Домосед

Он сидел в чужой комнате,   в жутком чужом кресле.

Вокруг все чужое...

... аквариум!!!

... чужие книги!!!

Среди них он заметил те, что есть и у него, однако здесь их знакомые корешки выглядели иначе и ему показалось, будто книги эти его предали.

Она зашла. Ему стало намного легче - она была чужая, но все же не настолько как это ужасное кресло,   как шкаф,   древесные  узоры которого воспринимались им как символы страха; как  все  здесь, абсолютно все!

Чужое!!!

В его руке оказалась чашка.   Чужая!!!   Чужезаваренный чай имел невнятный вкус, чужой!!!

- Вот так я и живу...- сказала она, устроившись на его коленях.

Он ни разу не видел ее в этом халате! Чужой, чужой халат и она в нем - чужая!!!

- Мне ужасно неловко...- спромогся признаться он.

- Да  ничего, поначалу  всегда  так...-  улыбнулась  она  и взъерошила ему волосы.

- Мне, правда, неловко... Ведь обои на стенах должны быть синие! - вырвалось у него.

Она непонимающе нахмурилась, но догадалась:

- У тебя дома синие обои? Да?

- Ну, как же иначе?!- воскликнул он  и  затравленно  огляделся.

Она отставила свою чашку и забрала у него.

- Ты так ничего и не пил?!

- Чашка должна быть с  лесным  гномиком, -  пояснил  он. Она изучающе на него посмотрела и он,   испугавшись,   зарылся ей в подмышку. Чужой халат!!! Он моментально отдернулся.

- Нет, почему же, мне понравилось! - весело сказала она.

- Халат, - выдавил он.   На лице,   казалось, осталась  чужая, пятнистая расцветка. Запах иной жизни...

- Снять халат? - спросила она, взблеснув глазами.

- Да,- облегченно сказал он.   Она поднялась с его колен  и  он инстинктивно попытался удержать ее.

- Глупый,-  улыбнулась  она  и,   встав  напротив, принялась  за пуговицы.

Он следил за ней напряженно,   опасаясь выйти  взглядом  за  ее пределы, в пространство населенное страшными чужими вещами.

Обнажившись,   она снова влезла ему на колени,   однако на  этот раз несколько иначе.   Но так ему больше понравилось - теперь  она закрывала своим немалым, упитанным телом почти весь жуткий обзор и ему стало значительно легче…               

... пока она  не начала расстегивать на нем рубашку.

Он вскрикнул.

- В чем дело?- испуганно отшатнулась она.   Он не  знал.   Его страх усилился.   Лишиться одежды в таком жутком месте!   Он и  так чувствовал  себя  абсолютно  беззащитным  -  облупленным яйцом, сваренным в мешочек, бесприютной  улиткой  в  непредсказуемых пальцах. Лишь какие-то ее черты, напоминавшие ему  мать, спасали ситуацию: перестань он их видеть - вылетел бы с криком вон, или потерял бы сознание от перенапряжения страхом.

- Я тебя оцарапала!- поняла она.- Ой, прости... Я, правда,   не хотела... Ты такой нежный! Такая кожа...

Он тяжело дышал и чувствовал, как  стремительно  поднимается температура его тела.

- Какой ты горячий!- удивилась она.- Ты всегда такой, когда...

Он не понял ее вопроса.   Обычно у него поднималась температура даже от странного взгляда случайного прохожего.   Однажды в  школе его отчитал учитель,   тем самым чуть не убив мальчика, который температурил под сорок градусов две недели, и после, до  самого выпуска,   боялся даже взглянуть в глаза тому учителю, словно тот был василиском.

- Давай перейдем на диван,- предложила она.

Вид чужого дивана потряс его зашкальнорихтерной силой. Бассейн полный густой крови не ужаснул бы его так,   как  чужая  малиновая обивка софы. Малиновая вместо коричневой! А  подлокотники! - они истерты совершенно иначе!!!

Все непривычное, все жуткое! Он  едва  не  лишился  чувств  и застонал.

- В чем дело? Ты болен? - обеспокоено спросила она.

Он упал на пол и смотрел  в  аналогичный  своему  потолок.

Хоть что-то здесь...

... однако люстра!!! Чужая, чужая!!! Он захныкал.

- Да не переживай ты так... - утешала она.- Ты что, в первый раз? Ну, так это бывает...

Интонации ее голоса  навеяли  ему  сладкие  запахи  детства. Он зарыдал:

- Здесь все...   все не так,   как надо!   - прорвал  он словами рыданья. - Мне страшно! Здесь все чужое, чужое и опасное!

- О,   Боже...- прошептала она и с  полуопаской-полуотвращением на него посмотрела. - Да что с тобой такое, а?

- Я хочу домой!- воскликнул он и спрятав свое лицо  в  ладони, уткнулся в ее обнаженное лоно.

- Ну, пошли к тебе...- согласилась она.- А  нам  там  никто  не помешает?

- Что?   Что там может помешать?- растерянно спросил он.   В его голове не укладывалось, как  это  дома  может  случиться  что-то непредвиденное, неудобное.

И не дожидаясь пока она оденется,   он вылетел на улицу, под чужие акации...

... Они подходили к его дому и мир менялся. Знакомые с детства каштаны, родная облупленнокрасная песочница и бельевая площадка с хорошо известным соседским бельем; разломанный  молнией  клен, который когда-то так испугал его своей неожиданной трансформацией  -  это было одно из первых его душевных потрясений.   Но вскоре он привык и клен снова стал «своим».

Родные  двери  подъезда  с  желтыми, пропитанными клеем, хрустяшками  объявлений. Свой  запах  исходивший  из  кухонь соседей, знакомые с детства, надписи на стенах...

Внезапно его пронзил ужас.   Ведь она - это  совершенно  чужое! Ведь это так мерзко - ввести в свой дом нечто чужеродное! Ведь потом он станет совсем по-иному воспринимать свой мир. Она очужит его!   И во что тогда превратиться его любимый ковер с  русалками, его позолоченный подсвечник - подарок Деда Мороза,   его ночник  - вместилище его снов и чаяний?! Она испортит его мир!

Он осознал вдруг, какую глупость чуть  было  не  совершил, и будучи не в состоянии трезво мыслить,   не нашел  лучшего  выхода из ситуации, чем дверь на улицу.

... Он долго где-то прятался,   а  ночью  вернулся, опасливо обойдя подъезд, подошел к своему окну, влез в него, и, окунувшись в привычность, счастливо заснул, едва забравшись в постель.

Запорожье, 30.08.1993 г.