Хорёк 2

Oksana Litovchenko

ХОРЁК 2

I.

Время шло, наш осиновский Ромэо изо всех сил старался забыть свою Джульетту, но чем дальше он гнал воспоминания, тем больше думал о ней. Сначала ненавидел, потом жалел, а потом - многое понял.

Это ведь он, Роман, виноват во всем. Он позвал свою девушку на сеновал на ночь глядя, он же сам и напился, оставив ее один на один с этим змеем. И что там произошло, кто точно знает. Может этот мужлан изнасиловал девчонку?

Действительно, ведь не известно в подробностях, что между ними было, да и была ли в конце — концов измена, в этом еще тоже надо было разобраться.

О, эта тяжкая мука любить человека до смерти и знать, что предательство безвозвратно сделало его чужим. Кто не ходил по этим раскаленным углям, тот никогда не сможет понять, что это такое.

В городе наш герой узнал, что до Юлиной мамы, не смотря на все конспиративные меры, все - таки дошли сплетни из деревни, особо ни во что не вникая, она выгнала родную дочь из дома, и где она теперь, никто не ведает.

В общем, обманутый юноша решил позвонить бывшей подруге. Ее номер в горячке он стер, но вот беда - он помнил его наизусть.

Так, в конец измучавшись душой и телом, влюбленный и послал любимой свой сигнал, и айфон расцвел ее ответом.

— Привет.

— Привет.

— А ты где?

— Почему ты об этом спрашиваешь?

— Просто интересно.

— Далеко.

— Возвращайся.

— Зачем?

— Возвращайся и выходи за меня замуж.

Вечером сын заглянул в кабинет к богатому отцу. Тот долго разговаривал по телефону, кидая вопросительные взгляды на наследника. Наконец закрыл трубку, вздохнул:

— Запчасти на сельхозтехнику опять подорожали. Если так дело и дальше пойдет, останемся без штанов.

Фермер был мужиком работящим, не смотря на статус крупного землевладельца, в страдную пору сам садился за штурвал трактора или комбайна, круглые сутки пахал и молотил, приучил к работе в поле и сына. Знал цену каждой копейке, хотя скупым не был. В любом случае, до разорения ему было далеко.

— Знаешь, пап, я кажется женюсь, - сказал отпрыск родителю.

Иван Васильевич равнодушно пожал плечами:

— Женись.

— Тебе не интересно на ком?

— А что, разве непонятно?

— И что ты об этом думаешь?

— Ты же женишься.

— Ты же знаешь про Юлю, скажи что нибудь.

— Что я тебе скажу? Решил жениться, женись. Тут, что я ни скажу, ты не услышишь.

— Ты мой отец. Услышу.

— Эх, сын, да если бы люди умели слышать хотя бы родителей, сколько глупостей не было бы совершено на свете. Беда в том, что человек не слушает никого, на чужих ошибках не учится - пока сам шишек не набьет, лоб не расшибет, ничего не поймет.

Поэтому, вот твоя голова, вот твоя дорога, вот твоя первая кочка, бейся об нее своим лбом - или поумнеешь, или вконец станешь дураком, тут я не властен. Это твоя судьба.

— У Юли будет ребенок.

— Хорошо, что не жеребенок.

— Пап, помоги мне, мне нужен совет.

— Если любишь, женись, пока ты не выпьешь эту свою горькую чашу до дна, не переболеешь, жизни не будет. Женись, может оно все и выровняется, по разному на свете бывает. Со свадьбой помогу, семью твою поддержу, но ее ребенка за внука не приму, говорю тебе прямо.

— А если он мой?

Василич лишь усмехнулся и с грустью посмотрел через окно на горизонт, взлохмаченный кронами березовой лесополосы.

— А если он станет моим, пап?

— Посмотрим.

Свадьбу справляли в городе, не смотря на то, что на ней было мало гостей из Осиновки, все знали, что невеста «порченая».

Будущая свекровь и мать жениха подолгу как строгая училка смотрела на невестку, словно вынашивала какую — то мысль, но пикнуть не решалась, муж был авторитетом в семье, перечить ему супруга не собиралась, она знала, что человек он умный, а, значит, поступает правильно, даже если в текущем моменте его решение кажется сомнительным. Если решил женить сына, что ж, так тому и быть.

А невеста... ее беременность еще не была очевидной, но она уже кинула отсвет на лицо Юлии, оно стало круглее и светлее, что делало зеленоглазую девушку как — то словно недоступнее и еще красивее.

Торжество было богатым, людей гуляло много, землевладелец развернулся во всю силу своих капиталов, тряхнул мошной.

И в целом свадьба вышла бы яркой и благополучной, если бы родной дядя Романа по матери, человек в общем — то благоразумный, вдруг ни с того, ни с сего не влил в себя на спор подряд две бутылки водки и чуть не дал дуба прямо в банкетном зале.

К счастью на вызов сразу приехал реанимобиль и умирающего спорщика оперативно подключили к экстремальным приборам. Если бы явилась обычная «Скорая» с ее стандартным оборудованием - беды бы не миновать.

А еще неприятно удивил школьный друг Ивана Васильевича, теперь его соратник, ближайший компаньон и по совместительству крестный отец жениха, от этого званого гостя ждали какого — то небывалого подарка, а он преподнес обычную канарейку в клетке, да еще и врал, что это редкий экземпляр, и ввезен он через границу чуть ли не контрабандой.

И когда стихли музыка и звон бокалов, разъехались лимузины, и смолк людской гомон, осенний ветер еще долго гонял вдоль тротуара белые лепестки роз, сметая их под фундаменты и бордюры.

И все произошло быстро и будто бы невнятно, как в тумане. Молодые до бракосочетания даже и поговорить толком не сумели, и на свадьбе почему — то старались не смотреть друг на друга, словно им было неловко от всего происходящего.

И когда грянуло первое «Горько», оба вздрогнули и губы суженой показались новоявленному мужу какими — то вялыми и действительно горькими, а она кололась нежной кожей о невидимую щетину на его подбородке, и думала, что для такого случая жених мог бы побриться и лучше.

Сложные чувства испытывал наш Ромэо - взрослые, жгучие, яркие, порой неведомые. Была тут и гордость за красоту жены, и неизбывная ревность и жалость к ней, и жалость к себе, и даже какой — то стыд, словно это не она, а он кувыркался на сеновале с безродным голодранцем, но весь этот душевный бурелом, всю эту сложную чувственную архитектуру, словно сияющий венец, венчала его любовь, которая от всех полученных ударов и переломов стала уродливой и злой, но еще более крепкой.

В брачной постели трезвый насухо молодожен чего - то страшно разволновался.

Сколько он ни целовал, ни гладил, ни трогал Юлию, у него никак не вставал. И когда он робко касался пальцами ее груди, лобка или бедра, то с ужасом понимал, что не чувствует ее.

Ее словно не было вовсе или это был какой — то холодный, мертвый камень, хотя девушка была горяча, она тоже волновалась, кажется она даже температурила и пылала. Она всеми силами старалась помочь ему, была терпеливой и покорной — преданно смотрела на мужа, мяла и гладила его член, тянулась его целовать, но парень почему — то уклонялся от этих ласк, больше надеясь на свою или ее руку.

Невеста страшно устала от всей этой бесполезной и помпезной свадебной чехарды, и косые, недвусмысленные взгляды гостей искололи ее сердце и душу почти до крови.

Всю свадьбу молодая с надеждой посматривала на дверь, она ждала, не придет ли мама. Юле казалось, что сейчас во всем свете лишь она может ее поддержать и приободрить, но она так и не пришла.

А еще была на бракосочетании какая — то неведомая старуха в сером винтаже, с чопорно поджатыми сизыми губами, которая сверлила невесту презрительным взглядом, и той не было спасения от этих ехидных старушачьих глаз, казалось, они торчали отовсюду — из толпы, из букетов, из углов, и даже кукла на белом капоте свадебного лимузина зло вглядывалась в пространство этими же дымчатыми глазами.

Молодые промучили друг друга часов до двух ночи. И странной была эта их брачная игра - почти безмолвной и вялой снаружи, но яростной внутри — простыни медленно сгреблись под ними в комки, сердца стучали в разнобой, партнерша тяжело дышала, а партнера порой охватывало желание бежать без оглядки, но он все пытался и пытался панически исполнить свой супружеский долг, осознавая, что, чем дальше в ночь, тем беспомощнее он становится, он терял силы как кувыркающаяся на песке рыба, безуспешно старающаяся догнать отлив.

Наконец молодая властно поймала член мужа, до боли сдавила его и зло сдрочила ему, от чего он наконец кончил.

Потом они крестом лежали на той проклятой всклоченной постели: она — поперек его груди, с изумительными ногами все еще затянутыми в белые чулки, а он смотрел пустыми глазами в потолок и машинально накручивал на палец ее завитки.

— Скажи, а как у тебя было с ним? - Наконец разлепил губы Ромэо.

Джульетта усмехнулась, словно ждала этого вопроса:

— Ты за тем женился на мне, чтобы спросить об этом?

— Просто интересно.

— Хочешь понять, насколько ты в этом виноват? Я тебя разочарую: ты не виноват.

Через минуту они уже спали, крепко и почти счастливо.

II.

Знаете, что такое ад? Ад — это видеть свою женщину в положении, знать, что беременна она не от тебя и наблюдать все этапы ее превращения в маму от спермы другого мужика.

Роман был в этом аду, но его любовь была так сильна, что даже там, чуя невыносимый жар близкой топки, он был счастлив.

Поначалу он был растерян и встревожен, он просто не знал как себя вести в этой двусмысленной ситуации, но Юлия сама как робкий росток подснежника, оглушенный поздним заморозком, тянулась к нему, к его теплу, и постепенно пошатнувшееся было доверие молодого мужчины к любимой крепло. Выяснилось, что она домоседка и хорошая хозяйка, в общем, ребята начали оттаивать, они с удовольствием обустраивали свое гнездышко в виде большой квартиры с евроремонтом в новострое, подаренной родителями.

Супругу уже казалось, что супруга вынашивает его ребенка, и она со своей стороны раскрылась, доверилась и охотно делилась с мужем теми переменами в своем теле, которое совершало в ней грядущее материнство.

— Жутко чешется грудь, - бывало жаловалась она своему благоверному. Но была в этой жалобе какая — то гордость, радость и явное удовольствие.

Конечно такие «подружкины» откровения скребли по душе молодого мужчины, но с течением времени как — то все меньше, жена дарила ему свою заботу и ласку, и это с лихвой искупало все несчастия его судьбы.

Наш герой с охотой вживался в роль будущего отца, ему даже импонировало, что в женской консультации, куда он теперь часто возил супругу, женский персонал посматривал на него с интересом и уважением.

В минувшее лето наш Роман возмужал, потвердел лицом, расправился плечами, теперь это был статный, сильный и очень симпатичный мужчина, к тому же богатый, словом — мечта любой девушки.

Он учился заочно в финансово — экономическом ВУЗе, занимался фитнесом и весьма грамотно развивал свой бизнес, жемчужиной которого был подаренный отцом ресторан «Причал».

В тот момент у нашего героя появился друг Максим, 35 — летний мужчина, которого Роман принял на работу управляющим в свое заведение. Макс был крепким профессионалом, неплохим человеком, и хозяин и его управляющий быстро сдружились.

Правда, был у этого новоявленного товарища один недостаток — он завидовал своему боссу - его молодости, связям и богатству - и плохо это скрывал.

И вот как — то, в ноябре кажется, да, было пасмурно и в воздухе мелькал редкий снежок, Роман шагал по улице к ларьку, была годовщина их с Юлей знакомства, собирался купить цветы.

С обочины тротуара, с небольшого импровизированного рынка, где бабушки продавали соления и вязаные носки, ему навстречу вскочил какой — то бомж — вязаная шапочка — пидорка, по уши натянутая на выпуклый череп:

— Землячок, ссуди на поправку здоровьица копеечку, не дай погибнуть хорошему человеку, - пыхнул он густым перегаром и морозным парком и выкинул костистую руку.

Все деньги у Романа лежали на карточке, тем не менее он порылся в карманах, достал какую - о мелочь, вложил в руку бродяге.

Тот заметно оживился, воткнулся носом в подачку и тут же жадно начал ее пересчитывать.

— Мало, - поднял он мутные глаза.

— У меня нет больше, - растерялся прохожий.

— Есть, у вас все есть, да жадные вы дюже, ненаядные, и весь род у вас такой, включая мироеда — папаню твоего, - живо двигал багровыми «жабрами» попрошайка. - Вот так ты, Ромка, землячка свово жалуешь, не стыдно, ась?

Мужичонка сунул добычу в карман, стянул шапчонку и пихнул туда же, потом снова достал, вернул на голову.

— Кузьмич! - Воскликнул пешеход, сначала вроде даже обрадовался, но тут же погас.

— Угостил бы по старой памяти односельчанина, чай не обеднеешь, али сделаешь вид, што не признал?

Роман посмотрел куда — то через улицу, кинул косой взгляд на соперника, в затрапезной одежке и своей дурацкой шапке он смотрелся мельче и старее чем прежде. У парня даже мелькнула мысль сфотографировать его и показать Юле, но вместо этого он кивнул в сторону ближайшей шашлычной, откуда тянуло ароматным дымком.

Там он заказал 200 граммов свиного шашлыка и стопку водки. Мясо подали на бумажной тарелке, а спиртное - в пластиковом стаканчике.

Встали под открытым небом у столика на высокой ноге, который доставал Хорьку чуть ли не до плеч.

— Вы тут проездом или живете теперь? - Поинтересовался ресторатор.

— При храме обретался неделю, плотничал, да прогнали гады, - невнятно пробубнил собеседник, активно работая ртом, и добавил, - а мясо сырое, и за что только, сволочи, деньги дерут. Вот такой ты, Ромка, весь - ежели и купишь чего, так оно никуда не годное. И надеисси, што, если твой папаня обокрал весь народ, так вы теперь хозяева жизни, да?

— Почему?

— А потому, што посадил птичку в золотую клетку, не спросясь, и рад, глядите, люди, какой я счастливый.

— Это вы про Юлю?

— Про нее, - охотно кивнул Кузьмич, налегая на шашлык скрипящими челюстями и продолжил, - да только жисть, она штука хитрая, клетка есть, да ключик — то не у тебя. У меня ключик, поманю пташку и порхнет за мной, тебя не спросит.

— С чего вы решили?

— Любит она меня, сосунок, не тебя, а меня. Сам прикинь хрен к носу, хто ты такой есть? Слизняк, отцовский выкормыш. Хто ты без отца? Ноль, пустое место. Не виснет корона — то на ушах, а? А я мужчина самостоятельный, своим умишком проживаю.

Глубоко в тротуар носом въехала иномарка, все ее двери разом распахнулись, на улицу вывалила целая толпа парней и девушек и косяком потянулась к шашлычной, переговариваясь и застегиваясь на ходу.

Собеседники проводили компанию глазами, селянин поднял примятый стакан:

— В этом она — огромная правда жизни, что вы с папаней ограбили государство, а счастья вам нетути. И бабы вас не любят, а любят таких как я, потому, что мы умеем утешить и приласкать как следует, а вы как были хряками неумытыми, так ими и остались. А схочу, так и на коленки бухнешься, молиться будешь, Кузьмич не рушь семью. Вот и выходит, што вся твоя жисть на мне стоит, ворохнусь, и полетит все к чертям собачьим.

Што, не так, а, сосунок?! - Азартно подмигнул соперник.

— Это что, такой новый вид шантажа? - Спросил Роман. Человеком он был еще очень молодым, неопытным, не привыкшим к таким наездам, поэтому слегка разволновался, растерялся, кровь бросилась ему в лицо, но он старался не подавать вида, но руки у него слегка дрожали.

— Бери шире. Я гляжу на проблему в комплексе, пекусь о справедливости мира, выстраиваю равновесие. Я такой механик общего равновесия.

Беспомощно впитывая бредни этого деда, парень совершенно не знал как на них реагировать, он даже временами отвлеченно поглядывал в телефон или изучал взглядом прохожих, но внутри понимал, что этот внезапный «землячок» ударил по чему — то самому больному и цветы покупать уже расхотелось.

Под крышкой стола на крючке висела тощенькая сумка плотника с нехитрыми пожитками, а вокруг стыл в осеннем туманце привычный городской пейзаж - скамейки, желтая листва, налипшая на тротуары, легкий парок над теплыми капотами автомобилей, озябшие воробьи в голых кронах деревьев, холодные лужи, светофоры, мигающие цветами, серое, низкое небо.

— Ты давайка, сосунок, метнись в банкомат, да сними — ка с папкиной карты деньжат.

— Зачем?

— Заплатишь за покой своей семейки, эта услуга для тебя теперь будет не задарма.

— И сколько вы хотите?

— А для начала сто... сто тысяч, а там поглядим.

Ромэо сбегал к отделению банка, принес деньги в пятитысячных купюрах, передал шантажисту. Тот, быковато отклячив губу, ловко пересчитал их, воровато огляделся, оттянул ворот свитера и спрятал куда — то глубоко под свою одежду, удовлетворенно похлопал ладонью по своей груди.

— Довольны?

Хорек пропустил вопрос мимо ушей:

— Смотри, Юльку ежели обидишь, из под земли достану. А теперь собрал свои лохмотья, и пошел на хуй, сосунок.

Забавно смотрелась эта пара на асфальтовой дорожке, близь новой шашлычной, напротив старой пивной: высокий, спортивного вида парень и ощетинившийся старикашка, угрожающий ему.

— Пиздуй и не оборачивайся! - Кричал торжествующий Кузьмич во след удаляющемуся сопернику. Старик испытывал небывалый подъем от водки и от того, что обвел этого несчастного недотепу вокруг пальца.

Да, не ожидал сельский голодранец, что эта вылазка в город будет такой результативной.

III.

— Знаешь, кого я сегодня встретил? - Спросил Рома Юлю за ужином.

— Кого?

— Кузьмича.

— Какого Кузьмича?

— Ну, ты что, забыла? Кавалер твоей тети Маруси.

Жена выронила тарелку.

— Что, что?!! - Испуганно подхватился муж из — за стола, едва не опрокинув его, встряхнул супругу за плечи, всмотрелся в ее побледневшее лицо:

— Скажи мне честно, ты боишься его?

— Не боюсь, но вспоминать о нем не хочу, - наконец взяла себя в руки молодая женщина и отвела глаза.

— Понимаю, прости, ну прости меня, дурака, брякнул, не подумав. Обещаю, что больше ты о нем не услышишь.

Весь вечер красавица была молчалива и уснула, не сказав ни слова.

супруг долго не мог заснуть, ворочался, корил себя.

Она лежала в мягком свете ночника на боку в бирюзовой, шелковой ночнушке, спиной к мужу, как выброшенная штормом на берег бригантина. Поднявшись на локте, со спины влюбленный супруг смотрел на жену — озорные, девичьи завитки, милый, розовый кругляшок ушка, крутой мыс плеча.

Ромэо не выдержал и коснулся его пальцами, несмело, как тогда на сеновале, потом легонько поцеловал.

Но Джульетта не почувствовала этого невесомого поцелуя.

С утра молодожены собирались ехать за город, в частную конно — спортивную школу. Юлия интересовалась верховой ездой и мечтала заняться ею после родов, сразу, как позволят врачи.

Но еще в 7 утра Роману позвонил его отец, он переоформлял какие — то имущественные документы и ему было необходимо присутствие сына в высоких инстанциях. В общем, наш герой уехал из дому на целый день, задач у родителя накопилось много. Поездку за город пара перенесла.

Едва супруг покинул дом, в дверь требовательно позвонили.

— Рома, ты что — то забыл? - Открутила Юля замки. За дверью стоял Хорек. Это было до того неожиданно, что девушка растерялась и пропустила незваного гостя в квартиру.

— Што, дуреха, небось и не чаяла увидеть меня, ась? - Во весь рот ухмылялся мужик и козырем вразвалочку пошел по апартаментам, окидывая взглядом стены:

— Чего раскраснелась, красивая, аль не рада? А квартирка — то ничего себе, о, ты гляди, самокат тут у вас, мебель, картины. Небось и сейф есть, большой, ась? -

Подмигнул лукавый змей красавице. Потом остановился, обернулся к ней:

— Как живешь то, не обижают тебя тут? Не чую?

Чужая жена была в синем халатике, едва прикрывающим белые бедра, его верхние пуговицы была расстегнуты по домашнему, в его верхнем развале, как эскимо в подкрученном стаканчике, белели тугие полушария грудей. Красавица никак не ожидала такого внезапного налета, теперь она осознавала, что одета слишком игриво, рефлекторно хотела как — то прикрыться, запахнуться, но тяжелые слова этого наглеца зудом отдавались где — то в ее клиторе, и она почему - то не спешила застегиваться.

— Вспоминала обо мне, вспоминала? - Вперил в нее свой бесстыжий взгляд плотник, она устало прислонилась к стене и опустила веки.

А он подошел, схватил ее ручищей за шею, внимательно всмотрелся в ее пухлые губы, похабно и жадно засосал ее.

Он возил ее спиной по стене, она то ли обнимала его то ли отбивалась, чувствуя своими бедрами, как встает его член в штанах.

Они повалили стойку с зонтами, обувную полку, она пищала, норовя вырваться, она барабанила своими кулачками по его сутулой спине, бесцельно пинала ногами воздух, еще сильнее оголяя свои бедра, которые Хорек жадно ловил и оглаживал, этот паук - при всей его миниатюрности - был на удивление цепким с крепкими руками.

Она сама не поняла, как осталась почти голой, и вот тут налетчик ее отпустил.

Он ходил вокруг нее по просторной прихожей, она стояла в центре, и темное пятно расплывалось спереди по ее белоснежным трусикам.

— Ну, ладно, я пожалуй пойду. Проведал, пора и честь знать, - снова ухмыльнулся мужик и взялся за дверь.

— Да, идите, идите, - кричала дева и трясла своей белой гривой, она то ли плакала, то ли смеялась, они оба все еще задыхались от борьбы.

— Пойду, пойду, - сказал гость и пихнул дверь, собираясь выступить за порог.

— Подождите, куда же вы?! - Закричала Юлия, уже явно рыдая, она была противна себе самой, но ничего не могла с собой поделать.

— Да што ты, милая, што с тобой?! - Иронично вопрошал мужик. - Ой, - поймал он изнутри через карман свой вздыбленный член и пригнул его к бедру:

— Не гляди, тебе нельзя глядеть, пойду я.

— Прошу, останьтесь.

— Не слышу.

— Умоляю вас, останьтесь!

— Не, мне надо итить, у меня там в гостинице вещички остались, да и воду в ванной я, кажись, не перекрыл.

— Не уходите, не бросайте меня одну.

— Обоснуй. Ты што, соскучилась?

— Да.

— Это не конкретно как — то. А как ты соскучилась? Ты што - то хочешь?

— Да, да, да!

— Чего?

— Вас хочу!

— Как это?

— Ебаться я хочу, выебите меня, пожалуйста.

Она сняла трусики и ускользнула в комнату. Когда он заглянул туда, она стояла раком в кресле, оседлав верхом мягкий вал его подлокотника, одна ее нога коленом упиралась в сидушку, другая, вытянутая, стояла на полу. Ее сложенные одна на другую руки лежали сверху на спинке, она уперлась в них лбом.

Ее возбужденная вагина пунцовела над подлокотником, она ждала. Не в силах больше терпеть, мужик вышел из своих штанов, он приблизился к любовнице, легонько коснулся шершавыми пальцами ее спины, она вздрогнула, как будто он ее обжег. Со спины, ненасытно, как горячую булку, он по хозяйски наминал ее, хватал, тискал груди, бедра, рылся носом в душистых волнах ее волос. Он целовал ее в шею, между лопаток, она блаженно тянула шейку, подставляя ему свои губы и щечки, ей уже не было стыдно, хотя ее щеки пылали, и сердце колотилось, как бешеное, порой он касался залупой прямо ее губ, тогда она вздрагивала, и мурашки осыпали ее бедра, спину и груди.

А еще ее охватывал какой — то невероятный восторг, когда он переплетался с ней пальцами и сдавливал до хруста. В такие минуты она с какой то особой остротой понимала, что целиком в его власти, и он возьмет ее, не спрашивая — властно и жестко.

Она уже сама искала нижними губами его член, а он все дразнил и дразнил, едва наживляя ее.

Полная история на Бусти