Российская история, 4-й отрывок. Секс истории

НАТАЛИ

После Индии я терпеть не могу зиму. И всегда с опаской перехожу улицу — там я привыкла к левостороннему движению; столько лет прошло, а привычка осталась, и я ничего не могу с ней поделать. А тогда, вернувшись домой, мне надо было привыкать к московской жизни. На “индийские” деньги я купила двухкомнатный кооператив и “жигули” третьей модели — здесь, правда, помог деньгами мой отец. Чтобы как-то развеяться и не быть одной, впопыхах выскочила замуж за переводчика из “Тяжпромэкспорта”. Думала ещё раз поехать в долгосрочку. Но не получилось — началась перестройка и программы зарубежного сотрудничества стали потихоньку сворачиваться. Именно тогда я, пожалуй, впервые в жизни почувствовала, как политика влияет на судьбу маленького человека.

Потом я ждала Ленку, и беременность протекала тяжело. Её отец как-то странно себя повёл. Наверно, решил, что теперь я привязана к нему намертво, и потому начал хамить, напиваться до бесчувствия. Глупый! он совсем меня не знал... Ещё до рождения ребёнка я с ним рассталась. Судья долго не хотела нас разводить, выразительно поглядывала на мой выпирающий живот. Мне пришлось чуть ли не умолять её. Когда Ленка появилась на свет, я продала “жигули” и на эти деньги купила своему бывшему супругу (он ведь был прописан у меня) однокомнатную квартиру. Чтобы навсегда оставил нас в покое. Что он с удовольствием и сделал.

Полтора года мы с Ленкой были одни. У меня не было никого, совсем никого. Наверно, я была классической дурой: я перестала верить мужчинам. И только Виктор смог меня в этом разубедить, заставил поверить, что любовь всё-таки бывает. С ним я чувствовала себя ЖЕНЩИНОЙ; впервые ощутила, как это здорово, когда Мужчина makes love.

... Только всё в жизни проходит. Неизбежно. И теперь наши отношения, похоже, перешли в финальную стадию, когда конец не за горами. “THE END IS AT HAND!” Вот подумала об этом, и на глазах выступили слёзы. Странно, во всех учебниках по сексопатологии написано, что это мужчины, старея, становятся ужасно сентиментальными, а женщины, наоборот, жёсткими и решительными — изменения запрограммированы на гормональном уровне. У меня почему-то не так. Я рыдаю уже почти десять минут.

Наверно, проблема в том, что когда-то давно я полюбила художника Виктора, а вовсе не политика Виктора. Политики — люди другие: жёстче, безжалостнее, и к себе, и к другим. Похоже, всё дело во мне; только поделать я с собой ничего не могу!

*     *     *

Вечером, в первую декабрьскую субботу, я ходила к Тамаре на просмотр нашего фильма. Мне мои эпизоды не понравились, да и сама картина — тоже: какая-то скучная мелодрама из русской жизни начала века. Тамаре я, конечно, ничего такого не сказала. Потом был фуршет. Там я вежливо поинтересовалась: когда фильм выйдет на экран? Тамара недобро усмехнулась:

— Ни *** у этих новых русских не поймёшь, может, никогда! — зло прошипела она вполголоса.

Я пыталась утешить её, как могла...

— Ладно, поедем ко мне, напьёмся окончательно, что ли?! — весьма своеобразно отреагировала она на мои разглагольствования.

По её блестящим сумасшедшим глазам я догадывалась, чем всё закончится. Только мне и самой ужасно захотелось увидеть её сильные загорелые ноги, покрытые нежным золотистым пушком, её смешные вьющиеся волосы на лобке; отшлёпать её белую попу и отдаться... полностью!

У себя дома Тамара просто накинулась на меня. Не дав мне опомниться, сняла с меня платье и спустила трусики; а сама и не думала раздеваться — вот собака! Конечно, я была пьяна после фуршета, иначе б у неё ничего не вышло. Но полбутылки греческой “Метаксы” took me away.

Ещё для таких, как я, у неё был припасен двойной дилдоу — искусственный пенис, состоящий из двух членов. Она толкнула меня на постель, довольно грубо, и крепко связала мне руки шелковой лентой. И сразу удивительно нежно вошла в меня двойным дилдоу: один конец — в вагину, а другой — в ректум. Она классно работала этим резиновым монстром, а я извивалась от страсти. Чуть позже Тамара вынула дилдоу и заменила его вибратором. Такой кайф я не получала никогда... Потом она заставила делать ей феллейшио. Наверно, я делала это плохо, потому что она разозлилась, сняла ремень со своей юбки и начала пороть меня. Но быстро успокоилась и показала “правильное” феллейшио — так что я ещё раз дошла до оргазма.

... Утром я проснулась, обнимая Тамару за её тонкую изящную талию — вовсе не оплывшую жиром, как у Виктора. Странно, но именно в этот миг я почувствовала, что Тамара становится мне всё ближе; и я не знала — что будет дальше. Если априорно считать, что женщина чувствует тоньше и глубже, чем парень, то, наверно, я приблизилась к своему идеалу, насколько это вообще возможно. О, Тамара! В то утро я просто балдела, разглядывая твою шикарную белую попу, контрастно выделяющуюся на фоне загорелых до черноты ног; мне стоило неимоверных усилий не впиться зубами в твои ягодицы. Но тогда я тебя наверняка бы разбудила, а спящая ты была столь хороша собой!

Может, именно в тебе я нашла свою единственную половинку?..

К обеду я вернулась домой. Меня ждала неубранная пустая квартира, на кухне — гора немытой посуды. Дочка у подружек или гуляет с мальчиками. Я ей звонила с просмотра и сказала, что останусь ночевать у Тамары. А она даже записку мне не оставила, когда уходила! Мы с ней постепенно становимся чужими — просто две женщины из двух разных поколений, живущие под одной крышей. У них в выпускном классе каждая вторая уже стала женщиной.

Вечером мне идти на ночное дежурство в клинику; а сил нет ни на что, и какая-то пустота в душе. За окном противные декабрьские сумерки да мелкий снег, похожий на падающую с неба крупу. Она сыплет и сыплет на головы злых голодных людей, которые не верят никому и ни во что. И я тоже одна из них.

Ошибки тем и хороши, что их повторяешь снова и снова…

*_______________________________________________

Полностью роман Андрея Гусева “Российская история 95” напечатан отдельной книгой в 1996 году в Москве.