Конец Лета или Конец света порно

Конец лета. Маленький роман

Мы встретились, чтобы быть вместе и расстанемся, чтобы помнить друг о друге всю жизнь.

Глава «Дождь», стр. 38

Пролог: Шоссе

Солнце уже садилось за тучи над горизонтом, а я так и не захватил с собой фотоаппарат, чтобы заснять это великолепие. Легкий ветер подёргивал кроны деревьев и создавал какое-то странное, но, вместе с тем, приятное ощущение уюта и спокойствия. В воздухе пахло летом – свежей листвой, лесной ягодой, травой. Я шёл по трассе, прорезающей насквозь густой лес.   Время от времени мимо меня пролетали машины, нарушая лесную тишину громким свистом и шумом. Возле дороги, на мшистых гнилых пнях рос колючий лишайник. Трава, казалось, уже готовилась ко сну, увлекая за собой всё вокруг. Деревья, как будто, устали и всё сильнее клонились под силой вечернего ветра. Шоссе было прямое. Настолько, что если смотреть на него, оно почти уходило за горизонт, поворачивая где-то далеко-далеко, настолько, что, казалось, добраться туда не-возможно. Изредка мой ботинок наступал на песок, который хрустел под ним, будто стонал под моим весом. И, действительно, было, под чем. Тяжёлый рюк-зак за плечами тянул килограммов на пятнадцать. Винтовка весила немного, но болталась на плече, – я её не держал, рука устала, и оттого она мне казалась тя-желее. Я на полуавтомате поднимал левую руку, чтобы остановить какого-ни-будь шофёра, чтобы тот меня повёз до города. Никто не хотел останавливаться, но я не могу сказать, что был огорчён этим обстоятельством, ибо мне было при-ятно идти вот так, несмотря на то, что скоро стемнеет, несмотря на то, что ноги болят от целого дня ходьбы, несмотря на то, что из тяжеленного рюкзака торчит удочка, которая вот-вот выпадет в любой момент, и из-за этого нести рюкзак ещё тяжелее. Я наслаждался свежим ветром, набирая его в лёгкие. Я шёл до-вольно медленно, из расчёта на то, что часам к девяти приду на автостанцию. Денег на рейсовый автобус у меня вполне хватит, а по приезде я смогу сэконо-мить ещё немного на еде, потому что наловил рыбы.

В то лето я отдыхал в городе Энске. Родители послали меня сюда, потому что в лагерь поехать я не захотел, а дома сидеть скучно. Отец всунул мне свою ста-рую винтовку (в охотничьих целях, разумеется), которая, фактически, и так уже принадлежала мне, мать дала денег и бутербродов с ветчиной в дорогу, и я сде-лал им ручкой. Я не люблю шумную компанию, поэтому выбрал для себя рай-ский уголок с тихим лесом – не очень шумный, маленький город с недорогой гостиницей в центре. Летний отдых, к великому сожалению, уже подходил к концу, так что пора было подумать о том, что скоро мне возвращаться в школу, в последний, одиннадцатый класс. Деньги, которые мне дали в дорогу предки, уже заканчивались, но мне должно было хватить почти на неделю жизни и би-лет до дома. Поэтому сейчас я возвращался с любимого своего занятия – охоты.

Надо сказать, что стреляю я неплохо – с сорока пяти шагов из винтовки на отдох-нувшую руку и трезвую голову расшибаю средней величины яблоко. Но сего-дня мне с дичью не повезло. Зато рыбы наловил целую трёхлитровую банку. Есть буду два дня, поэтому бюджет не страдает.

Я, вообще-то, человек мало общительный, можно даже сказать, нелюдимый. Но даже я, уже, начал скучать по общению, друзьям. Поэтому, я даже немного рад тому обстоятельству, что скоро мне ехать домой. Да и друзья, наверное, хо-тят послушать о моих охотничьих подвигах. А вам не интересно?.. Или, может быть, послушаете, как я пристрелил из одной стаи четырёх гусей?..

Глава 1: Неожиданное знакомство

Я подошёл к автостанции, вдребезги усталый и измотанный. Поэтому я был очень рад тому обстоятельству, что как раз успел на последний автобус и такси до города ловить не придётся. Я сел с правой стороны, потому что слева всю поездку будет бить в глаза заходящее солнце, а путь предстоит неблизкий – полтора часа сидеть в этой духоте и мучаться от жары.

Народа набилось довольно много. Но, слава Богу, я всё-таки нашёл свобод-ное место. Погрузив вещи на верхнюю полку над сидением и примостившись, я, наконец, почувствовал удовлетворение от сегодняшнего дня. А денёк, надо ска-зать, выдался хороший. Проснулся я в восемь, встал, умылся, со-брался и махнул в лес. И вот, весь день, с одним привалом на обед, я гулял по лесу, вдыхая полной грудью чистый лесной воздух и выдыхая копоть автомоби-лей и других вредителей окружающей среды.

Автобус ехал быстро. Мы пролетали мимо каких-то деревушек. Солнце уже почти село, придавая верхушкам деревьев какой-то нереальный, и потому зага-дочный, золотисто-красноватый оттенок.

Приехав в город и дойдя последний километр от остановки до гостиницы, я взял у портье ключ, и поднялся в свой 364-й номер (нумерация такая: первая цифра обозначает этаж, а номер комнаты – вторые две.) Гостиница вполне пре-зентабельная: пять этажей, два выхода, один к реке, другой – в город. За рекой лес. Правда, маленький. Если бы такая была, например, в Москве или Питере, номера здесь стоили бы раза в три дороже. Но так, как место не престижное, со-ответственно, и дешевле. Сам я живу в среднем классе.

Войдя в комнату, я от-крыл окно, сбросил с себя одежду и полез в душ. Прохладный душ всегда ока-зывает освежающее действие. Особенно, после того, как весь день ходил. Даже мышцы отдыхают. Мысли мои ушли далеко отсюда. Я мечтал о том, что буду делать, когда приеду. Возможно, это звучит несколько кощунственно, но я меч-тал снова пойти в школу. И, к тому же, я обещал Таньке (подружке), что при-везу ей какой-нибудь охотничий трофей. Хорошая девчонка. Она мне давно нравится. Друзья уверяют, что у меня с ней уже роман, хотя я в этом ещё не уверен. Мы с ней просто общаемся. Хотя, по-моему, я в её вкусе. Постояв под душем минут десять и вытершись хорошенько, я надел пижаму (обычно я не сплю в пижаме, но, когда открываю окно на ночь, боюсь простудиться) и лёг в постель.

Я уже начал медленно погружаться в мир грёз, как вдруг услышал стук. Сна-чала я думал, что мне это кажется. Но потом я понял, что действительно стучат в дверь. Я встал и, проклиная подлеца, который не даёт мне спать в столь позд-ний час, с «радостной улыбкой и добрыми намерениями» открыл дверь. На по-роге стояла девушка. Она выглядела лет на пятнадцать-шестнадцать, у неё были золотые, спадающие на плечи, волосы, красивые, правильные черты лица и удивительно, даже как-то неестественно красивые глаза, оттенённые длинными ресницами.

Представьте этот контраст: она стоит в светлом коридоре через порог от меня, а я, через порог от неё, в пижаме в тёмной комнате. Мне очень захотелось грубо выругаться, но я, всё-таки, сдержался.

На её лице не было никакой косметики, что добавляло ему естественности. Она плакала.

- Простите, пожалуйста. У вас можно переночевать?

Я оглядел её с головы до ног. Она была одета весьма опрятно, даже со вку-сом. На ней был синий пуловер и длинная юбка ниже колен. Я оставил всякую мысль о том, что ей негде переночевать, поэтому спросил с явным недоверием:

- А что случилось?

- Я потерялась.

- То есть как это?

- Дело в том, что мы с тётей приехали сегодня. А она ушла куда-то ещё днём и я никак не могу её найти.

Мне, почему-то, стало несколько неуютно в её обществе. И дело даже не в том, что я разговаривал с ней в половине двенадцатого ночи, стоя босиком в од-ной пижаме, что само по себе исключает возможность разговора с незнакомыми людьми, тем более девушками, и даже не в том, что я её решительно не пони-мал. Когда она говорила, было ощущение, что её слова были обращены мимо меня. Она не смотрела мне в лицо, а куда-то мимо, в сторону от него. И от этого у меня создавалось впечатление, что она находится в каком-то трансе, что ли? Даже не знаю, как лучше выразиться.

- А вы знаете свой номер?

- Номер? Что вы имеете в виду?

Я был ошарашен её словами. Может она немного не в своём уме? Да, нет. Говорит, вроде, осмысленно. Хотя, этот мёртвый взгляд пробирает.

- Номер? Да, я имею в виду номер комнаты.

- Нет. Тётя мне не сказала.

«Могла бы и сама посмотреть» – подумал я, но, разумеется, промолчал.

- Ну, ладно, проходи. Не спать же тебе в коридоре.

- Благодарю! Огромное спасибо.

Она улыбнулась и показала мне ряд ровных, жемчужных зубов. Её улыбка была такой непринуждённой, что я тоже невольно улыбнулся в ответ, но, каза-лось, она этого не заметила. При этом она даже не подняла головы, – всё время смотрела впереди себя, а так, как была немного ниже меня ростом, её взгляд прихо-дился мне на уровне шеи.

- Дайте мне, пожалуйста, руку.

- Зачем?

- Ну, дайте.

Я дал ей руку, хотя не врубался, зачем ей это понадобилось. Но, через не-сколько секунд, я всё понял. Она пошла внутрь, держа меня за руку и нащупы-вая пол ногами. При этом она даже не делала попыток опустить голову, чтобы посмотреть себе под ноги. Она была слепа. Эта мысль стукнула мой уставший мозг с такой силой, что у меня потемнело в глазах. Я провёл её внутрь комнаты, включил свет, показал ей, где находится моя кровать.

- Извините меня. Я никак не могу найти нашу комнату. Я только переночую и завтра утром уйду. Постелите мне, пожалуйста, на полу.

- Ну, нет, уж. Я не изверг. Тут холодно. Простудишься. Ложись на мою кро-вать.

- А вы, что же? Будете из-за меня на полу спать?

- А что мне ещё делать?

- Ну, мне как-то неудобно…

- Так. Если не хочешь спать на моём белье, я могу постелить тебе другое.

- Нет-нет. Не утруждайтесь. Я так. Спасибо вам огромное!

- Не за что. И, пожалуйста, зови меня на «ты». А то как-то непривычно, чтобы ровесница «выкала».

- А сколько вам… тебе лет?

- Шестнадцать. Недавно исполнилось.

- А мне будет осенью.

- А как тебя зовут?

- Катя. А тебя?

- Миша. А ты… действительно…

- Слепая? Да. С рождения.

- Извини. Я, наверное, задел за живое?

- Нет, что ты. Ты уже далеко не первый. Но ты добрый.

Эта фраза, обращённая ко мне «ты добрый» как-то задела мою душу. Это было сказано просто и без намёка. Как будто она констатировала факт, в кото-ром была уверена.

- Можно, я на тебя посмотрю?

- Как это?

- Руками.

- Смотри. Только не придуши ненароком.

Она немного засмеялась, потом мягко и нежно прикоснулась руками к моему лицу и ловко, будто вылепляя статую из глины, просканировала его пальцами. Эти пальцы просто поразили меня. Такая чувствительность, такая ловкость…

- …А ещё красивый.

- Так. Хватит на сегодня комплиментов. Спать давай. А то я не высплюсь и буду завтра как тетерев.

Это было лишь отговоркой. На самом деле, мне спать уже почти не хотелось. Я хотел с ней поговорить, она меня заинтересовала. Плюс к этому, она была весьма недурна собой и соответствовала всем моим требованиям к внешности красивой девушки. К тому же в ней было какое-то неуловимое очарование. Мо-жет быть, это казалось из-за того, что все её движения были несколько опасли-выми. По крайней мере, я не мог этого определить точно.

- Хорошо.

Она подошла к кровати. Она шла очень осторожно, потому что всё время боялась споткнуться обо что-нибудь. Но, несмотря на это, она была грациозна.

- Отвернись и не смотри. Я разденусь.

- Что, совсем?

- Ишь, чего захотел! – это было сказано игривым тоном. Мы оба рассмеялись на эту шутку. У неё был звонкий, приятный смех. Мне совершенно расхотелось спать.

- …Всё. Можешь повернуться. Я легла.

Я встал со стула, на котором сидел, достал из шкафа дополнительный ком-плект белья и постелил его на пол. Потом лёг.

- Кать. Ты спишь?

- Нет.

- А ты откуда?

- Из Санкт-Петербурга. Мама с папой затеяли ремонт, а меня с тётей отпра-вили сюда. Папа говорит, здесь воздух чистый. Хорошо отдыхать.

- Да, хорошо. И лес. А я из Москвы. Говорят, в Питере романтиков много.

- Да? Не замечала.

- Ты что? Даже анекдот такой есть: «Ввели специальный закон – отстрел ро-мантиков только по разрешению главного охотничьего клуба СПб».

- Класс. А у вас Москве что?

- Ничего особенного. Город, как город.

- Ну, ты, скромник.

- Это ты меня ещё не знаешь.

Я смотрел на неё. Она лежала, повернув голову в мою сторону, и улыбалась. Та антипатия, которая у меня к ней появилась в начале, прошла. Передо мной была просто красивая девушка. А всё остальное – фигня.

- Что смотришь?

- Просто… ну…

Мне почему-то вдруг стало стыдно. Чёрт! А как она узнала?.. Ладно. Утро вечера мудренее.

И я заснул, с мыслями о том, какая странная штука – судьба. Меньше всего я сегодня ожидал, что буду спать на коврике возле собственной кровати и что, вдобавок, на этой кровати окажется девушка.

Глава 2: Поиски потерянной тёти

- Э-эй! Вставай, соня! Просыпайся!

- Что, уже утро?

- А ты не вид… слышишь? Птицы поют!

- Мн-да.

Она потянулась в постели и положила руки на одеяло.

- Я пойду в ванную, а ты, пока что, оденься.

Ничего нет лучше летним утром, чем умыться прохладной водой. Разгоняет последние обрывки сновидений и следы заспанности с лица. Но, умыванье - умываньем, а питаться надо. Рыбу, которую я наловил, буду готовить себе на обед где-нибудь в лесу, на костре сегодня днём. А пока надо найти Катину тётю. Небось, та уже в милицию заявилась, – нервничает, дёргается, места себе не находит. А её любимая племянница в это время с незнакомыми юношами в одном номере ночует и откалывает пошлые шуточки. «Сдам без квитанции», как говаривала про меня моя бабушка, когда в детстве передавала меня родите-лям.

Выйдя из ванной, я обнаружил, что моя «подопечная» уже застелила постель и сидит, ждёт, когда я появлюсь.

- Поможешь мне тётю отыскать?

- А куда я денусь? Есть хочешь?

- Да, но сначала тётя…

- Так. Тётю твою мы можем искать год. Ты меня извини, конечно, но мы оба не знаем, как она выглядит.

- Почему же… Ладно, давай поедим. Только умоюсь сначала. Где тут у тебя ванная?

- И её высочество сказала: «Ладно, так и быть, я не побрезгую, если ты меня накормишь». Давай руку.

Она засмеялась на мою старую остроту, протянула мне руку и я провёл её в ванную комнату.

- О-кей. Ты пока умывайся, а я сбегаю в вестибюль, принесу какой-нибудь харч и что-ни-будь попить. Только тебя запру.

- Зачем?

- А то ещё потеряешься совсем… кто ещё такой добрый найдётся, как я!?

- Ой… ну, прямо, рыцарь.

Я, как и обещал, запер дверь (на всякий случай) и выскочил к киоску. Не знаю, почему, но тогда у меня совершенно не было мысли, что она могла оказаться лишь великолепной актрисой, обокрасть меня и потом, когда я вернусь, благополучно смыться. Не знаю, почему, но я ей поверил.

День начинался жаркий. Люди разбредались по пляжу и валялись на шезлонгах. Я не люблю такое времяпрепровождение. Мне больше по душе охота или прогулки по лесу. Собственно, за этим я сюда и приехал. Очередь к киоскам была небольшая и я, купив чипсов, лимонада и печенья, побежал в комнату.

Катя сидела на кровати, подперев подбородок тыльной стороной ладони.

- Что ты купил?

- Чипсы, печенье… так… перекусить.

Я положил всё на столик.

- Вашу руку, мадмуазель!

- О, как вы галантны!

Она подала мне левую руку, как принцесса принцу, а правую прижала ко лбу. Я был в очередной раз удивлён.

- Откуда ты знаешь эту позу?

- Бабушка научила. Она мечтает, чтобы я стала балериной. Говорит, зрение для этого не нужно.

Я замялся. Я опять задел за больное место. Хотя она, наверное, к этому уже привыкла.

- Ну, ладно. Садись.

Она села и нащупала на столе чипсы. Потом открыла их ловким, мастерским движением и начала есть.

- Это… ничего, что я тебя объедаю? Извини, просто очень есть хочется.

- Ничего. No problem.

- Ага.

- Ну, ладно. Давай вернёмся к твоей тёте. Пить хочешь?

- Да, налей мне. Это что за лимонад?

- Кола. Так, вот. Я же её никогда не видел.

- Зато я могу определить её по запаху духов, по голосу.

- В толпе?

- Даже в толпе.

- А ты не можешь примерно описать мне её лицо?

- Всё, за исключением цветов.

- Слушаю.

- Волосы не длинные, вьющиеся. Брови густые, но она их выщипывает, по-этому тонкие. Губы тонкие, сама довольно стройная.

- Сюда, говорят, Мерелин Монро приезжала. Это, случайно, не она, твоя тётя?

Катя улыбнулась.

- Всё шутишь? Ну, ладно. Так, вот. Над правой бровью родинка. Хватит, пока?

- Можно составлять фоторобот. Где она может быть?

- Вряд ли, на берегу. Вероятно, мечется по гостинице, если ещё в милицию не обратилась меня искать.

- Тогда, давай погуляем по гостинице. Я постараюсь её найти взглядом в толпе, а ты прислушивайся, принюхивайся и постарайся больше быть на виду – она же тебя тоже ищет.

- Договорились.

Мы доели печенье, допили лимонад. Затем, выйдя и заперев номер, я взял её за руку и пошёл вместе с ней шататься по гостинице. Походив с полчаса по этажам, мы, на-конец-то, спустились в вестибюль.

- Мн-да. Так мы её не найдём. Надо что-то лучше придумать.

- А что ты хочешь, Миш?

- Думаю.

Какая-то пара подошла к портье и взяла свой ключ. Я, когда уходил, тоже свой туда сдавал. И тут у меня появи-лась идея.

- Стоп. Как фамилия твоей тёти?

- А зачем тебе?

- Надо. Я узнаю номер вашей комнаты.

- Фамилия тёти – Керженцева.

- А зовут её как?

- Александра Евгеньевна.

- Ты тут посиди, а я схожу, спрошу.

- Нет, я с тобой.

Я взял её за руку, и мы подошли к «ключнику».

- Простите, пожалуйста, а Керженцева Александра Евгеньевна в каком но-мере проживает?

Он взял книгу регистрации.

- Когда приехала?

- Вчера.

- А зачем вам, молодой человек?

- Нужно её найти.

- Так… номер 223.

- Спасибо большое.

* * *

- Ну, вот мы и пришли. Это ваш номер. Постучись сама.

Катя постучалась в дверь. Открыла женщина, лет сорока пяти, с крашеными вьющимися волосами, карими глазами и заплаканным видом.

- Господи, как же я переволновалась, Катерина!

Она бросилась и обняла племянницу. Мне было приятно созерцать столь тро-гательную семейную сцену. Катя улыбнулась.

- Тётя, ты от меня сбежала?

- Прости меня. Я встретила свою школьную подругу здесь. Везение, просто. Мы разговорились, то, да сё… я и счёт времени потеряла, и про тебя забыла, пока ты на балконе сидела. А потом мы с ней ушли, а ты, видимо, пошла меня искать, да?

- А я вышла из номера. Думала, ты в коридоре. Но пока я ходила по кори-дору, потеряла нашу комнату. И до вечера искала тебя.

- А я вернулась, смотрю, – дверь открыта. Слава богу, нас не обокрали.

Воцарилась тишина. Тётя смотрела на племянницу, а я покорно и смущённо смотрел на тётю. Но вот, Катя опомнилась.

- Тётя, познакомься, это Миша. Он помог мне тебя найти.

Александра Евгеньевна подняла на меня взгляд, достала из кармана рубашки очки, надела их и посмотрела на меня сквозь них строго.

- Здравствуйте, молодой человек. Меня зовут…

- Александрой Евгеньевной. Ваша племянница уже сказала.

Я саркастически улыбнулся. Она сняла очки и тоже улыбнулась мне в ответ.

- Вот и прекрасно, мн… Михаил. Спасибо вам, что помогли Катюше.

- Да, не за что, в общем. А что вы преподаёте?

- То есть?

Она была удивлена моему неожиданному вопросу.

- Но, ведь, вы же учительница?

- Откуда ты знаешь? Катя ты, разве, говорила Мише, что я учительница?

- Нет. А откуда ты узнал?

- Да, как ты узнал?

Я, иногда, люблю блефовать следовательской дедукцией. Лавры Шерлока Холмса не дают покоя. К тому же, дедукция развивает скорость мышления.

- Всё просто. У вас хороший, чёткий голос, следовательно, вы много высту-паете перед публикой. У вас очки, следовательно, вы много и часто что-то чи-таете. Я мог бы подумать, что вы – научный работник, но вы посмотрели на меня особым, учительским взглядом. Так смотрит милиционер на трудного подростка или учитель на ученика. И я сделал предположение.

- Прекрасно, молодой человек. Но вы угадали лишь частично. Я, конечно, учитель, но я – профессор математики и преподаю в вузе.

- О! Вот, кто научит меня, наконец, решать тригонометрические уравнения! У меня с ними всегда проблемы были.

Все трое дружно рассмеялись.

- Заходите к нам, Михаил.

- Да, Миш, заходи.

- Спасибо за приглашение.

Мы вошли в номер 223. Номер оказался просторнее моего. Был, также, бал-кон, о котором уже говорилось.

- Катя, пойди, вскипяти воду.

- А где кипятильник?

- На столе.

Катя пошарила по столу руками, и через минуту кипятильник был уже в банке с водой и подключён. Тем временем, Александра Евгеньевна нарезала бу-терброды, так что через десять минут мы уже сидели за импровизированным столом.

- Михаил, а вы приехали на каникулы?

- Да, знаете ли, надоела столичная духота. И вот, махнул сюда отдыхать. Гу-ляю, охочусь. Правда, скука заедает. По друзьям.

- Ну, вот, вы с Катюшей и подружитесь.

- Почему «подружитесь»? Мы с Мишей уже подружились.

- Да. После того, как она пришла ко мне вчера в половине первого, мне, сна-чала, хотелось её убить. Но потом, всё-таки, подружились.

- Она у тебя ночевала?

- Да.

Александра Евгеньевна бросила на Катю многозначительный взгляд.

- И не надо на меня так смотреть, тётя. Если я у него переночевала, это ещё не значит, что я развратница и распутница. А, потом, ты же знаешь, что я не вижу твоих взглядов.

- Видишь, – не видишь, но всё понимаешь.

Я тихонько рассмеялся. Катина тётя только улыбнулась.

- А вы где преподаёте?

- В Университете. Заведую кафедрой.

- И сколько у вас учеников?

- 300 человек лекционных + группа в 30 человек. Катенька, не ломай бутер-броды на части. Крошки летят.

Мы ещё поговорили примерно минут пятнадцать, выпили чай и я начал про-щаться.

- Спасибо вам большое.

- Всегда, пожалуйста. Приходи ещё.

- А можно, я тоже приглашу Катю завтра поехать со мной в лес, погулять.

- Тётя, можно?

- Ну, ладно. Только не потеряй её.

- Постараюсь. Во сколько вы встаёте, чтобы мне не разбудить вас завтра?

- Я – рано, учительская привычка, а Катюша – поздно. Настоящая сова. Бро-дит до ночи.

- Тётя, мне бы не хотелось его задерживать. Разбуди меня, а?

- Ладно. В восемь устроит?

- Прекрасно. До свидания, спасибо.

- Это тебе спасибо.

Катя стояла и улыбалась мне. Я понял, что именно мне, хотя она немного опустила голову. Я это почувствовал.

Посмотрев на неё ещё несколько секунд, я решительно развернулся, вышел из номера и пошёл по коридору. Сегодняшний день показался мне удачным. Пока, я ещё не мог во всём разобраться, но чувствовал, что что-то случилось. Со мной.

Глава 3: Неудачная встреча и её последствия

Остаток дня я провёл, шатаясь по городу. То есть, я говорю «остаток» потому что со мной в этот день больше практически ничего не произошло. На самом деле, ещё было только два часа дня. Я погулял по центру, зашёл в дешёвенькую забегаловку, взял тёплую пиццу с Кока-колой и поел. Потом пересчитал свои капиталы. Деньги за гостиницу и обратный билет я, естественно, с собой не но-сил. Они лежали в гостинице, в номере. А кроме них, у меня хватало ещё на два очень сытных или четыре очень голодных дня проживания. Да. На такие деньги особо не разгуляешься. Ну, что ж. Буду кормиться охотой. Благо, патронов хва-тит.

«Ладно. Обыденные проблемы решили. Теперь - о возвышенном. Давайте, разберёмся. Я встретил красивую девушку. Умную, добрую, нежную. Она ока-залась со мной в весьма пикантной ситуации, я ей помог. Теперь, надо задать себе нелёгкий вопрос: влюбился я в неё после всего этого или же я полный чур-бан. Вариант ответа напрашивается сам. Естественно, влюбился». В этот мо-мент мне вспомнилась Таня, с которой я гулял, болтал на переменах, танцевал на дискотеках. Неужели, это измена? Да-а… нелёгкий выбор. Но, надеюсь, зав-трашний день всё покажет.

Но, как оказалось в последствии, «завтрашний день» не показал ничего. На-завтра я лежал на койке одной из городских больниц с растяжением. Когда я возвращался в гостиницу, я проходил безлюдными переулками, о чём пожалел. В одном из таких закоулков ко мне подошли три здоровенных верзилы. Каж-дому - лет по двадцать. Один – рыжий, у другого панковская причёска, третий, наверное, байкер – в тёмных очках и перчатках, с пепельными волосами и ма-ленькой бородкой.

- Слышь, парнишка! – Рыжий сплюнул на асфальт.

- Что вам, дядя?

- Сигареткой не угостишь?

- Не курю… и вам не советую.

- Ишь, ты, какой гусь нашёлся.

Рыжий совсем напетушился и начал подходить ко мне. Серый медленным, высокопарным жестом снял очки.

- Остынь, Владик. Не тронь мальчугана.

- Сейчас, только врежу ему промеж глаз. Терпеть не могу, когда меня моло-косос учит.

Я был очень огорчён, что со мной нет моей винтовки.

- Слышь, мужики! Вы что хотите?

- Тебе морду набить. С этими словами Рыжий дал мне в грудь с такой силой, что я отлетел на полметра и у меня сперло дыхание.

- Ах, ты, сволочь! – я уже вконец разозлился на него. Я подскочил к нему, увернулся от двух ударов, затем применил свой любимый приём: вывернулся сбоку, дал ему локтем в грудь и коленом по пояснице, затем опустил ногу, под-прыгнул и дал головой по челюсти. Он озверел. Видимо, я всё-таки сломал ему пару зубов. Он взял меня за шиворот и, благо, этому бугаю в силе не откажешь, поднял меня от земли сантиметров на тридцать. Но я не растерялся. Я дал ему коленом в солнечное сплетение, и он рухнул, причём я – вместе с ним.

Но тут в дело вмешался панк.

- Падла! Ты куда бьёшь моего друга?

Эта фраза была последним, что я запомнил. Он подошёл ко мне, заломил обе руки за спину и начал бить по голове. Я потерял сознание.

* * *

Я очнулся на больничной койке. Всё тело очень болело, но больше всего – левая рука. Рука была перевязана. Надо мной стоял врач.

- Где я?

- В больнице, приятель. С тобой что стряслось?

- А?

- Что случилось, спрашиваю?

Я начинал медленно выходить из состояния обалдения.

- Меня какие-то сволочи избили. Одного я завалил, вроде, а другой…

- Знакомо… знакомо. Ну, что ж. У тебя где родители?

- В другом городе. Я здесь отдыхаю. Живу в гостинице… рука болит.

- Знаю. Сейчас мы тебе рентгенчик сделаем. Если у тебя перелом, ты у нас с месячишко отдохнёшь. А родителям мы телеграфируем, так что не волнуйся.

- Заманчивое предложение.

- Так, ведь, куда денешься… надо. Мне, думаешь, очень нравится тебя тут держать?.. Ну, пойдём.

Я, не без труда, поднялся с койки, и мы вышли в коридор. Обычный боль-ничный коридор, освещался длинными лампами. Некоторые из них мерцали. За окном был вечер.

- Ты в отделении хирургии. Мы тебя регистрировать не стали, поэтому будь добр… да.

Врачу было лет сорок на вид, он был немного седой, в очках. Пройдя по ко-ридору, затем, миновав лестницу и ещё один коридор, мы подошли к кабинету.

- Софочка… я к тебе мальчика привёл с рукой. Не сделаешь фотоснимочек на память?

- С удовольствием, Владислав Алексеевич, – полная медсестра с добрым ли-цом расплылась в ещё более доброй улыбке. – иди сюда, фраер. Больно не бу-дет, если дёргаться не начнёшь.

Я улыбнулся на её шутку и вошёл в камеру. Через три минуты я вышел и по-дошёл к хирургу.

- Всё. А вас зовут Владислав Алексеевич?

- Да. Ну, ладно. Беги в палату. Твоя - триста седьмая. Через полчаса снимок будет готов. Зайди в ординаторскую. Я сегодня дежурю. Я тебя обрадую, что там у тебя.

С надеждами и не слишком приятными мыслями, я вернулся в палату. Моими соседями оказались два парня помладше меня. Я сел на кровать и решил наладить контакт.

- Ну, что? Давайте знакомиться. Михаил.

Я подал руку младшему. Он посмотрел на меня серьёзным взглядом. На вид этому пацанёнку было лет восемь.

- Леша. Но для друзей я Лёха, - сказал он, подражая героям вестернов.

Тому, что был постарше, было лет двенадцать. Он подошёл ко мне и тоже протянул руку. Только, левую. Правая у него была забинтована. А у меня – левая. Так, что пожать друг другу руки нам так и не удалось.

- Иван.

- Очень приятно… было бы, если б не обстоятельства.

- Да уж. А что с тобой случилось?

- Да, вот, какие-то подонки привязались. Лёха? А ты, что же, один лежишь, без родителей?

- А мы с ним братья.

- Серьёзно?

- Да.

- А что с вами случилось?

Иван начал рассказывать:

- Попали в ДТП. Ехали мы с ним на велосипедах по шоссе, как вдруг какой-то дурак вылетел на встречную полосу. Слава Богу, ещё затормозить успел! Но всё равно. Поломались. У Лёшки, вон, плечо, а у меня – рука.

- Сочувствую.

- Мы тебе тоже.

- Мне, пока, нечего. Рентген ещё не готов. Кстати, чуть не забыл. Надо время засечь.

Мы разговаривали эти полчаса. Они рассказали, что живут в этом городке, а я сказал, что я москвич. Они оба были в Москве, им там очень понравилось.

- Особенно – Царь Пушка. Такая большая, а не стреляет, – пояснил Лёха.

Мы разговаривали о жизни, о школе. Они оказались довольно хорошими ре-бятами – не такими глухими провинциалами, какими могли показаться на пер-вый взгляд. Особенно Иван. Он производил впечатление очень грамотного, на-читанного, воспитанного парня, чем не славится наша провинциальная глу-бинка. Время пролетело незаметно. И вот я иду к ординаторской, обуреваемый надеждами на спасение. Вот, я стучу в дверь. Вот, я стою на пороге с вопроси-тельным взглядом.

- Ну, что ж? Пляши, парень. Перелома нет. Только растяжение, - Владислав Алексеевич пил чай с пряниками. Снимок моей руки лежал перед ним на столе.

- На, полюбуйся на свою конечность.

Я подошёл и посмотрел. Кость была цела. И вывиха тоже не было.

- Лёгкое растяжение?

- Ну, не то, чтобы лёгкое… руку подними.

Я приподнял немного левую руку.

- Дальше больно.

- Вот видишь!? А ты говоришь – лёгкое. Ну, ладно. Полежи у нас тут денька два-три. Если пройдёт, выпишу. А сейчас – иди ложись спать. Уже двенадцатый час. Больной должен больше спать. Завтра утром мы тебя подбинтуем ещё немного, чтобы ты не очень этой рукой махал. А сейчас старайся её не отлежать. Иди. Спокойной ночи.

- До свиданья. Спасибо!

- Да, не за что… работа такая.

Вернувшись в палату, я лёг в постель, но ещё долго не мог уснуть. Думал. Сначала мечтал о выписке. Потом плавно вернулся в гостиницу. Вспомнил про-исшествия последних двух дней. Вспомнил Катю. Немного грустную, но весё-лую, озорную.

«Странно, ведь я совсем забыл о том, что она слепая. Как будто видит! При-чём, видит не материальные объекты. Видит душу. Вот, чёрт! Ведь я обещал ей, что завтра пойду с ней в лес. А теперь всё сорвалось. Что она подумает? Навер-ное, испугается. Вот, ведь! Как не везёт мне. Хотя, если бы этот подонок ещё постарался, то и сломал бы мне руку. Ладно. Через три дня выйду отсюда… а всё-таки, зачем им было меня бить? Может, они меня ограбили? » - эта мысль стукнула меня как током. Я кинулся к брюкам. И, действительно. Денег там не было. Я поблагодарил небо, что взял с собой деньги только на еду сегодня и завтра. А три дня я буду питаться тут. Плохо, но дёшево. А потом, во внутрен-нем кармане кофты есть ещё немного денег – «Ладно. Надо спать» - с этими мыслями я лёг снова. Через некоторое время я заснул. Спокойно заснул. Про-блем на меня сегодня свалилось достаточно, поэтому надо отоспаться, чтобы завтра быть со свежей головой.

Глава 4: Обычный день

Утром я проснулся оттого, что ребята о чём-то спорят.

- А я тебе говорю, что этот валет правильно лежит.

- Ты же мухлюешь!

- Я мухлюю? Да ты на себя посмотри!

- Ты ещё малявка, играть не умеешь – вот на меня всё и валишь.

- Что? Я – малявка!?

- Мужики! Перестаньте, сейчас же! Что случилось?

- Да, вот он – Лёха показал на старшего брата – говорит, что я мухлюю. А ещё малявкой обзывает. Не хочу с ним играть!

- Ну и не играй. Сам карты из-под стола достаёт, сам потом играть не хочет. Я же видел всё.

- Шулером будет. Говорят, они неплохие деньги выигрывают в казино. Когда в этой богадельне осмотр конечностей?

- Через полчаса.

- А сейчас сколько?

- Восемь.

- Да, - сказал я, потягиваясь и надевая рубашку – выспаться, как следует, не удалось. Ну, ладно.

Я надел брюки и вышел из палаты. В коридоре был свежий воздух. Видимо, его проветривали ночью. Я подошёл к балкону в конце коридора. С него откры-вался прекрасный вид на город и лес за ним. В городе высотных домов почти не было, а наш третий этаж, видимо из-за высоких потолков и из-за того, что этажи считаются по европейской системе, – первый считается нулевым, был высоко. Поэтому я увидел нашу гостиницу. Вот, где-то там спит Катя. И она думает, что от неё до меня метров двадцать. А на самом деле – несколько километров. Вот так. Обидно, что наша с ней прогулка сегодня сорвалась. Ну, ничего… я с ней ещё погуляю.

Подождал ещё полчаса в палате, играя с пацанами в карты (они уже помири-лись, но с условием, что Лёха не будет «мухлевать»). Потом пошёл на осмотр.

Подойдя к кабинету, я попал в небольшую очередь своих товарищей по не-счастью. Медсестра постепенно подзывала очередную жертву экзекуции, но, вот, очередь дошла и до меня. Я вошёл в перевязочную. Там на стуле сидела весьма сексапильная врачиха. Она подозвала меня к себе.

- Иди сюда парень. Что у тебя болит?

- Сейчас – трудно сказать. А вчера, вроде, рука болела.

- Давай клешню свою сюда. Мучить буду.

- У вас помучаюсь с великим удовольствием.

- Не сомневаюсь. Ты у меня не первый и не последний сегодня, - сказала она и состроила мне глазки.

Она взяла мою руку, пощупала локоть. Было больно, но я молчал как парти-зан.

- Не крепись, парень. Кричи. Легче будет.

Она взяла и так нежно, с опаской начала мне выкручивать руку оконча-тельно. Я засвистел сквозь зубы. Было больно, но приятно.

- Ну, ладно. Сейчас отдам тебя медсестре, - она тебя перевяжет.

- А жаль.

- Что – жаль?

- С вами расставаться.

- Нахал!

- А что вы делаете сегодня вечером?

- Дежурю.

- Заходите к нам в палату. Буду ждать.

- Ага. Жди… жди. Таня, перевяжи парня.

Молоденькая медсестра подошла с бинтом. Минут двадцать она меня пере-бинтовывала. Но, наконец, рука моя была в спокойном состоянии, и я пошёл в палату.

Потом я пошёл регистрироваться. Возникли проблемы с тем, что у меня не было документов, но, когда я объяснил в деталях, в чём дело, они заставили меня расписаться в бумаге о том, что я, мол, не натворю стихийных бедствий и за себя отвечаю, затем ввели мои анкетные данные в компьютер и отпустили с миром.

В этот день больше ничего не произошло. Обычный больничный день. После ужина, если ту отраву, которой пичкают в наших больницах, можно назвать ужином, я вышел на балкон. Да, на тот самый балкон, на котором стоял утром. Я смотрел на закат. Вам приходилось когда-нибудь стоять, например, на откосе возле реки и заворожено наблюдать, как в неё окунается солнце. Какое оно в этот момент огромное. Облака вокруг окрашиваются в багровый цвет. Ты, как будто, ждёшь чего-то. Даже не знаешь, чего. Просто – ждёшь. Может быть, любви, может быть, завтрашнего дня, а возможно, просто ждёшь, когда этот ог-ромный огненный шар скроется и наступит ночь. Появятся звёзды на небе. Поя-вится луна, тускло отражающая свет солнца и отбрасывающая его на землю.  

- Посмотрите, посмотрите! Сегодня же полнолунье. Как красиво…

Я думал. Из головы у меня не выходила Катя. Интересно, вспоминает она обо мне или нет? Даже странно как-то. До сих пор я не верил в любовь с первого взгляда, а тут – влюбился. Чем-то она меня заворожила. Какая-то в ней есть не-уловимая прелесть. В этих золотых локонах, в этих глубоких, как море глазах. Даже когда она хмурится, в них остаются какие-то озорные огоньки. Она добрая и прекрасная. Как принцесса из сказки. Ах, как жаль! Как жаль, что она не ви-дит меня. Не видит мира вокруг. Я даже не могу оценить её горя. Сколько лю-дей в мире живут и не понимают этого счастья – видеть. Видеть друг друга, ви-деть красоту, видеть природу, вот так вот сидеть и любоваться закатом. Сколь-кие из них не понимают друг друга, не хотят понять, не хотят протянуть руку другому, чтобы, возможно, спасти его душу. И как бывают жестоки люди по отношению друг к другу. Из-за пустяков. Мелочей. Как это ужасно!

И я просидел так с полчаса, смакуя каждый момент уходящего дня. Этот день был самым обычным днём, если не считать больницы, пары синяков и перебин-тованной руки. Но, вот, наконец, я встал с пластикового стульчика на балконе и вошёл в коридор. Лампы уже горели. Спать совершенно не хотелось. Мучила тоска. Именно, не скука, не грусть, а тоска. Не оставляли меня эти неприятные мысли. Но, в конце концов, когда я пришёл в палату, разделся, лёг и выключил свет (ребята уже спали), усталость взяла своё. Я заснул.

Глава 5: Долгожданная встреча

Утром я встал, оделся, вышел, позавтракал (вчера я завтрак просто-напросто проспал) и пошёл на осмотр. Смотрел меня тот врач, который меня сюда поло-жил.

- Так, приятель. Показывай, что у тебя.

- Ещё побаливает, но уже меньше.

Он покрутил мою руку, пощупал.

- Так больно?

- Немного.

- А так?.. А так?.. А вот так?

- Ай!

- Вот «ай» нам и не нужен. Но, в общем, уже лучше. Завтра, пожалуй, я тебя выпишу. Пойдёшь дальше отдыхать. Утром я тебя посмотрю и, если всё нор-мально будет, отпущу.

- Спасибо, доктор!

- Это ты себе скажи спасибо, что перелома нет. Но в следующий раз не лезь в драку со старшими.

- Угу.

Я добежал до палаты. Иван подошёл через десять минут.

- Ты как?

- А ты?

- Да, говорят, плохо кость срастается.

- А у меня всё хорошо. Говорят, завтра выпишут, если всё нормально будет.

- Ясно. Давай в «дурака».

- Давай. Тащи карты.

В «дурака» мы проиграли где-нибудь около часа. Потом прибежал Лёха, весь запыхавшийся, и сказал, что он подружился с парнем из соседнего отделения и тот приглашает его к себе в гости, «играть в индейцев».

- Какой номер палаты?

- Двести одиннадцатая.

- Ладно, иди. Только не позже восьми возвращайся.

- Ага. – и побежал.

- Славный парень. Иногда такие штуки откалывает, – просто держись.

- Да. Хороший у тебя братишка. А что за штуки?

- Да, он однажды съел шоколадку, которую нашёл в буфете, а маме в оправ-дание сказал, что это – наш кот его подговорил, и они её вместе разделили и съели напополам.

- Молодец.

- Да, молодец, но трёпки от отца он всё-таки не избежал. А однажды ушёл гулять и вернулся только в одиннадцать ночи. Нет бы, правду сказать, мол, гу-лял, играл, про всё забыл. Так он придумал целую историю, будто попал на ле-тающую тарелку и его там весь день мучили злобные инопланетные захватчики, и что они ему грозили, что если он сбежит, они нападут на маму и папу, но он, всё-таки, выкрутился, чтобы поспеть домой, но, к сожалению, опоздал. Мама потом долго смеялась, а папа сказал, что ему надо становиться режиссёром и снимать фантастические фильмы.

Ещё долго мне Иван рассказывал о «похождениях» брата. Видно было, что он его очень любит.

- Вот такой у меня гулящий братишка.

На этот раз «гулящий братишка» вернулся во время, чем, надо сказать, очень обрадовал нас обоих, ибо мне совершенно не улыбался вариант идти, помогать Ивану его разыскивать. После его возвращения мы пошли ужинать. Поужинав, я лёг спать сразу. Во-первых, я не выспался вчера, а во-вторых, болела голова.

* * *

Утром я встал отдохнувший и готовый к тому, что мне предстояло. После осмотра Владислав Алексеевич сказал мне, что «нечего мне здесь лежать, зани-мать место, а посему, выписываю тебя». Долго меня мурыжили с выпиской, но вот, наконец, я вышел из здания больницы. Дальше предстояло нелёгкое дело. Энск – это вам не Москва, где сел в метро – и ты уже там, где надо. Здесь транспорт ходит плохо, редко, и не отовсюду. А так как на такси у меня осо-бенно денег не было, я начал выспрашивать у прохожих, как мне проехать к гостинице «Ласточка». Половина про такую гостиницу и вовсе не знала, а из тех, кто знал, нашёлся только один человек, который объяснил мне, что отсюда до туда транспорт не ходит, но «вон там, за углом, останавливается двадцать шестой, а он идёт до площади Ленина, от которой до гостиницы «Ласточка» два шага». Я послушал его и пошёл по направлению к повороту. За ним была ещё остановка. Я подождал автобуса. Через двадцать минут он подошёл, и через полчаса я был уже на площади Ленина. А оттуда дошёл пешком по аллее. Это было, как и обещал тот человек, довольно близко.

И вот, я поднимаюсь на третий этаж, к себе. Первое желание – лечь, отдох-нуть от передряг. Но надо спуститься в 223-ий номер, извиниться за то, что вчера не пришёл. Поэтому я встаю, выхожу, иду вниз по лестнице. Стучусь. Ни-кого нет. Интересно, куда они ушли?

Я спускаюсь на первый этаж, выхожу на пляж. Я ищу их там, но не нахожу. А так хочется снова увидеть Катю. Но всё напрасно. На пляже их нет. Наверное, они ушли куда-нибудь гулять. Я вернулся в номер с твёрдым намерением сего-дня непременно найти их. Поэтому я решил сначала переодеться, а потом пойти шляться возле гостиницы в течение часов двух – трёх. Эту идею я и воплотил в жизнь.

Надев другую рубашку и вымыв руки, я вышел из гостиницы. Я ходил сна-чала по пляжу, затем обошёл гостиницу с другой стороны. День догорал. Солнце уже спускалось. Последние дни я только и жил, что закатами. Но сейчас я ждал совершенно конкретный момент. Я ждал тот момент, когда увижу Катю. И вот, наконец, он наступил. Вы знаете, когда меньше всего ждёшь чего-то, оно обычно сбывается. Так случилось и на этот раз. Я чуть не упал, когда увидел Её. Она шла под руку с тётей мне навстречу по улице. Между нами было такое большое расстояние, что я их еле заметил, но сразу же пошёл в их сторону.

- Катерина! Ты посмотри, кто здесь!

- Кто?

- Это же Миша!

- Как, Миша?

- Так, Миша. Здравствуйте, Александра Евгеньевна. Привет, Катя.

- А ты почему не пришёл к нам вчера?

- Я влип в историю. А вчера я был в больнице.

- В больнице? – на лице обеих отразилось недоумение.

- Ну, это – длинная история.

- Но мы никуда не спешим.

- Тогда, слушайте…

И я поведал им о том, что случилось со мной, и почему я вчера не пришёл. Всю дорогу Катя с волнением задавала мне вопросы вроде «Тебе было очень больно? » или «А ты не позвонил в милицию, чтобы их забрали? », видно было, что это участие - не показное. Потом, через некоторое время Александра Евгеньевна пошла в гостиницу, а мы решили ещё погулять.

- Ладно, только далеко не уходите.

- Хорошо.

И вот, мы остались наедине. Я, она и этот прекрасный, багровый закат.

- Пошли на высокий берег?

- Хорошо.

И мы пошли. По дороге я рассказывал ей о своих друзьях, о школе. А потом сам слушал – о её друзьях, увлечениях, музыке. Оказалось, что она очень любит музыку, настоящая меломанка.

- Мама говорит, что для меня самое страшное наказание – это забрать у меня мой аудиоцентр.

- Да. Я тоже очень люблю хорошую музыку. Причём, слушаю практически всё, что угодно – любой стиль.

- А ты знаешь, иногда в некоторые моменты жизни, ситуацию, сцену жизни можно положить на музыку.

- Да.

Мы подошли к берегу. Это была скала, с которой разворачивался прекрасный вид на реку и лежащий внизу город.

- Какой прекрасный закат!

- А что такое, «закат»? – она повернула голову ко мне в пол-оборота. Ни-чего себе, вопрос. Хотя, кто знает…

- Ты знаешь, это надо видеть. Но я попытаюсь тебе объяснить. Давай, сядем на скамейку.

Мы сели рядом на одну скамейку из тех, которые поставили здесь специально, чтобы можно было любоваться видом на город.

- Скажи, ты слышала когда-нибудь, как тихо и размеренно плещет о берег море вечером? Волна за волной.

- Да, – она практически выдохнула это слово. У меня даже сердце сжалось от звука её голоса, - это так красиво!

- И ты чувствуешь при этом покой и какое-то ожидание. Ожидание чего-то.

- Да. И даже не можешь понять, чего? – она несколько оживилась. Видно было, что она начала понимать.

- Ага. Именно. Вот такие же чувства вызывает закат. Когда солнце спуска-ется за горизонт и, как будто, весь мир готовится ко сну.

- Ты знаешь, я и сейчас это чувствую.

- Серьёзно?

- Да. Как жаль, что я не вижу этого!

На лице её отразилось огорчение.

- Прости. Мне не надо было…

- Ты не причём.

Она тихо заплакала и прижалась ко мне. Я обнял её за спину. Мы оба мол-чали, только она тихонько всхлипывала и роняла слёзы на мою рубашку.

- Ну, не плачь. Не плачь, пожалуйста. У меня просто сердце разрывается, ко-гда я вижу, что ты плачешь.

- Почему я такая несчастная? Совсем одна! Ты понимаешь? Совсем одна! Я просыпаюсь утром, слышу звуки. Эти звуки – всё, что у меня есть. Больше – ничего. Меня никто не понимает!

- Почему же? Ты не одна. Я с тобой. Я пытаюсь понять тебя. Ты чувствуешь меня рядом?

- Да. Я чувствую. Я чувствую твои прикосновения, твой запах. Я слышу твой голос.

- А чем от меня пахнет?

- Дезодорантом. Кажется, Nivea.

- Угадала. А ещё?

- А ещё у тебя от рубашки пахнет стиральным порошком.

Она немного улыбнулась.

- Вот так, вот. Значит, я есть тут и ты не одна.

По лицу её вновь пробежала страдальческая нотка.

- Да. Но я не вижу тебя. И я даже не знаю, как это – «видеть». Я не понимаю.

- Успокойся.

- Ты – хороший. Ты не похож на других парней. Они часто издеваются надо мной, дразнят.

Вот, сволочи! Такую прекрасную девушку дразнить!

- Не думай о них. Забудь.

- Обними меня крепче. Я так боюсь остаться совсем одна!

И я прижал её к себе. Она уткнулась лицом ко мне в плечо.

- Я ни куда не денусь. Я буду с тобой столько, сколько ты пожелаешь.

- Спасибо.

Она немного успокоилась, перестала всхлипывать. Но мы ещё долго сидели так, обнявшись. Мне было очень приятно вот так с ней сидеть. Я ощущал сквозь платье её тело, такое чувствительное, податливое.

Но, вот, наконец, она в последний раз всхлипнула и утёрла слёзы с глаз.

- Ну, пойдём, – с этими словами она взяла меня за руку.

Я взял её руку, положил свою сверху.

Она встала со скамейки, не выпуская моей руки, и повернула голову так, что, если бы она могла смотреть на что-то, смотрела бы мне в глаза.

- Ты слышишь? – она немного улыбнулась.

- Ветер шумит.

- Нет, ещё звук.

- Какой?

- Разве ты не слышишь?

- Нет.

- Это – музыка. Тихая – тихая. Такая прекрасная!

- Не слышу. Может, это в твоей душе играет музыка?

Она рассмеялась.

- Возможно.

Я встал, и мы пошли к гостинице. Солнце уже почти село и отбрасывало на землю ка-кие-то неестественно-длинные тени. Тихонько шелестели от ветра ветви.

Мне казалось, что в душе моей тоже играет музыка. Музыка, которой я никогда раньше не слышал, и, наверное, никогда уже не забуду.

* * *

- Класс! Это было просто великолепно. Мы вдвоём и закат.

Я хожу по комнате и разговариваю сам с собой.

- Да-а…

Я мечтательно прыгнул на диван, положив ногу на ногу. Сегодня был дейст-вительно шикарный день. А завтра утром я приду к ним, возьму Катю и мы вместе пойдём на охоту.

Я взял винтовку со стола. Потом сел на стул, бережно разобрал её и почистил каждую деталь.

- Завтра она должна сверкать. И я тоже должен сверкать.

Я снова собрал её и направился в ванную. Включил воду, разделся и встал под душ. Мылся я не долго – минут пятнадцать. Сегодня был не очень трудный день и даже больше. Прекрасный день.

Я вышел и глянул в окно. Солнце уже почти село. Будто оно не хотело скры-ваться совсем, хотело немного продлить этот день. А мне сейчас наоборот хоте-лось, чтобы быстрее наступил завтрашний. Я посмотрел на часы. Была по-ловина одиннадцатого. Я расстелил постель и лёг.

«Как было прекрасно просто вот так с Ней сидеть, обнявшись! Просто вели-колепно. Ощущение, будто мы летим куда-то вверх. Вверх, прочь от земли, к этому закату, к облакам, к небу. Интересно, что Она чувствовала в этот момент? Как бы мне хотелось знать это! Может и Она сейчас вот так же лежит и думает обо мне… обо мне! Может быть, она чувствует то же, что и я. А может быть, я ей совершенно безразличен. Нет, не может быть».

Я даже перевернулся на другой бок, настолько меня «укусила» эта ужасная мысль.

«Нет. Она сказала мне, что я не похож на других. Значит… значит я ей нрав-люсь… нравлюсь! »

- Лунатики, вы слышите? Я ей нравлюсь!

Последние слова я просто прокричал. Хорошо, если меня ещё никто не услыша-л тогда.

«А что было потом? Мы посидели вот так, потом встали и пошли обратно. Вернулись, я отдал её тёте, которая ещё что-то сказала мне, что уже одиннадцать и довольно поздно, потом спросила, как мы погуляли, мы в один голос сказали, что отлично. Ей понравилось! Неужели, понравилось? Круто. Потом я добрёл до своего номера. Всё. Да… вечер отличный».

С такими мыслями я и заснул. Я даже не помню точно, о чём я думал напос-ледок. Никогда нельзя зафиксировать момент, когда ты засыпаешь. Момент пробуждения – можно иногда, а этот – нет.

Спокойной ночи, люди! Поздравьте! В мире появился ещё один счастливый человек. Как прекрасно быть влюблённым!

Глава 6: Охота

Проснулся я отдохнувшим, сильным и готовым к дальнейшим действиям. Первое, что я сделал – это застелил постель, потому что твёрдо знал, – если не сделать этого сейчас, потом забуду. Далее – я раскрыл рюкзак. Проверил его содержимое: патроны, небольшой складной зонт на случай дождя, куртка, спички, фонарь, нож, удочка.

Удочку я вынул. Рыбу я ловить не буду. Кстати, о рыбе. Та, что я поймал три дня назад, лежит у шеф-повара в морозильной камере. Надо пойти, достать.

Я встал, вышел, запер комнату. На часах было девять. Я спустился на два этажа вниз, в ресторан. С шеф-поваром я покорешился ещё с начала поездки. Он был очень хорошим мужичком. Весёлый, такой. Познакомился я с ним, когда он меня покрыл матом за то, что я уронил на пол поднос с булочками.

- А Владислава Константиновича можно позвать?

- Сейчас.

Через минуту вышел он: грузный, шёл немного пошатывающейся походкой.

- Привет, Мишка.

- Здравствуйте, дядя Владик. Я у вас рыбу оставлял тут. Отдайте, пожалуйста.

- Какую рыбу? – лицо его расплылось в доброй улыбке, – Ну, ладно. Проходи. Сейчас принесут. Петька!

Прибежал поварёнок с половником в руке. Я его уже знал. Он вечно жевал что-то.

- Отдай парню рыбу.

- Ага. Шас.

Он убежал и прибежал с пакетом.

- У, какая замёрзшая! Ну, ничего. Отогреется по дороге. Спасибо.

- Да, не за что.

Я схватил пакет и побежал наверх. Рыба была ледяная. Я бросил её в сумку, положил туда же кастрюлю – можно уху будет сварить. А если уху, тогда надо сюда ещё овощи. Я побросал в кастрюлю морковь, картошку, лук. Потом застегнул рюкзак и завязал тесёмки. Всё. Теперь надо идти будить мою красавицу. Ну, скажем,.. не совсем мою, но красавицу.

Я снова вышел из номера, спустился и постучался в дверь. Открыла её тётя.

- А, Миша? А Катя ещё не встала.

- А, ну, пускай, тогда спит. Я хотел взять её на охоту.

- Да, да. И она тоже хочет с тобой поехать.

- Ну, тогда, сделаем так. Как она встанет, вы скажите ей, чтобы она собиралась. Когда она, примерно, встанет?

- Если не будить, то не раньше двенадцати. Но, мне кажется, что она не прочь, если я её разбужу.

- Ещё как! – из комнаты послышался заспанный голос Кати, - Привет!

- Привет. На охоту пойдёшь?

- Да.

- Ну, тогда одевайся. И поднимайся ко мне. Мой номер – 364. Найдёшь?

- Найду. Жди.

Я вышел и поднялся к себе. Лёг на диван и стал ждать. Мне совершенно не терпелось снова увидеть Катю, поговорить с ней. Вот, что значит втюриться серьёзно. Я соскучился по ней за одну ночь!

Я встал с дивана и стал ходить по комнате. Я думал о том, как мне теперь с ней себя вести. А вдруг я её вчера отпугнул чем-то от себя. Теперь надо будет снова налаживать контакт. Чёрт!

* * *

Катя появилась через пятнадцать минут. На ней был тот же синий пуловер, что и в тот злополучный вечер, когда мы с ней так вот «экстраординарно» познакомились, и синие, слегка поношенные, джинсы.

- Шикарно выглядишь!

- Спасибо, ты тоже.

- Извини.

- Да, ничего. Я люблю, когда со мной общаются, как с обычным человеком. Не люблю, когда меня все начинают жалеть.

Вот, как она теперь заговорила! Ну, ладно.

- Пойдём?

- Пошли.

Я взял рюкзак, дал ей руку и мы вышли из номера. Я запер дверь, мы спустились вниз.

- А как ты нашла мой номер? Ведь ты не можешь читать.

- Почему, же? Книги для слепых, с рельефными буквами, могу. А номерок на двери рельефный.

- Ясно.

- Как мы поедем?

- До станции – пешком, оттуда – на автобусе.

- Автобус сейчас не очень загружен должен быть? Ведь, сегодня четверг. Дачники не едут.

- Да.

Я отдал ключ и мы вышли. Мы шли по улице в направлении автостанции, я держал её за руку.

- Как у тебя дела?

- Нормально. Только тётя вчера немного ругала, что мы поздно вернулись.

- Ничего. Сегодня вернёмся раньше.

Мы дошли до остановки. Теперь надо свериться с расписанием.

- Кать, сядь тут на скамейку, я пойду, куплю билеты и посмотрю расписание автобусов.

- Только, недолго.

- Да. Пять минут.

Я побежал, посмотрел расписание. Следующий автобус будет через полчаса. Я подошёл к кассе. Народа было немного, и я встал в очередь. Очередь постепенно рассосалась.

- Мне, пожалуйста, два билета на следующий рейс.

- Номер автобуса?

- Сто двадцать шестой.

- Минуточку.

Продавщица набила регистрационные номера на билетах, и отдала их мне.

* * *

- Ты уже всё?

- Да. Купил билеты. Ты не скучала?

- Нет. Я привыкла ждать.

- Ну, тогда подождём ещё минут пятнадцать, пока не подадут автобус.

- Ага.

- Ты на меня обиделась?

- За что?

- Вот и я не понимаю, за что.

В моём голосе появились неподдельные нотки огорчения. Мне было действительно неприятно, с каким тоном она со мной разговаривает. Хотя, чего я мог ещё ждать после вчерашнего откровения?

- Да, нет. Просто, я не выспалась совсем.

- Я тебя поднял слишком рано?

- Дело не в этом. Просто у меня вчера вечером было плохое настроение. Я никак не могла заснуть.

- Да? А у меня – наоборот.

У неё внутри как будто фейерверк выстрелил. Грустное выражение лица просветлело, появилась улыбка.

- Правда?

- Да. Но спал я тоже не очень.

Я пытаюсь держать ровный тон, даже добавляю нотки безразличия в голос. На самом же деле, я понимаю, что это её плохое настроение – лишь показуха. В действительности, она не выспалась (так же, как и я, впрочем), потому что думала обо мне. Обо мне; значит, я был прав! Значит, я ей не безразличен.

Но, вот, подошёл автобус. Мы сели в него. Ехать предстояло полтора часа. Я старался не смотреть в окно, чтобы быть в равных с ней условиях и ей не было скучно.

- А ты бывала в настоящем лесу?

- Да, часто. Мой папа тоже любит охоту. На птицу. И берёт меня всякий раз с собой на выходные в лес. Ночуем в машине, дни проводим на природе. Охотимся, ловим рыбу. Я умею ловить рыбу. Отец удивляется, как у меня получается ловить без поплавка. А я, просто, чувствую, как она «клюёт». Руками.

- Интересно.

- А потом приезжаем домой, и мама варит из этой рыбы уху. Я люблю уху.

- Я тоже. Можем сегодня приготовить.

- А ты всё взял?

- Да. Кастрюлю, овощи, рыбу. Рыбу я наловил три дня назад, она хранилась в гостинице, в холодильнике. А сегодня сварим настоящую уху. На костре.

И вот так мы проехали всю дорогу. День выдался жаркий. В автобусе было, наверное, градусов сорок пять. Дикая жара. Катя сняла пуловер. Под ним была новая белая футболка из синтетики. Сквозь неё проглядывал белый кружевной лифчик. Я сглотнул слюну и, как говорит один мой приятель: «В полной мере почувствовал себя мужчиной». Я закрыл глаза, и фантазия нарисовала мне картинку, которую вряд ли нужно здесь описывать. В очередной раз я мог лишь восхищаться прекрасными и правильными формами Кати.

Из этого сладкого мечтания меня вывел её голос:

- На, подержи.

- Ага – я выдохнул воздух.

Но вот, мы, наконец, приехали. Вышли из автобуса и вдохнули запах свежей травы.

- Скажи, в лесу нет комаров? Я их терпеть не могу.

- В такую жару – нет. Они появятся к вечеру – часам к десяти. Но, к десяти мы уже будем подъезжать к дому. Твоя тётя не хочет, чтобы мы возвращались поздно.

- Хорошо. Куда пойдём?

Я достал из кармана компас.

На юг. Прямо на юг, километров за десять отсюда. Там будет уже довольно глухой лес. Там хорошо охотиться. Кабана или медведя не обещаю, а зайца или дикую утку подстрелить вполне можно.

И мы пошли. К великому моему удивлению, она прекрасно передвигалась по лесу, только иногда я её предупреждал о низкой ветке, которая могла её поранить.

- Чистый воздух. Сюда уже не долетает выхлоп автомобилей.

- Да. И птицы поют. Слышишь эти трели?

- Слышу…

- Катя, замри.

- Что такое?

- Тихо. Спугнёшь.

- Молчу.

Я медленно поднял винтовку и прицелился в лису на том конце поляны. Нажал курок.

Лиса отскочила и убежала.

- Слиняла?

- А ты как узнала?

- Услышала. Она шелестела по траве вон в том направлении, – и она показала точно в сторону, где только что была лиса.

- Ну, ладно. Упустили, – так упустили. Пойдём дальше. В следующий раз буду внимательнее целиться.

- Подожди. Тихо.

Она стояла секунды три и прислушивалась к чему-то.

- Что?

- Нет, мне показалось.

- Ну, пошли. Может, ещё повезёт.

Мы шли дальше на юг, – я точно сверялся по компасу, потому что не люблю плутать в поисках шоссе. Поэтому я и выбрал для высадки место на трассе, где она идёт ровно, без поворотов. Всё – из-за того, что я всегда выхожу плюс/минус километр от остановки.

- А дай мне кого-нибудь подстрелить.

Меня её просьба не удивила. Ей интересно было попробовать. Хотя я, надо сказать, не очень-то надеялся на успех.

- Потом дам. Там есть одно озеро, в котором водятся утки. Вот их и постреляешь.

Мы пошли дальше. Я присматривался.

- Мне казалось, в этом лесу должно быть полно зайцев.

- Вот, я и ищу.

- Что?

- Заячью нору.

- Ну и как успехи?

- Пока, никак.

Я осматривал всё. Старался смотреть под кусты, где эти стервецы больше всего любят «окапываться». Катя была права – искать долго не пришлось. Под очередными зарослями травы, лишайников и папоротника оказалась норка. Я её чуть было не пропустил.

- Нашёл. Теперь надо подобрать засаду.

Я огляделся вокруг. Совсем недалеко рос небольшой пятачок из кустарников.

- Ну, что?

- Я нашёл. Ты не прочь полежать на земле часочек-другой?

- Мне не привыкать. Мы с папой уже такие штуки выделывали. Правда, мама была против.

- Почему?

- Один раз это было в не совсем сухую погоду и ей пришлось всё стирать, – засмеялась она.

- Ясно. Но сейчас сухо. Дождя не было уже где-нибудь дней десять.

Мы легли. Рядом. И прижались друг к дружке. Она от меня не отстранялась, и это было приятно.

- Прямо как солдаты в засаде.

- Тсс. Тише. Надо говорить шёпотом, а то он может испугаться и не вылезти оттуда.

- С удовольствием, – сказала она уже шёпотом.

- Я однажды вот так пролежал три часа, пока не понял, что нора покинутая.

- А ты научился отличать?

- Да.

- Ладно. А то пролежим три часа без пользы.

- А тебе нравится вот так со мной лежать?

Может, несколько дерзко, но хорошо сказано.

- Неплохо, - уклончиво ответила она, - а тебе?

- Очень нравится.

Её щёчки чуть-чуть окрасились в розовый цвет. Я её смутил. Ну, что ж; охота неплохо удаётся. Зайца я ещё не поймал, а девушку, кажется, уже подцепил.

Посмеявшись немного (разумеется, про себя, иначе я мог спугнуть и того, и другую) над этой шуткой, я продолжил этот романтический разговор шёпотом.

- А вы с отцом стреляли крупного зверя?

- Какого?

- Ну, скажем, лося или медведя?

- Видели, но не стреляли. То есть, он видел. А я слышала, как рычит медведь. Стрелять он его не стал, потому что медведятина не вкусная. К тому же, мы бы его не смогли потом до машины дотащить.

- А какая у вас машина?

- Папа не хочет иномарку покупать. Говорит, в эксплуатации дорогая – что-нибудь стукнешь – большие деньги. К тому же, могут покорёжить из зависти какие-нибудь гады. Поэтому у нас Жигули.

- Ну и как вам производство ВАЗа?

- Так себе. Мы её в начале, после покупки, чинили много. Их собирают плохо.

- Ясно.

На некоторое время воцарилась тишина. Я лежал, смотрел, не отрываясь, на нору. Я уже пристроил винтовку так, чтобы она была нацелена ровно на отверстие в земле.

- Сколько уже прошло времени?

В её голосе послышалось нетерпение.

- Двадцать минут. А тебе надоело?

- Правая нога затекла. Ты можешь помассировать?

- Как?

- Ногой.

- Пожалуйста.

Класс. Это она специально придумала. Чтобы меня раззадорить. Я чуть-чуть приподнял свою ногу и положил на её. Потом начал тереть носком её ногу от колена и ниже, сгибая колено. Если бы не обстоятельства, это никак нельзя было бы принять за, всего лишь, невинный массаж.

- Пысиба, - карикатурно-нежно сказала она, видно было, что ей это понравилось, и не только потому, что я ей ногу размассировал. Не стоит говорить о том, в каком состоянии был я. «К чёрту этого зайца! » Хотя, нет. Упускать нельзя. «Охотник за дичью» взял верх над «жертвой сексуальной неудовлетворённости» и я жуткими усилиями продолжал следить за норой.

- А у тебя родители кем работают?

Вопроса глупее этого придумать было, наверное, нельзя в подобной ситуации. Но она отреагировала спокойно.

- Папа – инженер. Работает в одном НИИ. А мама – архитектор. Проектировала, кстати, несколько зданий у вас в Москве. Её проекты выдвигались и за границу. Сейчас она открыла фирму и занимается частным строительством. Основной наш семейный доход – от неё, потому что папа получает мало. А у тебя?

- Отец – директор небольшого ресторанчика на периферии, а по образованию – программист, мать…

- Тихо. Я, кажется, слышу, как он шевелится там, в норе.

Я прислушался, но не уловил ни звука.

- Не слышу.

- Очень тихо. Ты вряд ли услышишь.

- Ладно, положимся на твой слух.

Она говорила всё тише и, чтобы я услышал, придвигала голову ближе ко мне. Мы уже практически коснулись друг друга щеками. Мне вдруг захотелось её поцеловать. Но я удержался. Я хотел сначала поймать первого зайца, потому что второй никуда не убежит (по крайней мере, сейчас он лежит рядом со мной и пытается всеми силами меня возбудить, причём это у него вполне получается). Поэтому я не тронулся с места, а лишь больше сконцентрировался на оружии, чтобы забыть про прекрасную соседку, её очаровательные выходки, и немного успокоиться.

Так мы пролежали ещё минут десять. Потом из норы появилась мордочка зайца. Я так концентрированно жал этого обстоятельства, что даже не удивился. Я не стал ждать, пока зверёк покажется весь. «Прицелился, – стреляй, не жди». Так мне говорил отец, когда учил меня охотиться. Я точно нацелил винтовку между глаз зайца, который выглядывал из норы в нашу сторону и расслабленно спустил курок. Пуля с громким хлопком вылетела из ствола. Послышался визг. В нас с Катей проснулась охотничья кровожадность, и мы радостно прокричали хором: «Есть! » и вскочили на ноги. Заяц был убит, а двусмысленный крик, обозначающий и эмоции и приглашение к трапезе, был в этот момент очень кстати и в первом, и во втором смысле, ибо мы оба проголодались от долгой прогулки на свежем воздухе. Мы решили разделать зайца и перекусить.

Глава 7: Охота (продолжение)

Приготовление зайца взяла на себя Катя. С тушки надо было снять шкурку, которую я забрал себе (хочу скопить на заячью шапку), кровь должна стечь, потом надо его разрезать. Любо-дорого было смотреть, как Катя, стоя на коленях, на прихваченной мной для этих целей газете, управляется с зайцем.

- А ты ему метко между глаз попал, – сказала она, нащупав место, куда я всадил пулю.

- Да. Я довольно неплохо стреляю.

- От скромности ты не умрёшь, - улыбнулась Катя.

- От неё ещё никто не умирал. От смелости - бывало.

А я, тем временем, разводил костёр. Собрал камней, выложил ими что-то вроде очага на земле (круг из камней), побросал туда сухого хвороста. Большие брёвна я не брал, потому что они будут гореть долго, а мы здесь долго не останемся. Долго я возился с берестой, пока не смог-таки опалить себе палец, но, всё же, разжёг костёр. А ведь умею с одной спички зажигать! Что с нами делают девушки!

- А как мы его жарить будем? - спросила у меня Катя, когда заяц был практически готов к обжариванию.

- У меня в рюкзаке есть несколько шампуров. Шашлык сейчас не сделаем, а зажарить зайчатину кусочками, держа над огнём, можно.

- Тогда, давай. Костёр готов? У меня уже слюнки текут.

- Да. Осторожней, не обожгись. Он от тебя за полметра спереди.

- Ага. Я чувствую тепло. А сколько времени сейчас?

- Четыре. Половина пятого.

- Хорошо. Пообедаем, ещё погуляем и пойдём обратно.

- Да. А ты любишь зайчатину?

- Очень.

- Мне тоже нравится. Мясо мягкое, нежное.

- Ну-так! У такого охотника, как ты, всё хорошо.

- Спасибо за комплимент. Держи свой шампур и подай мне несколько кусочков зайчатины.

- А как её держать, чтобы не спалить?

Я подсел к ней рядом и помог держать кусочек над костром, как лучше. Я придерживал её за руку. У нас обоих руки были грязные, поэтому никто не боялся испачкаться. Сам я держал два шампура.

Мы сидели вот так, молча, минут пять. Тихо потрескивал костёр, жарилось мясо. Было уютно сидеть на расстеленной, на земле, куртке. Мне показалось, что Катя о чём-то задумалась. Она сидела, наклонив голову чуть набок, и перебирала пальцами по шампуру.

- Ты знаешь, мне иногда кажется, что я чувствую немного больше, чем другие люди.

- В чём это выражается?

- Я всегда чувствую, когда на меня кто-то смотрит, знаю, когда на меня сердятся, когда хотят упрекнуть в чём-то. Не знаю, может быть, я сумасшедшая?

- Ну, зачем ты так? Вовсе нет. Доказано, что когда у человека не работает одно чувство восприятия, другие обостряются.

- Да, но ведь ты же не чувствуешь, когда кто-то сердится на тебя, или наоборот… ты это можешь услышать из интонации, из слов человека, но не из какого-то непонятного ощущения. Я даже сама не могу объяснить себе, как это. Просто, чувствую. Чувствую, когда я кому-то нравлюсь. Другие так не умеют.

Всю эту реплику она произнесла медленным, даже где-то отрешённым голосом. Немного грустно.

- Ну, почему же не умеют? – я смотрел ей в лицо, – Иногда, правда, редко, и у меня это получается. Например, сейчас.

Я улыбнулся. Она это почувствовала и тоже улыбнулась в ответ.

- Ты думаешь?

- Знаю. Повернись ко мне.

Она повернула голову в мою сторону. Если бы она вообще могла куда-нибудь смотреть, смотрела бы сейчас немного ниже моего лица. Она всегда так держала голову, когда говорила с кем-то. Я нежно взял её свободной рукой за подбородок и повернул её голову выше.

- Ты знаешь, мне кажется…

- Что?

- Что я вижу тебя.

- Может быть.

- Но как?

- Не глазами. Душой.

- Ты прав, наверное.

Она смущённо улыбнулась. Я вынул у неё из руки шампур с зайцем и положил на газету. Затем освободившейся рукой взял её за спину (тыльной стороной ладони, потому что не хотел испачкать её), немного притянул к себе и поцеловал в губы. Поцелуй был коротким. Но, видимо, я её испугал. Она заплакала и вскочила на ноги.

- Зачем? Ты же знаешь, что я не могу сопротивляться. Пользуешься тем, что я слепая, беспомощная. Зачем ты это сделал? – она, практически, кричала.

Я молчал. У меня не было моральных сил что-либо ответить. Я лишь сидел и немо смотрел на неё. Она стояла, отвернувшись от меня и закрыв лицо руками, и всё ещё продолжала всхлипывать, но, всё же, немного успокоилась. Потом села обратно, но чуть подальше от меня.

- У меня уже был один парень. Тоже зрячий, как и ты. Это было два года назад. Он был старше меня на год. Он,… - видно было, что ей очень тяжело говорить, - он пытался меня изнасиловать. Я еле избавилась от него. С тех пор я боюсь даже целоваться. Прости меня, что я такая дикая.

- Ничего. Не мне на тебя обижаться.

- Где мой заяц?

Если бы вы слышали интонацию, с которой она это сказала, вам бы тоже стало смешно. Я попытаюсь описать. У неё на щеках ещё не высохли слёзы, а голос был немного надорван. Это она сказала с той же интонацией, с которой и предыдущую фразу. Получилось, как у ребёнка, который требует вернуть ему игрушку – сердито и заплаканно. Я не удержался от хохота.

- Это у тебя хорошо получилось.

- Да? – она тоже улыбнулась, – Где мой заяц? – повторила она, уже немного наиграв интонацию. Затем мы оба начали смеяться. Смеялись долго.

- Держи. Да. Удивляюсь, как этот заяц ещё не ожил.

- Ага.

Потом мы жарили зайчатину на костре и ели. Было очень вкусно. Даже сейчас, когда вспоминаю это, – слюнки текут. Сначала куски получались пережаренные, но потом мы оба наловчились, особенно Катя, и они выходили прекрасно.

Когда заяц был съеден, и последние щепки догорали, мы направились обратно к станции.

- Рыбу так и не приготовили.

- Ничего. Завтра приготовим.

- А мы завтра опять пойдём на охоту?

- А ты, что же, против?

- Да, нет.

- Ну, тогда отлично.

Мы вышли на трассу.

- Сколько времени?

- Двадцать минут девятого.

- Как поедем?

- Если идти вдоль дороги, я знаю, где есть автостанция. Там можно сесть на автобус. Пойдём спокойным шагом. Тут под горку, как раз полчаса ходьбы.

И мы пошли. Вокруг было тихо, только лес шелестел. Мы шли, я обнимал её за талию, она меня – за спину. Рюкзак тянул, но, казалось, не так сильно, как обычно. Мне снова хотелось взлететь. Если бы я был художником, я бы нарисовал эту картину: вечер, солнце заходит, по трассе в сторону заката, обнявшись, идут молодой человек и девушка. Идут и разговаривают. И, как будто, они одни во вселенной. И никого больше вокруг. И лишь изредка мимо пролетают автомобили, колёсами поднимая в воздух столбы пыли.

* * *

Через два часа мы были в гостинице. На этот раз её тётя не стала нас ругать, – такие мы оба были измотанные. Я вошёл в свой номер, разделся и свалился. Сил не было. Силы были только на то, чтобы мечтать. И я мечтал. Я представлял себе сцены, одну за одной, где был я и была Катя. Множество сцен: от самых невинных, до весьма и весьма грешных. Я думал о Ней постоянно эти дни. Она захватила всю мою фантазию, все мои мысли. Я ясно представлял себе её лицо и эти бездонные глаза без взгляда и выражения, но в то же время блестящие озорными огоньками и полные чувства.

«Она сегодня сказала, что у неё уже был парень, и извинилась, что она такая дикая. Значит, она возвела меня в ранг «своего парня». Значит, любит?! »

Эта мысль пришла как-то спокойно и без суеты. Наверное, так всегда бывает, когда речь идёт о настоящей любви. Я был спокоен. Я просто чувствовал, что счастлив. Но вот, что странно: именно в этот момент я вспомнил о Тане. Почему именно сейчас, о ней? Возможно, это – моя совесть меня подстерегает? Или просто вспомнилось? А ведь мне с ней было тоже хорошо, когда мы с ней болтали на переменках, когда я её провожал домой.

«Помнится, был страшный дождь. А мы – без зонтика. Бежали как сумасшедшие. Я люблю дождь. Люблю нестись под ним куда-нибудь. Даже не важно, куда. Просто, - под ливнем. Когда промокаешь до нитки и тебе уже наплевать на всё, – тебе просто приятно вот так бежать. Под ногами вода, ручьи. С неба – та же вода. А потом приходишь домой, снимаешь с себя мокрую одежду и лезешь в ванную. Греешься под тёплой водой. Так было и в тот раз. А теперь…»

Мне почему-то стало стыдно. Стыдно и страшно.

«Может быть, сейчас, я оскорбляю лучшие чувства Тани. Вдруг она меня любит? Как я буду смотреть ей в глаза, когда приеду? Ведь она такая честная девушка! Она этого не переживёт. Может, таблеток наглотается или с крыши прыгнет или ещё чего…

А Катя? Ведь, я её люблю. Люблю! А она? »

Этими мыслями я мучил себя долго. Потом вспомнил, что мне тут осталось два дня – завтра и послезавтра. А потом уезжаю. И Катю я больше не увижу. Никогда. Это было ужасно. Я ворочался на постели ещё полчаса с этими мыслями. А потом усталость взяла своё. Я заснул.

Мне приснилась Катя. Приснилось, что мы с ней бежим от дождя. Приснилось, будто она видит. Видит меня, мир вокруг нас. И мне было так приятно, что она счастлива! Я даже не могу описать этого чувства. Как будто это не у неё, а у меня открылось новое чувство. Как будто, со мной случилось чудо.

И вот, мы несёмся по шоссе, а сверху ливень. Бешеный ливень. И мы уже намокли с головы до ног, смотрим друг другу в глаза и смеёмся. А потом я проснулся.

Глава 8: Признание

Я встал с кровати, без всякого удовольствия умылся, оделся и вышел из комнаты. Настроение у меня было препротивнейшее. Я спустился вниз, на пляж. Вчерашние вечерние мысли никак не выходили у меня из головы. Я купил себе тоник (единственное, что в таких ситуациях помогает придти в себя) и сел на скамейку. На часах одиннадцать. Редко я просыпаюсь так поздно. Но вчера я трудно засыпал и усталость забрала время. Я глотнул из бутылки Evervess и задумался. Как себя теперь вести? Но думать долго мне не пришлось. Я увидел Катю. Она, напротив, была в великолепном настроении. Тётя её тут же направила ко мне, а сама пошла беседовать с подругой. Катя села рядом со мной.

- Привет, Миша.

- Здравствуй.

Видимо, мой голос показался ей несколько бесцветным, потому что она немного нахмурилась, но, всё же, продолжила.

- Миша. Я должна тебе сказать одну важную вещь. Ты готов меня выслушать?

- Да, – сказал я и сделал ещё глоток горькой прозрачной жидкости из бутылки.

- Я… я… - она немного замялась, но, вдруг у неё на лице появилась решимость, – Я думаю о тебе всё время, как мы познакомились, я не сплю ночами. Я люблю тебя, Миша.

Я даже не осознал до конца, что она мне сказала. Как будто всё было во сне. Да и я, надо сказать, не выспался.

- Я предполагал это. Но, ты знаешь?.. я… - ещё глоток и становится легче говорить, – у меня уже есть девушка. В Москве.

Воцарилось десятисекундное молчание. Она сидела, сжав зубы. Я, молча, тупо смотрел на неё.

- Убирайся отсюда.

Она не двинула головы, даже ни вздрогнула. Просто скомандовала спокойным тоном.

- Убирайся отсюда.

Я послушался. Я и сам не вынес бы, если б мог, сейчас своего присутствия рядом с собой. Но, к сожалению, это был я. Я понял, какую чудовищную, ужасную, страшную подлость совершил. Сказать такое после того, как мы с ней целовались там, в лесу, после всего? Ну и кто я после этого?

Ответ я дал самому себе, когда, не разбирая дороги, взбежал по лестнице, дрожащими руками открыл, затем закрыл за собой дверь и плюхнулся лицом вниз на кровать.

- Идиот. Просто, мягкотелый, сопливый идиот.

Это я сказал в голос самому себе и зарылся носом в одеяло, как будто хотел избавиться от проблем страусиным методом. Затем допил тоник. Горький вкус немного вернул меня к жизни. Я бросил бутылку в угол. Я чувствовал себя последней сволочью и, надо сказать, был недалёк от истины. «Она, возможно, всю ночь это признание репетировала, для неё это значит всё. Она действительно любит меня, а я, как червь, улизнул. Прикрылся тем, что у меня есть девушка. Да что – Танька, по сравнению с Ней? Что – все девушки мира, когда есть Катя? »

Я сжал кулаки в бессильной злобе на самого себя и, чуть было, не заплакал. Я не знал, что мне теперь делать, как идти, извиняться перед ней? Господи, ведь она такая хрупкая, такая открытая, такая нежная! Открыла мне душу, а я не нашёл ничего лучше, чем плюнуть в неё. Как она меня простит теперь? Я не заслуживаю прощения и пощады.

Я вскочил с дивана, вылетел из комнаты, практически перепрыгнул всю лестницу. Её внизу не было. Не было и её тёти. Наверное, она плакала, тётя увидела это и увела её в номер.

- Что я наделал!? Как теперь извиняться? Ну, ничего. Сейчас к ней лучше не подходить – прогонит. А вечером – можно.

* * *

Весь день я ходил сам не свой. Хотелось сдохнуть, и, чтобы меня больше не вспоминали. Но, всё-таки, я взял себя в руки. Я решил выйти, проветриться.

Выйдя из гостиницы, я пошёл той же дорогой, что и в тот раз с Катей. Я поднялся по одной из улочек вверх, затем перешёл по мосту через реку. Поднялся на скалу и сел на ту самую скамейку. Мне было ужасно плохо. Я даже не могу этого объяснить. Мне просто было плохо. Тут было всё: мучения совести, мольба о прощении, тяжесть утраты. «Но, может быть, я ещё не потерял Её? »

Я постарался представить себе, где она: «Наверное, сейчас лежит на кровати и плачет. А тётя сидит рядом и спрашивает: что такое? Что с тобой, Катенька? Что тебе сказал этот подлец?.. Подлец. Другого слова нет». У меня жутко разболелась голова. Даже не знаю, от чего. Наверное, это Бог наказывает.

Я встал и пошёл обратно. Сил не было. Я вернулся в гостиницу и снова повалился на кровать. На часах половина четвёртого. Я жду. Жду, когда появятся силы. Но они не появляются. Я опять вышел из комнаты, совершенно измотанный спустился вниз. Но, наверное, судьба ещё не совсем забыла о своей несчастной игрушке. Внизу сидела её тётя. По лицу её я понял: Катя целый день плакала, а она её успокаивала.

- Миша?

- Да, - я ответил ей как судье перед прочтением приговора.

- Подойди сюда.

Я смиренно подошёл. Если бы она меня застрелила, это было бы в порядке вещей.

- Сядь. Послушай. Катя сегодня весь день плачет.

- Что? – я упал на стул, – Плачет?

- Скажи честно: это не ты виноват?

- Если честно, то я. Полностью.

Видимо, она хотела меня поругать, но, увидев мой вид, поняла, что мне ничуть не лучше, чем её племяннице.

- Тогда, пойди, попроси прощения у неё.

- Я бы с удовольствием, но, боюсь, она меня прогонит.

- Не думаю.

При этих словах в глазах Александры Евгеньевны появились те же озорные огоньки, что я иногда вижу в глазах Кати. Вряд ли Катя ей всё рассказала. Вероятно, она – профессиональный педагог – сама догадывается.

- Вы считаете?

- Да. Я считаю. Иди, сходи к ней, извинись. Дверь не заперта. Я вам не буду мешать.

- Хорошо, - улыбнулся я, - спасибо, что подбодрили.

Я побежал наверх. Постучался в 223-ю.

- Кто это? Войдите.

Катя сидела на диване. Она плакала. Видно было, как ей тяжело. Я вошёл.

- Это я, Катя. Прости. Умоляю.

Я сказал это тихим, спокойным, отрешённым тоном, дав ей понять, что я готов на всё, лишь бы она меня простила. Затем просто упал на колени перед кроватью. Она отвернулась от меня.

- Что тебе от меня нужно?

- Я прошу прощения. Я просто испугался. На самом деле никакой у меня девушки нет. Я… я не понял, насколько это важно для тебя. Прости.

- А что ты думал? Что я хочу поиграться с тобой во взрослую жизнь? Подонок!

- Нет, просто это было неожиданно… а потом мне ещё ни одна девушка не признавалась в любви. Я испугался. Я просто жалкий трус.

Она немного успокоилась.

- Нет. Ты не трус. Это я поспешила… а может и наоборот, - промедлила.

- Ты? Нет. Это я виноват. И я тоже люблю тебя. И тоже думаю о тебе. И эту ночь я тоже плохо спал из-за тебя. Просто, я… я не подумал. Я – дурак. И чёрствый, как полено.

- Ты… ты меня действительно любишь?

Она улыбнулась и просто засияла счастьем. В слепые глаза вернулись озорные огоньки. Мне снова начало казаться, что она смотрит. Правда, мимо меня, она была повёрнута ко мне в три четверти, но это было не важно. Она смотрела. Смотрела мне в душу и видела мои чувства. И я тоже был счастлив рядом с ней. Но вдруг сияние на её лице исчезло и сменилось сердитостью.

- И тебе не стыдно?

- Что, мне?

Я думал, что слова обращены ко мне.

- Нет, это я не тебе. Тётя! Хватит подслушивать. Я же слышу, что ты стоишь за дверью.

С этими словами она встала, одним большим прыжком оказалась у входной двери. Я даже не знал, что она так может. Затем открыла дверь (двери в номера открываются вовнутрь) и действительно – там стояла её тётя и виновато улыбалась.

- А я… только что подошла. Услышала, что вы разговариваете, и хотела уйти.

- Как же, как же… я слышу тебя тут уже минуты три.

- Ну, ладно. Просто, очень интересно стало.

- Чтобы это было в последний раз.

Катя говорила твёрдо, даже с металлическим оттенком в голосе. Такой тон я слышал от неё лишь сегодня утром, когда она меня прогнала.

- Ну, я пойду… - я осторожно поднялся с коленок.

- Нет, останься. Мы же не договорили?

- Ещё поговорим. Завтра. Пойдёшь со мной завтра на охоту?

- Да. Во сколько?

- Я зайду, если ты, конечно, не против?

- Конечно, нет.

Она улыбнулась. Она повернула голову немного ниже моего лица, но это, всё равно, было понятно. Я понял, что улыбнулась она мне. Она сказала мне это… не словами. Душой. Она меня простила. Она поняла меня.

* * *

Я несусь по улице. Не важно, куда. Не важно, зачем. Просто, бегу. Я счастлив и мне не куда деть своё счастье. А оно такое горячее! Вот я и остужаю пятки о мостовую. Прохладный ветер с реки обдувает моё лицо. «Я мог бы пригласить сейчас Катю, но мы просто не готовы с ней общаться. У нас обоих нет сил. Завтра я встану как можно раньше, быстро соберусь и мы с ней махнём в лес. Ах, как приятно гулять в лесу с любимой девушкой! Мы теперь вместе. Как жаль, что лишь день. Как жаль».

Я гулял по городу до вечера. А потом пошёл взглянуть на закат. Да, на этот раз я всё-таки взял фотоаппарат с собой. Поэтому я сфотографировал заходящее солнце. А потом просто сидел и любовался. И отдыхал. Отдыхал после сегодняшнего дня. Какой странный день вышел. Как много передряг и несчастий в начале, и какое счастье в конце! Наверное, так всегда бывает. Чёрная полоса неожиданно сменяется белой. Надо лишь сделать что-нибудь хорошее, нужное. И всё. Больше – ничего: «Какая прекрасная штука – жизнь. И её великолепие заключается не в счастье, – нет. Счастье – это лишь одна чаша весов. Несчастье – другая. А великолепие жизни заключается в равновесии. Сколько кому надо того и другого, тот столько и получает. Получает то, что заслуживает. Всегда. А жизнь – не просто зебра. Нет. В ней есть не только чёрные и белые полосы. Есть и серые, и красные, зелёные и такие красивые переливы, что дух захватывает иногда. Надо лишь уметь видеть их. Не считать красный - чёрным, а жёлтый – белым. Не все это знают».

Эти мысли шли лениво под закат. Потом я посмотрел на часы. Половина десятого. Пора домой.

И вот, я возвращаюсь медленным шагом. Как жаль, что мои друзья не видят меня сейчас! Они, наверное, позавидовали бы.

- Слышите, лунатики? Жизнь прекрасна!

Это я сказал спокойным тоном. Я знаю, – они всегда услышат. Даже если просто подумать что-то.

* * *

Я вымылся под душем и лёг в постель. Мне вспомнилась вся эта поездка. «Почему я здесь уже месяц, а с Катей познакомился лишь за четыре дня до отъезда? Наверное, так было задумано. Кем? Всегда всё самое приятное бывает в конце. Потанцевать с девчонкой, которая тебе нравится, отбив её у десятка поклонников, удаётся лишь на последнем медляке. А стоит разыграться в какую-нибудь игру в компьютерном центре, как уже время подходит к концу. И сейчас так. Интересно, а что мне судьба преподнесёт на завтрашний день – «На сладкое»? Наверное, что-нибудь хорошее».

С этими приятными мыслями я и уснул. Уснул, чтобы проснуться завтра и быть у ног Кати. Она любит меня, а я – её. Как это прекрасно звучит!

Глава 9: Дождь

Проснулся я с настроением рыцаря, который победил в полуфинале большого турнира. Поднялся с постели, умылся, оделся в чистое и вышел. На улице дул приятный свежий ветер. Как будто даже природа готовилась к чему-то важному. «У меня есть девушка. У меня. Я так счастлив! » Я даже немного подпрыгнул. Друзья говорят, что я чересчур эмоционален. Но это – не так плохо. Хуже быть бесчувственным бревном, я так думаю».

Я поднялся обратно, перебрал рюкзак. На часах было десять. Будить Катю было ещё рано. Я начал бродить по комнате как загнанный зверь. Я ждал. Ждать девушку всегда с одной стороны ужасно тяжело, а с другой – невероятно легко. Вот и сейчас я лёг на кровать, забросил руки за голову и начал мечтать. Как печально, что я завтра уезжаю!

В приятных мыслях прошёл час. Затем я вышел из номера и спустился. Постучал в дверь. Открыла Катя.

- Что? Тебя удивляет, почему я так рано проснулась? Из-за тебя.

- Я тронут.

Я улыбнулся, она – тоже. Последнее время я начал её так хорошо понимать, а она так ловила все мои чувства и побуждения, что, казалось, она видела моё лицо, или, как минимум, я разговаривал с ней всё время.

Она стояла передо мной в одной ночнушке. Золотые пряди спускались на плечи. Из-под коротенького подола выглядывали её ножки. Видимо, ей было холодно босиком стоять на полу, потому что она поставила одну ступню на другую. Она прислонилась щекой к косяку.

- Никак не налюбуюсь на тебя.

- Всё шутишь?

- Не совсем.

- Иди переодевайся. Я тут подожду.

- Я лучше поднимусь к тебе.

- Ладно. Жду.

- Ага.

Она закрыла дверь. Я вернулся к себе в комнату. Через двадцать минут она была у меня.

- Пошли?

- Пошли.

Я взял рюкзак, винтовку, запер дверь, мы вышли. Затем спустились вниз, о чём-то болтая. Мне кажется, что та грань, которую мы вчера перешагнули, сблизила нас очень сильно. Она уже не чувствовала себя стеснённой в моём обществе, да и я, надо сказать, осмелел.

Мы подошли к станции, купили билеты и сели в автобус. По дороге я обнял её за спину и рассказывал анекдоты. Она улыбалась и смеялась на каждую шутку. У неё тоже было отличное настроение. Но вот, наконец, мы приехали. Мы вышли из автобуса.

- Ты обещал мне дать пострелять.

- Обещал, – дам.

Мы прошли ещё немного.

- Ты знаешь, Катя, я завтра уезжаю.

- Как, уже? – улыбка на её лице сменилась грустью.

- Да. Мне тоже не хочется. Но билеты уже куплены, а денег не остаётся.

- Печально. Значит, мы больше не увидимся?

- Кто знает…

Я вздохнул. Мы затронули самую грустную тему из всех, которые сегодня можно было придумать, и шли некоторое время молча.

- Вообще-то у меня нет особого настроения охотиться.

- Зачем же ты поехал?

- Для тебя.

- Спасибо.

Тут мы дошли до того самого озера, где, как я говорил, водились утки.

- А вот и озеро. Ты хотела пострелять?

- Да.

Я снял с плеча винтовку, и передал её Кате.

- Держи. Да, вот так… А теперь прислони приклад к плечу. Целься.

- Смотри, как я целюсь, - усмехнулась она. Затем подняла оружие в воздух и выстрелила. Утки испугались и взлетели. Катя прицелилась по слуху и выстрелила во второй раз. Одна птица упала, издавая гортанные звуки. Я валялся от хохота.

- Ну, как? А что ты веселишься? – гордо спросила Катя, вскинув винтовку на плечо.

- Если бы ты знала, кого ты подстрелила. Ха! Ха! Ты бы ещё не так веселилась.

- А кого?

- Глухарика.

- Серьёзно, что ли?

- Ага.

- Класс.

Мы оба расхохотались. Затем она отдала мне винтовку.

- Ладно. За то, попала.

- Погода портится. Вероятно, будет дождь. Давай-ка обратно к шоссе.

- Ну, пошли.

Пока мы шли по направлению к дороге, тучи всё сгущались и сгущались.

- Ты любишь дождь?

- Да.

Она улыбнулась.

- А я люблю гулять под ливнем.

- Да? Я обожаю. Только редко удаётся. Тётя дождь терпеть не может.

- Ничего. Сейчас выдастся такой случай.

И действительно – случай выдался. Мы вышли на шоссе и вдруг, как это обычно случается летом, одна капля, другая, третья, затем уже ливень.

- Уау, какой дождь.

- Да.

Она улыбнулась и подняла лицо вверх. Капли дождя падали ей на лицо, а она улыбалась. Это выглядело великолепно.

- Шоссе прямое?

- Что?

- Шоссе ровное, прямое?

Она пыталась перекричать ливень.

- Да.

- Побежали?

Она дала мне руку и мы побежали. Во весь дух. Вперёд, к автостанции и счастью. Мы неслись, не обращая внимания на то, что уже промокли и нашу одежду впору отжимать. Нам просто было приятно. Бежать так вот, вместе. Мы чувствовали близость друг друга. Мы пробежали уже около километра, когда она остановилась. Она дышала тяжело.

- Подожди… Я давно не бегала… Устала…

Я подвёл её к себе, взяв за талию. Она была прекрасна. Мокрые волосы разлетелись в беспорядке по лицу, она улыбалась, и учащённо дышала. Она поняла моё желание и решила поддержать.

- Поцелуй меня. Как позавчера, в лесу.

Она ещё приблизилась ко мне, я обнял её за спину, и нежно прильнул губами к её губам. Это уже был не тот коротенький поцелуй, который её так смутил тогда, в лесу. Это был настоящий, страстный поцелуй. Она отвечала мне и тоже обняла меня руками за спину. Вероятно, это выглядело грандиозно со стороны. Дождь, двое подростков целуются, обнявшись, на обочине и не замечают ничего вокруг.

Мы целовались так минут пять. Потом прервались.

- Ладно, пошли.

- Пойдём.

Она улыбалась. Меня, честно сказать, просто душило возбуждение. Остаток дороги до станции мы пробежали марафоном. А через полтора часа были уже в гостинице.

- Миша?

Она волновалась. Голос дрожал.

- Что?

- Пойдём к тебе.

- А тётя?

- Пускай думает, что мы в лесу. Я с ней разругалась вчера.

- Ладно, - я улыбнулся.

* * *

И вот, мы у меня в комнате. Я запер дверь. Мы сели рядом на кровать и стали целоваться. Просто, целовались. Нам обоим это нравилось. Но, вдруг, она немного отдалилась от меня.

- Миша. Я хочу... как бы это лучше сказать…

- Что?

Я уже догадывался. У меня даже дух перехватило от одной мысли, что мы здесь будем заниматься любовью. «Я – и с ней! Это же просто рай! Как я счастлив! » Я молчал лишь потому, что не хватало сил сказать.

- Я хочу тебя.

Она произнесла это, набравшись смелости.

С этими словами она обняла меня и прижалась ко мне всем телом.

- Я тоже. Только…э-э…как бы выразиться…

- Что, ты боишься?

- Да не то, что боюсь, просто я за тебя беспокоюсь. Это может, как бы это сказать, иметь нежелательные последствия.

- Не волнуйся. Я всё рассчитала. Сегодня день совершенно безопасный. Ещё вопросы есть?

Она озорно улыбнулась и прижалась ко мне в ещё одном страстном поцелуе. Затем просто легла на кровать. Я оглядел её с ног до головы. На ней была лёгкая летняя клетчатая рубашечка навыпуск и классические синие джинсы. Она оделась так на охоту. Примерно так же был одет и я. Наша одежда была ещё немного мокрая, рубашка прилипала к телу. Я немного успокоился и лёг рядом. Я начал медленно расстёгивать её рубашку. Она – мою. Мы смаковали каждый момент, потому что времени было предостаточно. Разобравшись с этой проблемой, мы оба принялись за джинсы. Я почувствовал её руки на своём теле, когда она ловким движением расстегнула мои джинсы. Я тоже не отставал. И через минуту мы уже лежали рядом в одном нижнем белье.

* * *

- Подожди секундочку.

Я задёрнул шторы. Так как они были из тёмной непрозрачной ткани, свет практически не проникал в комнату.

- Что ты делаешь?

- Я задёрнул шторы. Теперь тут темно.

- Давай, расстелим постель.

Она встала, я сдёрнул покрывало, приподнял одеяло, и мы легли.

Дальше предстояло самое прекрасное. Я встал над ней на колени, немного приподнял её над кроватью и расстегнул ей лифчик. Она тихонько вздохнула. Я начал целовать её грудь. Сам не знаю почему, но это приводило меня в неописуемый восторг. У неё был небольшой бюст, но мне никогда, надо сказать, не нравились огромные груди девушек из «силиконового мира».

- Ты готова?

- Да.

Она выдохнула воздух. Мы оба были возбуждены до предела. Я начал медленно, нежными движениями, стягивать с неё трусики. Она чуть-чуть приподнялась, чтобы облегчить этот процесс. Затем, я снял с себя последнюю деталь моего гардероба, которая последние три часа мне невыносимо мешала. Потом я медленно подвинулся к ней. Но, вдруг, она меня отстранила.

- Я боюсь.

- Чего, любимая?

С этими словами я опять поцеловал её.

- Ты у меня первый… это больно.

- Не так, как ты думаешь. А потом, эту боль переживает раз в жизни каждая женщина. Катенька, пожалуйста, успокойся.

- Ну, ладно. Я готова.

Она смирилась и приготовилась терпеть всё.

- Расслабься.

Я опять пододвинулся к ней. Затем снова поцеловал её и одним быстрым движением лишил девственности. Я практически не почувствовал той преграды, которую так боится разрушить каждая девушка.

- А-а!

На лице её появилось страдание, смешанное с наслаждением, она повернула голову на подушке и вздохнула. Это, возможно, был самый важный момент в её жизни и она это осознавала. Она выбрала именно меня, потому что доверилась мне. Она нашла во мне действительно родственную душу, родного человека. Ей было со мной хорошо только потому, что со мной она себя чувствовала женщиной. А теперь мы доказали друг другу любовь, в которой клялись, в которую верили, которая была для нас важнее всего на свете.

- Тебе больно?

- Да, - простонала она.

- Что, сильно?

- Не очень.

Несколько секунд мы оба молчали. Было слышно только наше учащённое дыхание, сопровождаемое, изредка, её слабыми стонами. Я начал медленно двигаться в ней. Кроме уже знакомого мне ощущения близости появилось ещё какое-то, новое, острое и очень приятное. Судороги разошлись по моему телу. Я чувствовал это всё сильнее и сильнее. Но, настоящие перемены творились с Катей. Она, вдруг, мелко задрожала и застонала. Но не от боли. Нет. Это были сладкие стоны. Ей тоже было приятно. Даже, наверное, больше, чем мне. А я продолжал двигаться так. Она немного помогала мне, совершая ответные движения. При этом каждое моё приближение сопровождалось её сладкими стонами. Мне было невероятно приятно их слышать.

- Катенька, тебе нравится?

- Да! Да!

Она почти кричала. Я даже испугался, что нас может кто-нибудь услышать. Но, вдруг я почувствовал, что кончаю. Я выплеснул в неё всё. Я даже не думал, что это будет так много. Затем она вздрогнула, вся изогнулась подо мной, испустила самый сладкий, протяжный стон и замолчала, тяжело дыша. Я упал рядом с ней. Сил не было.

- Это было просто прекрасно.

- Да. Я… я тоже испытала это. Я думала, не получится. Будто мы вместе оказались на небесах.

- Всё прекрасно, моя любимая. Ты счастлива?

- Да. Да. Тысячу раз – да.

Мы отдохнули некоторое время, затем продолжили. Мы занимались любовью, пока не выдохлись окончательно. За четыре часа я кончил три раза, она – четыре. Я слизывал капельки пота с её лба и ласкал руками каждую точку её тела. Она сладко и страстно стонала. Когда стон переходил в крик, я гасил его очередным поцелуем. Её волосы были разбросаны по всей подушке. Она тоже ласкала меня руками. У неё были такие ловкие, чувствительные пальцы, что я просто с ума сходил от её прикосновений. В конце я просто обнял её и лёг рядом. Мы оба выдохлись. Я просто терял сознание. Ужасно хотелось спать. Мы пролежали так в полудрёме, чувствуя тела друг друга рядом с собой, около часа.

А за окном лил дождь. И капли барабанили по стеклу. И только наше дыхание и сердцебиение, да ещё вот этот ливень, нарушали тишину. Я ощущал гармонию. Я смотрел на Неё и чувствовал, что сейчас не могу без неё жить. Мне казалось, что мы с ней теперь единое целое, неразрывное. А завтра… мне даже думать об этом не хотелось.

Потом она начала разговор.

- Спасибо тебе, Мишенька.

- За что? Просто, я люблю тебя.

- Ты – мой первый мужчина.

- А ты – моя первая женщина. Это тебе спасибо.

- Я испытала с тобой высшее счастье.

- Я тоже. Это было наслаждение, правда?

- Да.

Она повернулась ко мне. Я начал ласкать её волосы, тело. Мы упивались своей близостью и обнажённостью. Ей нравилась моё тело. Она опустила руки под одеяло и начала щупать его.

- Можно, я потрогаю?

- Теперь, всё можно.

- Тебе так нравится?

- Да. Но я уже слишком устал.

- Вот, значит, он какой. А я даже не видела никогда обнажённого мужчину. За то, теперь знаю, как ты выглядишь под одеждой.

Мы лежали так очень долго, я потерял счёт времени, и делились ощущениями. Потом захотелось сделать это опять. Но, на этот раз, она ещё ласкала меня там руками, а я целовал её шею и грудь.

После мы встали, я зажёг свет, и мы пошли мыться. Мы встали под душ вместе. Я вымыл её целиком. Она отдала мне всё своё тело. Я нежно ласкал её намыленными руками, боясь сделать хотя бы один неосторожный жест. Я любовался при ярком свете лампы её телом. Она была красива как Венера. Потом мы набрали воды и легли вместе в ванную. Поплескавшись, и повеселившись вдоволь, мы вытерлись, оделись и вышли на улицу. Я чуть было не совершил оплошность и не забыл рюкзак (ведь, её тётя всё ещё думает, что мы в лесу).

На улице веяло свежестью. Дождь закончился. Мы стояли и втягивали запах реки. И молчали. Нам просто нечего было сказать друг другу. Мы знали друг о друге всё. Она - обо мне, я – о ней. И вообще, всё было понятно без слов. Я любил её без памяти, она – меня. И это было прекрасно. Прекрасно как жизнь.

«Завтра я уеду. Уеду навсегда. Она останется одна. И мне даже не важно, с кем она будет. Я отпускаю её с миром и даю ей свободу. Потому что я понимаю, что держать её возле себя жестоко. Нам надо расстаться, как это не печально звучит. Нам надо расстаться. Мы не можем больше общаться с ней после того, что случилось. И поэтому мы не встретимся. Никогда. Мы встретились, чтобы быть вместе и расстанемся, чтобы помнить друг о друге всю жизнь, хранить друг друга в своём сердце. Друг друга, и этот маленький роман, который случился между нами, о котором никто никогда не узнает. Это всё».

Мне захотелось плакать. Мне показалось, что она умерла. Это было ужасное чувство. Я почувствовал обречённость нашего взаимного чувства, необходимость и неотвратимость его гибели.

Глава 10: Прощанье

Вставать мне в то утро совершенно не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Мне казалось, что предстоит самый несчастный день в моей жизни. Должна погибнуть любовь. Я вынужден её казнить, потому что у меня просто нет выбора. И моральных сил – тоже.

Я нехотя оделся, вышел на крыльцо гостиницы. Последний раз за месяц я смотрю на этот вид. Последний раз вижу эту реку. И сегодня я попрощаюсь с Катей. Навсегда.

«Почему всё так плохо? Неужели не может быть у нас счастья! Эй, ты! Тот, кто это всё выдумал, эту горячую любовь и такое расставание. Зачем это нужно тебе?

Я научился многому за эти четыре дня. Я научился чувствовать по-настоящему, я научился любить, в конце концов, я стал мужчиной, хотя бы в биологическом смысле этого слова. И я не жалею и никогда не пожалею о том, что этот важнейший шаг в жизни я сделал вместе с Ней».

Я просто стоял так и чуть не плакал. Слёзы наворачивались на глаза, я с трудом их держал. Я скрипел зубами от злобы на самого себя и от безысходности. Конечно, я мог бы приехать в Питер, мог бы найти там Александру Евгеньевну Керженцеву, хотя бы по адресной книге, но у нас с Катей нет будущего. Я это понимал. Мне было больно это осознавать, но я это осознавал.

* * *

Я поднялся к себе в номер и бессильно лёг на кровать. Времени - восемь часов утра, поезд в двенадцать. Надо собираться.

С невероятным усилием воли я встал и начал укладывать вещи в сумку и чемодан, с которыми приехал сюда. Вот моя винтовка, вот рубашка, которую ещё вчера с меня снимала моя нежная любовница…

- Господи! Она же до сих пор хранит её запах!

Вот пакет с заячьей шкуркой, которую она снимала с убитого мной зайца. Вот фотоаппарат с заснятыми на него видами и тем последним закатом, который я сфотографировал, когда думал о ней позавчера вечером. Все эти вещи будут напоминать мне Её.

* * *

Я уже уложил сумку и докладывал последние вещи в чемодан, когда услышал стук в дверь. Я открыл. Там стояла Катя.

- Привет.

Она была такая же грустная, как и я.

- Здравствуй. Проходи. Я укладываю чемоданы.

- Когда поезд?

- В двенадцать-ноль-ноль.

Такой разбитой я её ещё не видел. Она шла, не разбирая дороги, иногда даже натыкалась на стены. Я обнял её и поцеловал.

- Не надо, Мишенька, прошу тебя. Так только хуже и тяжелее.

- Ты не спала ночь?

- Да… Не уезжай, пожалуйста.

- Ну, даже если я останусь… у меня своя жизнь, у тебя своя. Я не могу и не хочу привязывать тебя к себе. Тебе пятнадцать! У нас вся жизнь впереди. Ты забудешь меня.

- Никогда.

Она покачала головой.

- И я тоже, - вздохнул я, - но что делать?

Я решительно отвернулся к чемодану, положил в него последнюю вещь и застегнул. Потом снова повернулся к ней.

- Пойми, у тебя будет Любовь. Потом, когда придёт время. Сохрани это первое настоящее чувство в душе, в сердце, как доказательство, что Настоящая Любовь есть. Нам обоим нужно было встретиться, чтобы понять друг друга и сладость настоящего чувства. А теперь нам надо расстаться.

- Я это понимаю.

Она сказала это смиренно, с надрывом в голосе.

- Вот и умница. Так будет легче.

- Можно тебя проводить на поезд?

- Конечно, можно.

- Когда и где встретимся?

- В одиннадцать, в вестибюле.

- Хорошо.

Мне очень хотелось её поцеловать, успокоить, но я не мог. Как будто кто-то заморозил меня в кусок льда размером с дом и моих сил никогда не хватит на то, чтобы сломать его, а тепла моей крови - на то, чтобы растопить.

* * *

В одиннадцать часов она, её тётя и я стояли внизу. У Александры Евгеньевны до сих пор был виноватый вид. Видимо, ей действительно было стыдно подслушивать такой интимный разговор.

- Ну, пошли? - попытался сказать я как можно непринуждённее и бодрее. Но так как голос мой был практически надорван, а в горле стоял комок, получилось хриплым шёпотом.

- Пойдём.

Мы вышли. Утро было прекрасное. Солнце уже почти высушило лужи на дороге, тучи со вчерашнего дня разошлись. Это было очень красиво. А моё настроение являло собой ярчайший контраст с этой погодой.

Дойдя до автостанции, мы сели в городской автобус, который за полчаса добросил нас до вокзала. Оставалось двадцать минут до отхода поезда, когда мы начали прощаться.

- Прощай, Катя.

- Прощай, - она улыбнулась. И это была печальная улыбка.

У меня заболело сердце. Мне опять начало казаться, что она умирает. Возможно, она умирала в моей душе. Это было ужасное ощущение.

У меня кружилась голова. Ватными ногами я дошёл до своего вагона, вошёл в купе. Там уже сидели мои соседи. Я выглянул в окно. Катя немного опустила голову вниз и плакала. Она даже не вытирала слёзы со щёк. Она просто стояла, и они скатывались по щекам на её шею. Она вспоминала. Вспоминала всё то же, что вспоминал и я: нашу встречу, расставание, снова встречу, закат, прогулку по лесу, её признание, ссору, прощение. Я чувствовал это, потому что за последнюю неделю действительно научился чувствовать больше, чем можно увидеть, услышать или пощупать. Она вспоминала то, как нам было хорошо вдвоём. Не только вчера. И до этого. Она меня никогда не забудет. Так же, как и я её. Мы будем хранить друг друга в душе…

Друг друга, и этот маленький роман, который случился на летних каникулах между десятым и одиннадцатым классом.