Диалог в постели. Секс по телефону диалог

— Нет, подожди, не надо! Я не могу расслабиться, когда за стенкой дети... Я думаю, нам надо когда-нибудь уехать куда-нибудь, где никого нет. Как ты думаешь? Чего не отвечаешь?

— Я согласен, что нам надо когда-нибудь куда-нибудь уехать...

— Ну ладно, я, по-твоему, сказала глупость?

— Ты разве когда-нибудь говоришь глупости?

— Нет.

— Вот видишь! А ты не можешь представить, что мы уже куда-нибудь уехали...

— А тебе что — так хочется? У тебя такой усталый вид...

— Я разве сказал, что хочется?

— Просто я не могу начинать этот разговор каждый раз в начале первого, когда язык еле ворочается.

— Так не начинай!

— Это ты начал.

— Ну, извини...

— Ты что сердишься? Я не люблю, когда ты начинаешь сердиться. Потом мне самой это необходимо. Но только тогда, когда, как бы тебе объяснить, когда пробегает искра. А иначе зачем все это?

— Ну, хорошо. Давай спать. Спокойной ночи.

— Я тебя не обидела?

— Нет!

— Честно?

— Я сплю.

— Ну, хорошо. Ты сегодня устал. Хочешь, я тебе сделаю массаж, и ты уснешь.

— Хочу.

— Расслабься, думай о чем-нибудь приятном.

— Например?

— Не отвлекайся. Почувствуй в моих руках тепло... Ты что, засыпаешь?

— Нет.

— А может быть, теперь ты потрешь мне холку? Только холку. Голова начинает болеть...

— Так приятно?

— У тебя такие чуткие руки...

— Руки как руки.

— Нет, правда, правда...

— Так хорошо?

— Почувствуй энергию в своих руках, и они сами будут делать то, что нужно. Хорошо, но ниже не надо.

— А так?

— Так хорошо, так очень хорошо... У нас, кстати, есть презервативы.

— У тебя же нет искры...

— Я просто не могу вспомнить, где они лежат. Не дай бог, найдут дети!

— То-то я удивился, что ты о них вспомнила!

— Потом этот ужасный диван!

— Чем же он ужасный?

— И диван, и комната. Половина мебели темного дерева, а половина светлого! Слушай, вот здесь ты массируешь, а мне больно. Причем какая-то новая боль, раньше тут не болело. Дай я сама потрогаю. Ну, точно, тут никогда не болело.

— Знаешь, кто-то сказал, что, если после сорока под утро вы вдруг чувствуете, что у вас абсолютно ничего не болит, это значит, что вы умерли. Так что давай ложись на бочок, ни о чем не думай. Завтра проснешься — все будет хорошо.

— А почему ты говоришь таким голосом?

— Каким я говорю голосом?

— Ты говоришь таким голосом, как будто я твоя дочка, и ты со мной сюсюкаешь. Я терпеть этого не могу. Я хочу чувствовать себя не дочкой, не мамой, а женщиной. Хочу, чтобы со мной рядом был взрослый мужчина.

— Это я сюсюкаю? Ну хорошо, я больше не буду. Давай спать!

— Ужасно все-таки, в какой школе у нас дети! Тебя в свое время родители отдали в приличную школу, ты выучил английский, поступил в институт, а они после такой школы прямиком пойдут в армию. На репетиторов денег нет, денег ни на что нет, а если вдруг, не дай бог, что случится? Ты спишь? Я заметила, когда у меня возникает важный разговор, ты всегда засыпаешь. Я не понимаю: ну почему я должна себя чувствовать виноватой? А сколько раз было, когда ты приходишь и просто засыпаешь, потому что у тебя нет сил и тебе абсолютно наплевать, какие у меня были желания.

— Дорогая, ты бы намекнула, я бы тут же проснулся.

— Да зачем ты мне нужен сонный? Ты и не сонный меня разбудишь только-только и уже спишь.

— Я сегодня был абсолютно не сонный.

— Сегодня уже не сегодня, а завтра!

— Так мы начали этот разговор еще вчера.

— А не надо заводить никаких разговоров. Понимаешь, это должно либо случиться, либо не случиться. И нельзя ничего планировать!

— Извини, я забыл: это должно быть как искра.

— Только не надо иронизировать.

— Ну ладно. Я понимаю, сегодня искры не было.

— И не надо. Для того чтобы пробежала искра, должен быть заряд разных энергий.

— Давай просто так обнимемся и заснем.

— Давай!

— Какое у тебя мужское плечо!

— Чего же в нем мужского?

— Не знаю. Так на нем уютно, такое чувство приятное. На нем лежишь, и такой покой. По-моему, в супружеской паре после пятнадцати лет совместной жизни уже не может быть нормального секса.

На свидание женщина идет, готовится, подводит глазки, потом они держатся за руки. А потом уже все остальное. Тут был китайский фильм. Совсем другая культура! Они там пятнадцать лет только за руки держались. Представляешь, какие они испытывали чувства? Ты спишь? Вот я так рассуждаю: нужен ли вообще секс ради секса? Как ты думаешь?

— Я думаю, нет!

— А я думаю, все не так просто. Секс — это некий глобальный процесс. Процесс слияния женской и мужской энергии. И он может быть на разном уровне. Мужчина — это проникающая энергия, женщина — принимающая. Это Инь и Ян. Ты слушаешь?

— Слушаю.

— Кстати, где-то мне попадалось, что китайские императоры испытывали оргазм без семяизвержения, представляешь?

— Не очень.

— Ну, они этому долго учились, и это служило залогом долголетия... При настоящем сексе оба получают энергию извне, а не тратят свои последние силы. Ты меня слушаешь?

— Слушаю.

— Я чувствую: когда я начинаю говорить о чем-то для меня важном, ты перестаешь слушать. Поэтому между нами нет главного — внутренней близости. И мне приходится говорить о самом сокровенном с другими людьми. Ты спишь?

— Да нет, я все слышу. Ты сказала: о самом сокровенном тебе приходится говорить с другими людьми, поэтому у нас нет внутренней близости, а без нее невозможна никакая другая. Слушай, а может, мы чуть-чуть поговорим об этом сокровенном?

— На заказ я не могу о сокровенном.

— Нет, я серьезно.

— Ты знаешь, я тут приехала на дачу — меня там не было три недели — в доме все как бы замерло, а часы идут и показывают правильное время. Это так странно. Ты не находишь?

— Ну, в некотором роде странно, конечно.

— Знаешь, о чем я сейчас подумала?

— О чем?

— Мир, понимаешь, он не враждебный, он не принимающий, не дающий. Он никакой. Все внутри нас. Ты согласен?

— Ну, в общем, да.

— Ты вроде бы чуткий, а меня не понимаешь.

— Ну почему не понимаю? Я же не тупой. Мир никакой: все внутри нас. Чего не понять-то?

— Ну, хорошо, не будем об этом...

— Знаешь, кстати, по поводу того, что «мир никакой». Звонит мужику баба, и номером ошиблась, и заплетающимся языком говорит: «Владик, привет, это Вера». Он ей: «Какая Вера? » А она: «Да практически никакая». Не смешно?

— Тебе сколько лет? Я с тобой о чем-то важном, а ты все какую-то гадость. Я с тобой просто не могу ничем поделиться.

— Ладно, извини, вспомнилось не к месту.

— Вечно у тебя все не к месту. Смотри, окно сереет. Это что? Неужели светает?

— Да нет, фонари, наверное, зажгли.

— Какие фонари на пятнадцатом этаже? Хочешь колбаски?

— Нет. А может, у тебя есть что-нибудь типа слив?

— Есть что-нибудь типа яблок. Не хочешь?

— Нет!

— Знаешь, чего я больше всего хочу?

— Интересно?

— Я хочу умереть в полном сознании!

— Когда?

— Не знаю. Иногда мне кажется, что я не успею понять чего-то главного здесь, на этой земле. А это очень важно. Ты не хочешь узнать, почему это важно?

— Почему это важно?

— Потому, что если ты примирился с тем, что ты смертен, то ты абсолютно свободен и только тогда можешь правильно жить. Ты понимаешь, о чем я?

— Да, это ты очень верно подметила.

— Дай я тебя поцелую.

— Ты классно целуешь. Помнишь, как мы целовались на пустыре возле больницы? Там были такие желтые клены и почти совсем зеленая трава...

— Нет, не помню. Я помню, как я первый раз целовалась с Витькой возле школы. Я тогда вообще ничего не умела. И Витька тоже. Он говорит: «Я в каком-то кино слышал, что он ее поцеловал, а она ему ответила, только не знаю как! » Смешно, правда? Ты не ревнуешь?

— Да нет!

— Ревность, на самом деле, не имеет ничего общего с любовью. Просто никто никому не принадлежит. По-настоящему, человек одинок. Каждый, как говорится, умирает в одиночку. А ты помнишь, как ты целовался первый раз?

— Нет.

— Дети растут, детей надо воспитывать, прививать им чувство прекрасного!

— Я, знаешь, на эту тему вспомнил историю. Класс первый или второй. Парень у нас один был из культурной семьи. Мать ему не разрешала с нами водиться. Они, мол, тебя хорошему не научат. Все альбомы ему показывала. Говорила, что женское тело — это прекрасно. Так он эти альбомы смотрел-смотрел, а потом взял и у какой-то Венеры между ног вилкой дырку проковырял. И главное, не признавался целый месяц. Твердил, что ума не приложит, откуда взялась эта дырка.

— Вот изверги! Слушай, жалко как мальчика! Иди ко мне, я хочу тебя обнять! Обними меня... Да, хорошо. Слышишь? Что это был за звук?

— Это у соседей!

— Нет, это наши, кашляют.

— Нет, наши спят!

— А я тебе говорю: наши раскрылись. Небось и из окна дует. Пойди закрой окно. Ты спишь? Чего молчишь? Ну ладно, спи-спи. У тебя был тяжелый день.

2001