Звонарихи. отрывок из романа (Секс роман)

Случилась история после войны. Было тогда бабкам лет по пятьдесят, у всех росли внуки. По возрасту и по общественному положению значились они бабками. Вдовствовали, кто с Отечественной, а кто и с гражданской войн. Жили в семьях своих взрослых детей, некоторые даже "заведовали" семейными кассами. В колхозе почти не работали, немного помогали по домашнему хозяйству. Но больше занимались тем, что ходили друг к другу в гости, гоняли на посиделках чаи, а иногда принимали и чего покрепче, да отсыпались после обеда и чаепития на полу в тиши и прохладе деревенских домов.

Прибегает как-то бабка Саня к бабке Маше и шепчет ей на ухо:

- Собирайся к Васёне, там батюшка приехал, церковное читать будет. Пообедаем, чайку попьём, поговорим. Да забеги к Маланье, а я мужиков позову, Самойлыча, да Ларька.

Церкви к тому времени без малого все разорили, а в деревнях время от времени появлялись заезжие попы. Ходили они в мирской одежде, жили какое-то время у одиноких бабок. Подкормившись и очистив от грехов души временных прихожанок, исчезали в такую же неизвестность, из какой появлялись.

Собрались у бабки Васёны, у которой любили собираться за её приветливость, хлебосольство и вкусные пироги, выпекаемые невесткой, пребывавшей ноне на работе.

Хозяйка накрывала на стол, кое-кто помогал ей, другие чинно сидели вдоль стен, тихонько переговаривались, ожидали батюшку. Предполагая церковные чтения, вели себя благопристойно. Вспомнив, зажгли лампадку перед иконой в переднем углу, которую, из-за дефицита лампадного масла, зажигали лишь по праздникам и ненадолго. Запахло церковью.

Привели батюшку. Он оказался нестарым ещё мужчиной с короткой бородкой, в довольно потрепанном, но чистом костюме. Вошёл в избу, перекрестился на икону. Все поклонились, перекрестились, поздоровались. Благословил:

- Спаси Христос!

Усадили батюшку за стол на почётное место, в святой угол, под образа. Хозяйка заканчивала последние приготовления к застолью.

- Что же, батюшка, молиться будем, а потом отобедаем, или как? - осторожно разведала обстановку шустрая баба Саня.

- Мирское быстренько утешим, а потом за души не спеша возьмёмся, - то ли пошутил, то ли всерьёз сказал батюшка, одобрительно окинув взглядом "готовый к употреблению" стол, и, не сдержавшись, сглотнул слюну.

Гости оживлённо придвинулись к столу. Батюшка прочитал недолгую молитву и, осеняя сидящих за столом святым знамением, завершил:

- Служите Господу с веселием, благодать Господа Иисуса Христа с вами, и любовь моя со всеми вами во Христе Иисусе. Аминь. За сим, сестры и братия, к трапезе.

Короткое и нескучное батюшкино благословение всем понравилось. Гости удовлетворённо принялись за еду. Послевоенное время было ещё не сытным временем, поэтому дармовому обеду люди радовались.

- Ну, давайте за встречу, за гостя дорогого, и для аппетита тоже, - с улыбкой сказала бабка Васёна, осторожно поглядывая на батюшку - не воспротивится ли? - и подала Самойлычу бутылку.

Батюшка не воспротивился.

Самойлыч оценивающе взглянул на поллитровку, будто видел такую впервые, привычным движением сорвал с бутылки алюминиевую "фуражку", и без примерки, с одного раза разлил всем и поровну.

Подняли стаканы, потянулись к батюшке чокаться.

- Огненного искушения, для испытания вам посылаемого, не чуждайтесь. Блажен человек, который переносит искушения, - молвил батюшка и выпил первым.

Выпили.

Обстановка за столом потихоньку теплела, завязывались разговоры.

- Сам-то, батюшка, издалека?

- Издалека, бабоньки, издалека.

- А церкви своей нету, что ли?

- Разорили церковку мою. Хожу теперь по миру, как неприкаянный.

Батюшка, отвыкший, видать, в своей "командировочной" жизни от разносолов, отведал пирога с капустой, одобрительно покачал головой:

- Хорош!

- Это всё Васёна, - "запела" бабка Саня. - Уж такая она хозяйка! Такая приветливая да хлебосольная! И накормит, и напоит, и спать уложит! И всё-то у неё вкусно, и всего-то у неё досыта!

Бабка Васёна, дородная и белолицая, "запамятовав", что пироги и пирожки пекла её невестка, довольно восседала за столом, сложив руки на внушительного размера грудях, слушала похвалы в свою честь, снисходительно улыбалась и удовлетворённо наблюдала, как гости с большим аппетитом опустошали чашки-плошки.

- Просим же вас, братия, уважать трудящихся у вас и почитать их с любовью за дела их, - изрёк батюшка, отведывая свежеиспечённого утром пирожка с мясом.

- За такую хозяйку не грех и выпить, - чинно произнёс дед Ларёк, заметив взгляд батюшки, мимоходом скользнувший по бутылке.

Застолье потихоньку разогревалось. Говорили наперебой, громко, не слушая друг друга.

Дед Ларёк с батюшкой сидели уже полуобнявшись, похлопывая друг друга по плечам, и, едва не стукаясь лбами, обсуждали проблемы политической обстановки в стране. Скоро к ним присоединился Самойлыч. Бабка Васёна поставила около них "персональную" бутылку и деды разливали на троих, не обращая внимания на бабок.

Женская половина запела. Пели слаженно, на голоса. От водочки души размякли, разговоры непременно перекинулись на погибших мужей...

Очередная бутылка на мужском конце стола, излив из себя содержимое, сушила донышко. Самойлыч, устроив поудобнее собственный локоть в миску с винегретом, подпёр голову рукой и сидел с закрытыми глазами в забытьи. Дед Ларёк и батюшка громко говорили каждый о своём, размахивая кулаками с зажатыми в них вилками, и не слушая друг друга.

- Погоди, вот что я тебе скажу... - брызгал дед Ларёк на батюшку слюной, а на окружающих - каплями жира с нанизанного на вилку большого куска свинины.

- Нет, ты погоди! - осенял батюшка деда Ларька вилкой с солёным огурцом и кропил его огуречным рассолом.

Дед Ларёк неожиданно встал и безо всяких эмоций сказал:

- Домой пойду.

- Иди, - согласился батюшка, ни капли не удивившись внезапному прекращению их спора. При этом махнул головой в знак согласия так сильно, то его аж "повело". Затем поднял руку  вдогонку уходящему нетвёрдой походкой оппоненту и изрёк:

- И да владычествует в сердцах ваших мир Божий, и будьте дружелюбны...

Дед Самойлыч спал, положив голову на край стола.

Бабки увлеклись воспоминаниями о грехах своей молодости, смех то и дело перемежался восклицаниями:

- А помнишь, как Гринька к тебе... А помнишь, как ты с Петрухой...

Батюшка, осоловев от сытной пищи и от выпитого, посидел ещё немного за своим концом стола, покачиваясь и по совиному тараща закрывающиеся глаза, затем приклонился на лавку у стены и уснул крепчайшим сном.

- Мужиков-то наших сморило, - с материнским сожалением сказала бабка Васёна.

Бабка Саня подошла к лавке, поправила неудобно висевшую руку батюшки. Тот даже не пошевелился.

- Крепко спит.

У бабки Сани озорно загорелись глаза.

- Васёна, пряжа есть?

- Есть, - удивилась бабка Васёна. - Зачем тебе?

- Давай, потом узнаешь!"

Бабка Васёна принесла клубок шерстяных ниток.

Встав на табуретку, бабка Саня продела нитку в кольцо на потолке, за которое в деревенских избах подвешивали колыбели - детские люльки, один конец подала бабке Маше:

- Держи, звонить будешь.

Бабка Маша поняла, что сейчас будет весело.

Но чтобы придумать такое!..

Бабка Саня подошла к спящему батюшке, тронула его за ногу, проверяя, крепко ли  тот спит. Батюшка спал крепко. Давясь от смеха, бабка Саня расстегнула батюшке штаны, вытащила наружу его мужское достоинство и, привязав к нему свободный конец нитки, скомандовала бабке Маше:

- Звони!

Бабка Маша осторожно потянула за нитку. Нитка, протянутая через кольцо в потолке, привела в вялое движение "язык колокола".

- Громче звони! - скомандовала бабка Саня, покатываясь со смеху.

Бабка Маша стала дёргать нитку смелее и запела, изображая звук колокола:

- Бом, бом, тилимбом!

- Молитесь, черти окаянные, к обедне звонят! - с хохотом грохнулась на колени бабка Саня.

Кто на коленях, а кто и без сил упав на пол от хохота, и, повернувшись к противоположной от святого угла стене, вдоль которой на лавке лежал "колокол", истово запели:

- Отче наш, иже еси на небеси...

Остальное - в романе "Плохой хороший врач"

Извините, я немножко подшутил над любителями эротики. Следующее под грифом "эротика" будет более подходящим для этого раздела.