Школа живописи

... Автобус сделал петлю у пансионата и выгрузил на площадку шумную разноцветную толпу студентов и большими "художественными" сумками на плечах и складными мольбертами. С ними вышли двое взрослых - зав. практикой и преподаватель живописи, - студенты учились на факультете изобразительных искусств.

Пансионат был расположен на морском побережье, в живописных лесистых просторах, которые предполагалось рисовать в течение недели будущим гениям кисти.

День был хорош, и уже после обеда многие практиканты расположилсь с мольбертами на смотровой площадке с отличным видом на море. Их преподаватель, лет тридцати пяти, с рыжеватой шевелюрой и ирландской бородкой, за что имел прозвище Шон, рассказывал студентам о цели и режиме практики. Заодно представил девушку с курса искусствоведения, которую по каким-то причинам не взяли на практику в музеи, а направили вместе с художниками.

- Друзья мои, познакомьтесь! Это Юля, будущий искусствовед, она проведет с нами эту неделю... Прошу любить и жаловать...

И так далее. Речь Шона была ясна, студентам не терпелось взяться за кисть. Шон любезно отдал Юле свой мольберт. Юля смутилась.

- Что вы, я не умею рисовать...

- Прошу вас, Юля... Может быть, мне удастся преподать вам несколько уроков...

Юля давно была влюблена в Шона. Это было тайной, но ее поездка сюда была результатом многих не случайных обстоятельств, умело подстроенных ею под себя. Шон выглядел оригиналом среди учителей. Он отличался хорошими манерами, читал стихи на уроках, великолепно писал портреты в карандаше и требовал от студентов одного:

- Прошу вас, не пишите как в учебниках, пишите от себя!.. Мне хотелось бы научить вас передавать состояние, а не фотографически точную модель...

Юля сказала, что не умеет рисовать ни по учебнику, ни от себя. Шон взял ее руку в свою и стал водить карандашом по бумаге, а через минуту Юля увидела юное женское лицо, написанное несколькими штрихами. В его чертах Юля узнала себя, покраснела и сменила лист. Вечером, уединившись, она рассматривала портрет. Шону удалось передать ее состояние, которое угадывалось в неведомых интуитивных деталях: желание.

... На следующий день, после ужина, Шон пригласил Юлю прогуляться по побережью. За разговорами они незаметно дошли до маленького дачного поселка, расположенного в восьми километрах от лагеря, и здесь их застал проливной дождь.

- Юля, прячьтесь под этим деревом, - Шон указал на раскидистый дуб.

Они прижались к стволу дуба, слушая как капли бьют по густой листве, и вдыхая свежесть, принесенную влагой. Дождь постепенно усиливался, листва перестала спасать,   Шон показал на один из домиков и сказал искусственно равнодушно:

- Это моя дача... Нам повезло, давайте переждем дождь там...

Сердце Юли застучало сильнее, она задумалась на секунду, но желание звало ее туда, оно было сильнее голоса разума. Покраснев, она кивнула, и они бросились к домику, подгоняемые ливнем.

В доме было сухо и чисто, на стенах Юля увидела гравюры, изображающие женские фигуры, в комнате стояла аккуратно заправленная кровать, окна были зашторены. Царил сумрак и тишина, которую нарушал лишь шум дождя за окном, доносившийся из открытой форточки. Юля вдруг поняла сладкую безнаказанность и, осмелев, слегка коснулась руки Шона. Шон поднял серьезные глаза и не двигался. Юля слышала удары его сердца. Повинуясь непреодолимому влечению, она сделала короткий неслышный шаг к нему. Теплой волной ее опъянил запах Шона, запах мужчины, она почувствовала прикасновение его бороды и тонких губ, руки Шона обняли ее так, что любые попытки бежать были уже невозможны.

Ладони Шона скользили по ее мокрым бедрам, с каждым движением становясь настойчивее. Юля таяла в его руках, последние призывы разума были утоплены языком Шона, который совершал бесстыдные движения между ее губ, алых от возбуждения.

Пальцы Шона нашли под майкой ее грудь, сосочки в миг набухли и стали упруги. Он нежно терзал их, и Юля чувствовала сквозь его джинсы тугой бугор, упирающийся ей в живот. Шон кусал ей губы, пока она, чуть дрожа, расстегивала его джинсы. Шон почувствовал свободу, осторожно положил Юлю на кровать и раздвинул ее колени. Резкое движение Шона заставило ее застонать, Шон замер на мгновенье, но потом с той же силой вошел в нее вновь. У слабеющей Юли успела мелькнуть лишь одна мысль, не успевшая ни испугать, ни остановить ее : "Погибну..."

Шон кончил, выплеснув себя ей на живот. Юля, находясь между наслаждением и болью, в экстазе растерла по своей груди и животу нектар Шона и стала слизывать пахучий яд с ладоней, как голодный зверь. Ее окровавленные яркие губы, распахнутые навстречу Шону, постепенно затихали, превращаясь в счастливую улыбку. Шон, мокрый и горячий, целовал ее шею, щекотал бородой ухо, Юля слушала бешеный стук его сердца и чувствовала себя счастливой.

Позже Шон готовил полночный ужин, расхаживая в набедренной повязке. Юля, развалясь поперек кровати, наслаждалась запахом Шона и едва уловимым тонким ароматом любви, который удалось им сплести, составив его из своих составляющих. Потом они ужинали в постели, с жадностью поглощая вино и бутерброды, не думая ни о чем. Лишь одна крамольная мысль появилась на секунду в сознании Юли: "Ему - за тридцать, мне - семнадцать... Летний роман педагога со студенткой..." То ей казалось это знаком избранности, то вдруг вспоминалось количество смазливых студенток в училище, но эти мысли тонули в том наслаждении, которое подарила ей эта ночь, и Юля уснула безмятежно как ребенок.

... Наутро Шон спросил, какие мысли посетили Юлю по этому поводу, на что она ответила:

- Сладкие...

- Хорошо, малыш... Но обещай, что если у тебя будут вопросы, ты мне их задашь...

Юля подумала и спросила:

- Что мы скажем в группе?

- Попали в ливень, заночевали в деревне... О том, что здесь у меня дача, никто не знает...

Юля поникла, сообразив, что следующую ночь придется провести в лагере.

- Чего тебе хотелось бы? - спросил Шон.

- Быть с вами... С тобой, - ответила Юля.

- Если до вечера не передумаешь... - усмехнулся Шон и не договорил.

... День был нудным. Юные художники писали скалы и прибой, Шон ходил от мольберта к мольберту и делал небрежные замечания. Класс перешептывался. Юля полдня провела в постели, жалуясь на головную боль, к вечеру ушла гулять по побережью. Мысль провести ночь в одиночестве была невыносима. Около шести вечера ее настиг Шон.

- Юля... Как ты?... Давай поговорим... Если хочешь, все можно прекратить...

Юля не поверила своим ушам. Теперь он казался ей страшным и циничным, она смотрела на него с ужасом и думала, что все равно его хочет, прямо сейчас...

Шон был серьезен.

- Подумай, малыш... Я взрослый человек, пойми... Юля... Хорошо, я хочу слышать, что ты скажешь.

По лицу Юли медленно текла слеза.

- Я хочу быть с вами...

- Для меня это статья, малыш... Для тебя - сама понимаешь... Первые сплетни я сегодня уже слышал.

Юля зарыдала.

- Трахнул меня и бежать?.. - неожиданно резко спросила она.

Шон сдвинул брови.

- Нет. Прекрати, малыш. Я тоже хочу быть с тобой. Просто я опытнее, я знаю что будет, и чем все кончится. Все кончится быстро и трагично.

- Пусть...

Шон помолчал минуту, потом сказал строго:

- Хорошо. Сегодня в десять будет автобус в город, езжай на нем, скажешь, что заболела. На автовокзале я заберу тебя и на машине привезу на дачу.

Юля кивнула, вытерла слезы и побежала собираться.

... Шон привез ее в тот дом, где они провели прошлую ночь.

- Теперь это твои апартаменты... - сказал Шон. - Позволяется все.

Юля залезла в ванну и открыла душ. Она была снова счастлива, о словах Шона она постаралась до времени забыть. Шон пришел в ванную с огромным белым полотенцем, завернул в него Юлю и понес в постель.

- Ложись, малыш... Я сейчас.

Шон влючил негромко музыку и вышел, а Юля чувствовала нарастающее сердцебиение, она ждала нетерпеливо его рук и губ, создавая в своем воображении яркие чувственные картины того, что могло бы случится в ближайшие часы этой волшебной ночи...

Шон вошел и выключил свет. Юля почувствовала прикасновение его бороды и губ.

- Мне понадобится твое послушание, малыш...

Сердце Юли взрогнуло, теплая волна тревожного и сладостного возбуждения налила ее нижние губы влагой. Она услышала металлическое позвягивание какого-то предмета в руках Шона. В одно мгновенье он перевернул ее на живот, завел руки за спину, и Юля почувствовала холодный металл, сковавший ее запястья. Шон ласково провел руками по ее плечам, сгреб ладонью прядь волос на затылке, приподнял голову и прошептал:

- Я хочу дать тебе урок живописи по телу... по твоему телу... Будет больно, малыш...

Не успев толком ничего сообразить, Юля ощутила на своих ягодицах удар хлыста. Крик разрезал тишину, Юля извилась на кровати, пытаясь встать, но ей помешали наручники. Шон прибавил громкости в магнитофоне. Второй и последующие удары оглушили ее, она умоляла  о пощаде, не догадываясь, что именно этим доставляла удовольствие Шону, который ласково смотрел на нее из темноты, рисуя сложные красные узоры на ее ногах и бедрах.

Через какое-то время удары прекратились, Юля прошептала сквозь слезы "Не надо больше..." и затихла, прислушиваясь. Руки Шона коснулись ее ягодиц и стали их ласкать, постепенно раздвигая ее ноги. Юля почувствовала нарастающее наслаждение сквозь медленно уходящую боль, но страх сковал ее, она была напряжена и всхлипывала изредка, содрогаясь всем телом. Шон хозяйничал между ее ног, и вдруг Юля ощутила прикасновение к своим бедрам горячего влажного члена. Юля поняла, чего хотел Шон. Раньше, чем она испугалась, Шон вонзился в нее, разорвав нежные ткани не предназначенного для этого отверстия. Юля закричала от сильной резкой боли и после нескольких движений Шона почувствовала фонтанирующие излияния внутри себя, - Шон вздрагивал, уткнувшись лицом в ее затылок.

Спустя некоторое время, когда стихли плач и стоны, Шон снял наручники и понес на руках измученную Юлю в ванную. Юля не сопротивлялась, выполняя послушно все, что говорил Шон.

- Вот так, малыш... Сейчас я тебя ополосну...

Шон осторожно мыл ее, бережно поглаживая красные следы на ногах и ягодицах, словно купал маленького ребенка. Нежно и настойчиво раздвинул ноги и сполоснул все там, размыв водой кровавые разводы на ее бедрах. Юля чуть-чуть стонала, когда он делал ей больно, взгляд ее был отсутствующим. Шон сказал, что ей необходимо поспать.

Принеся ее в кровать, он включил свет и осмотрел ее. Потом вышел на минуту, вернулся с тюбиком крема или мази, осторожно смазал ранки и накрыл Юлю одеялом.

- Спи, солнышко, все пройдет...

... Юля спала долго и беспокойно. Тело ее ныло, но уходящая боль была почему-то чуть-чуть приятна. Душистая белая постель, которую позаботился сменить после жестокой оргии Шон, ласкала красные полосы на ее ногах и бедрах, усталость и тревожность от пережитого сменилась равнодушной расслабленностью. Юля не хотела думать, не хотела двигаться и не хотела видеть Шона.

Шон варил ей какао, намазывал маслом круассаны. Все это, с салфетками, было принесено Юле в постель.

- Доброе утро, малыш...

Шон благоухал хорошим одеколоном. Глаза были чуть красны, но в целом он выглядел прекрасно. Юля равнодушно глядела на круассаны и на Шона и не думала ни о чем. Шон заговорил тихо:

- Очень больно?..

Голос его был мягок, но Юля ехидно ответила, не удержавшись:

- Нет, что вы, очень приятно...

Подумала и добавила с усилием:

- Я хочу уйти.

Шон кивнул.

- Хорошо...

- Выйдите, - нетерпеливо сказала Юля.

- Зачем? - чуть улыбнулся Шон, подавая Юле трусики.

Юля демонстративно встала, повернувшись к нему красными полосками сзади и одела трусики.

- Я их постирал сегодня утром... За три часа высохли... Жара! - Шон говорил серьезно и спокойно.

- Юля... Что ты думаешь обо мне?

Юля быстро одевала рубашку.

- Что вы сумасшедший... Насилие... от трех до восьми... - сказала и вышла в коридор.

Шон вышел за ней, держа в руках  телефон.

- Звони... - протянул ей трубку.

Юля растерялась и сказала, подумав:

- Я забуду это как страшный сон...

Дверь хлопнула. Вернувшись в комнату, он закурил. Достал мольберт, бумагу, кисти... Движения его были уверены и точны. Он знал, что Юля вернется.

... Спустя три дня, возвращаясь вечером с работы, Шон увидел Юлю у своего дома. Она сидела на скамейке, чертя каблуком неясные фигуры на песке. Шон присел рядом и понял, что Юля пьяна, - от нее разило дешевым коньяком.

- Юля... - позвал Шон.

- Вот она, Юля... - отозвалась она.

- Я отнесу тебя, - сказал Шон, взял на руки и понес в дом.

- Мне плохо... Меня тошнит...-  бормотала Юля, роняя глову ему на плечо.

- Сейчас станет лучше... Потерпи минутку, малыш...

Усадил ее на диван, сходил на кухню за водой и порошком.

- Пей... Станет лучше...

- Что это?.. - без интонаций спросила Юля.

- От отравлений... Ну, пей...

Влил ей в рот содержимое стакана и сказал строго:

- Через минуту вырвет. Потом сразу станет легче.

Взял Юлю под руки, отвел в ванную, открыл воду.

- Ну, самое последнее, малыш... Пальцы в рот...

Юля послушалась. Рецепт возымел действие. Уже через полчаса вымытая протрезвевшая Юля лежала в кровати, завернутая в огромный махровый халат Шона. Он сидел рядом, гладил ей волосы.

- Ну вот, теперь все хорошо... Попробуй заснуть...

... Юля проснулась рано. Шон еще спал, уткнувшись бородой в ее руку, и сладко сопел во сне. Юля долгл задумчиво смотрела на него, пока он не заворочался под ее взглядом.

- Как ты?... - Шон сонно поцеловал ее руку и стал нежно и лениво гладить ее живот, как будто ничего плохого между ними никогда не было и не будет. Юля была серьезна, собираясь о чем-то спросить Шона, но его рука, ласкающая ее живот, заставила ее вновь испытать непреодолимое желание, которого она боялась и все же ждала, вопреки всему. Шон был ласков и благодушен, его рука потихоньку нашла грудь Юли, и пальцы Шона стали осторожно играть с упругими сосочками, Юля чувствовала, что ей хочется раздвинуть ноги, хочется ощутить его губы, ощутить силу его рук и отдаться этому, не думая ни о чем. Шон повернулся на спину и посадил ее сверху, позволив руководить. Ее движения, сначала были медлительны. Юля мягко и упруго опускалась, чуть играя бедрами, которые были во власти рук Шона. Юля ласкала губами его губы, лицо, грудь, ощущая твердые мышцы, млея от его запаха. Шон прижимал ее все сильнее, и в тот момент, когда его зубы сжали нижнюю губу Юли, она застонала, и все ее тело забилось в судорожной неге, заставив Шона призвать все физические и духовне силы, чтобы не излиться прямо в нее, беззащитную в экстатическом наслаждении. Шон приподнял сильным движением ее бедра и излил себя наружу, захлебнувшись облегчающей волной, прошедшей по телу.

Потом были кофе и круассаны, земляничный йогурт и фрукты на десерт. К вечеру они вышли из дома, чтобы пройтись по побережью, которое звало к себе криками чаек и соленым ветром. Шон предвещал шторм. Они шли рука об руку, глядя на черную полоску на горизонте, и Юля спросила, не выдержав:

- Что с нами будет дальше?..

Шон закурил, не торопясь с ответом.

- Может быть, мне удастся научить тебя рисовать... - ответил он, помолчав, и жестом прекратил разговор.

... За ужином пили вино, слушая грохот неба. Шон выключил свет, и кухня освещалась только металлическими вспышками молний. Шон курил трубку, Юля была задумчива. Она зажгла свечу, чтобы посмотреть на календарь, висевший на стене. До конца практики оставались два дня, два ослепительных мгновенья, после которых не будет никакой возможности быть вместе. Родители, училище, сплетни, статья... Все это мешало Юле наслаждаться, требовало решений, которых не было. Юля не находила поддержки у Шона, который был заботлив, но спокоен, как будто никаких вопросов не было.

Шон не желал ни очем говорить, и Юля ушла в ванную, чтобы принять душ перед сном. Вытираясь, она заметила розовые разводы на полотенце, и сердце ее упало. Она совсем забыла об этих днях, думая лишь о наслаждении, теперь она поняла, что наслаждение закончится прямо сейчас.

Глаза Юли увлажнились. Она завернулась в халат, вышля на кухню и прошептала:

- Мы не сможем больше быть близки... Я... не совсем здорова, это продлится не менее четырех дней...

Юля всхлипнула, Шон, улыбаясь, обнял ее и сказал:

- Ну теперь-то я точно научу тебя рисовать...

Он стал целовать ее, посадив на колени. Его губы ползали по ее влажным щекам, и Юля чувствовала вновь нарастающее и безысходное желание быть его, принадлежать ему прямо сейчас, а потом... Будь что будет! Но разум твердил свое: нельзя, нельзя. Юля встала с колен Шона и попросила срывающимся голосом:

- Постели мне отдельно, пожалуйста...

Шон посмотрел на нее серьезно, поцеловал и вышел в комнату. Он снял покрывало с большой просторной тахты, на которой они никогда не спали, застелил ее чистым ароматным белоснежным бельем, делая все неторопливо и аккуратно, как будто готовил ложе новобрачным.

Юля пила чай на кухне, пытаясь не думать о Шоне. Теперь будущее ей казалось простым и ясным. Завтра она уедет и больше не будет в ее жизни ни Шона, ни любви, ни желаний. Слезы текли из ее глаз, и она мечтала только поскорее уснуть в одинокой постели.

Шон вышел на кухню и коснулся ее головы.

- Как ты, малыш? Как самочувствие?..

Юля обняла его, готовая разрыдаться. Шон взял ее на руки, понес в постель, покрывая поцелуями. Рядом с тахтой Юля увидела бутылку вина и нож со штопором и грустно покачала головой.

Шон начал потихоньку снимать с нее халат.

- Нет, нет... Нельзя... - пыталась сопротивляться Юля. - Прости меня, но... нельзя...

Шон снял с нее все и стал целовать ее грудь, заставив подчиниться. Юля потянулась губами к его животу и бедрам, чтобы приласкать его ртом, но Шон отказался, положив ее на спину, покрывая ласками все ее тело. Юля поняла, что все будет так, как хочет он, и ее сопротивление ослабело. Шон ласкал ее руками, длинными, чувствительными пальцами, одновременно покусывая ее губы. Юля стонала от наслаждения, распахнув колени, бесстыдно стремясь навстречу его пальцам, мокрым от крови и нектара. Шон вошел в нее, и, окрашенный кровью, стал двигаться ритмично, погружаясь глубже с каждым разом. Его влажные руки оставляли на теле Юли и на простынях алые разводы, как свидетельство совершаемого жертвоприношения. Юля замерла на мгновенье и выдохнула со стоном, конвульсивно сжимая в себе Шона, доставляя ему и наслаждение, и пытку. Шон выплеснулся ей на живот, спустя несколько мгновений.

Открыв бутылку вина, Шон не убрал нож. Быстро и внезапно он полоснул лезвием по своей руке, и рана тотчас заалела, набухло несколько капель, которые, слившись в струйку, закапали на постель.

Юля, вздрогнув, увидела множество багровых разводов на простыни и одно большое темное пятно, образовавшееся между ее ног.

- Твое здоровье, малыш, - сказал Шон, сделав глоток вина из горла и протянул бутылку Юле.

... Утро пролилов свет на смятую запятнанную постель, где спали, обнявшись, Шон и Юля. Небо было чистым, море - спокойным. Проснувшись, они не выбирались из постели до обеда. Потом была прогулка по побережью, устланному душистыми водрослями, принесенными штормом.

... Вечером они расстались.