Две карельские березки

- Ну, а теперь ниже, да, вот так.

- Ты что совсем ничего не умеешь?

Тихое сопение, скрип продавленной кровати.

Влажные ладони.

Запах перебродившего хмеля и протухшей рыбы.

Едва различимые в полумраке опухшие скулы и почти невидимые глаза.

Маленькая, вонючая якутка.

Выигрыш в карты.

А если подумать, проигрыш.

Он пожалел с самого начала, с того момента как понял, что сегодня ему везет в карты.

Тоже мне выигрыш.

Рыхлое тело ворочалось где-то рядом. Бледная, как ее родина, такая же маленькая и кряжистая, как несчастные карельские березки.

С отвращением посмотрел на коротенькие кривые ножки, маленькую желеобразную грудь.

- Ну, что, еще трахаться будем,   спросило тело.

В голове прозвучал мгновенный ответ, – как карты лягут.

Просто театр абсурда, подумал он и зашелся в диком хохоте.

Муська полежала еще с минуту, потом решила обидеться и стала одеваться.

Какое-то время, сквозь истеричную пелену, Павел наблюдал процесс натягивания розовых растянутых лосин на мертвенную, покрытую рытвинами целлюлита ляжку. Потом спохватился,

- Марусь, ну Марусь, ты что, обиделась, погоди,

- Слушай, я же не над тобой смеялся.

Маруся поправляла кофту и мстительно молчала.

- Марусь, ну прости, я не специально.

- Ну, будь другом, ты же обещала, что не расскажешь, а?

- Теперь расскажу, хмуро и растягивая слова сказала Маруська.

- Марусь, а Марусь, не будь сволочью, мы же договаривались.

- Ну, чего молчишь, дура кривоногая, вдруг взорвавшись, заорал Паша.

- Да пошел ты!

Дверь хлопнула, отскочила мощной отдачей от косяка, и Павел увидел две, торопливо убегающие, розоватые карельские березки.

В пятницу все же пришлось проставляться -   как никак, первая женщина.

На это раз все было нормально.

Конец.