Полковник брежнев роман, гл.!. Читать онлайн бесплатно короткие любовные романы

БРЕЖНЕВ

21 мая 2230 года полковника Брежнева вызвали ко Двору. Вика сразу же всполошилась: не тот ведь у мужа чин, чтобы так вот просто — и ко Двору. Не  к добру — ко Двору-то этак… Вика полная уже была женщина, волноваться нельзя. Леня сильно расстроился, что она так нервничает, да еще жара. Хотя он не думал, что на Капрее ждет его совсем уж плохое, как давеча Муссолини забили насмерть. А Брежнев был тихий всегда, спокойный, лосьон любил с нежным запахом. И откуда было Вике знать, что за невозмутимой внешностью квадратного, коренастого этого человека, который часами  смотрел свой скучный хоккей по телеку или бесперечь гонял Бернесовы «Журавли», скрывается неуловимый Суссо Индиго, страшный глава спецназа? Она все, дура, мужа из штаба дожидается, на балконе варежку довязывает. А он вдруг звонит ей: не жди неделю. Она и не спит всю неделю, ему-то что. А потом является весь чернущий, как из  Гагр, такая рожа страшная, негритосская. Но  Вика понимает, что не по бабам: он сразу в охапку ее — и «на девственность проверять». Прямо тут же, в тихом скверике перед  домом. Но лучше так, чем совсем никак. Вон Гитлерша из пятнадцатой деревянненьким пятый год уже добирает…

Вика не дошла до дверей квартиры — запыхалась и вконец сомлела. Брежнев обнял супругу нарочито сухо, почти мимоходом. И  вышел.

Во дворике подбежал сынишка:

— Па, ты куда?

Леонид Ильич взъерошил белобрысый сынишкин ежик, мокрый от пота:

— Тебя поставили на ворота?

— Я весь прошлый тайм стоял. Па, ты куда?

— Ступай, Максимка! Потом скажу.

— Секрет?

— Ага.

— В штаб?

— Ага. Ступай!

Максимка недоверчиво вывернулся из-под ладони отца, побежал к пацанам.

Брежнев вышел через прохладную гулкую арку на улицу, дождался автобуса, ловко вскочил в узкие дверцы. Кондукторша улыбнулась полковнику яснозубо.

Леонид растрогался, отвернулся к окну. Все было, как двести лет назад: высокие сталинского покроя дома, покатые сине-голубые автобусы, масса народа сновала под очумевшими от зноя и пыли акациями. Постовые сигналили с высоких своих постаментов неумолимо-четко. Полковник подумал, что Максимка любит здороваться с ними за руку. Те отдают честь мальчишке — пацаненок и тащится. Хороший парень растет: простодушный, упрямый, четкий. Пора его в дело брать. Вика против, конечно, будет: женщина ж! Но нечего Митрофана из сына делать, пускай растет.

До порта было пять остановок. На третьей его тронули за рукав. Белобрысая мокрая маковка. Он, сынишка. Брежнев притворно нахмурился, покачал головой.

Максимка, глянув в глаза отца, хитрованисто ухмыльнулся.

За окнами потянулись пятиэтажки, бетонные плиты заборов, пакгаузов, плоских доков и гаражей. В провалах широких витрин дремали сомлевшие проститутки.

Полковник Брежнев стал вспоминать о прошлом, волнуясь, машинально гладя Максимку по голове. Тот терпел с минуту, потом увернулся, но все ж притих.

Леонид Ильич родился в семье профессора медицины. Рос обаятельным, добрым мальчиком. В памяти навсегда осталась питерская квартира с запахом источенных мебелей, с мутным зеркалом во всю стену просторной прихожей. В зеркале по ночам являлся маленький человек в бакенбардах, читал стихи. Наверно, поэтому Леня наотрез отказался учить обязательную в их семье латынь и стал, в конце концов, кадровым офицером. Хотел, правда, на флот, — но ему вовремя объяснили, что там процветает мужская любовь чересчур серьезно. И Леонид поступил в спецназ. Здесь царило мужское братство.

Впрочем, жизнь оказалась сложнее, чем думал красавец школьник, а потом курсант. Родители не простили ему такого шага, да и он вдруг как взбунтовался: отказался от денежной поддержки из дома. Сам человеком решил стать. Даже узнал — и тогда твердо помнил! — как по-английски это все называется.

И началась суровая правда жизни: сначала парикмахерша, веселая, как стрекозка, потом продавщица из мясного отдела, дородная, внимательная, в летах. Потом Викин отец, богатый еврей-надомник: запросы на третьем курсе у курсанта Брежнева значительно возросли.

А на четвертом Леня с Викою поженились.

Вика была прелестна. Но наутро теща строго спросила Леню за завтраком:

— Молодой человек, вы знаете, на чем вы сегодня спали? Вы-таки сегодня спали на карельской березе! И скрипели всю ночь, ровно вы ненормальный, необразованный человек. Я даже войти хотела…

И подумав, добавила очень строго:

— Если еще раз это безобразие повторится, я обязательно все ж войду!

Леня понял, что сделал верный выбор насчет спецназа. И Вика тогда поддерживала его.

Их распределили в Каир, где Империя воевала с Цыганско-Израильским каганатом. Тогда у них родилась Галина. Вика практически одна растила дочь: Леонид все время был в экспедициях и походах, на заданиях, совещаниях, на «акциях  устрашения». Он прям душой весь сросся со своими зулусами из спецназа. Они часто приходили к любимому командиру, и Вика кормила Галину грудью прямо при них, зулусах, и они восхищались и грудью, и девочкой, простодушные дикари.

Максимка родился позже, уже в Париже, среди развалин, когда Леониду капитана дали. Тогда младенца чуть не сожрали крысы. Одичавшие парижане предлагали Вике в обмен на сына много хороших вещей. Но Леня не отдал мальчишку: точно наперед узнал, что детей у них с Викой больше уже не будет…

Автобус остановился. Грузчики и матросы повалили к обоим выходам, пихаясь и  переругиваясь. Максимка внимательно смотрел на них, прямо впился. Что он, дома этих  слов от Галины не слышал?.. (Леонид Ильич сам не любил ругаться, но его зулусы, неистовые ребята, в гостях нет-нет и подпустят. И сами тотчас же потемнеют: у зулусов это вроде как покраснел считается).

Один из грузчиков засмеялся, подмигнул  Максимке и  потрогал себя между ног. Леонид Ильич нахмурился: похабени он тем более не любил.

Они вышли в стоялый жар июньского полдня. Даже здесь, возле самой воды, заставленной беловатыми и черными корпусами судов, прохлады не ощущалось. Сразу к полковнику вынырнул из толпы зулусик в красном тюрбане и камуфлированных штанах.

— Сержант Галабамба! — весело отчеканил он, метнув ладонь к своему тюрбану.

— Куда идти? — спросил, козырнув, Леонид Ильич, и вышло это у него как-то подневольно, хмуро.

— Двенадцатый причал, экселленц! — зулусик качнул головой влево так резко, что все три кольца — в ушах и ноздре — зазвенели, как колокольцы.

У Брежнева почему-то только теперь отлегло от сердца.

За пакгаузом на отшибе лесенка спускалась к самой воде, и здесь покачивался на грязной волне золотистый катер с алым штандартом дворцового ведомства. Команда вытянулась при появлении Брежнева, капитан араб в белокипенных ризах сладенько отдал честь.

И то, что навстречу ему выслали человека из его части, и то, как почтительно повела себя команда, — все это сказало Леониду Ильичу, что бояться покуда нечего. Он расположился с Максимкой под тентом на верхней палубе. Катер затарахтел усердно, и легкий бриз коснулся распаренных потных лиц.

Бирюзовый простор, мягко волнуясь и лениво взблескивая, потек мимо глаз. Эх, сколько раз Леонид Ильич мечтал вот так отделиться от берега и не на Страшный остров, а в широкий простор направить неспешный ход судна, почувствовать себя свободным, вольным, распрямиться от гнетущей всегда тревоги служивого человека! Он с грустью посмотрел на Максимку. Пацан жадно ел распахнутыми глазами лазурный морской простор. «В дело, в дело его пора!.. » — снова подумал Брежнев.

— Макс, — сказал Брежнев сыну, пряча за строгостью вечную свою заботу и тревогу родителя. — Пойдешь с сержантом Галабамбой в кордегардию. После аудиенции я за тобой зайду. За ограду не выходить!

И он шутливо защемил Максимке мокрый его курносик.

Максимка вздохнул.

Ему так хотелось поглядеть императора живьем! А что такого? Дочка Гитлерши Евка вон даже с ним спала. Говорит, классный такой, в залупе четыре бубенчика, как у всех пацанов в их районе. Евка ваще классная герла. Но отсос делает, только если и ты ей малька полижешь. Типа гордая. И Галабамба — классный. Когда вдвоем остались в караулке, он Максу перец свой показал, 22 см. А сам маленький. Клево, бля… Но Максимка негров опасается, потому что они какие-то дикие все. Как без взрослых, сразу за *** тянут или свой вытаскивают. Интересно, конечно, но с бабой-то все одно привычней, и отец ругаться не будет.

Хотя что тут такого, бля?..

Максимка вздохнул уныло.

На подходе к Капрее окружили их катер воздушные змеи — хвостатые, кудлатые, с радужными шлейфами из папиросной бумаги. Мерно так трепетали на легком бризе, касаясь голов ласково и нестрашно. Макс тогда сразу понял, что его тезка император — ваще отпад. Говорят, есть у него даже ручная акула. На ней он плавает у себя в бассейне. Евка ей зубы чистила — та даже не укусила. ****ь, — вот бы так!..

В комнатке, куда завел его Галабамба, валялись в углу старый бронежилет и  каска. Максимка примерился. Бронежилет был рваный, сальный, от него несло стоялой мочой иль потом. Каска оказалась простреленной в двух местах.

Макс напялил и то, и другое, повертелся перед стальной дверью, в которой мелькало размытое отраженье, и выглянул в тихий дворик. Галабамба спал на скамейке в тени миртового куста.

Макс вышел наружу, потоптался во дворике и вылез за калитку совсем. Широкая аллея платанов уходила к беломраморной лестнице. За нею темнела стена, густо оплетенная виноградом. Среди лиловой листвы распахнутыми от жара ртами чернели большие круглые окна.

Максимка пошел туда.

По дороге представил себя пиратом и что будто б он Галабамбу на рее вешает. Галабамба визжит, хрипит, смешно дергается, и *** его резко встает. И на хуй вдруг садится чайка. Белое на коричневом, — хорошо!. Макс размечтался. Потом заглянул в окно.

Он увидел длинное помещение с зеркалами вместо стен, с сине-золотистым занавесом, затканным изображениями Большой и Малой Медведицы. Отец стоял посреди помещения на коленях, на пышной пурпурной подушечке с бахромой и  кистями и давал отчет, весь натужный, красный. Вроде оправдывался… Больше в зале не было никого. Однако постоянно из-за занавеса батю перебивали, причем сразу несколько голосов. Их эхо металось вокруг полковника Брежнева и нападало со всех сторон. Пот лился бате за стоячий, расшитый золотом воротник. Голоса гремели, звенели и дребезжали, — все больше стариковские голоса. Но смысла того, о чем говорил отец с занавесом, Максимка не понимал: он не рубил в придворном языке, — картавом, шепелявом, манерном, знойном. Даже ма не умела на нем тереть.

Максимке стало тревожно, нехорошо. Он отлез от окна и пошел вдоль стены. Терраса кончилась неожиданным пологим спуском. Максимка скатился по нему на залитую солнцем просторную площадь. Слепые стены вокруг нее были из массивных, мхами поросших плит, а пол сплошной, асфальтовый. В одной из стен, прямо напротив Максимки, чернела провалом широкая арка, забранная частой ржавой решеткой. Макс хотел подойти туда, но вдруг над его головой раздался тихий утробный стон.

Мальчишка вскинул голову — на огромном железном кресте, почти у самого бордюра, окаймлявшего стену сверху, над площадью выдавался огромный чугунный крест. На нем, почти сливаясь с чугунною чернотой, висело тело. Солнце как раз чуть изменило наклон лучей, и тело человека, что пучилось от бугристых мышц, заблестело прямо над головой Максимки. Человек навис и точно парил над ним, изможденный солнцем и неподвижностью. Глаза и губы его были полуоткрыты, словно они ловили каждое движение ветерка, каждый промельк случайной тени.

Макс обратил внимание, что яйца у негра были перевязаны толстою красной нитью и разбухли, став размером с Максимкины кулаки.

— Пи-ить! — простонал несчастный. И Макс тут вспомнил, что за ремешком его шорт блестит пластиковая бутылочка пепси-колы.

Макс огляделся, заметил крюки в стене, лесенкой поднимавшиеся как раз к кресту. Он вскарабкался по ним так быстро, что и сам удивился

Пепси полилась в рот и на бритую голову негритоса. Несло от него ужасно: потом, мочой, говном и кровью. Максимка отвел глаза.

Вдруг стены загремели, заурчали, забулькали, и через пасти львиных морд хлынули мутные водопады.

Макс обезьянкой метнулся на перила бордюра. Вода с плеском и грохотом заполонила площадь. Через пять минут на месте площади сверкал беспокойной рябью огромный бассейн. Крест с негритосом почти погрузился в воду: волны перехлестывали через него.

— «Бля-адь! » — только и мог подумать себе Максимка.

— Подойди-ка сюда!

Макс поднял голову. Неподалеку, у самых округлых дверей здания стоял белобрысый мальчишка в розово-радужном балахоне почти до пят и в короне из темных зубцов. Приглядевшись, Максимка понял, что это сушеные коричневые ***, из которых торчат палочки, увенчанные жемчужинами. «Отпа-ад! » — подумал Макс и даже забыл о бассейне и негритосе.

Впрочем, повелительный тон мальчишки заставил Макса подчиниться. Он приблизился к облаченному в розовый кокон типчику и машинально, зачарованно протянул руку к его короне:

— Друг, дай мне примерить! А?..

Мальчишка опешил и даже отступил от Макса на шаг.

— Ты совсем чокнутый? — спросил он почти утвердительно.

— Нет,   — осторожно возразил Максим, вдруг догадавшись, кто перед ним.

Он же видел эти портреты, они везде! И они, эти портреты…

Короче:

– Я просто так, в гости приехал… ваше величество.

Почтительный тон несколько смягчил императора:

— Как имя твое, мудило?

— Максим, ваше императорское величество! — отчеканил Максик, вытянувшись в струну.

— Брежнева, что ль, сынок? — как-то по-взрослому и очень сварливо осведомился государь.

— Да. Па — Леонид Ильич… Но я типа приемный… — на всякий случай уточнил Максимка.

— Из беспризорников?

Вопрос император задал важно и вроде бы с интересом.

— Типа того, — пригорюнился сразу Макс.

— Врешь ты все! — возразил государь надменно.   — Ты в Париже родился. Мне Галка рассказывала.

— А откуда вы Галю знаете, ваше величество? — растерялся Макс.

— А кто ее, скажи на милость, не знает? — пожал плечами государь. И добавил задумчиво. — Я ТАКУЮ еще не встречал…

— Какую? – взглядом спросил Максим.

Император заметно смутился и покраснел.

Парни замяли тему.

— А класс, что ты тезка, — сказал государь. — И потом, мы так, ****ь, похожи! Галка не лажала, когда про это терли.

Подумав, он вдруг добавил:

— Корону поносить не дам, а дружбанами, на ***, думаю, что заделаемся. Будешь моим двойником. Типа, если покушение, то я выживу.

— А что, могут и покушаться? — спросил Максимка с интересом, но и с некоторой тоской.

— Ты что, дурак совсем? Естественно!

— А меня па хотел в экспедицию с зулусами, на войну, — незнамо зачем, все же брякнул Максик.

— В экспедицию, если что, Я поеду. А ТЫ здесь останешься, — повелел император.

Макс приуныл заметно.

Императору это не понравилось:

— А чего тебе не хватает здесь? Негров — заебись, ручная акула имеется, на слонах покататься можешь. Какого тебе еще рожна надо? А убьют — мы тебя в мавзолее похороним, в самом красивом.

— Не нужен мне ваш мавзолей, — грустно сказал Максим.

— Я, может, тебя ПОСЛЕ в экспедицию тоже вызову, — сронил государь, подумав. — А сейчас мы от****им негра. А то ты совсем с лица спал, как гандон порватый…

Макс почесался в ответ все еще недоверчиво, недовольно.

— Гля! Гля! — звонко вдруг закричал император и стал тыкать пальцем Максимке за спину.

Макс крутанулся молниеносно, как учили батя и его зулусы.

Он увидел решетку с толстыми прутьями, что вздымалась над бассейном, подобно локатору, и среди веселого блеска коротких волн — косой темно-коричневый треугольник.

Он двигался неуклонно, напористо, но не очень чтоб быстро, и в сторону, противоположную от мальчишек.

— Вот видишь! А ты не хочешь, — сказал император. — Все вы — дураки, когда еще не распробуете.

— «Не распробуете» чего?— тревожно спросил Максимка.

Вместо ответа государь пронзительно свистнул в два пальца, и акулий плавник развернулся в их направлении.

— Тигровая. Я ее в попону иногда наряжаю, пасть акулья, а туловище, как у пантеры. Я на ней верхом плаваю. Хочешь, и тебя научу?

— А она… живая?

— Сдохла б, кверху брюхом тогда б плыла…

Акула приблизилась к парапету. Ее тупая бесстрастная морда ясно виднелась сквозь прозрачную тень воды.

— Хочешь, чтобы негра поела? — догадался Максим.

— Во-первых, не «хочешь», а «хотите». А во-вторых, она ничего другого не признает. Мне же ее из Джибути прислали.

— А если… а если белый туда упадет?

— Белого она еще ни разу до скелета не объедала. Только уродовала. Ну и зачем тогда?..

Макс глянул на императора с благодарностью.

— А че она его не жрет? – спросил он через минуту. — Сытая, да?

— Она все по знаку делает. Говорю же тебе: дрессированная! Ну-ка подержи балахон, мудилка.

Государь скинул розовый балахон Максимке на руку и остался совсем без всего. Только *** у него оттягивали вниз четыре серебряных бубенца, а на яйцах белел мешочек из горностая.

— Хочешь брякнуть? — спросил государь, проследив Максимкин завистливый долгий взгляд. (У Макса бубенчики были из  нержавейки, а значит и звук тусклый, совсем не тот).

Макс протянул руку к члену повелителя, тихохонько так встряхнул. Но бубенцы брямкнули сразу звонко, и акула метнулась к негру.

Раскрыла пасть. Негр завизжал. Белая кость осталась на месте ноги до самого до колена.

— Ты громче, громче тряси, дубина! А то она долго будет его обжирать. С тоски сдохнешь смотреть такое.

— Да интересно ж… — заныл Максим, но тряхнул государев *** на этот  раз энергично.

Акула вся аж  взвилась, восстала треугольною пастью над парапетом и сомкнула челюсти с резким хрустом. От негра остался один лишь рваный кровавый торс.

— Все, отъебись с пальцАми! — отстранился государь Максима. Он свистнул. И акула послушно отпылала на середину бассейна.

— А то она ему *** весь отъест и яйца, — пояснил государь.

— А эти все — тоже ТАК? — спросил Максимка, указав на зубцы короны.

Император кивнул с отстраняющей гордостью..

— А яйца тогда зачем ему так перевязывали? Для другой короны? — не отставал Максим.

— Яйца — для ожерелья. Но я цацек бабьих из принципа не ношу. Ты понял?

— Тогда зачем?

— Потом покажу. А пока пошли обедать.

Император свистнул четыре раза, и акула послушно уплыла под воду, в свою пещеру. Решетка над бассейном медленно опустилась, вода с гулом пошла на убыль. Двое слуг в лиловых комбинезонах отвязали от креста костистые остатки негра.

— «Класс! — решил про себя Максим. — Нужно мне соглашаться…»

…Они прошли под своды прохладного, гулкого коридора. Государь шествовал впереди, Макс, оглядываясь, тянулся следом. В коридор выходило множество всяких дверей и дверок, и, проходя мимо одной из них, император ее приоткрыл, приложив палец к губам. Дескать, молчи, здесь тайна. Но никакой тайны в дверную щель Максик не углядел. Просто светлое помещение, все в зеркалах, длинный скучнейший стол посредине, крытый зеленым сукном до полу. За столом сидело человек двадцать разнообразных старперов в мундирах и пиджаках, и даже двое в скафандрах  космонавтов. Перед каждым стоял микрофон и бутылка минеральной воды, и все они что-то такое грозно кричали или едко так причитали, и вообще, походило все это на гвалт в курятнике. Но Максик тотчас же догадался, что именно эти голоса так донимали батю, так заставляли его потеть. А сами, поди, под себя уже ссутся…

Потом император пошел дальше, заглянул в комнату, где на подушке все так же исходил пОтом полковник Брежнев.

— «Да один Галабамба из автомата всех  этих мудаков бы враз…» — подумал Максим. Но озвучивать мысль не стал, понимая, что  время для реформ далеко еще не настало…

Коридор завершился лестницей вниз, и очень скоро густые сумрак и сырость окружили их. Мелкие лампочки едва мерцали под сводчатым потолком. На стенах змеились толстые и густые шнуры проводки.

Макс подумал, что кушает государь не в самом красивом на свете месте. Однако уже через минуту он  понял, что жестоко ошибся. Император питался в помещении просто чудовищном.

Это была пещера, в дальнем конце которой имелся огромный бассейн с акулой, — ее темный острый плавник то и дело прорезал неспокойную поверхность мутноватой воды, — да и по стенам пещеры сочилась влага. А на толстой ржавой цепи сидела толстая голая сестренка его Галина.

Она не узнала Макса, потому что в  эту минуту доедала свою какашку.

Макс вообще-то знал за Галиной такой грешок и даже не удивился. Она так делала всегда, когда нервничала, и ему советовала. Пыталась учить. Но Макса в первый же раз вырвало. И Галина сказала, что он  мудак и слабак, что вовсе он не пацан никакой, а пидарас самый обыкновенный, голимый даже. Потому что все настоящие пацаны говна не боятся, ведь в нем главные мужские и женские витамины и много чего еще. Она даже сказала, что из говна дети рождаются самые талантливые. Но тогда Галина еще толком не знала про тайну деторождения. Зулусы у нее уже были, конечно, но зулусы и сами искренне не рубили, отчего дети из **** вылазят. Думали, от жратвы бабы пухнут. А также и от какашек. (Зулусы своих идолищ из какашек всегда лепили, хотя Леонид Ильич не разрешал их в казарме держать, а только на свежем воздухе, под специальным навесом возле стенда с историей их отряда. Он считал, что наглядная пропаганда должна быть разнообразной, и всегда носил с собою флакончик с нашатырем).

Доев какашку, Галина облизнулась и заметила, наконец, императора и Максима.

— На ***? — спросила Галина, имея в виду Максима.

— Брат твой, — император пожал плечами, но как-то почти неуверенно.

Галя вздохнула: мол, мудак неразумный, — сосунков нагнал. (Макс был на четыре года младше да еще и с при****ью, как все несолидные мудозвоны. Растрепал матери про зулусов, к примеру, и такой скандал разразился, что Галя ушла из дому и только иногда отцу слала весточки, что, мол, жива-здорова, чего и предкам типа желает. Отца Галя не то, что бы уважала, — просто любила как человека, как старого, но классного и доброго мужика).

— Галя! — вдруг, волнуясь, сказал Максим. — Прости меня, сестренка! Я же не знал, что тебя на цепь, и сюда, к акуле…

— Да если б не я, он бы меня сюда вдул бы разве? — и Галина сунула грязным пальцем в сторону императора.

Макс опешил, не зная, как себя теперь и вести-то.

— Галя, ты не волнуйся только… — пролепетал Максим.

— А чего это мне волноваться, ****ь? Изнасиловал, пускай теперь отвечает, терпит! Пускай уже до конца глумится…

— Ваше величество! Государь! — кинулся Макс к повелителю.

Тот лишь горько пожал плечами:

— А вот такая твоя сестрица! Главное — сама завлекла. Типа: портовая я, простая. Я и поверил, как идиот, поглумился. А ей-то в кайф! Да еще какой! И мне, если честно… Такое, в общем у нас завязалось с ней… А она, сволочь, как поняла, что подсел я, — не подпускает к себе ну просто, бля, ни в какую! Только за эти…

Император махнул рукой в сердцах.

— Галь, ты чего, в натуре? — подступил Макс к сестре. — Он же ж тебе не ***-мое, не зулус какой-то…

— Дурило! — Галина, тяжко загремев цепью, поднатужилась и лягнула брата. — У зулуса — по три часа стояк! А у этого… «Глумится» он! Идиот проклятый… Недоебок при****нутый… Выпердыш коронованный, на ***-бля!

— Вот так всегда! — вздохнул государь. — Только с яйцами! А без них кричит, что у меня, как у детки пальчик.

— Ну, вроде бы ничего, нормальный… — покраснел Максим невольно.

— Да что ты видал, сопливый?! — Галина харкнула в бассейн с акулой. Та, было, метнулась к их краю, но поняла, что не о ней на этот раз шла терка, и вновь исчезла под мутной рябью вместе с гребнем высокого плавника, оставив по себе лишь широкую испуганную волну.

— Вот так и живем, — вздохнул государь. — А ты говоришь: «импера-атор»! А толку что, если с бабой сладить — и то не могу. Облом сплошной, на ***-бля…

— Галь, так нельзя… — начал, было, Максим.

— Да пошел ты!.. — Галина приподнялась, очевидно, желая породить еще какашку.

Двое слуг в лиловых  комбинезонах неслышно внесли блюдо с парой больших темных яиц, еще перевязанных красной бечевкой.

Служители поклонились низко и тотчас вышли.

Галина не стала какать. Легла на валик из волглой соломы и растопырилась. Максим подумал, что все же не сладко ей одной тут, без зулусов-то…

— Подержи блюдо, пожалуйста! — попросил тихо, как-то даже и робко, государь. — А я их ТУДА вдену.

Макс держал блюдо, стараясь отводить глаза, пока государь засовывал огромные яйца в ****ень Галины.

Та сдержанно, деловито руководила и иногда била императора по рукам.

— Ну вот, теперь в самый раз! — сказала она, наконец, пощупав немалый холм у себя между ляжек. — Давай уж, глумись, изувер проклятый!

Государь быстро, точно на автомате, вставил. Насел, зашлепал бедрами, застонал. Галина тоже вдруг разогрелась, стала лупить его по ягодицам, царапать, щипать. Выть и орать она, однако же, не любила.

Макс отошел в сторонку, чтоб им не помешать ничем. Подумал лишь с грустью, что тоже ведь не зулус.

И еще Макс подумал, что стать двойником императора он теперь точно не согласится…

(C) - Copyright Валерий Бондаренко