Хотеть

В редакции было шумно и суматошно. Алик фотографировал, заигрывал то с Наташей, то с Аней, те для приличия улыбались, но тут же убегали по делам. Потом кто-то крикнул, что автобус приехал и ждет, где обычно. Все засуетились еще больше, засобирали вещи, толпой потянулись вниз и на улицу. Перед институтом, где на втором этаже располагалась редакция, никакого автобуса не было, зато на ступеньках сидела большая рыжая кошка. Дмитрий, не обращая внимания на остальных, уверенно зашагал направо. Кое-кто рванул было за ним, но его остановили, сказав, что Дмитрий идет к своей машине, а не к автобусу.

- Это что, он в машине один поедет? – раздался чей-то завистливый возглас.

На него не обратили внимания. Выбежала Наташа, и сказала, что автобус за поворотом, у желтого здания. Она была тоже рыжая, как та кошка, и в длинном черном стеганом пальто. Алик чувствовал возбуждение и азарт – и когда искали автобус, и когда покатили по городу. Потом его немного укачало: все-таки ночь в самолете не спал. Но свежий воздух звенигородских окрестностей вернул ему бодрость. Он принюхивался как пес, рыскал глазами, а двуспальная кровать в номере полулюкс, куда его поселили с Данилой из Екатеринбурга, рассмешила и обрадовала одновременно.

Семинар начался в четыре, после обеда. Недовольный тоном, который москвичи взяли по отношению к региональным партнерам, Алик сел рядом с серьезной девушкой в третьем ряду и вполголоса принялся комментировать, что говорилось. Общий смысл комментариев заключался в том, что, мол, «они неправы». Девушка реагировала: кивала, хмыкала, вроде бы соглашалась. Потом в перерыве выяснилось, что она из Новосибирска.

- Новосибирск! – театрально воскликнул Алик, - Я давно хотел познакомиться с вами!

Он пригласил ее в бар, она сказала, что будет сок.

- Мартини с соком? Иначе я разочаруюсь… - пригрозил Алик.

Она рассмеялась:

- Ты хочешь меня споить?

На «ты» было как-то неловко, но лучше, чем официально, на «вы». Алик спросил про мартини. Черноволосая и, похоже, не славянка, девушка в баре, покачала головой.

- А коньяк? – спросил Алик.

Оказалось, спиртное до семи продавать было запрещено. Кто-то тут же рассказал, что в прошлом году все накачивались с утра пораньше, и потом весь день ходили, пошатываясь, весе-елые. Сделав недовольное лицо, Алик взял два сока по двадцать, положил на стойку полтинник, бросил «сдачи не надо» и понес стаканы туда, где сидела незнакомка из Новосибирска.

Говорили, разумеется, о делах. Новосибирск вообще пользовался популярностью: там ребятам, в отличие от других регионов, удалось поставить бизнес на ноги, и работать, если не с прибылью, то, по крайней мере, не в убыток. Прихлебывая сок, Алик разглядывал девушку. Она была ненамного моложе его. Большой шерстяной платок скрывал не только бэджик с именем, но и фигуру. Зато лицо было вполне симпатичным, правда, на аликов вкус, излишне серьезным, - он бы предпочел попроще. Прикидывая, выгорит или нет, он задавал вопросы о рекламе и инвесторах, удивляясь тому, что девушка умудрялась вполне разумно ответить на все. Между делом, он спросил ее имя, но тут же забыл, зато запомнил, что она журналист и, вроде, незамужем. По крайней мере, не носила кольца.

Вечером, после всех дел, вынесли несколько ящиков пива. В Хабаровске было четыре утра, в Новосибирске – одиннадцать ночи. Хотелось спать, но тянуло общаться. К тому же обещали бильярд. Взяв по бутылке пива (Катя? Лена?) они отправились прогуляться по пансионатскому парку, и заодно отыскать бильярдный зал, который должны были открыть через час. На дорожках было слякотно и скользко.

- Держи меня, - осмелев, сказал Алик, - не то я упаду.

Она как-то ласково взяла его под руку. Ему показалось, что зовут ее все же Наташа. Ее лаковые туфли влажно поблескивали в темноте: в сапогах по такой погоде ходить было нельзя. Алик и сам вышел на улицу в пиджаке, и, практически, летних ботинках.

- Ты-то точно не упадешь? – поинтересовался он через минуту.

- Нет. Я восточными единоборствами занималась, - на повороте она немного прижалась к нему. Они вышли к обрыву. От реки дуло, но – теплым. Завтра начиналась весна.

- Может, спустимся? – спросила она.

- А не боишься? По льду, по склону, вниз…

Она не успела ответить, как оказалось, что выход на лестницу перекрыт решеткой.

- Не полезу, - засмеялась она.

Алик хотел было отдать ей бутылку, и продемонстрировать, как он ловко умеет лазить, но передумал. Она так уютно держала под руку. Они прошли по тропинке, и повернули обратно, к корпусам.

В бильярдном зале Алик вновь достал камеру, и предложил ей поснимать. Наблюдая, как она вертится, двигается, то приседает, то наклоняется, - из под свободной рубашки вылезал узко обтянутый брюками задик, - Алик чувствовал, что он вовсе не против, а точнее – определенно «за». Он потягивал уже из третьей бутылки, голова кружилась, а внутри шевелилась, набухала надежда. Ближе к полуночи Наташа сказала, что хочет спать.

- Я провожу. Проводить?

Она улыбнулась. В темноте он взял ее за руку – теплую, мягкую. Большим пальцем хотелось вдавиться в ладошку. По пути Алик успел рассказать ей про свинг, рассчитывая завести. Понимаешь, это когда семейные пары встречаются, и обмениваются партнерами. Возбуждающе, очень. Наташа, конечно, знала про свинг, в Новосибирске не редкость, но отнеслась спокойно. Правда, посмеивалась многозначительно, и излучала самоуверенность. Точно она самая лучшая, и великолепно знает, чего от нее хотят. Мне нравятся эксперименты, - продолжал действовать Алик, - Нравятся новые чувства, новые люди… Тебя до номера довести?

- Доберусь как-нибудь, - она развернулась к нему лицом, и посмотрела в глаза. Она не была большой, но заметно крупнее его миниатюрной жены. Ему хотелось ощутить ее тяжесть. Ему хотелось… Он почувствовал, как внутри восстает волна, и вот-вот собьет его с ног. «Пить меньше надо», - думал он, возвращаясь.

На другой день он подсел к ней за завтраком, и дальше сидел с ней бок о бок во время докладов. Она воспринимала его рядом как должное. К кофе-брейку он погрустнел, замешкался, не полез в очередь за пирожными. Разозленно он подумал, что хорошо бы ее разложить прямо здесь, на коврах. Он представил, как она вскрикивает и стонет. У нее был мягкий певучий голос. Умна, хороша собой. Как и все остальные девушки в этой среде. Он посмотрел в ее сторону. Она пила кофе и оживленно болтала сразу с тремя мужчинами. Он огляделся: три семейных пары (а которая из Ярославля очень даже ничего, глазки вон как блестят), рыженькая Наташа-организатор, стильная Таня из Петербурга, Аня из Омска, похожая на подругу Шемякина… Выбор-то небольшой. Он почувствовал себя отдыхающим на курорте, примостился у бара, заговорил с той, черненькой. В зал, где читали доклады, он вернулся только за час до обеда.

В обед Наташа-организатор подошла к Наташе из Новосибирска и попросила ключ от номера, чтобы впустить соседку. Она сорвалась с места – платок едва не слетел с плеч, - и быстро пошла за ключом в раздевалку. Когда вернулась, ее губы недовольно дрожали.

- Так ты одна жила? – вполголоса, с горячим интересом спросил Алик.

- Одна, - кивнула Наташа.

- А что такая погрустневшая? – но можно было и не спрашивать: он догадался.

- Да вот… - она отвела глаза. – Кое-какие планы срываются…

- Ничего, все будет хорошо, - Алик хотел добавить, что, мол, что-нибудь придумаем, и не в таких переделках бывали, но, заметив трагическое выражение на ее лице, промолчал. Переживает… значит, что?

Вечером предполагался банкет. Она – в черном, все в том же платке, - зашла за ним в номер, как договорились. Еще раньше она сказала, что хочет потанцевать. За столом они сели рядом, и Алик старался не касаться бедром ее бедра, несмотря на тесноту. И ухаживал он больше за соседкой слева, улыбчивой высокой дамой, кандидатом наук. Но когда зазвучала музыка, и пары пошли танцевать, он кивнул Наташе: пойдем. Покачиваясь, они обнимали друг друга несколько танцев подряд, и больше не разъединялись. Правда, сначала, боясь, что будет слишком, он говорил об отвлеченных вещах, но тело старалось притиснуться к телу, прильнуть, ощутить всей кожей, да и она в его объятиях была такой гибкой, послушной… Он с сожалением вспомнил Алену, жену, настолько маленькую, что танцевать с нею оказывалось невозможно, только носить на руках. Наташа попросила не отвлекаться, и он перестал говорить, только изредка, когда взгляд прояснялся, замечал, как смотрят на них остальные, сидящие за столами.

- Можно я тебя поцелую?

- Не спрашивай…

Он неловко ткнулся губами ей в щеку, разозлился, решил, что хватит. Вышли проветриться. Я возьму вино, и пойдем. Я зайду к себе, а потом приду к тебе в номер. Твой сосед не вернется? Я сказал ему, чтобы не возвращался. Ты серьезно?! – сквозь поддельное возмущение – смех. Она боится меньше него. Он у нее юбилейный, десятый мужчина. У него женщин шесть… теперь семь. Первая, две жены, три партнерши по свингу. Пойдешь в душ? – Зачем? – Тогда я пойду, весь измучался рядом с тобой сегодня, ты не сбежишь? – Наверное… Она, обнаженная, снисходительно перевернулась на живот. Вино пить не стала. Напрягалась, когда он ее обнимал. Расслабь губы… Какая у тебя нежная кожа. А знаешь, я люблю кусаться. – Терпеть не могу, когда мне делают больно. Он все-таки осторожно впился зубами в гладкое, лаковое ее плечо. Не больно? – Нет… Что тебе нравится, скажи, что тебе нравится? – Когда ты молчишь. Не спрашивай, я не знаю. – Понимаешь, я хочу быть с тобой целую ночь. А ты? – А твой сосед? Он придет? – Он нам не помешает, он спит в другой комнате, на диване. Дверь можно закрыть. – Я не смогу. – Почему? – Не могу, когда посторонние рядом. Я ведь одна живу. – У тебя есть любовник? – И не один. – А почему ты одна? – Я не одна, я просто одна живу. Мне так нравится.

Алик один никогда не жил. Сначала с родителями, потом армия, после – первая жена. Между разводом и новой свадьбой снимал комнаты у знакомых. Теперь – с родителями Алены, в четырехкомнатной. Черт, о чем он думает?

Он так и не кончил на этот раз. Она выгнулась, резко выдохнула, и – обмякла. Он выскользнул из нее, сунул руку ей между ног, копьем надавливал на бедро. Она вывернулась, перевернулась. Он навалился сверху. А ты пробовала...? – Нет. – А хотелось бы? – Нет. Он скатился, ладонь положил на податливую округлость, спустил указательный палец в щель, стал поглаживать, разминать… Она не реагировала.

Пойдем, вернемся. Не ожидая ответа, она села и принялась подбирать одежду. Сказала, пойдет к себе, встретимся в холле. Когда он выбежал в холл, там была пустота, даже дежурная ушла спать. Он взлетел по лестнице, пробежал по коридору, толкнул в дверь – заперто, постучал – без ответа. Что она о себе возомнила!

Растерянный, и немного взбешенный, он выскочил на улицу: может, ждет на крыльце? Ночь блестела влажно и равнодушно. Оставался банкетный зал. Он вошел: толпа за столами, говор, накурено, люди в дымке. Она сидела с пареньком из Алтая, тот подливал ей вино – то самое, от которого она отказалась у Алика. Почему-то он успокоился, подошел, сел через стул. Она подвинулась к нему сама через какое-то время. Все правильно.

- Вы же вроде вместе ушли? – поинтересовался алтайский, - А я тут ее спрашиваю, куда тебя дела.

- Мы заблудились и потерялись, - сказала она.

- Наташа, ты будешь есть? – Алик потянулся за салатом.

- Буду… что? Как ты меня назвал? – она расхохоталась. Алтайский смотрел с непониманием.

- Он забыл, как меня зовут! – обратилась она к пареньку, приглашая посмеяться вместе. Алик смутился:

- Не обижайся, пожалуйста. Я, правда, не помню…

- Да я не обижаюсь. Это просто потрясающе! – от смеха у нее на глазах показались слезы.

- Тогда скажи, как твое имя?

- Нет. Не говори ему, не говори, - затормошила она алтайского. Тот хитро посмотрел на Алика.

- Ну и ладно, - махнул он рукой. Напротив сидела ее соседка, симпатичная, с большим ртом и короткой стрижкой. За нею ухаживал пьяный вдрызг лысоватый блондин. Соседка скучала. Ушли они все-таки вместе.

Банкетный зал опустевал, официанты принялись активно уносить посуду. Пойдем спать, - сказала Алику Ненаташа. На удивление, ключ от номера оказался внизу. Я могу у тебя остаться? – Попробуй… Они лежали – ее голова у него на плече – и разговаривали, Ненаташа тянула, они не успели раздеться, как в дверь постучали. Ненаташа сорвалась с места, метнулась к входной двери. Ты уже спишь? – как-то виновато спросила соседка. – Почти, - бросила Ненаташа, и вернулась в комнату к Алику, плотно закрыв дверь на платок. Они слышали, как соседка отказывает кому-то, вероятно блондину с лысиной, - и тихо хихикали. Может ее позовем? – поинтересовался Алик. – Ни за что, - отрезала Ненаташа. – Почему? – Не люблю девушек, они меня расхолаживают…

Ненаташа теперь хотелось поговорить, ему же было не до разговоров. Она переоделась в пижаму, он сдерживался, чтобы не помешать, сам разоблачился до плавок, лег рядом, прижимался, будто холодно, руками забирался под ткань. Она уворачивалась то и дело, или лежала как мертвая рыба, это его бесило. Молчи! – приказал он ей, - теперь лежи и молчи. Он был сверху на ней, уже освобожденной от нижней части одежды, и давил на нее, как телом, так и психологически. Я мог быть с твоей соседкой. Я мог быть с Таней или с Наташей. Но я здесь, с тобой. Понимаешь? Это еще что такое? – возмутилась Ненаташа, и попробовала вывернуться, но он был сильнее. Потом стало смешно – ему. У нее подергивалась губа. Ты меня выгонишь? – Выгоню. Извини. Он быстро, по солдатски, оделся, она пошла за ним запирать дверь. Он обнял ее, чмокнул в губы. Не обижайся на меня, ладно? Рыцарское поведение. Не до конца, но все же. Женщина имеет право отказываться… Спалось ему плохо.

Перед завтраком он пошел за ней. Открыла соседка, хорошенькая и заспанная. Ненаташа уже ушла. Не знаешь, куда? – Понятия не имею. Он бросился в столовую, она там ела йогурт, выслушивала дежурные комплименты от соседей по столику, договаривалась об интервью. Алик поискал стул, нашел, сел рядом с торца стола. Знаешь, а я нашла спуск на реку, - сказала ему Ненаташа. Надо было идти правее. Там вполне приличная лестница, правда, скользкая, я едва не упала. А вдоль реки почему-то поставили бетонную стену, но лестница идет мимо и выводит к воде. У тебя осталось место на диске? Там такие пейзажи! Место на диске было занято Аней и Таней, играющими в бильярд, а компьютеров с интернетом в пансионате, разумеется, не было.

Они еще раз обошли парк, уже не держась друг за друга и разговаривая о делах: сегодня после обеда все уезжали в Москву. Правда, она оставалась в столице еще на сутки, а он – на три дня. Гостиница забронирована. В сборах они потерялись, она с трудом тащила к автобусу тяжеленный рюкзак за одну лямку. Алик шел позади и смотрел, как ее всю перекосило. Потом догнал, и забрал. Займи мне место тоже, - попросил, когда она забиралась в автобус. Она выбрала место почти в самом конце.

Они договорились, точнее – прочувствовали, что происходит, и к приезду в столицу уже друг от друга не отходили. Ему предлагали пойти выпить пива, но он, не отказываясь напрямую, ушел вместе с нею гулять и искать каких-то ее знакомых. Телефон не отвечал, указанный в адресе дом оказался не тот. Хотелось есть, и всюду гуляли эти московские сквозняки. Ненаташа затягивала капюшон, и громко жалела, что не надела свитер. Но все же они, купив по горячему гамбургеру, поперлись пешком на смотровую площадку. Алик не знал, куда и сколько идти. Главный корпус Университета восхитил его своим сиянием, грандиозностью, великолепием. Но потом они долго шли на ветру, сквозь метель. Под конец на московский сине-золотой вид в тумане пурги, им было наплевать. Прижимаясь друг к другу, они мерзли на троллейбусной остановке, потом ехали до метро, потом долго в метро. Тебе надо футболку, - сказал Алик, косясь ей на грудь, - с такой же надписью: не прислоняться. Она легко рассмеялась, он подумал, что прислониться было бы очень кстати. Кое-как, преодолевая ветер и борясь с холодом, они добрели до гостиницы. Она сразу пошла к нему в номер. Соседи отсутствовали, да и его комнату можно было запереть на замок…

… медленно, мне нравится – медленно, повернись, возьми его, как хорошо ты это делаешь… Она забыла таблетки в пансионате, и ему пришлось кончить ей на живот. Она вымотала его. Он хотел уснуть, и не мог: кровать была такой узкой. Он отключился, потом проснулся от поворота замка – заявился сосед. Полоска света под дверью, испуг, ожидание. Чужой человек улегся у себя быстро. Они уснули. Она улетала завтра. Ты поедешь в Хабаровск редактором? – Вряд ли. В Новосибирске у меня перспективы…

Перспективы. Он хотел жить в Белоруссии, в стране его предков. Дом в глуши, большой сад, уединенность. Он хотел быть морским офицером, но не взяли из-за аритмии и неправильного прикуса. Он стал учителем, а потом ушел в бизнес, не оставаться же в школе. Он хотел иметь собственную квартиру. Он все время хотел Алену, но она уговаривала, чтобы тот брал ее грубо, а он не хотел. Он устал, он хотел уехать один отдыхать. Жена не отпускала: обида, слезы, укоры тещи, угроза разрыва. На картошку ездить он не хотел, а приходилось, поскольку жили одной семьей. Он хотел денег, он хотел, чтоб москвичи с ним соглашались, и давали ему возможность расти. Ты хочешь, чтобы мы еще встретились? – Да. Но я не уверен… - Почему ты не думаешь о себе? – Потому что я думаю о других. Потому что я должен. – Ты ничего никому не должен! – Неправда. Возможно, такие как я, рождаются раз в тысячу лет. Я воин, монах. – Как самураи? – Вроде того. Только мне рассчитывать не на кого, кроме себя. – У тебя есть друзья? – Знаешь… часто думаешь, что он друг, а оказывается, что нет.

Они поссорились за ужином в кафе. Я не могу на тебе жениться. Ты можешь быть только моей любовницей. – С чего вдруг мне такая честь? Мы три дня знакомы всего, разве можно определенно договориться? – А разве нет? – Слишком рано, мы совсем не знаем друг друга. – Ты увиливаешь. Говори прямо. Она ускользала и нервничала. Он видел, что она врет: ему – не договаривая, себе – уговаривая быть тверже. Ему хотелось уйти, но он остался с ней до самолета. Тяжесть навалилась на плечи, и сказывался недосып.

- Ты живешь счастливо? – спросила она в автобусе.

- Даже не так. Обалденно, - он не был уверен, что его голос звучал убедительно, но он знал: она хотела его подловить. Автобус раскачивался в такт мыслям. Хотеть. Бросить все. Сметь. Молчать в время любви. И знать, четко знать, что он прав.

Она замолчала. Уставшая женщина средних лет. Хороший она, наверное, человек. Переписываться, вести общие дела и быть друзьями. Волны улеглись, настала умиротворенность. Не до конца: она заметно волновалась, и заражала его. Что-то было определенно не так.

- Алик – это ведь Александр?

- Да. Давай я тебя здесь поцелую… и пойду.

Он не оглянулся, чтоб посмотреть, как она скроется. Полная луна стояла над аэродромом, гудел взлетающий самолет. Вспомнились сын и жена, - он улыбнулся. Хотелось спать. Он вышел на остановку, и принялся ждать маршрутку.