Я хочу любить тебя вечно. Серия: Жена любит групповой секс

Я хочу любить тебя вечно.

Да, мы не с нуля, но до конечной.

Наша пара, как винтажные фотки,

Круто даже без обработки.

Мари Краймбрери “Без обработки”

Украшенные золотой листвой деревья, укрытые густым серым туманом, как невеста фатой, обступили тонкую, усыпанную хрустящими опавшими листьями лесную тропу.

Осень кружилась в танце с листопадом, бросая в руки ветра охапки желтых и багряных листьев из огромной плетеной корзины, которая висела на сгибе локтя ее тонкой изящной ручки.

Перешептываясь с ветром, она уходила в самую глубь леса, где его тихий шепот становился громче, растворяясь в шорохе все еще пышных крон деревьев. Ведь осень еще молода, и листва только начала опадать, а на деревьях тут и там все еще виднеются сочно-зеленые листья.

Она только проснулась от долгого сна, но уже резва и весела. Спешит украсить все кругом своими любимыми красками. В одной ее руке кисть, в другой палитра, она устремляет ввысь сентябрьскую лазурь своих глаз и тонкими изящными штрихами пишет самоцветы и драгоценные металлы.

Солнце все еще теплое, но ветер веет прохладой. Идущей по лесной дорожке девушке хочется плотнее укутаться в лежащий на ее плечах кашемировый платок.

Очарованный своей спутницей ветер виртуозно дирижирует осенней симфонией, которую исполняют деревья, опавшие листья и пожухлая сухая трава.

Солнце, готовящееся ко сну, прячется в кронах деревьев, вспыхивая и вновь потухая. Как маяк, подающий сигналы терпящему крушение кораблю, оно, застенчиво мигая, посылает свои лучи осени, не менее ветра, будучи очарованным этой златовласой красавицей.

А девушка все идет, медленно, шаг за шагом, она пробирается в самую глубь леса. Среди украшенных умелыми руками осени деревьев скрываются черные высохшие стволы, то и дело норовящие зацепиться тонкими и ломкими кончиками своих ветвей, то за ее волосы, то за подол платья.

Дойдя до круглой, как блюдце, полянки, окруженной молодыми березками, девушка останавливается. Она оглядывается по сторонам, любуясь осенним убранством. Гостеприимная осень озаряет ее бледное лицо теплыми лучами заходящего солнца и усмиряет проказника ветра.

Снова слышится хруст опавшей листвы. Вместо того, чтобы насторожиться девушка расслабляет свои напряженные плечи, продолжая любоваться переливающимися в листве солнечными лучами.

Стало совсем тепло и ветер утих. Ей даже не нужно оборачиваться назад, чтобы знать чьи шаги отдаются хрустом в лесной тишине. Она и не оглядывается, но ее лицо на мгновение озаряет улыбка облегчения, которая быстро затухает, оставляя место привычной строгости ее черт.

Он идет быстро, торопливо, тяжело ступая на готовую рассыпаться под его ногами листву. Она же продолжает неотрывно смотреть на заходящее солнце, которое вот-вот скроется из виду.

Он подходит к ней, обнимает за плечи, целует в макушку. Она кладет голову на его плечо и их наполняет спокойствие. Волна расслабления растекается по телу, даруя маленькую, но весомую уверенность в том, что в ближайшие несколько часов все будет хорошо.

Чем ниже солнце опускается за линию горизонта, тем холоднее становится. Поежившись, она закуталась в платок и, протянув ему руку, повела по знакомой ему до боли тропе к дому.

Датчик уличного фонаря сработал, когда они были в метре от дома, озарив все, что было в зоне его досягаемости, холодным белым светом. Пес недовольно перевернулся с одного бока на другой в своей будке и снова уснул.

Как только они зашли на крыльцо, фонарь погас, но тут же из двух маленьких окон, расположенных по обе стороны, забрезжил яркий свет, ложащийся прозрачной скатертью на зеленую траву.

Но и он быстро погас, ведь оставив обувь на крыльце, они попали на внушительных размеров веранду, а после и в сам дом. Свет на веранде погас. Дверь в дом закрылась.

В доме было тепло, уютно, пахло молодой сосной. Не включая света, они прошли в гостиную, он положил руки ей на плечи, чтобы снять платок, но она выпорхнула из его объятий, оставив в его руках мягкую шерстяную ткань.

Он положил платок на спинку дивана и снова подошел к ней, стоящей у окна. Широкие черные бретели, застегивающиеся на шее подобно ожерелью из черного инея, слегка поблескивали в темноте.

Платье было неприлично коротким с пышной юбкой, собранной складками и напоминающей собой цветок колокольчика.

Удивительно быстро солнце сменила луна, взошедшая на небосвод шаром цвета ртути.

Плотно прилегающий лиф платья, как мужские ладони лежал на ее груди, наполовину ее оголяя.

И действительно, платье своей легкостью, прозрачностью и тонкостью напоминало цветок колокольчика, если они бывают черными. Черными, как ночное небо, которое  посетили большая и малая медведицы, как свита полной луны.

Она задернула шторы, после проделала тоже самое во всех остальных комнатах, пока они не оказались в спальне.

В высоких медных канделябрах горели свечи, отбрасывая тени своих стройных тел, увенчанных цветами яркого и горячего пламени.

Свечи были расставлены так, чтобы с любого ракурса четко была видна тень, каждого из присутствующих.

Она подошла к небольшому круглому столику, где стояло два хрустальных фужера ювелирной огранки с изящными тонкими ножками, взяла стоящую там же бутылку и принялась разливать вино. Жидкость цвета светлого янтаря быстро наполнила переливающиеся в свете свечей фужеры.

Протянув ему один из них, она сделала небольшой глоток и устремила свой холодный и пустой взгляд на его лицо. Пламя его любило.

Он казался ей застывшим во времени духом, который раздвинув незримый полог тьмы, проник в этот мир, излучая дымное тусклое свечение. А их тени, вторя их движениям, казалось бы, тоже любовались друг другом.

Сделав небольшой глоток, он поставил фужер на стол. Она сделала тоже самое. Обойдя ее и встав у нее за спиной, он одними кончиками пальцев коснулся застежки соединяющей бретели, но у нее побежали мурашки по позвоночнику.

Бесстыдство теней поражало. Они не только повторяли каждое их движение, но и наблюдали за ними, являясь некими пограничными существами, созданными из тьмы, но не могущими существовать без света.

Стена напротив отныне напоминала собой большой экран, на котором незримым проектором крохотных огоньков свечей транслировалось то, что недоступно человеческому взгляду.

Бретели соединяли между собой три крючка. Он смог бы расстегнуть все три разом, но не стал этого делать.

Длинные волосы ее были собраны в косу, которая упитанной змейкой лежала на ее плече, благодаря чему была видна открытая спина, плечи и шея.

У теней нет лиц. Они немые подражатели, бесстыдные преследователи, незавершенные эскизы, иллюстрирующие самые потаенные желания, самые темные и скрытые от посторонних глаз закоулки нашей души.

Первый крючок, второй, третий. Продолжая держать бретели в руках, он продолжал неотрывно следить за ее тенью. Он не мог видеть ее лица, но тело ее было не менее многословно.

Не выпуская бретелей из рук, он положил руки ей на плечи. Губы его слегка коснулись ее затылка, а после поцелуи тягучей густой патокой потекли от шеи к плечам.

И в то самое время кончики его пальцев легли на бегунок молнии ее платья, но он не побежал, а поплыл к тонкой талии, куда впоследствии лег весь верх платья, обнажив пышную грудь и слегка выступающий животик.

Но плоская тень даже сейчас не стала объемной. В двухмерном мире теней нет места лицам и формам. Они лишь эскизы наших тел, немые наброски. Поэтому на стене прожектором свечей иллюстрировался лишь ее силуэт в пышной юбке в виде цветка колокольчика.

Раскрепощенность раскрывается во взгляде, движениях, умении управлять своим телом, комфортном ощущении от пребывания в этом чарующем мире наготы, желании раз за разом возвращаться в эту атмосферу, неизменно оставаясь там не гостьей, а единоличной хозяйкой.

Его руки легли на ее бедра. В том самом месте, где бессовестно короткая юбка заканчивала зону своего влияния, а после нырнули под ткань, но тут же вынырнули на поверхность.

Он повинул кресло, стоящее в углу, ближе к столу и начал медленно раздеваться, бросая вещи на пол, после сел в кресло. Повернувшись боком, она наконец дала своей тени объем.

Легкость, простота и гармоничность движений рождается в естественности, а это значит одно - мы вовсе не думаем о том, что мы делаем. Тело само знает, что ему нужно. Тело само знает, что ему делать. Разум молчит.

Продолжая оставаться в юбке-колокольчике, она напоминала собой лесную фею. Ей не хватало лишь венка на голове. Одним движением она расплела густую косу, волосы рассыпались по спине и по плечам шелковой волной, увенчанной волнистыми барашками естественных локонов.

А дальше фейри сделала свой первый шаг в мир людей. Сжав руками деревянные ручки кресла, она начала свой незатейливый танец. А его руки и губы блуждали по его телу, подобному морскому прибою. Волна то накатывала, то отступала. Тень чувствуя это, подобно водяному пару, которому суждено было стать туманом, повторяла за ней или напротив, кто знает, управляла ее телом.

В звуке ее голоса он слышал шелест волн. Он был песчаным пляжем, на который с шумом накатывали волны. Они то поднимались к самым небесам, то низко стелясь ползли по песку, то поднимались ввысь неукротимым тайфуном.

Я хочу вечно творить шалости.

Я хочу видеть тебя в старости.

Я лишь в одиночестве

Вижу комфорт и беспечность.

Но мы идеальны, как знак бесконечность.

Мари Краймбрери “Без обработки”