, Гриш. Держи ключ, отпирай дверь. Молодая пара вошла в съёмную квартиру и с интересом оглядела своё уютное гнёздышко. Маленькая кухонька с закопчённым примусом на тумбочке, прикрытой выцветшей клеёнкой. Посудная крашеная полка на стене для нескольких тарелок и пары бокалов. Скромная обстановка в тесной комнатёнке с невысокой кроватью у стены, портретом незнакомых людей над стареньким комодом, узкое окно с плотными шторами. Катерина зажгла на кухне старый примус и поставила на огонь кастрюлю воды.

– Ты чего ждёшь, Гришк? Что я твоей матери скажу? Сдрейфил малец? Так пусть тебе ищет тётку постарше. Я не навязывалась в любовницы к пацану.

– Ты сама раздевайся, а я заценю. Я же тебя голой ещё не видел. У меня пока не стоит на тебя.

– Это пока не стоит, сейчас поставлю, двумя руками не опустишь, – пообещала Катя, расстегивая на груди клетчатое платье, со шнуровкой на боку. Не стой столбом, расшнуруй мне ботинки. И сам раздевайся, как положено, мне на работу в заведение не опоздать бы. К пианино месяц не подходила, а вечером извольте канкан играть для мамзелей. Тяни, Гриша, с меня ботиночки и панталоны заодно. Катерина спустила с плеч платье к ногам и отбросила его на стул. Что скажешь, Гришенька? Как я тебе, голенькая? Или твоя гувернантка тебе больше по нраву?

– Откуда ты знаешь про Амалию Генриховну? – удивился Гришка, придерживая Катерину за талию.

– Мне Жозефина Карловна рассказывала, почему приходилось спать с тобой, распутником. Домогался до прислуги, стервец? А на меня зачем согласился? Видел пару раз и сразу согласился. А как не понравлюсь тебе? У матери теперь есть с кем спать?

– Ей с бабами интересней. Может, Амалию приспособит или с тобой захочет. Ты вон какая фигуристая. В борделе на тебя спрос большой будет, коли захочешь. С сестрой не приходилось раньше любезничать? Наука не сложная и даже выгодная, была бы партнёрша побогаче из благородных.

– Туда и клиентки ходят? – Удивилась Катерина, расстегивая брюки на Гришке.

– И такие бывают, но они больше извращенки.

– Тебе откуда знать, шельмец? – Подивилась любовница, раздевая Гришку.

– Там у вас чего только не насмотришься, Кать.

– Потому матери проще самой тебе женщину найти, чем к заведению допускать, – заключила Катерина. – А время у нас уходит на разговоры. С прибором у тебя, Гриша, полный порядок. Впрочем, встречались пару раз и больше. Но там и мужики были постарше. Дай мне его во рту погреть. Моя хозяйка ручалась, что он на ласку отзывчив.

Греть долго не пришлось и Гриша потребовал от Кати сменить процедуру проникновения на более традиционную со спины, величественно устроившись на необъятных полушариях любовницы. После первых двух оргазмов, парнишка остался в восторге от Катерины, предвкушая, что ещё долго сможет удерживать под собой столь дивное тело protеgé своей матери. Однако, от Амалии он отказываться не собирался, оставляя ту для ночных забав.

– Гриша, конечно, за такое короткое время всего не перепробуешь, но это, надеюсь, не в последний раз. Да и время на исходе. Давай, милый, спускайся с меня, пора собираться домой. Там тебя, возможно, ждёт не менее приятное занятие с твоей нянькой. Если матушка успела расстараться. Ты же не станешь возражать против смены партнёрши на сегодня. Тем более часы лекций на твоём курсе никто не отменял. Что мне сказать моей начальнице, ты доволен мной, шалун?

– Можешь сказать, что я признателен ей за её рекомендацию и выполнил её требование, не оставив на твоём божественном теле ни одного засоса. Однако, Катюш, не могу отпустить тебя без прощального поцелуя на сегодня.

– О дальнейшем свидании мы договоримся через твою матушку, – успела добавить Катя, как была вновь завалена на смятую подушку, своим пылким любовником.

– Полагаю, Катенька, если maman пожелает провести осмотр твоих прелестей, чтобы убедиться в отсутствии следов на интимных участках твоей фигуры... не исключаю её заинтересованности в тебе, как партнёрши.

– Ты ревнуешь, милый? Не беспокойся, Гришенька, я, разумеется, откажусь. Это не входило в наш уговор.

Катя переоделась в платье с открытым воротом, в надежде, что ей не придётся глубоко обнажаться перед Жозефиной Карловной.

– Надеюсь, милый, ты не откажешься от меня в обмен на твою гувернантку? Впрочем, у меня есть с кем скрасить свой досуг.

– Не сомневайся, дорогая, моё решение не коснётся твоих интересов. В любом случае, Катенька, я уже сделал выбор, – определённо заверил свою любовницу Григорий, целуя её в открытую шейку. Идём, любимая, я ещё успеваю на вторую пару лекций.

* * *

Отправив на первое свидание молодых людей, Жозефина Карловна направилась к себе домой. Дома она застала гувернантку со своей младшей дочерью Агатой, вернувшихся с утренней прогулки.

– Амалия Генриховна, поговорить с тобой хочу по поводу Гришки, – при этом гувернантка испугано смутилась, насторожено взглянув на свою хозяйку. – Никак не уймётся, поганец. Всё винит меня, что помешала вам тогда в гостиной, в его домогательстве к тебе.

– Помилуйте, бога ради, Жозефина Карловна, – в горьком отчаянии воскликнула Амалия, – не было моего согласия на это безобразие. Он же мне почти в сыновья годится. Преследует меня повсюду, стоит вам отвлечься, он тут как тут и грудь мне тискает. Я и по-хорошему с ним говорила и угрожала, что всё вам расскажу. А он всё своё. Мол, матери жаловаться не будешь. Где ещё такое место найдёшь в нашем городе. А ко мне приходить будешь, когда в доме уснут, с мамкой сам договорюсь, мне она возражать не будет. Но я не согласилась идти в потаскухи к мальчишке.

– Думаешь я не видела, как ты с ним на диване «не соглашалась», а тут без опаски и я не в претензии к тебе, только чтобы младшая не видела. И тебе с пользой для здоровья, а уж в долгу я не останусь, не обижу. Разве что в содержанках поживёшь и то не задаром.

– Мне, Жозефина Карловна, мужчины без особого интереса, – потупив глаза, призналась Амалия. Единственный раз позволила Григорию, да Бог уберёг от греха. Благо, что Вы вовремя помешали этому бесстыдству. Племяннику и тому не позволяю, хотя просит постоянно.

– Так может, мне позволишь? Я, грешным делом, балова́ла этим в молодости. Но Гришке не отказывай. Как тебе моё предложение? Только наши дела ему знать необязательно.

– Совестно мне этим заниматься с вами, хозяйка, и спать с вашим сыном украдкой.

– Не совестись и не скупись собой, Амалия Генриховна. Не один год одной семьёй живём. А захочешь партнёршу помоложе, я и с этим тебе помогу, но уже без доплаты к жалованью. Ты мне в любом качестве не лишняя. Подойди-ка ко мне Амалия Генриховна. За сколько себя продаёшь, красота моя несказанная.

– За недорого, видимо, – горестно вздохнула Амалия, заливаясь стыдливым румянцем, ощущая на своей груди жёсткие пальцы Жозефины Карловны.

– Ну, ты ещё заплачь, дурёха. Пойдём ко мне в комнату. Может, там поумнеешь, как серьги на себе примеришь. Не хнычь, срамница, коль не в первой тебе с женщиной любиться.

* * *

К вечеру бордель начал заполняться клиентами. В буфете за столами сидели завсегдатаи борделя, шумно общаясь между собой, в ожидании появления в зале «жриц любви». Буфетчица едва успевала подавать на столы пиво под весёлый гомон прибывающих клиентов. Шутливо отбиваясь от нетерпеливых посетителей, она заявляла:

– Господа, немного терпения. Продажа горячительных напитков начнётся с выходом в зал ваших избранниц, с доставкой угощений по номерам. Сейчас наши девушки готовы встретиться со своими любовниками на сегодняшний вечер. Желающим продлить время визита у нас, просьба предварительно оформить своё желание доплатой у заведующей нашего «дома любви». Она сама доведёт до вас правила посещения нашего заведения.

Наиболее нетерпеливым и состоятельным клиентам не запрещалось посещение раздевалки девиц, готовящихся выйти к гостям.

Жозефина Карловна напутствовала Катерину коротким замечанием.

– Смотри, Катя, за шелкопёрами. Для нас они самая нежеланная и бесполезная публика. В карманах пусто, а в газетёнках о нас всё гнусно. Такого понапишут, век не отмоешься. Вся пятнами пойдёшь, пока прочтёшь всякую мерзость. Кстати, о пятнах, – вспомнила хозяйка. – Изволь, дорогуша, предъявить шалости этого прохиндея, – в чём отличился твой любовник?

– Сами видите, Жозефина Карловна, – с достоинством указала Катерина на грудь в вырезе платья.

– Так я и поверила этому прощелыге, показывай сиськи полностью.

Катерина с достоинством высвободила белоснежную грудь перед начальницей, с охотой демонстрируя завидную белизну округлостей женской стати.

– Он тебя в наморднике целовал, что ли, Катюш? – С умилением трогая представленную для осмотра девственную грудь нерожавшей молодой женщины. – Даже из рук выпускать не хочется.

– Нет-нет, об этом уговора не было, Жозефина Карловна, – укладывая в лифчик грудь в разрезе платья, решительно напомнила Катя, поспешно одёргивая подол на широких бёдрах.

– «Кабы знать, где упасть, милочка моя, там бы соломки подкласть», – многозначительно изрекла Жозефина Карловна. – Мужчинам наши женские совершенства скоро наскучивают, а женщинами они более памятны и ценимы. Кабы знать, дорогая!... Что ж, пойдём наших тигриц выпускать на охоту, засиделись, поди, без мужского внимания, мамзельки.

* * *

Вечером Гришка заявился домой. Мать ещё не ушла и, поманив сына в прихожую тихо сказала.

– Сговорилась с Амалией на твой счёт. Не разочаруй меня. Всех твоих баб обеспечивать у меня денег не хватит. Как Агашу уложит, заглянет к тебе. Долго не держи у себя. Что у вас с Катериной? Без обид для неё прошло? Я ведь проверю.

– Не извольте беспокоиться, madame, я в восторге от Катеньки. Вы женщина, вам не понять той прелести женского совершенства в глазах мужчин...

– Молчал бы, болван. Нашёлся ценитель баб. Так и будешь скакать с одной на другую.

– Амалия сильно психовала? – Помогая матери обуться и, придерживая рукой её колено, поинтересовался Григорий.

– Ничего, Гриша, попривыкнет со временем. Бабы бабами, но и о матери тоже не забывай. Мне мужчину негде искать, на тебя одного у меня надежда. Часто не прошу, но и в очереди никогда не стояла. Пару раз за месяц находи время для матери.

– О чём разговор, мамуль. Только скажи, в любое время.

– Вот и хорошо. Пойду, пожалуй. С Амалией, ты сильно не усердствуй, сынок, устала она сегодня.

Сидя на стуле перед зеркалом, Амалия Генриховна расчёсывала костяным гребнем пряди спутанных волос, спадающих на грудь и плечи. Слышала она обрывки разговора между хозяйкой и сыном. Тон, доносившихся фраз из прихожей, был вполне доброжелательным и спокойным. Утреннее общение с Жозефиной Карловной в её спальне, не вызвало у гувернантки тягостных эмоций. Войдя вслед за ней, Амалия предстала перед зеркалом, боясь поднять глаза на своё отражение. Жозефина Карловна достала из верхнего ящика комода коробок, обтянутый алым бархатом и положила его перед своей гувернанткой.

– Примерь, милая, – доброжелательным тоном предложила она, положив кисти рук на её талию, стоя за спиной женщины.

– Зачем? Это не моё, – осторожно возразила Амалия, оглядываясь на хозяйку.

– Будет твоим, примеряй, – коснувшись губами шеи возлюбленной, – успокоила Жозефина любовницу, скользнув ладонью по её бедру. Подрагивающими пальцами Амалия открыла коробочку и выложила на столешницу комода две изящные золотые серёжки.

– Уши проколоты? – Повернув гувернантку к свету, спросила Жозефина.

– В молодости когда-то носила – припомнила Амалия Генриховна.

– Тогда сама надевай. Ты каких кровей будешь, еврейка, что ли?

– Нет. Родители были немцами, переехали в Россию, здесь и умерли. Мы с сестрой и её сыном остались в Нижнем, мой племянник – ровесник вашему Грише.

– Теперь уж нашему, видать. Твоё короткое имя какое?

– Мать звала Алей. Отец не любил это имя, звал только Амалией, от слова amal –трудолюбие, семейственность. Там много чего намешано хорошего и не очень.

– Значит Алей будем звать, как матушка звала, – решила Жозефина Карловна, разворачивая Амалию лицом к себе, любуясь светлой улыбкой женщины.

– А вот я французских и еврейских кровей, – сообщила Жозефина – приумножающая богатства, значит. Домашние звали Джу. Но я отношу себя к французам. Супругу Наполеона так звали. Общаться будем по-домашнему и на ты. Не возражаешь, дорогая? Серёжки тебе к личику, Аленька. Позволишь мне раздеть тебя, красавица?

– Ты вольна делать, что хочешь, Джу, – покорно согласилась Амалия.

* * *

Вечером в дверь постучал Гришка и негромко спросил:

– Амалия Генриховна, а пожрать maman чего-нибудь оставила?

– Гриша, на кухне всё накрыто, ещё не остыло. Садись ужинать один, мы уже поели. У меня Агаша засыпает. Уложу малышку спать и уйду к себе.

Сейчас обнимутся и вместе заснут, а потом спрашивай, кто из них на что согласен, – буркнул озадачено Гришка, уходя на кухню.

Завершив ужин, парень достал пачку сигарет из кармана пиджака и закурил в приоткрытую форточку кухонного окна. Сидя на подоконнике, он услышал из коридора осторожный скрип дверных петель из спальни Амалии. Решив не торопиться с визитом к любовнице, Григорий скинул пепел с затухающей сигареты за окно, отправив туда же тлеющий окурок. Удивляясь про себя тому, как матери удалось за полдня уломать гувернантку спать с сыном, в тот же день, как попросил её об этом. Дорого ей обходятся мои слабости к женщинам, заключил Гришка, вслушиваясь в тишину спящего дома. Помня строгий наказ матери не задерживать в постели свою любовницу, он встал с подоконника и направился к спальне Амалии Генриховны. Дверь вновь скрипнула, напомнив парню о том, что завтра необходимо смазать петли дверей в доме. В комнате царил тусклый полумрак от горящей керосиновой лампы, прикрытой жестяным абажуром, на тумбе у кровати.

– Заходи, Григорий, – донесся тихий голос Амалии с кровати, со сдержанным вздохом, – Агаша заснула, до утра не проснётся. Я нарочно оставила свет, чтобы в темноте не плутал. Раздевайся и погаси лампу. Устала я сегодня, Гришенька. С утра с малышкой гуляла, потом с Жозефиной Карловной о жизни «толковали», с обедом на кухне провозилась до вечера. Ты хорошо поел?

– Как всегда отлично, Амалия Генриховна. Вы говорили с maman?

– Считай, только о тебе и говорили, Гриш. Теперь я для тебя просто Аля и можешь ко мне обращаться на ты. Твоя матушка так решила. Я, собственно, не против. Глупо, конечно, в постели общаться полным именем и на вы. Гаси лампу и раздевайся. Не знаю, Гриша, чего ты от меня сегодня ждёшь?... Полагаю, от матери ты больше бы имел. Она женщина с опытом и не только с мужчинами. Недаром такое заведение держит, всему научена. Не слушай меня дуру, выпили мы с ней за обедом, вот и болтаю не весть что. Оставь одежду на спинке стула и ложись ко мне, пока не сболтнула чего лишнего.

Амалия потянула с себя рубашку из бязи, отложив её за голову и перекрестившись двумя перстами, прошептала строки молитвы на немецком, скорбно взирая в темноту окна. Гришка приподнял колени женщины и, удерживая их по сторонам, приник к промежности, вдыхая аромат мягких волос на лобке Амалии.

– Господи! Прости грехи мои тяжкие – задыхаясь с комом в горле, молила Аля, прикрывая лицо руками..

Продолжение следует