Море моего с. Из книги Свингеры на море частья

Предисловие

Этот текст есть пародия (да, следом за обзорами, модно стало)

Столь эвристические словесные находки я позаимствовал у наших прозников,

Лишь немного утрировал их, добавил своего. Где-то винегрет получился…

А потом долго думал. Вешать – не вешать?

К людям уважаемым, грамотным обратился – их мнения слишком разделились.

Ну и повесил – не убудет.

Я никогда не забуду того, что случилось десять лет назад - да просто жена не позволит.

Случилось в июне. И тот цветущий летний месяц, богатый спелыми вишнями, сладкими, золотистыми, словно купола церквей, абрикосами стал началом моего ежедневного счастья. Счастья и глубокой задумчивости о том, как прекрасен этот мир.

Ленка, старшая сестра, собиралась к морю. Я взял больничный и, наполненный до краев юным, еще не оформившимся правильно желанием, присоединился к ней.

Целый вечер и темную ночь мы ехали на автобусе, прижавшись к друг другу, как два нежных родственника. Я гладил ее здоровые от шампуня волосы, шептал о том, как хорошо, что мы родились у нашей матери, и смотрел в окно. Мимо проносились  фонари неведомых городов и рабочих поселков, скошенные июньской усталостью рощи и полные урожая поля. Пыль дальних странствий романтично шуршала за окном. И над всем прикорнувшим миром плыла гордая улыбка Луны.

Когда я проснулся, мы уже приехали. От этой мысли я радостно выскочил из салона, прихватив по пути все сумки, что бы сильнее облегчить жизнь сестры. И она была очень довольна близостью моря и моим красивым поступком. Ее счастливые глаза сияли чистыми бриллиантами, а рот не закрывался от задорного смеха. Мы бросились к давно ждавшему нас морю. Сердце билось, словно стук беговых лошадей и уже не помещалось в рвущейся от счастья груди.

Ленка быстро освободилась от остатков одежды и тут же отдалась. Милости водной стихии. Она плыла к толпе ныряльщиков у буйка, все продолжая смеяться, заводя бурной радостью остальных. А я не мог сдвинуться с места и стоял парализованный глубоким восторгом, жадно вдыхая воздух, пахнущий солью и веселыми чайками. Наблюдал за игрой белых барашков волн, набегавших, будто стадо озорных овец и мысленно ласкал их нежную шерсть.   Небо и море были такими синими, что хотелось броситься в них, вымокнуть в этой невиданной синеве и отдать ей душу со всеми фибрами.

Наверное, только тяжелые сумки удержали меня. Я уронил их на золотой песок и снял штаны. Хотел уже плыть к Ленке, но тут мой взгляд обнаружил одинокую и грустную девушку. Такое печальное лицо было, наверное, у Золушки, когда злая мачеха заставила собирать ее чечевицу.

- Зайка моя, почему не плаваешь? – спросил я.

Она не ответила, но глаза, захрусталившиеся слезами, указали на край смятой юбки. И тут я к пущему ужасу заметил, что у нее хватает правой ноги. Мое сердце сжалось в болезненный ком и стало тяжелое, как свинцовая болванка; остро, неизлечимо заболела душа. Больше не в силах терпеть такую муку, я опустился рядом и принялся гладить ее кучерявые волосы. А она плакала все жалобнее и рассказывала, что ее папа – конченый алкоголик, а мама – бомж. Как папа по ошибке отрезал ей ногу бензопилой и, что она приехала к морю покончить с такой гадкой жизнью.

Такой скорбной истории я не читал даже в районной газете. Шторм сострадания захлестнул меня; золотое солнце вдруг показалось черным и немилым. Хотелось хоть чем-нибудь облегчить ее слезную участь, и я наклонился и с вожделением нашел бутон ее коралловых губ. Поцелуй был взаимным и долгим. Тут я почувствовал шевеление ткани внизу; в приливе моей нежности там что-то возбуждалось и прибывало.

- Ой! – изумленно воскликнула она и крепче вцепилась в меня.

Мы оба заворожено смотрели на появление конечности. А когда она оформилась до конца, девушка вскочила и стала приплясывать да кокетливо притопывать своим обретением. Я же поднялся следом и совсем лишился головы от радости, что у нее выросла новая правая нога.

Мы целовались дни и ночи напролет. Потом поженились и забрали воспитывать ее бедных родителей.

Ленка тоже вышла замуж за тех ныряльщиков у буйка.