Фарфоровая собачка или месть трактора

Каждую ночь, между двумя и четырьмя часами, он просыпался, лежал без сна и тогда все его прооперированные пациенты просыпались вместе с ним, и как призраки стояли около него. Если к примеру в его больнице покупали новые хирургические инструменты, то малейшее сомнение в ихней девственности вдруг оживало в ночи, и усевшись маленькой грязной девочкой на спинке его кровати, не давало ему спать. Девочка смотрела ему прямо в лицо, хитро щурилась, и росла и росла на его глазах, пока не начинало казаться, что пора её оперировать. Вот тогда ужас сжимал его сердце, и слова:   ”Я хирург, я помогу вам” - так и просились с языка, но глупо было произносить их в темноте. Потом рядом с этой девочкой садились и другие дети, и тихо смеялись. Среди них были и мальчики с глупыми глазами и порванными штанами, видно было, что пришли прямо с хоккея. Было полно детей, которые перешёптывались друг с другом, а после, они цепочкой выходили из его комнаты, и после них оставался только холодный пот на лбу и мрачное ощущение прихода водопроводчика. Сердце начинало глухо биться в его груди; отвернув к стене старую седую голову и зарывшись бакенбардами в подушку, он старался перестать думать и заснуть. А если не засыпал, то начинал думать о своих детях и внуках, и о том, как пошлёт их учиться на врачей. В детстве они скучали, слушая наставления о поджаривании лягушек, и в делании маленьких проколов на коже у девочек. А позднее, врождённый инстинкт от отца, побуждающий хорошо разрезать кожный покров и выдавливать глазные яблоки, помог им понять истинный смысл того, что говорил их отец.

С течением времени они стали чувствовать, что их медицинские замашки требуют острее предметов, чем просто иголочки. И тогда они, сами того не замечая, а то и забывшись, уже разрезали девочек стилетами, оставляя только ихние пятки. Остальное уходило на пироги, которые прекрасно готовил их отец, в этом он ещё не мог положиться на своих детей. Вот так он учил своих детей любви и гармоничности в природе. “Природа должна быть гармонична, - говорил он. - Кто - то должен быть пластмассовым и чёрствым к детским крикам, а кто - то должен быть мягким и полным крови, вот тогда это будет любовь, которую олицетворит моя костерезка”. Дети выросли, переженились, и приходили к нему уже семьями и внуками, чему он был очень рад. Ихние посещения были благотворней всех операций, которые он делал ежедневно в хирургической клинике. Он тоже учил их, как ломать игрушки, которые он специально для этого дарил, гладил ихние русые головки, шутя клал их на хирургический стол, прижимался своими седыми бакенбардами к их румяным щёчкам, щипал им ножки, чтобы ещё раз убедиться, как прекрасны детские слёзы. После смерти жены, ему было тогда уже за семьдесят, он остался жить в своём огромном доме, хотя чувствовал, что для него, старика, слишком много этих инструментов, развешенных там и сям, по всему дому. Когда ему исполнилось восемьдесят, то дочка с мужем переселилась к нему. Это словно удлинило его жизнь, так как у них был ребёнок. Он не упускал возможности посидеть с ним и построить из игрушечных кубиков какое - нибудь медицинское учреждение. И когда постройка подходила к концу, и здание во всей красе сияло белыми кубиками, он ждал той минуты с каким - то тайным восторгом, когда он сможет взять молоточек и разрушить всё одним ударом. А потом, к нему на спину залезало тёплое тельце и шептало:

 А кто на этот раз был в палате, дедушка?.

Услышав этот вопрос в первый раз, он колебался говорить, или нет, что там лежал трупик серого зайца? Но потом он всё - таки сказал правду. Один раз они построили новый лепрозорий и дедушка достал фарфоровую собачку и положил её около самой большой палаты. Детский голосок спросил:

 А что она будет охранять?

И умный дед ответил:

 Морг. В нём лежат разные части тела. А самая важная задача в жизни пластмассового хирурга, это когда срезаешь улыбки с румяных детских лиц, то старайся всегда сохранить их для фарфоровых собачек, они так их любят.

Но ночью его продолжали мучать кошмары. Он всегда просыпался в полночь и видел на кровати три - четыре совы, которые держали в клювах чьи - то чужие уши. И он начинал стегать их своим генеральским хлыстом, и тогда они нехотя улетали, водя взад и вперёд, своими злыми глазами. И когда он обедал в своей столовой при клинике, то всегда спрашивал соседа:

 Может быть вы когда - нибудь видели на кровати множество злых сов? - И затем, будто устыдившись своего вопроса, вставал и уходил, так и не доев своего обеда.

И вот однажды, холодным мартовским утром, его нашли мёртвым с плёткой в руке и с разбросанными перьями на подушке. Никто не мог понять, отчего дедушка умер, и только внук, затаив маленькие хлыстики в глазах, принёс и положил маленькую фарфоровую собачку для охраны. Так семья осталась без дедушки, а мир без отличного хирурга. Но мир живёт, поэтому не расстраивайтесь - порьте всех маленьких и заменяйте всё живое пластмассовым!