Т-страсти 5. Рабыня страсти фильм

Боги, боги мои! Как грустна вечерняя земля!..

М. А. Булгаков.

Давненько не встречались мы с тобой, читатель: ты уж и забыл, о чём речь шла в прошлых «сериях». Чтоб тебе не перечитывать (время-то нынче дорого), напомню, чем окончилась предыдущая: мне неожиданно приходится уехать в экспедицию, как раз перед «эротическим» визитом моей Ирины.

…Грунтовая дорога углубляется в лес, где сгущаются сумерки, и начинает кружить вдоль подножия огромной сопки, с которой спускается холодный туман. Наш Газ-66 ровно урчит, раскачиваясь на дорожных волнах, и уверенно преодолевает подъёмы. И сама кабина, и сиденья очень высокие, и земля где-то далеко внизу: похоже, что едешь на верблюде. Только холодно вокруг, туманно, неуютно, и верблюды здесь не выживут…

Смеркается, и Володя включает фары… «Боги, боги мои! Как грустна вечерняя земля! Как таинственны туманы над болотами!.. » Подстать было и у меня на душе. …Я думал о том, что не увижу Ирку теперь месяца полтора, а то и два, и мысль эта вызывала невыразимую тоску. Я представлял, как она, отделавшись на минуту от гостей, выйдет с сигаретой на площадку и позвонит в мою дверь. Раз, потом ещё раз, потом ещё. Но никто ей не ответит. «Чёрт!.. Где его носит! » - подумает она, и праздник уже будет не в праздник, и веселья никакого… Через какое-то время она выйдет опять, потом снова. Но моя дверь так и не откроется…

Рядом крутит баранку и весело матерится неунывающий Володя. …Ни Володя, ни я не знаем, что уже пошёл последний год его жизни; что зимой, на регулярном медосмотре хирург найдёт у него какую-то припухлость в паху. Припухлости, что интересно, найдут у нас обоих, но у меня это окажется обыкновенная грыжа, которую вскоре зашьют, а у него - нечто другое… Летом я как-то увижу Володю - Володю, который любил в жизни только одно: «квасить», и называл себя «спиртсменом» - на пробежке! Он смутится и сделает мне рукой «физкульт-привет». Опухоль к тому времени достанет его всерьёз, и он решит, что надо как-то оздоровляться, не подозревая, что всё уже поздно… А уже в октябре я однажды столкнусь во дворе с нашим лаборантом Андреем, толстым, почему-то грязным, и с лопатой: «Могилу сейчас копали… Отмучился Володя»

Володя Шульга…

- Ну, Дремучий! Ну, мудило! - со смехом начинает он очередную историю из жизни нашего бессменного заведующего Дремучева, бывшего в устах своих подчинённых личностью легендарно-анекдотической. - Поехали, значит, мы на праздники в Большерецк, за уйком, на этом вот газоне. С вечера поехали, с ночевой. Чтоб с утра, значит, его мешками грести. Говорили, что уйка этого там сейчас - ну, до жопы, воды не видно - одна рыба. Да!.. А там мороз уже - я те дам!.. Снегу-у - тра-та-та!.. Ну, на складе спальники ватные получили: новые, чистенькие - класс! Дремучев распорядился... В общем, всё по уму! Да-а... Приехали уже ночью, чайку попили - и спать в кунге… Мешки спальные тёплые - нормальный ход!.. А я смотрю - Дремучий лезет в мешок прямо в ботинках! Ну, ему и говорят: Борис Степанович, спальники-то чистые, вы бы хоть ботинки сняли. «Ничего!.. - отвечает. - Они у меня НОВЫЕ!.. »

Я хохочу от души: очень уж это в духе нашего дурака-начальника.

- А рыбы-то хоть взяли?

- Две наважки, тра-та-та - на жарёху!.. Дремучев три поймал… А уёк, мать его, отошёл - в тот день не было…

- Нормально смотались - за триста километров!

- Так бензин-то казённый!..

…Так, за болтовнёй, в мерном усыпляющем урчании мотора и покачивании кабины проходит час, и вот уже и ручей, у которого всегда все останавливаются. Где-то на вершине сопки бьёт ключ и стекает вниз, к дороге, под которой для него проложена труба. Володя глушит двигатель, и мы выходим в промозглый сумрак, пьём воду, которая в ключе необыкновенно вкусна, и смачиваем лица, прогоняя сон. «Хороша, сволочь! - говорит Володя. - Особливо с похмелья! » Ну, похмелье-то у него - состояние, так сказать, перманентное. …И вдруг я понимаю, почему его понесло в лес за шестьдесят километров, на ночь глядя, хотя мог бы легко поехать и утром: в экспедиции всегда имеется «спиртовое довольствие» - для приборов и прочих «медицинских» целей, - и Володя мой крепко надеется, что у инженера Кашина, которого я должен сменить, что-то осталось. «Алкаш чёртов, - думаю я, но уже  как-то беззлобно, по инерции, - такой вечер испортил! »

Я отхожу в сторону и кутаясь в «аляску», замираю во влажной тишине, вслушиваясь в тихое журчание ручья, которое завораживает. Клочковатый туман спускается с сопки и выползает из таинственно чернеющих зарослей, круто уходящих вверх; сквозь него на не совсем ещё тёмном небе видно бледное пятно луны; вокруг уже темно и жутковато. Я цепенею в каком-то эстетическом трансе растворения в ночной природе, но тут Володя начинает мочиться, шумно выпуская газы, и - всё: «чуйство» оскорблено, магия исчезла! «Так его, болезного! - усмехаюсь я над собой. - Так его, эстетствующего! …Но тебя, Вовик, я тоже достану! »

- Чего тебя понесло-то на ночь глядя? - начинаю я провокацию, когда мы снова трогаемся. - Я думал, с утра - в обсерваторию, подам Дремучеву заявку, получим спирту… И поехали бы, как белые люди!

Володю буквально перекашивает:

- А ты чего, не получил?..

- Когда-а??

Володя начинает как-то странно дёргаться, подобно роботу, которому поступили противоречивые команды: то ли разворачиваться (но слева уклон и можно загреметь, а справа вверх уходит сопка), то ли продолжать движение. Я пресекаю эти колебания:

- Э-э! Ты чего? Вперёд, неразумный брат мой! Только вперёд! Кашин уже какой день без хлеба!

- Эх, ё…! Тра-та-та!

- А вообще ты прав: от этого алкоголя - сплошной вред…

- Да иди ты! - моего Володю не узнать, лицо убитое. - …А может, у Кашина осталось, - раздумчиво произносит он.

- Ну, это вряд ли! - жестоко рушу я его надежды. - Кашин и сам выпить не дурак. Раньше надо было думать!

Шофёр мой печально замолкает. Ничего, пусть помучается Вовик! На себе почувствует, как кайф ломать.

Отмщённый и умиротворённый, я начинаю задрёмывать, и во сне ко мне снова приходит Ирка… Но всё как-то странно, непонятно, всё происходит именно что, как во сне… Вижу близко её яркий рот, она курит, выдыхает дым мне в лицо, нечем дышать; её зрачки совсем близко, «Хочешь меня, милый? », она пьяна и совершенно бесстыдна; вот она уже голая, она в моих объятьях, её крупные груди с тёмными сосками вжимаются в мою рубашку; железными пальцами я мну её зад, бёдра, они упруго прогибаются… Прекрасный сон, чудесный, и мне хочется смотреть его дальше, дальше… Я поворачиваю Ирку то так, то эдак, массирую её тело, груди, она вся в моих руках - так чего же мне ещё? …Но чего-то мне не хватает, чего-то я ищу… Ах, вот! Если смотреть сзади… там, где её бёдра образуют свод… тёмная ложбина… Да, это она, моя цель. Совершенно ясно, что туда нужно проникнуть… Это будет несложно: ложбина эта - сама нежность… Направить инструмент и легко погрузиться… Ну же!! …Да что такое! Тело как деревянное… Ладно, попробуем ещё… Тук-тук, к вам можно? …И утонуть в этой нежности… Как можно глубже… И забыть обо всём… Но опять - облом! У самого входа инструмент деревенеет в неподвижности… Проклятье! «Ну, вот! - разочарованно говорит Ирка. - Приехали! » «Сейчас, сейчас! » - отвечаю я, чувствуя, что сейчас у меня действительно всё получится, и - просыпаюсь…

«Что «сейчас»? Приехали! - говорит Володя. - Вон сворот наш». Вокруг глубокая ночь, темнота кабины. Тело затекло, инструмент напряжён до предела: ещё чуть-чуть, и пришлось бы ехать в липких трусах. Слава богу, проснулся вовремя. …А, может, и чёрт бы с ним, пусть бы в липких, зато такой сон бы досмотрел! Эх!

Фары высвечивают дорогу, которая тянется, говорят, до самого Мутновского вулкана, и почти незаметный поворот налево, в лес. А вон вдалеке, кажется, светится и окошко - это наш так называемый полевой стационар. Среди деревьев в свете фар он смотрится мрачноватой избушкой на курьих ножках: два балка на подставках под общей крышей «домиком». Тусклый аккумуляторный свет в окошке дополняет картину. Да и сам Кашин, встречающий нас в шаркающих стоптанных тапках, в меховой безрукавке на сутулых плечах, всклокоченный, небритый (к чему, если он здесь один?), постоянно покашливающий и с вечной беломориной в зубах - типичная баба Яга. Нашему приезду он рад, хоть и сохраняет мрачное выражение лица.

- Ну как, жив курилка?

- Жив, жив, хлеба-то привезли?

- А как же! Свеженького, два мешка!

- А как там спиртяшка? - закидывает удочку нетерпеливый Володя. - Завалялось чего? Чёй-то выпить тянет, тра-та-та, с дороги…

- Да тебя, блин, Володя, всегда тянет, - напускает строгости Кашин. - А как меня потом повезёшь?

- Так ведь завтра! С утра и того… На свежую голову… А сегодня расслабиться бы… Цельный день с машиной про…, мать её! Чтоб тебя, между прочим, вывезти! …А ты жмёсси, понимаешь, на рюмку спирту…

- Да хорош балаболить - кто жмётся?

Кашин уходит в «технический» балок, шурудит там в ящиках и выносит зелёную бутылку. Она полная, и это не водка. Если они примут такую дозу (а остановиться настоящему мужику в этом деле трудно), то завтра, чего доброго, не уедут, и мне это никак не улыбается. Если чем и может привлекать жизнь в экспедиции (меня, во всяком случае), так это одиночеством. В чём, конечно же, проявляется столь присущий мне эгоизм, индивидуализм и прочее моральное уродство.

…Неразбавленный спирт обжигает горло и горячей мягкой волной скользит по пищеводу, вниз. Тут главное, не дай бог, не дышать, сделать два аккуратных глотка воды, и уже после этого не спеша выдохнуть. По всему телу сразу же разливается тепло, жареные кашинские гольцы-сковородники кажутся пищей богов, надоевшее до чёртиков лицо Володи напротив делается невыразимо милым, а Кашина я вообще уже люблю, как отца. Это не просто ужин, это лукуллов пир какого-нибудь римского триумвирата.

- …Три литра! – заходится Володя. – Спирта! Я тебе говорю!!

- Иди ты! – не верит Кашин. - И Дремучий подписал??

- Ну!! – восхищённо кричит Володя. – На промывку двигателя!.. Трактора!! Ха-ха-ха!.. Смотрим – Сухарев несё-ёт! Трёхлитровую банку! Полную!! Я тебе говорю - мы чуть не усрались!

- То-то я смотрю, весь гараж три дня пьяный ходит!.. – восхищается Кашин. – Ну Дремучев и дура-ак!..

С этим мы все решительно соглашаемся, а за такое единодушие нужно выпить. Вторая порция спирта идёт как-то хуже, чувствуется, что он-таки технический, ректификат. Стены балка начинают потихоньку, с тихим звоном кружиться и я понимаю, что своего предела я, кажется, достиг. Но настоящим мужикам предела, как известно, не положено, и Володя с Кашиным добавляют ещё, потом ещё, и ещё. И даже когда я, надышавшись холодным воздухом и мощным усилием воли прекратив вращение потолка, ложусь, через фанерную стенку ещё доносятся всяческие «Ты меня ув-важаешь? » и «Ещё по грамульке – и вс-сё! ». Ночью ребята долго колобродят, кто-то блюёт под балком, кто-то в темноте валится прямо на меня и пытается тут же заснуть, но я бесцеремонно его спихиваю.

Утро для моих друзей оказывается недобрым: зеленая бутылка абсолютно пуста. Они долго мучаются, стонут и пьют холодную воду, от которой опять пьянеют. Но для подлинного облегчения, как известно, нужен именно алкоголь, причём с какой-нибудь острой закуской, а с тем и с другим – полный облом. Сам я пью горячий чай с печеньем, на который мои орлы и смотреть не могут.

Часам к двенадцати мне удаётся убедить Володю, что единственная возможность прекратить их мучения, это ехать в Паратунку, причём попасть туда нужно, пока не закрылся магазин. Для пущего соблазна я выдаю ему полевое довольствие за ДВА дня, хотя он пробыл только один, из расчёта 3,75 руб/сутки. И вскоре наша красно-жёлтая экспедиционная машина, так называемая «коломбина», исчезает в густом облаке дорожной пыли... Ничего! авось доедут. Слава богу, я, кажется, остался один!

…Ха! Один! А любезный читатель мой, что же, не в счёт? Его так просто не сплавишь, за водкой не пошлёшь. Вот он - по строчкам так и зыркает! Эротических впечатлений всё жаждет… Эх, читатель, читатель! Ну подумай сам, голова садовая: судьба забросила героя в дикий лес, совершенно одного - ну какая тут может быть эротика?? Медведицу, что ли, он тут должен трахнуть для твоего удовольствия? Или снежная женщина в морозную полночь постучится на огонёк, оттает в тепле, воспламенится дикой страстью, и тут-то, при свете камелька и начнётся?.. Вздор всё это, мой милый! чушь из порнографических ужастиков типа «Секс с вурдалаком» или «Медвежья эрекция». А у нас тут сугубо реальная история, так что извини…

Не следует только думать, что автор хоть в малейшей степени осуждает своего любезного читателя за эротические пристрастия – отнюдь! Автор и сам относит себя к числу искренних и бескорыстных любителей эротики, а то и того пуще – к эротоманам. Поэтому разочарованному читателю, не нашедшему здесь должного разнообразия эротических фантазий, автор говорит: «Терпение, брат! Don’t worry! Давай-ка подождём до следующей серии (в пять частей, вишь, не уложился), когда лесное воздержание прижмёт нашего героя всерьёз, так прижмёт, что он, подлец, с эрекцией на стенку полезет, берёзы станет в объятиях душить! Вот тогда-то мы эти его яркие фантазмы и вытащим на свет божий, рассмотрим в лупу и изучим под микроскопом. Какие фантазмы! (просится рифма: «Несут оргазмы») – просто, как говорится, пальчики оближешь!

А покуда - прощай, брат. Жди продолжения, терпи. Не поминай лихом»