Самолётное

Наконец-то самолёт поднялся на высоту - можно начинать. Что у нас тут? Вот эта ничего. С неё и начнём.

Пошла - и я за ней. За шторку. Рядом - туалет.

- Э-э, извините, как она открывается?

- Кто?

- Ну дверь.

- Тянете - и открывается.

- Да не открывается - я пробовал. Вот смотрите. - Якобы дёргаю.

- Странно... Можно мне?

- Да пожалуйста... В туалет очень хочется - вы уж извините...

- Ничего. Сейчас попробуем...

Она берётся за дверцу и привычным движением сжимает её в гармошку.

- Вот и всё - видите как просто?

- Да. - Я толкаю её в спину и закрываю дверь.

- Что?!

- Тсс, - я прикладываю палец к губам и подмигиваю ей, - ти-хо.

- Но... я сейчас закричу... - Она хотя и говорит, но - шопотом.

- Не надо. Ничего страшного не произойдёт. Зачем кричать?

- Как же это?.. Пропустите, - она делает попытку - даже не попытку, а попытку попытки двинуться - но я останавливаю её взглядом.

- Не на-до.

Она замирает на месте.

- Н-о-о... - её шопот уходит за грань слышимого.

Я придвигаюсь к ней, забрасываю руку ей на бедро, под юбку, сдёргиваю рывком трусики... Так лучше. Расстёгиваю брюки и и подвожу член к горлышку её скрытого синей тканью влагалища. Толкаю - сухо входит. Она как тряпичная кукла с восковым лицом. Беру её, припираю к двери и начинаю двигать чреслами. Тихий шелест: его всё равно не слышно за рёвом моторов. Раз-два-раз-два-рвз-два. Можно немного подумать. Что будет дальше? Нечто интересное. Да. Хотя кому как. Мне - интересное, прочим - нет. Ничего странного - я ведь не они, я другой, совсем другой. Вы ещё меня узнаете... А впрочем - нет, не узнаете, не успеете узнать; хотя кое-кто... Бледная тень себя живой. Утяжелённые тушью ресницы поникли вдоль щёк - хотя это слишком: до щёк им не дотянуть: просто: поникли. Глаз не видно, может быть, их и нет сейчас - провалились в заглазье. Мёртвый, мёртвый человек... Её уже нет, она не существует и тем более не живёт, она это я, я это она, а того я, что был прежде, тоже уже нет: он испарился вместе с содроганием живота, во всплеске спермы, брошенной внутрь моего тела.

Я открываю глаза, оправляю юбку, смотрюсь в зеркало: ай да красавица я! Поправлю чёлку. На бедре холодеет липкая дорожка обманной жизни - пусть остаётся, не буду... Открываю дверь, выхожу.

- Катя...

- Да?

- Не поможешь?

- А что такое?

- Да там дверь в туалете заклинило - не могу открыть.

- А хочется? - Катя подмигнула.

- Нет... Но вдруг им захочется, - киваю в сторону салона.

- Ладно, пошли. Вдвоём веселее, да?..

... Катя дёргает дверь, и она отходит в сторону. - Что-то я не пойму...

- И не надо. - Я толкаю её внутрь.

- Что тако... - пытается она возмущаться, но я бросаюсь к ней и, обняв, целую. - Что-о-о... - Губы передают часть меня ей, и она тоже становится я.

- Глупо целоваться с самой собой, - говорю себя я и зеркально улыбаюсь. Но меня мало... Надо ещё.

- Света, Женя! - говорим я, - не поможете?..

- Смотря в чём, - говорит Света, а Женя согласно молчит.

- Да там дверь в туалете заклинило - вдвоём открыть не можем...

- А вчетвером - сможем? - скептически предполагает Света.

- Может и сможем, - говорит одно из я.

- А может - не сможем. Пусть так стоит: какого-нибудь качка приспичит - он уж откроет. У нас своих забот полно. Напитки подать... Верное средство.

- Свет, ну почему? - говорит я. Помоги... Вон и Женя согласна.

- Это кто согласен?! - вспыхивает Женя. - Это я согласна? С  чем?.. Я не со-... Хотя да, я согласна: мне, честно говоря, ужасно хочется помочиться.

Все четверо прыскают смехом.

- Пошли, девочки.

Та же история. Они не успевают опомниться - хлоп - дверь закрыта, двойной заслон. "Что такое?!" Ничего такого. Я  целую Женю, я целую Свету... Они уже ничего не смогут сказать, их нет. Но и меня в них нет. Ещё. Слишком я распылилось, силы слабого воздействия не хватает. Я смотрю на меня, я киваю себе головой: да, сейчас. Женя оказывается на стульчаке, Света - на краю раковины: на удивление лёгкие недвижные тела. Воск в моих руках. Я пробираюсь сквозь их одежду, как сквозь чешуйки луковицы - нетерпеливо, закусив губу. Вот она я. Потом, через время. А сейчас - я разглядываю своё будущее, свернувшееся в узкую щель между двух розовых и пунцовых губ. Мне нравится моё будущее... Я дышу им, я лижу его, оно будет мокрым, тягучим, источающим капли росы мне на язык, оно будет таким, я буду его целовать, и маленький одноглазый зверёк, сидящий в норе - испуганный кролик - выйдет наружу, привлечённый шумом, и я его съем. Вот и он. Где? Где ты... Цветёшь кустами крови рябины, опускаешь тряской ветра град своей души. Зачем, зачем я лечу по небу? ведь я не птица. Я... я... я....

Восемь глаз моего я переглядываются. Да. Теперь я - сила, я иду.

Я иду.

Гуськом иду по салону. Спят, голубчики, и скучно смотрят в никуда. Дверь. Кабина пилота; террористам вход строго запрещён. Вхожу. Удивлённые рожи мужского населения. "Что, девочки?" Может быть, один пассажир другому перегрыз горло, или глупая женщина вздумала рожать, или под креслом обнаружилась бесхозная бомба... "Ничего". Я начинаю раздеваться. Глаза у них сначала лезут на лоб, потом, умасленные блеском, слезают обратно. "Это интересно. И что дальше?" Автопилот включен. Рты топорщатся в ухмылках, как умирающий в судорогах. "Всё". Дальше - всё. Три я охватывает три не-я. Они стынут в своих креслах, охваченные столбняком ног моих, тел моих, бабочками трепещущих, вбирающих жизнь, не нужную никому, кроме я.

Я, конечно, размножится; но мне это совсем не нужно. Я не питаю иллюзий, мне наплевать на амбиции. Я это я, мне этого достаточно, и никакие подтверждения мне не нужны. Свет; холодный свет - вот что я есть, и больше ничего. Меня можно не заметить, можно подумать, что меня нет; пусть. Думай, тепло, что меня нет. Нет, - да, - меня нет. Конечно, - меня нет. И это всё объясняет... Автопилот выключен. Штурвал от себя.

"Господа пассажиры, пожалуйста, не волнуйтесь; самолёт вошёл в турбулентный поток, но скоро из него выйдет... Уточнённое время прибытия в порт назначения - 21 секунда... Благодарю вас за внимание".