Отравление несобранными грибами 6. Суббота. В Москве

Ночью что-то хорошее-хорошее снилось. Будильник зазвенел, а у меня улыбка на губах. Настроение такое прекрасное, что на любые подвиги готова. Ведь верблюду понятно, что парни у себя палец о палец не ударят, что всю грязюку отскабливать и бутылки выносить мне придется. Но ведь это такая мелочь, что и говорить не стоит! Главное – отравление кончается, освобожусь сегодня! Ура!!!

Вот с такими примерно мыслями я будильник прихлопнула, с кровати спрыгнула, мельком на своих спящих маленьких глянула, быстренько сполоснулась, на рысях в баньку подмыться сбегала – свербило еще, вчера все-таки крепенько они вчетвером там натерли. Потом треники свои «хозяйственные» натянула, и протоптанной дорожкой вперед через два участка.

Даже раньше получилось, чем договаривались. Где-то без четверти или без десяти семь к знакомому крылечку подскочила. Долго стучала, прежде чем открыли. Женькина опухшая рожа показывается. Заспанный, глаза трет. В одних трусах выполз, даже босиком. Стоит, яйца чешет, хоть бы чуть меня постеснялся… Трусы, понятно, горбом – все-таки утренний стояк по полной программе. И еще потом от него несет. В смеси с перегаром просто очарование сплошное… Начесался, потом ладонью между яйцами и ногой проводит, нюхает, затем о мою щеку вонючий палец вытирает. Отшатнулась, а он смеется:

– Ну, заходи, холодно, – посторонился.

Интонация хозяйской не была, скорее сонной просто, так что надеялась, сразу смогу к уборке приступить, быстренько ее завершить и распрощаться навсегда со своими мучителями. Как бы ни так!

– Это что еще на тебе? – за резинку на трениках хватает, оттягивает. Потом отпускает, она больно по животу стегает.

– Как что? – глупую непонимашку играю. – Я ж убираться пришла, а не на банкет.

– Дура! – пощечина; хоть несильная, и то хорошо. – Я не про то. Почему одетая? Как договаривались? – опять замахивается.

– Ладно, ладно, сейчас, – успокаиваю.

Майку быстро стягиваю, ею еще на всякий случай от новой пощечины прикрываюсь. Потом штанишки. На мне только лифчик и простенькие белые трусики, на ногах полукеды. Думаю еще, что не столько стыдно, как просто чисто физически неудобно голышом убираться – полы мыть, посуду, всё такое. Груди болтаются, мешают, да и ветерок в паху тоже очень отвлекающе действует. Кстати, еще большой вопрос, как мне во двор мусор выносить, бутылки, грязную воду выливать. Тоже в голом виде что ли? На глазах у всех соседей? На всякий случай спрашиваю:

– Может, хватит? – вдруг, думаю, выгорит?

– Ну! – опять рука поднимается.

Не выгорело, значит. Ну, да бог с ними, не впервой тут голяком. Главное, закончится все сегодня! Даже не просто сегодня, а прямо сейчас, через часок-другой. Бельишко всё скидываю, только полукеды на мне. Женька куртку накинул, меня за грудь по дороге ущипнул, пошел во двор, в туалет.

Парни все, гляжу, дрыхнут еще. И слава богу. В кухоньку их маленькую пристроенную проскользнула тихонечко, налила три ведра воды, греть поставила. Потом в тазик грязную посуду собрала, скопилось ее немеряно, порошка сыпанула, пусть отмокает. Бутылки и пустые консервные банки в две корзины сложила – в одной не поместились, за веник взялась. Пока подметала, еще храпели все трое, только один чей-то глаз прищуренный на меня моргнул, да фырканье умывающегося Женьки слышно было. А вот как посуду перемыла, вытерла, на полку и в шкафчик расставила, то занесла к парням ведро с горячей водой, тряпку. Вот тогда и началось.

Впрочем, неудивительно. Представьте картинку. По комнате ползает на коленях голая баба, пол отскабливает. То тряпку выжимает, то нагибается, задницей отсвечивает. Груди по сторонам болтаются, ноги для устойчивости расставлены, всё, что между ними – смотри, не хочу. А мальчишки, хоть глаза продрали, но еще в кроватях лежат, так что груди и зад как раз на уровне их голов. И отдраиваю-то пол не где-нибудь в стороне, а как раз перед ними ошиваюсь. Нормально, да? Как думаете, долго они безучастно могли вытерпеть такое?

Ну, сначала невинно почти началось. Мимо Сереги проползаю, он руку из-под одеяла вытянул, меня за грудь схватил. Придержал за нее, чтоб у его кровати остановилась, потрепал немного, в ладони взвесил. Первое побуждение, конечно, было – мокрой тряпкой заехать. Если бы это муж был, точно так бы сделала – не люблю, когда всякими глупостями от домашних дел отрывают. Но тут-то не муж, да и положение у меня другое совсем. Тем более, последний раз у них, вот-вот отпустят насовсем, все фотографии отдадут. Ради этого можно и потерпеть немного, хоть и унизительно, когда по тебе в таком положении ленивые сонные бездельники шарят.

Сергей-то хоть пощупал немного и отпустил, а теперь впереди кусок пола перед Андреем. Самый последний кусок, кстати. Уже все перемыла. А Андрей, между прочим, очень внимательно наблюдал за Серегиным лапаньем и моей обреченной реакцией. Так, как до него добралась, он меня сразу за волосы хватает и голову к себе под одеяло тащит. Понятно зачем? Ну, мне тоже понятно стало, чего уж тут… Так что не только головой туда нырнула, чтоб закончить с ним побыстрей, руками тоже. Да еще перпендикулярно кровати встала, чтоб удобнее было к дойке пацана приступить.

А вот только не сообразила при этом, что задом поворачиваюсь к диванчику, где Игорь лежит, причем не просто поворачиваюсь, а пятками в него упираюсь. Да еще как раз в том самом месте, где Игорева подушка, на которой, понятно, и хозяин возлежит, за действиями своих подопечных наблюдающий. В результате перед Игоревым носом оказалась моя задница, да еще ритмично подрагивающая от тех действий, что я в темноте под одеялом у Андрея произвожу. Причем не только задница оказалась, но и то, что под ней, ноги-то я должна была широко развести, иначе в этом закутке не встать.

Так что, если подумать, реакция Игоря вполне адекватной оказалась. Сначала я почувствовала, что пальцы ко мне во влагалище лезут, даже дернулась от неожиданности, чуть Андрея за самое уязвимое место не прикусила. А потом сзади в воздухе оказалась – Игорь меня за бедра взял, приподнял и на себя натянул. Как там в тесном проходике между кроватями он такое проделать ухитрился, не знаю, голова-то одеялом прикрыта. Зато знаю, что с двух сторон оказалась на члены насажена оказалась, а опираться при этом только на локти могу, разве что лодыжками чуть до диванчика дотрагиваюсь. Да Андрей еще меня за груди держит, одновременно и играет ими, мнет, и моими движениями под одеялом управляет. Но Игорь-то мне туловище дергает, я в результате Андрею не столько минет делаю, как за его член держусь, чтоб не упасть. Но ему по непривычке и этого хватило с избытком – почти сразу отстреливаться стал, и обильно. У меня сразу все лицо в сперме, постельное белье тоже. Ну, раз такое дело, из-под одеяла выкарабкалась, сверху лежу, хоть дышать можно нормально. Да и не упадешь – руками в основание кровати вцепилась.

Но это только у Андрея быстро так получилось, а Игорь, чувствую, никак к оргазму подобраться не может. Даже приближения, похоже, не наблюдается. Устал меня держать, всё пытается коленями к дивану своему прислонить, да и обмяк немного – там, внутри, почти что совсем чувствовать его перестала. Как совсем ослабел и вывалился, на ноги меня ставит, к столу ведет. Смотрю, там стопка моей одежды и несколько фотографий, а парни, вижу, умылись, причесались, на людей стали похожи. На часы мельком глянула – около восьми. Это хорошо, значит, не только муж еще не приехал, но и дети скорее всего пока спят. Обрадовалась было, что всё, причем, что быстренько освободилась – все-таки выкладывалась я на полную катушку, по всем фронтам. Так и спрашиваю:

– Я свободна? Это все фотографии оставшиеся?

Смех дружный в ответ, а Андрей из кармана еще пачку достает, передо мной трясет. Я в этот момент как-то не сообразила, почему у Андрея они, а не у Игоря или Жени, это уж потом прояснилось. Ну, а Игорь меня молча спиной к столу разворачивает, толкает на него. Ясненько, думаю, понравился мальчикам групповой секс. Да, черт с ними, лишь бы побыстрей! Так что без возражений безо всяких улеглась, ноги в стороны раскинула – любуйтесь, мол, да и вообще делайте что хотите!

Они, надо сказать, так и стали… У меня разрешений никто не спрашивал. Игорь у головы пристроился, чтоб я его обмякший орган ртом и руками до рабочей кондиции доводила, Женька своим сокровищем драгоценным во влагалище шевелится, Сергей сбоку пристроился мне груди мять – похоже, до этого не нащупался, Андрей с другого бока. Потом они местами менялись, не помню уже, кто за кем. Все по мне прошлись, не только во влагалище спускали, в рот тоже. Я всё в той же позе лежу, терплю. Думаю, ладно уж, пусть мальчики развлекутся напоследок. Хоть, если честно, даже кончила разок – под Игорем…

Наконец, натешились парни, последний отвалился. Вскакиваю – первым делом зыркаю на часы. Бог ты мой, уже начало десятого! Дети встали наверняка, маму ищут, вот-вот муж приедет. Что я им всем врать буду? Вытереться еще же надо. В нормальной ситуации постаралась бы незаметно, лучше выйти куда-то или хоть отвернуться, но сейчас не до стеснений не до всяких. Тряпку хватаю, которой посуду вытирала, ей себе быстренько щеки, промежность. Понимаю, что видок не очень эротичный, но не до того. Одёжку в темпе натягиваю, фотографии в карман, к двери. Игорь останавливает:

– Ты куда?

– Домой. На время посмотри.

– А это видела? – Андрей из кармана фотографии достает, веером мне под нос сует. Руку протягиваю схватить, Женька перехватывает, больно у локтя сжимает.

Игорь тогда опять в разговор вступает:

– Значит так, кисочка. Муж твой пока не приехал, иначе б мы в окошко видели. Садись, кисочка наша ненаглядная, за стол, пиши записку. Что, мол, на работе у тебя пожар, землетрясение и наводнение, поэтому срочно в Москву едешь. И что примчишься к своему рогоносцу ветвистому как только сможешь, но уж в воскресенье вечером наверняка. Скажи, чтоб олень сам за вашим выводком пару дней присмотрел. Серый эту записочку к тебе и отнесет. А мы пока тихонечко лесочком, да на электричку. Поживешь у Дрона, у него как раз хата свободна, маманя слиняла. Завтра тогда все свои снимки порнушные и получишь. Ну, а хочешь, иди домой, конечно. Только тогда эти снимки не только у твоего рогача будут, но и в «Ойл-сервис» на Старомонетном.

Как «Ойл-сервис» Игорь упомянул, вздрогнула сразу. Откуда он узнал, где работаю? Но не угроза эта дурацкая на меня в этот момент так подействовала. То ли тон Игоря, а он все свои обертоны по полной использовал, то ли то, что никак не могла понять, как я детям в глаза погляжу, и что им скажу, как оправдываться буду. А все-таки, если какая-то неприятность предстоит, всегда хочется ее отсрочить, куда-то на потом перенести.

Это сейчас-то соображаю, что куда проще было бы плюнуть на всё и домой побежать, в мужа уткнуться, покаяться. Да и с работой, если подумать, тоже бы как-нибудь разобралась. Но тогда как в какой-то полусон провалилась от тирады Игоря. Так что как послушная девочка-первоклашка написала, что очень серьезные неприятности на работе, потом расскажу, что в восемь утра курьер приехал за мной специально, и что соседей, мол, попросила эту записку передать. Что нежно обнимаю и целую, всё такое… А потом как сомнамбула за ними пошла. Причем ведь и одета-то черт знает как – грязные треники, майка спортивная, не первой свежести свитерок, куртка. Еще на даче-то ладно, а в город в таком виде… Но весь разум тогда куда-то улетучился… Еще на опушке шум машины услышала – вероятно, муж…

В себя пришла только у Андрея на квартире. Только два воспоминания по дороге. Первое, это что сперма из меня вытекает, чувствовала, что на трениках здоровенное мокрое пятно получается, стыд поэтому, боязнь глаза поднять, ощущение, что все прохожие мне между ног смотрят. И второе, что еще на полпути Игорь с Женей куда-то свалили, с парнями попрощались, со мной – нет, не заслуживаю, мол… Так что их только двое туда вломились, Андрей с Сергеем.

Андрей первым делом дверь на ключ, чтоб я никуда не делась, потом:

– Раздевайся!

Ну, это-то понятно, что голышом должна перед новыми хозяевами, по дороге и не сомневалась нисколько. Только страшно в незнакомом месте – вдруг в квартире еще кто-то есть? Меня же по комнатам не провели, сразу в прихожей накинулись. Одежку стягиваю послушно, а сама от страха дрожу. Андрей такое видит, ухмыляется, а как разделась, мне еще шарфом плотным глаза завязывает, чтоб совсем я от страха помешалась. Крепко стянул, волосы сзади защемил больно, нос зажал. Ну, это-то я подправила – дышать ведь мне все-таки надо. Хоть и пощечину сразу заработала – видно, у Женьки они научились. Потом звуки какие-то непонятные – что-то скрипит, шаги вокруг, двери какие-то открываются-закрываются. Затем ощупывание пошло – по груди руки шарят, соски скручивают, по животу, в пупке ковыряют, по лобку, за волосики дергают, ягодицы гладят, бедра. Самое же главное – никак не могу понять, сколько рук этих облапывающих, четыре или больше.

Страшно от этого всего, голышом непонятно где и непонятно перед кем стоять стыдно, сердце защемило даже, но от этого щемления очень остро под животом разгораться стало, чувствую, нравится мне такой прием, заводит… Поэтому с одной стороны хочется повязку сорвать, а с другой понимаю, что тогда весь этот спектакль нарушится сразу, сама же обломаю. И еще у себя спрашиваю, как там на даче утром – наелись мной мальчики или нет, остались ли силы у них. Понимаю, конечно, что полной шлюхой в их глазах выгляжу, но по ощущениям очень хочется, чтоб парнишки проголодались – жжется там внизу. В который уже раз себе вопрос задаю: боже, во что я превратилась? Ведь не было никогда со мной даже близко чего, даже в мыслях подобные сцены не рисовала никогда. Неужели это собственное тело так подводит, что не просто шлюхой становлюсь, но и нравится это?

Чувствую, на шее веревку завязывают. Не вешать же меня собираются? Испугалась, рукой трогаю (хоть и еще одна пощечина за это), нет, тонкая веревка, шпагат упаковочный. Значит, для игр. Ладно, пусть будет, пусть детишки потешатся… Потом приказ:

– На колени! На четвереньки! Пошли! – за веревку эту тянут.

Иду на четырех, как собачка. Тут, помню, подумала, что сейчас они совсем собачку из меня делать будут – гавкать заставлять, без рук из миски лакать, а то и в попу какое-нибудь подобие хвоста засунут, да еще скажут вилять им. Но до такого их фантазия не дошла, слава богу. Если бы в наши дни дело было, то наверняка, а десять лет назад все-таки не сообразили. Так что только ползу, а меня еще сзади по попке чем-то подхлестывают. Похоже, ремнем, но не сильно. Иногда останавливают, болтающиеся груди щупают, пару раз требовали ноги расставить пошире, а туловищем вниз прогнуться, плечами к полу. Тогда еще чем-то по промежности проводили. Но не рукой, чем-то холодным, металлическим. По всей квартире так провели, думаю, не один раз по кругу – часто куда-то поворачивали, мебель огибали, стулья, иногда головой обо что-то стукалась. Смешки слышу, шаги, но никто ничего не говорит, так что так и не знаю, сколько парней вокруг.

За веревку приподняли, на ноги поставили. По-прежнему ни слова. Вперед подтолкнули, ногами во что-то уперлась. Беспомощно, как слепой котенок, руками шарю – стул. На него затягивают, и еще по животу похлопывают – это чтоб я на сиденье коленями встала, а туловищем через спинку перегнулась. Потом два удара по лодыжкам – разведи, мол, ноги. Это-то пожалуйста, у меня между ними всё уже не просто горит, а пылает адским пламенем. Никогда в жизни, кажется, такого сумасшедшего желания не испытывала. Опять тело подводит, уже который раз за эту неделю… Уже все равно к этому моменту было: и что не вижу ничего, и что поза совершенно бесстыдная, что все мои складочки оттопырились и наружу торчат, и что наверняка мое желание заметно любому, и что не знаю, сколько человек меня окружает. Только одно осталось – что неимоверно секса хочу, чтобы взяли меня, наконец. Чтоб жажду утолили.

Похоже, у парней аналогичное желание проявилось. Чувствую, залезает в меня. Живой, настоящий! Наконец-то! Даже подалась ему навстречу, чтоб побыстрей своим делом занялся. Тут спереди мне в рот второй тычется. Ну, двое сразу тоже неплохо, особенно, учитывая мое возбуждение. В ладони взяла, водить по стволу стала, посасывать как конфетку. Рано обрадовалась! Бьет по рукам, отталкивает их, меня за голову хватает, до самого конца на себя натягивает. Закашлялась, тошнить начало, слезы рекой, а ему все равно – на затылок со всей дури давит. По самому горлу головка заходила, больно же! Хоть тот, что сзади, качать меня продолжает, но у меня всё желание пропало, никаких ответных действий не делаю, не до того. Хорошо хоть недолго это продолжалось – чувствую, во рту пульсировать начинает. Хоть и кашляю, а все равно сглатывается само собой, уж больно глубоко он в горле. Как вынул, сразу всем захлебываюсь – и спермой, и слюнями, и желчью какой-то… Плачу навзрыд, сопли по лицу размазываю…

А сзади на всё это никакого внимания – как двигался, так и продолжает, причем, похоже, кончить никак не может, хоть и пыхтит. Потом шаги за спиной, шевеление какое-то, а на попу холодные капли падают. Между ягодиц проводят, размазывают, а в самую дырочку там палец лезет. Напряглась и за это сразу по попе заработала. Голос Андрея, команда:

– Расслабься! – с чмоканьем член из влагалища выбирается, в анус давит.

Ну, что делать? Сопротивляться? Вскакивать, повязку с лица, одеваться, на дачу нестись? Мужу рассказывать, как меня сначала соседские детишки во все места использовали, а потом другим передали, еще моложе? И что не сопротивлялась, что добровольно на всё шла? И что мои фотографии препохабнейшие у них есть? И что на работу их закинуть могут? Глупо же совершенно… Раз уж грибами этими несобранными отравилась, надо чашу до конца испить… Пришлось подчиниться. Но больно же! Опять из глаз непроизвольно слезы потекли. Стиснув зубы, зажмурившись и вцепившись руками в ножки стула, я ждала, когда кончится этот кошмар. Острая боль отпустила, но неприятные чувства остались. Было хуже, чем на даче, с Игорем и Женей. То ли из-за позы, то ли потому, что Андрей просто не научился еще, только понаслышке об анальном сексе знал. Наконец, задергался и кончил. Была как в кошмарном сне – голова кружится, в ушах звенит… И боязнь, что еще кто-то на меня полезет.

Нет, подняли меня, все на тот же стул усадили. Чуть успокоилась – только двое их было, и то хорошо. Значит, никаких новичков на мою голову. Но голова-то кружится, качаюсь, вот-вот упаду. Не выдержала, сама шарф с лица сорвала, тем более вспотело всё под ним так, что в ушах звенит. Вижу, действительно двое только, рожи знакомые – Андрей с Сергеем. Без штанов и трусов оба стоят, но сверху одеты. На одном рубашка, а другой даже свитер не снял. А снизу у обоих ихние обвисшие причиндалы болтаются. Как видят, что я на них смотрю, Андрей в сторону отворачивается, будто по какой надобности, а Сергей вообще двумя горстями от меня прикрывается. Хоть в себя еще до конца не пришла, но смешно сразу стало. И за себя обидно: боже, с какими детьми связалась! Впору мне срок давать за совращение малолетних. Страха уже перед этими детишками, конечно, никакого. Только сама на себя злюсь, что в такое положение дурацкое попала. Так что спокойным тоном интересуюсь:

– Всё? Оба успешно кончили? Довольны? Теперь, пожалуйста, все фотографии! Я домой поехала. Хватит с меня вашу дурь тешить, – со стула встаю, к двери иду. Так понимаю, что одежда моя в прихожей осталась. Хоть и пошатываюсь немного, но маску на лицо надела строгую, неприступную, высокомерную даже. А уж решимости со всеми этими детишками завязать окончательно полным полно. И на лице, а главное – в душе.

Только недалеко я прошла. Пару шагов только сделала, не больше. Андрей подскакивает:

– Куда?! – и такую пощечину со всего размаха влепляет, что на пол падаю. Он не просто по щеке заехал, больше даже по уху. На даче мне от Женьки тоже доставалось, но не так все-таки, по этому месту не попадал, да и бил полегче. А у меня еще с детства с левым ухом нелады – часто отит был. Больно жутко, слезы ручьем. За ухо держусь, подвываю, чуть не катаюсь по полу. Как чуть отпустило, пытаюсь встать, но так ведет меня, что опять бухаюсь.

Видят же оба, что со мной, но ни грана сочувствия. Разве что свои члены прикрывать перестали – видят, не до того мне, чтоб их разглядывать, тем более, и вчера на эти произведения искусства насмотрелась досыта, и сегодня с утра тоже. Ну, не совсем, правда, оба безразлично смотрят, как я по полу катаюсь и вою. Толстячок было ринулся меня поднимать и что-то такое успокоительное вякает. Но сразу Андрей-очкарик к нему. Заткнись, мол, и поднять ее помоги. Подмышками оба меня хватают, волочат куда-то, с боку на бок кантуют как мешок картошки. А у меня глаза какими-то красно-черными пятнами от боли застланы. Что со мной эти щенки прыщавые делают, и не соображаю вовсе. Вроде бы пару раз дернуться собралась, но они меня перехватывали, а голос как отрубило.

Потом опять не помню. Очнулась только, когда спиной на столе обеденном лежу, три конечности уже прочно к ножкам стола привязаны, а они над оставшейся ногой пыхтят. Туловищем на столе, а голова вниз свисает. Причем ведь привязали-то больно как – руки тонкой веревкой в запястьях перетянули, а ногу под коленкой и в бок ее оттащили. Влипла, короче…

– Отпустите! – кричу во все горло, для этого даже голову приподняла, чтоб громче получилось. А сама еще ногой дрыгаю, норовлю хоть зацепить кого. Потом без остановки:

– Милиция! На помощь! Грабят! Пожар!

Андрей подскакивает, рот зажимает, да еще голову вниз отгибает. Шея вот-вот переломится, хриплю, дышать не могу. Пытаюсь, правда, еще укусить его, но куда там… Зато ногой, похоже, во что-то мягкое попала – вопль там с матюгами. Потом тяжесть на ногу наваливается – кончилась моя «вольница». Но не до того сейчас – в шее что-то хрустнуло даже, а воздух в легкие и вовсе не проходит. Только дергаюсь судорожно, и всё! Думаю, как Андрей мое побагровевшее лицо с выпученными глазами увидел, то сообразил все-таки, что переборщил. Во всяком случае, хоть рот зажимает, но голову мне приподнял и шипит злюще:

– Будем еще милицию с пожарниками звать?

Ничего уже не соображаю, на все что угодно согласна, но сказать-то не могу – хрип один из горла. А он опять шипит:

– Ну?! – и опять шею перегибает.

Вырубилась на этом, перестарался стервец. Не знаю, сколько времени в отключке была, но очнулась оттого, что на лицо холодная вода льется. Пытаюсь двинуться – не могу, во рту тоже гадость какая-то. Только голова чуть шевелится, больше ничего. И рук-ног не чувствую. Увидели, что у меня глаза осмысленными стали, прекратили водные процедура. Проморгалась, взгляд налево-направо-вниз – пытаюсь ситуацию оценить. Ноги под коленками уже обе перетянуты и так по сторонам растащены, что бедра почти перпендикулярно туловищу. Руки тоже связаны и крестом по столу раскинуты. Затылком на спинке стула лежу – придвинули его. В рот какая-то тряпка запихнута, а сверху еще замотано, потом узнала – пластырем. Хороша поза, да? Одно утешение – голова приподнята и нос свободен, так что хоть дышать могу.

– Вроде, пришла в себя, – это Сергей, с облегчением.

– Куда денется? Бабы – живучая порода. Зато теперь залупаться не будет, – Андрей отвечает. И ко мне:

– Так? А то «милиция», «пожар»…

– Что с ней делать будем? – Сергей спрашивает. – Если отпустим потом, еще вправду заявит.

– Куда заявит? О чем? Шлюха, она и есть шлюха. Кто ее такую слушать будет? Сама пришла, сама раздевалась, сама давала. Всё сама.

Хороши разговорчики! Слушаю их, а на душе сумрачно – правду ведь, сволочь, говорит. На самом деле ведь всё сама! И на самом деле как шлюха! Даже без всякого как – просто шлюха! Что со мной случилось? Почему так? Почему легкое дачное отравление в такое переросло? И уж хочу сказать, что никому ничего не скажу, даже не отпускайте, даже что угодно со мной делайте, только, мол, веревки развяжите – вы же мне все руки-ноги перетянули, кровь туда не идет. А только говорить-то из-за кляпа не могу, только мычу невнятно.

Кушать они затеяли. На том же столе. Хлеб принесли, колбасу, шпроты. На мне разложили. Нарочно, конечно – место-то свободное было. На живот что-то положили, между грудей. Андрей в конце стола сел, у моих ног раздвинутых. Не столько ест, как меня изучает – что там такое у женщины находится и как устроено. Брезгливость, похоже, прошла у него, руками вовсю копошится. То губы по одной оттягивает, то клитор выдвигает, то во влагалище пальцами лезет. Грубо всё делает, жестко. Я дергаюсь, не от возбуждения, конечно – откуда ему взяться – а только от ощущений неприятных. Он над этим смеется каждый раз. Потом еще что-то холодное в меня засунул, вилку должно быть. Глубоко впихнул, в матку даже уперся, крутит внутри, ржет, стервец! А Сергей сбоку уселся, мне груди гладит, соски ворошит, он паренек помягче все-таки. Я к этому времени рук-ног уже совсем не чувствую, даже покалываний в них нет.

После еды опять меня насиловать решили. Я уже даже не за шлюху была, а просто за куклу какую-то резиновую бессловесную. Так что поиметь запросто – в таком-то положении. Можно у меня никакого разрешения не спрашивать. У стола только встань и задвигай сколько хочешь. Так они и сделали. Первым Андрей был – ну, оно и понятно, за едой натрогался-насмотрелся, теперь вставить захотелось. Мне уже совсем все равно было, что со мной делают. Раз я за куклу у них, то и вести себя решила соответственно. Как бревно. Так что ему ни одного ответного движения, специально только о постороннем думала. В основном о том, когда же это всё закончится. Но, похоже, ему все равно было. Подрыгался минут пять, слил в меня. Потом Сергей пристроился. Толстячок-то все же помягче со мной обходился, так что в награду все же несколько ответных движений сделала, даже влагалище посжимала. Ему поэтому вообще минуты две-три хватило…

Времени-то много прошло, считай, уже целый день при них, смеркаться стало. В туалет уже давно хотела, а как своими членами намяли они меня под животом, совсем невмоготу. Дергаюсь, мычу, еле сдерживаюсь. А они сначала не замечают. Или вид делают, не знаю. Ну, думаю, черт с вами, пущу сейчас струю на всю Ивановскую, до стены пробьет. Может, моя решимость в тембре мычания отразилась, но Сергей приятелю сказал, что со мной непорядок какой-то. Тот подходит и первым делом:

– Кричать будешь?

Я со всех сил головой отрицательно кручу.

– Ну, ладно, – говорит. Пластырь отдирает, тряпку изо рта вытаскивает. – Чего тебе?

– В туалет, – хриплю.

– Обоссалась шлюха наша, – смеется. – Серый, отвязывай ее, – и ко мне:

– Не удерешь?

– Нет, – сам тоже со смешочками узлы распутывает.

Пытаюсь встать, подняться – не могу. Руки-ноги не слушаются совершенно. Не только не слушаются, не шевелятся даже. Ощущение, что и нет их у меня. Под плечи меня мальчишки подхватили, повели. Вернее не повели, а понесли – ногами даже не перебираю, просто как неживые волокутся.

Втащили в туалет. Совмещенный, но довольно большой. Думаю, что, как на унитаз меня взгромоздят, может, все-таки сообразят выйти – у меня уж к этому времени покалывать чуть в руках-ногах стало, так что думала, что сама удержусь на толчке, не упаду. Нет, детские задатки играют – уж очень интересно детишкам на писающую женщину посмотреть, недаром во всех пионерлагерях перегородка между М и Ж всегда в дырках. Так что, как Сергей начал было меня к унитазу разворачивать, Андрей ему:

– Куда? Там не увидишь ничего. В ванную шлюху ложи.

Перевалили туда, ноги на стенку Андрей задрал, в стороны их раскинул. Уже еле сдерживаюсь, пузырь переполнен, вот-вот лопнет, сил никаких, но прошу все-таки:

– Хоть отвернитесь.

Это какая-то женская скромность во мне играет. Тоже глупость, конечно, если разобраться… Уж после всего, что они со мной делали – пописать-то при них вроде пара пустяков должна быть, а вот все-таки неудобно как-то, стыдно…

– А вот это не хочешь? – Андрей перед моим лицом членом болтает.

Чувствую, что краснею безбожно, но на дальнейшие пререкания сил больше нет. Так что внутренний кран открываю – и с брызгами во все стороны стенку поливать. Мальчишки отскочили даже, такого брандспойтного напора не ожидали…

Помыли потом меня. От горячей воды пошла все-таки кровь по конечностям, хоть и больно было ужасно. Но, хоть и корчилась, даже сумела сама себя растереть, чтоб не так кололо. Только еще недели на две багрово-синие стрингуляционные полосы оставались – и на запястьях и под коленками.

Покормили потом, а на ночь в одной постели втроем легли, меня по серединке положили. Естественно, перед этим еще по разику их ублажить пришлось – сверху попрыгать.

Это первая ночь в моей жизни была, чтоб вот так спать – не дома, неизвестно с кем, да еще сразу с двумя. Подумала еще, может, ночью удрать удастся, но парни настороже были – только шелохнусь, сразу или один, или другой на меня властно руку кладет – куда, мол? Вообще все время руки по мне шарили, из-за этого долго заснуть не могла. Все время мысли: «Как там детишки? Как муж? Что они думают? Не заподозрили? ». С этим в сон и провалилась…