Мех

МЕХ

1.

Секс.

Мясо.

Лес.

Зверь.

Маршируют шрамы.

Небо в синяках и сперме облаков.

Его избили, его изнасиловали

Нежность и мечта.

Свинцовые пули туч

Пчелиный улей растревожили.

Горят муравейники.

Охотники изнасиловали лису.

Червь члена в пустой глазнице.

Больничный холод.

С деревьев капает кровь.

Снова пришла осень.

Незаметно и тоскливо.

Кошкой подкралась к горлу.

Дрожит земля и зверь.

Секс.

Мясо.

Лес.

Зверь.

2.

Я позволил костру догореть, разбросал ногой тлеющие угли.

Так же тлело тело города внизу.

Мокрая трава, голые деревья, ночной ветер.

Ладони напитались семенем, с именем твоим я в полусне ждал утра –

Одиноких темных улиц, первых трамваев.

Мне снова виделись флейты заводских труб, я слышал музыку дыма

И шипение переплетенных змей, теплых рельс.

3.

Я ехал в трамвае и смотрел на старика и мальчика.

Я чувствовал близость и грусть двух тел, молекул,

Похожих друг на друга. Одиночество…

Мутные голубые глаза небом видели многое.

Мальчик сидел на коленях у дедушки, тот показывал ему что-то в окне,

Шептал ему что-то, глупое, ненужное и нежное,

Язык облизывал мочку уха.

Мальчик отклонял голову, язык касался затылка, коротких, светлых волос.

Щекотно, приятно, терпимо. Брезгливость.

Это были люди, смотрящие, как умирает зверь.

Не удовлетворившись этим зрелищем, они придумывали свои

Страшные и сексуальные игры.

Так появились актеры, в глазах которых не было презренья к зрителям.

Мальчик знал вкус кожи, дерьма, члена своего раба, своего дедушки.

Игла проникала в глаз и выжигала цвет до черноты зрачка…

Они стояли, держась за руки, и смотрели на дождь.

Мальчик был серьезен…

4.

Я хлестал кнутом трамвай, отрывал лапы гудящему, электрическому шмелю.

Травы и травмы. Ладони пили.

Тело растением впитывало химический дождь.

Тело жадно глотало, чтобы позже отдать соленую влагу в ласках.

Я шел по желтому полю, по обратной стороне фотографии.

Здесь никогда не было дождя. Желтое поле, желтое небо.

Все засохло и потрескалось, как краска и лицо старика.

Морщины, тени, из лица полезли нитки, стало просто неприятно.

Это был Китай, превозмогший секс.

Я шел забрать ее из детского сада.

Я хотел пить ее молоко, опустошить все меха.

Я брел за горбом моей верблюдицы. Воспаленное тело.

Податливая глина ее сосуда, я сдавливал его и пил холодное молоко.

Усталость, сонливость и голод.

Я высосу ее молоко и кровь, проявлю еще одну фотографию-пустыню.

Верблюдица станет сухой и полой,

Ее можно будет натянуть на руку, как перчатку, или сделать чучело,

Или просто пустить по ветру, по полю.

Кричащие бабочки, крохотные злые глазки…

Ты достигла высшей стадии развития.

Я сделал из тебя божество, идола, животное.

Ты постоянно умирала, меняя облик:

Лиса, которую охотники насиловали в лесу,

Свинья, я гладил отполированный червями череп,

Верблюдица, я пил в пустыне молоко,

Змея, которая зло вторгалась в гортань,

Медведица, чей мех я лизал,

Птица, в желтом дереве дома.

Невыносимая осень, сумасшествие.

Ты была сукой, разродившейся щенками.

Я жрал твои испражнения, сука, я ловил твоих блох.

Твой зрачок расширялся, поглощая мир и меня.

Ушная сера, слипшиеся глаза, гноящийся космос, черная дыра, треугольник.

Ты засасывала меня, глотала корабли и таблетки.

5.

Я уже подошел к дому, где должна быть она.

Детский сад, порванная юбка, грязные волосы, кровавые сгустки.

Наверное, я опоздал, хотя и изуродовал тело трамвая.

Пили пиво молодые красивые люди.

Слышались разговоры, музыка, смех.

Я дрожал в ожидании удовольствия…

Кто-то стоял и курил на крыльце.

Мне улыбались, со мной здоровались, никак не показывая разницы в возрасте.

Я был самым младшим здесь.

Мне протянули бутылку пива, отхлебнув, я вошел в дом.

Там танцевали змеи…

Посмотрев на них, поцеловавшись с ними, я вышел покурить.

Стало немного теплее, это ночь, но ни темноты, ни дождя, никого, духота…

Это первая стадия тебя, это только твой запах.

Послышались стоны, от злости я стал открывать двери, резать грудь.

Открыв одну, я увидел, как трахаются две парочки, ничего не замечая вокруг.

Движения их плавные и замедленные, как танец змей. Это пройденный этап.

Я открыл другую дверь, срезал бритвой сосок.

На пороге лежал мертвый ребенок, голый, сморщенный, с открытым ртом.

В приступе смеха и тошноты, я понял, что это лишь кусочек дерева.

В комнате трахались еще двое, и я узнал их.

Снизу стонала, закатив глаза от удовольствия и боли, моя девочка.

Я пересек ради нее пустыню и немного опоздал. Упала звезда.

Моя опороченная мечта и убогая нежность.

Сверху был человек, которого я ненавидел еще больше, чем ее.

Мой друг детства.

Он опять отобрал у меня игрушку, он трахал ее и ей было хорошо.

Они, содрогнувшись, как земля и зверь, кончили.

Она поцеловала его, как целовала меня, это было омерзительно.

Мой друг детства ласкал мою кошку.

Мне захотелось засунуть ей между ног дуло пистолета и выстрелить,

Чтобы она получила больше удовольствия.

Истошно кричали бабочки. К телу подсоединяли провода, ток, апельсины…

Оргазм смерти.

6.

Все.

Теперь ты можешь сунуть свой

Сломанный спиралью нос

В мою предсмертную, гениальную записку.

Ты будешь в черном стоять на похоронах,

Нелепую улыбку, пряча за пазуху.

Ты можешь трахнуть мою жену,

Которая с горя течет,

Тебе ведь нравится женский сок.

Ты можешь поиграть с моим сыном в поезда,

Или избить его, тебе нравится бить детей.

Ты так меня не любил,

Что даже не побрезгуешь

Моей старой, больной зубной щеткой.

Никто ничего не заметит,

Ни сын, ни жена, ни даже

Моя старая, больная зубная щетка.

7.

Слышалось странное гудение, как будто небо было осой,

Или работала огромная машина. Мышь в мышеловке, мошонка.

Меня шатало, тошнило, надо поскорее уходить.

Галлюцинация разрушала. Землетрясение.

Боевые слоны слов. Я люблю тебя. Ломались башни. Сердце – пчелиный улей.

Выйдя из дома, я закричал от боли и солнца.

Вся пустыня колыхалась травами тел.

Математическое множество тел.

Огромная, страшная машина секса осеменяла и вспахивала поле.

Кровь, стоны, крики, сперма, пот. Искусственное оплодотворение.

Махина секса, машинальные толчки земли.

Некрофилия…

8.

Я заблудился в лесу ваших тел.

Я ломал ребра ее ветвей и целовал его грязные корни в язвах,

Раздиравшие землю, опавшие листья.

Под моими ногтями – земля всего мира.

Я потерялся в бредовом первобытном лесу, но нашел череп свиньи.

Чаша его была полна червями.

Копошащаяся масса тел напоминала поле, а череп – грудь моей матери.

Отчаянность, тоска, грусть.

Плача от радости, я целовал грязный череп, червей.

Нежность матери, я плакал.

Череп желтел в ночи окном дома – рая, откуда я был изгнан.

Дом одиночества. Радость червей. Мы слились, я стал одним из них…

9.

Хочешь, я расскажу тебе про дом?

Он был огромен и уродливо многоэтажен.

Бинты, стекло, бетон и стены.

Стерильность, белизна и вата.

Я заразил его, отравил, опорочил.

Я принес череп свиньи, полный моих братьев.

Мы слились, все черви проникли в меня.

Я стал для них домом и великой, гнилой матерью.

Я рогат, страшен, уродливо много ножен.

Я вошел в дом, заполнил каждую клетку-комнату,

Так же, как мой друг детства заполнил твои.

Я-черви-швы расползался на нитки и губы,

Хотел поцеловать тебя, чтобы заставить молчать,

Навеки сшить твои губы своими.

10.

Мир вывернуло наизнанку. Опять возвратилось белое и холодное.

Снег. Снег. Снег. Мы с тобой – два грязных следа.

Нам нечего есть, мы замерзаем, нет деревьев.

Я лижу твой мех, пытаюсь встать на задние лапы. Это сложно, как лед.

Ты устало улыбаешься, ты уже не узнаешь меня, но пытаешься понять.

Ты знаешь, что мы умрем, как хорошо и холодно…

Я ничего не вижу, кроме меда моей космической медведицы.

Деревья сочились смолой, черный мед, мех.

Река раздвигала ноги, ты чистила перья.

11.

Зоопарк. Как смешно и противно. Глупые, медлительные животные.

Подачки зрителей. Дерьмо. Искусственные игры.

Ярость, счастье, злость, свобода, ненависть, сила, где это все…

Звери умерли. Клетки годов. Сеть морщин и швов.

Осталась полная, старая, глупая женщина.

Слово было у бога, а стало убого, как ты.

Звезда упала. Острые, алые осколки.