Гаррипотер и Большая Жопа

Глава 1. А был ли мальчик?

Мистер и миссис Поппис, обитающие в доме № 13 по 4-й Капиталистической улице, и работающие, он – Главным менеджером в компании по производству негнущихся презервативов, а она – конечно же, нигде не работающая, попросту – домохозяйка, ибо не принято, чтобы какая-нибудь миссис работала, так вот они всегда могли сказать про себя, что у них, у Попписов, все – Окей.

Трудно предположить, чтобы такие Зажравшиеся ботаники могли оказаться замешаны в чем-либо необычном; сложно представить, например, чтобы мистер Поппис торговал на углу 4-й Капиталистической и Бульвара имени 11 сентября анашой, или, подумать, положим, что его благоверная содержит в сарае на попписовом участочке публичный дом с девками из Восточной Европы. Тем не менее, все так оно и было.

У мистера Попписа практически отсутствовали руки, а у миссис Поппис, соответственно – ноги. Зато у Попписов росли усы, у Попписа – густые и шелковистые буденновские, правда не под носом, а слева от него, а у Попписихи – жесткие короткие, и, что удивительно – вокруг сосков.

Сами понимаете, где Попписы, там – и Страшная тайна.

Тайна заключалась в том, что у Попписихи был внебрачный сын по имени Гаррипотер, которого она сама себе десять лет назад подкинула на участочек. Кто был его папой доподлинно неизвестно; сама миссис Поппис более склоняется к трем версиям – от Святаго Духа, от постера Рикки Мартина на дверях сортира или от двух лилипутов из цирка Маринари, бывших как раз в это время с выступлениями в городе. Обычно таких бейби приносят журавли; капиталистам Попписам Гаррипотера принесла сова. Отсюда можно заключить, каков был Гаррипотер – плюгавенький, тощенький и в очках.

Кроме тайны у Попписов было Все. Все, это – участочек шесть соток; дом в три этажа кирпичный; Мерседес-бенц Г-500 для Попписа старшего; кабрик Бэ-эм-вэ трешка 2002 года – для миссис Поппис; для попписова сына Дули – Плимут новый двухместный спортивный игрушечный; три компьютера полный апгрейд только-только сделали; три ноутбука навороченных; биде на каждом этаже; вся техника – новый Бош, домашний кинотеатр; джакузи, югославская мебель; одежда – родной Нью-бэланс, башмаки – Найк и полный холодильник Стинол пива-балтика.

Сын Дуля рос здоровым и сильным мальчиком и бил почем зря всех, включая и Гаррипотера, конечно. Однажды Дуля поставил ему бланш над глазом в виде Большой Шаровой молнии, бланш плавно и постепенно преобразовался в Родимое пятно, и это пятно еще сыграет важную роль в дальнейшей судьбе Гаррипотера.

Мама Поппис очень любила сына Дулю и люто ненавидела Гаррипотера, потому что была фашысткой и ярой антисемиткой. Она заставляла маленького и плюгавенького каждый день вставать в пять утра, делать полуторачасовую зарядку по образцу американских морских хомячков, подстригать газон во дворе и ногти на ногах, готовить с утра жареный бекон из искусственных свиней, сухарики к пиву, сэндвичи с полуфабрикатами, гамбургеры с соевыми котлетами, кока-коллу, пирог с повидлой, короче, всю ту ботву, которой потчуют в макдональдсах, поднимать с кровати в восемь утра Дулю, за что последний бил Гаррипотера смертным боем, надевать на Дулю носки, чистить Дуле зубы, собирать Дулю в школу и идти с ним в оную, таща на своих некрепких плечах оба школьных ранца.

Папа Поппис заставлял Гаррипотера отжиматься от пола за малейшую провинность, стирать портянки, чистить унитаз не Доместосом, а лезвием бритвы, бегать в ларек за пивом-балтика, спускать ку-клус-клановский флаг в десять часов вечера и петь перед сном дембельский гимн южноамериканских штатов.

Оба, если можно так выразится – «братка», учились в пятом классе «бэ» 356-й школы с углубленным изучением английского языка.

Легкий ветерок пошевелил коротко подстриженными волосами Гаррипотера, когда он, несчастное и забитое дитя, тащился в 356-ю школу, опрятные аллеи городка таинственно молчали. Везде где угодно, но только не здесь можно было ожидать удивительно-великих и загадочно-криминальных событий. И где было знать ему, маленькому и плюгавенькому, что по всем притонам Юго-Восточной Азии, от Ташкента до Сингапура и от Шанхая и до предгорий Гиндукуша курильщики опиума, делая долгий Пых, приглушенно восклицали: «За него, мальчика, которого, возможно и не было! »

Конец первой главы.

Первого августа две тысячи второго года.