Так дрочил Заратустра. Серия: Мама дрочит сыну рассказы

«Поистине, есть целомудренные до глубины души, они более кротки сердцем и смеются они охотнее и чаще. Они смеются также и над целомудрием…»

Так говорил Заратустра

Заратустра дрочил долго.

Дрочил долго задумчиво и зло.

Дрочил долго, задумчиво, зло и с тихой ненавистью.

Он ворочался с боку на бок в своей пещере. Он сгибал и разгибал ноги, он менял руки с правой на левую, потом с левой на правую. Менял столько раз, что бицепсы Заратустры задеревенели. Он выгнал змею свою и орла, за то, что они с недоумением начали на него взирать, и, как показалось Заратустре насмешливо и презрительно фыркать. Он менял руки столько раз, что ладони покраснели и онемели. Член Заратустры неохотно и вяло иногда отвечал на настойчивые попытки. Ни одна подходящая случаю мысль не шла в воспаленный и истощенный попытками мозг Заратустры, и уже час Заратустре не удавалось кончить.

Внезапно вдохновение осенило Заратустру и он вскочил с ложа как ужаленный.

- Всегда быть одному слишком много для меня, - так говорил Заратустра, - в моем споре между «я» и «мной» должен быть и третий.

Так понял Заратустра, что для того, чтобы кончить, ему нужен еще кто-то.

Должно быть, пришло время спуститься к людям.

Заратустра вышел из пещеры, пнул развалившегося ужа, уж зашипел злобно, и показал Заратустра ему язык, мол, шипи,   не шипи, все равно не укусишь, тварь никчемная. Снаружи пещеры пели птицы и поднималось солнце, Заратустра осмотрел на яркое солнце и сказал так:

- Великое светило!   К чему свелось бы твое счастье, если  б не было тех, кому ты светишь? Ты бы пресытилось своим светом, если бы не было меня, моей змеи и моего орла. Но мы ждали тебя каждое утро и благословляли твой путь. Взгляни! Я пресытился своей мудростью как пчела, собравшая слишком много меду. Мне нужны руки, простертые ко мне. Для этого должен я спуститься к людям.

- Так благослови же меня, ты, спокойное око! Благослови чашу, готовую пролиться, чтобы золотистая влага текла  из нее, и несла повсюду отблеск твоей отрады. Взгляни, эта чаша хочет вновь стать пустою, и Заратустра опять хочет стать человеком!

Сказав так, Заратустра зажмурился и с облегченным вздохом помочился в кусты, натянул холщовые портки и собрался в дорогу.

На пути с горы ему никто не встретился. Однако, войдя в лес, он столкнулся нос к носу с человеком. Человек был потасканного вида, небритый и в яркой цирковой одежде, тоже изрядно потрепанной. Вероятно, канатный плясун.

- Эй, постой, странник, - окликнул Заратустру человек, - не ты ли тот самый Заратустра, который несколько лет назад нес свой прах на гору? Неужели ты теперь хочешь нести свой огонь в долины? Неужели не боишься кары поджигателя?

Заратустра отвечал:

- Я люблю людей.

Глаза канатного плясуна хищно блеснули.

- Разве не потому, - тихо сказал он, - ушел я в лес? Разве не потому, что я слишком любил людей? Любовь к человеку и выгнала меня в лес. И чуть не убила меня.

Заратустра задумался. Странными показались ему речи плясуна. Странными, но волнующими. Где-то здесь и был ответ на мучащие его вопросы. И сказал Заратустра:

- Что знаю я о любви? Я несу людям дар!

- Не давай им ничего, - насмешливо сказал плясун и ухватился рукой за пояс Заратустры, - лучше сними с них что-нибудь, это для них всего милее, если только это лучше и для тебя.

С этими словами, плясун сдернул пояс Заратустры, заставив холщовые портки безвольной кучей упасть к босым ногам.

Заратустра хотел было проучить наглого комедианта, врезав ему по уху, но поднявший рубашку хер Заратустры получил желаемое представление. Ну что ж, посмотрим, на что способны несчастные циркачи. Тем временем, рука канатного плясуна сомкнулась на  воспрявшем духе Заратустры, и лицо оказалось у самого его лица.

- И если ты хочешь им дать, ты ведь хочешь, да? – с этими словами комедиант слегка сжал свою руку на Заратустре, заставив его испуганно пискнуть.

- Давай им не больше милостыни, и еще заставь их просить ее у тебя. Запомни, чем больше ты заставишь просить, тем больше они будут ценить.

С этими словами канатный плясун ловко повернул опешившего Заратустру к себе спиной и заставил опереться  руками о покрытую хвоей лесную тропинку.

- Нет, - отвечал Заратустра, зачарованно глядя из-под руки на увесистый красный кривоватый член циркача, ловкими движениями вытащенный наружу в мановение ока, - я не даю милостыни, для этого я недостаточно беден.

Циркач рассмеялся.

- Тогда тебе придется сильно постараться, чтобы они приняли твои сокровища. Они никогда не ценят то, что им дают, они недоверчивы и не верят, что, то, что им дают, стоит того. А оно стоит того…. О-го! - последние слова канатный плясун простонал, выдыхая. Он одним движением вошел в тело Заратустры.

Заратустра задумчиво смотрел на муравья тащившего травинку по тропинке, пока наконец понял, что именно делает потасканный комедиант. Это очень сильно отличалось от того, как он обычно дрочил, но вообще-то было даже более приятно.

И становится еще даже приятнее, когда рука циркача стала совершать на нем свои движения, точь-в-точь как он утром. Предчувствие не обмануло его, когда к этому процессу присоединялся кто-то еще, оно становится в десять раз приятней.   Канатный плясун задвигался быстрее и настойчивее, и Заратустры потемнело в глазах и лицо расплылось от восторга познания.

- Я и, правда, люблю людей! – истошно завопил Заратустра  покрывая лесную тропинку крупными каплями молочно белого семени, и заставляя муравьев в ужасе шарахаться в стороны.

Придя в ближайший город, лежавший за лесом, Заратустра нашел там множество народа, собравшегося на базарной площади в ожидании зрелища. Заратустра почувствовал неистовое томление в чреслах при виде такого пиршества, и начал он свои речи.

- Человек – это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком – канат над пропастью!

Сказал он, и народ приветствовал его, думая, что Заратустра лишь рыночный глашатай, объявляющий начало представление. А Заратустра порадовался податливой публике и недобрым словом вспомнил канатного плясуна, так плохо говорившего ему о людях.

- Я люблю тех, кто не умеет жить иначе, как погибнуть, ибо идут они по мосту!

Я люблю того, кто любит свою добродетель! Я люблю того, кто не хочет иметь слишком много добродетелей, ибо одна добродетель, есть большая добродетель чем две, ибо она и есть тот узел, на котором держится судьба.

- Заткнись уже! – послышалось из толпы,   - Где шоу?

- ДА! – продолжал Заратустра опьяненный вниманием толпы, - Я люблю великих ненавистников, ибо они великие почитатели и стрелы желания другого берега.

Об руку Заратустры больно стукнулся надкусанный огурец. Толпа захохотала.

- Я говорю вам, нужно носить в себе еще хаос, чтобы быть в состоянии родить танцующую звезду. Я говорю вам – в вас есть еще хаос.

Целых два овоща метко поразили свою цель на этот раз.

- Горе! Приближается то время, когда человек не родит больше звезды. Горе приближается время самого презренного человека, который не сможет  презирать самого себя. Смотрите, я показываю вам последнего человека. Что такое любовь? Что такое творчество? Устремление? Звезда? Спрашивает он и моргает. Земля стала маленькой и по ней прыгает последний человек, делающий все маленьким. Нет пастыря, одно лишь стадо! – разошелся Заратустра.

- Дай нам сюда этого последнего человека, Заратустра – насмешливо восклицала толпа, мы тут быстро уделаем его в сверхчеловека!

Они не понимают меня, мои речи не для их ушей, очевидно я слишком долго жил на горе. Непреклонна душа моя и светла, как горы утренней порою, а они думают, что я холоден и смеюсь ужасными шутками.

Он слез вниз к толпе и похотливо ущипнул соседку за сиську.

Но тут случилось нечто, что сделало уста их немыми и взор неподвижным. На канат, натянутый над площадью вышел  канатный плясун и прошел по нему туда обратно над площадью. Толпа охнула, а Заратустра узнал в нем того самого лесного незнакомца. Тем временем, когда циркач находился на середине пути, с другой стороны площади оказался еще один паяц.

- Вперед, хромоногий, - закричал он, вперед, ленивая скотина, контрабандист, набеленная рожа! Не загораживай дорогу тем, кто лучше, вали с пути моего!

В толпе же сосед Заратустры справа  доверчиво прижался к нему, задрав голову, голова Заратустры тут же заполнилась видениями одной ярче другого.

Второй паяц тем временем, с диким криком попытался перескочить через первого. Первый, запаниковав, и поняв, что его опередили, растерялся, бросил свой шест, и взмахнул руками и ногами еще быстрее шеста рухнул вниз. Базарная площадь испуганно шарахнулась в разные стороны, лишь Заратустра остался стоять на месте и тело упало прямо возле него, изодранное и разбитое.

- Поистине, прекрасный улов был сегодня у Заратустры. Он не поймал человека, зато труп поймал он.   Пойдем, холодный неподвижный товарищ.

Заратустра взял труп себе на спину и пустился в путь. Он шел два часа по лесам и болотам и наконец набрел на уединенный дом в котором горел свет. На Заратустру вдруг напал ужасающий голод. Он постучался в дверь хижины. Появился старик. Он нес свет и спросил:

- Кто идет ко мне и нарушает мой скверный сон?

- Живой и мертвый, - отвечал Заратустра, - Дайте мне поесть и попить, днем я забыл об этом. Тот кто кормит голодного насыщает свою собственную душу. Так говорит мудрость.

- Ты меня еще мудрости поучи, - ворча старик ушел, но потом вернулся, неся хлеб и вино, - Это тебе, - сказал старик, - да позови своего товарища поесть и попить, он устал больше твоего.

Заратустра отвечал.

- Мертв мой товарищ. Мне трудно будет уговорить его поесть.

- Это меня не касается, - проворчал старик, кто стучится в мою дверь должен принимать то, что я ему предлагаю.

Заратустра покорно съел все. Потом решил устроиться на ночлег прямо тут. Мертвого он положил в дупло на уровне своей головы, чтобы его не съели волки, а сам лег на мох внизу и тут же уснул.

Долго спал Заратустра. Однако проснувшись он вскочил как моряк увидевший внезапно землю и возликовал, ибо он увидел новую истину:

- Свет низошел на меня: мне нужны последователи, и притом живые – ни мертвые последователи и не трупы, которых я ношу за собой, куда хочу. Мне нужны живые последователи, которые следуют за мной, потому что хотят этого, потому что хотят следовать сами за собой, и туда – куда я хочу.

- Свет низошел на меня: не к народу должен говорить Заратустра а к последователям! Заратустра не должен быть пастухом стада, но сманить многих из стада. Ненавидеть меня будет народ из стада, называть разбойником! Посмотрите на добрых и праведных, кого ненавидят они больше всего? Того, кто разбивает скрижали их ценностей, разрушителя, преступника – но это и есть созидающий. Последователей ищет он, а не стада и трупы!

- И ты, мой первый последователь, прощай! Хорошо схоронил я тебя в дупле дерева, но я расстаюсь с тобою, ибо осенила меня новая истина. Никогда больше не буду я говорить к народу, в последний раз говорил я мертвому.

С этими словами,   воодушевленный Заратустра отправился в поисках последователей. Прежде всего, он выломал дверь хижины старика. Послышались краткие звуки борьбы, и после тишины леса ни нарушало больше ничего кроме ритмичного поскрипывания ржавых пружин кровати старца да ворчливых жалоб старика на ревматизм.

Так и понес свое знание в народ Заратустра.