Первоапрельская шутка или сила чувств

Впервые напечатано в Литературном журнале, Израиль, в июне 2001 года

1

Она выплыла из глубин изумрудного сна в пузырьках шипучей радости. Солнечный луч воришкой проник в окно, слегка замешкался в занавесках и… рассыпался веснушками по лицу.

Герда открыла глаза, стряхнув ладонью непрошенного солнечного бродяжку. Но наглец ловко перепрыгнул на слегка припухлые губы и, согрев их, растопил улыбку. Мир ослепил Герду, оглушил шумной воз-нёй птиц за окном, ворчаньем собак и пением петуха, хрустальным звоном падающих с крыш сосулек, шелестом листьев, поскрипыванием деревьев, постукиванием, потрескиванием и ещё какими-то невнятными звуками, завершающими эту весёлую утреннюю какофонию.

-Чудно! - не сказала, пропела Герда. Потянулась, до хруста выгнув спину. И резко спрыгнула с кровати.

Ноги - в тапочки, халатик - на плечи и… на кухню.

Завтрак на скорую руку готов: салат, сыр,   гренки и обязательные две чашечки кофе с молоком для неё и мужа.

В это время Кей тщательно выбривал щёки в ванной перед зеркалом. В последний раз взмахнул он бритвой. Оценил работу придирчивым взглядом, остался доволен и лёгкой трусцой направился на кухню.   Привычно клюнув жену в щёку, он уселся завтракать, отгородившись от мира газетой так, что видна была лишь чёрная макушка его.

Но Герда, мыслями бродившая неизвестно где, даже не заметила отрешённости мужа.

Они давно уже привыкли обходиться без слов в обыденном общении и вовсе не его отмороженная физиономия явилась причиной неясного раздражения и тоски, кольнувших откуда-то из подсознания.

«Что со мной? » –вспыхнула мысль и недоумевающий взгляд Герды упёрся в газету.

В тот же миг над краем её  блеснули стёкла роговых очков, неболь-шие серые глаза заметались, застигнутые врасплох…  и спешно удрали за спасительный щит обратно.

« С чего это?… Следит он за мной? » – удивилась Герда.

Что-то было не так. Но что?

« Подума-а-ешь! » - всплыло первое на ум.

Вдруг захотелось показать ему… язык.

Похулиганить, подразнить, напроказничать, как она только и умела.

Но вместо всего этого, обыкновенного, Герда лишь прищурила зелёные в крапинку глаза, слегка скосив их, как перед вспышкой гнева, нахму-рила брови.  

Сдерживаясь неизвестно от чего, смешно сморщила нос. И вспомни-ла. Мысль вырисовалась в мозгу изящным готическим шрифтом. « Се-годня последний наш день вместе». -короткая и злая мысль.

Кей и Герда – астронавты Центра Галактических Исследований, с пер-вого своего дня работы здесь, в космос летали только вместе. Никто и не возражал. Там, где тяжело выжить одному, особенно если полёт длится годами, всегда работают по меньшей мере парами. Муж и жена - вариант идеальный.   Так оно и было. До поры, до времени.

Но наступил момент, когда накопившееся обоюдное раздражение незаметно для них вылилось наружу.

Нет, они не ссорились, не изводили друг друга упрёками, а просто вдруг разучились , как раньше, принимать друг друга такими, какие есть. А ведь теперь, после стольких лет вместе, любая мысль или дви-жение, выражение лица угадывались каждым ещё до материализации. Они знали один другого слишком хорошо. Ни одной тайны не оста-лось.

Какое-нибудь слово, в тёплой компании брошенное Кеем, амбиций вовсе не лишённым, и как  все прочие мужчины, увлекающимся порой до хвастовства, вызывало блеск иронии в глазах и лёгкую тень досады на лице Герды.

Кея же возмущало то, что в той же мере восхищало раньше.

Живость характера жены, лёгкий игривый нрав, привлекательность, непосредственность и непоследовательность, всё, что так нравится мужчинам в чужих жёнах, приобрело в его глазах черты возмутитель-но пустого кокетства, нарочитого и даже грубого.

Почти не бросающееся в глаза раздражение было замечено психоло-гами Центра.

Кею и Герде не сказали ни слова, но совместный полёт был отменён. Правда, как опытных косморазведчиков, их слишком ценили и поэтому  каждому, хотя это и не было принято, в порядке исключения, была да-на возможность выбрать партнёра по вкусу. Полёт в одиночестве, и в этом убедились давно, себя не оправдывал.

Они выбирали всю зиму.

В конце концов, Герда предложила партнёрство своей лучшей под-руге с детства, Светке Ториной.

Кей, долго и придирчиво присматривался к возможным «вариантам», и в конце концов демонстративно выбрал совсем молоденький, ещё никуда не летавший, но зато чертовски милый и рыженький - недавней курсистки. Диана Бохман, так звали «выбор», была в восторге, ходила гордо задрав нос и посматривала свысока на «бывшую»…

… Герду и Кея ждала разлука длиною в год на околопланетных стан-циях в разных уголках Солнечной Системы. Каждый  втайне был рад предстоящему отдыху от совместной жизни.

И сегодня, презирая излишние эмоции, они были невозмутимы.

Кое-что им, конечно, хотелось бы сказать, но они сдержались, ибо это кое-что было не из ряда вещей приятных.

Завтрак прошёл в молчании. Прощание было коротким. Последний сдержанный поцелуй. Лёгкое пожатие руки. Взгляд. Улыбка.

-Тебе идти первым? – то ли спросила, то ли попросила Герда.

В ответ – кивок согласия.

Его спина в проёме двери.

Лёгкое жужание лифта.

Щелчок дверного замка где-то внизу…

2

… Космические станции были построены по старому, почти десяти-летней давности проекту, и похожи, как близнецы. Рассчитаны они на двоих, снабжены минимальным рабочим оборудованием и всем необ-ходимым скарбом, призванным обеспечить  более-менее сносное житьё в течение продолжительного времени.

Две каюты-спальни разделены тонкой звуконепроницаемой перего-родкой.   Как нельзя кстати небольшая библиотека, несколько сот книг, кассет и видеодисков в ней.

… Прошло пять месяцев с того дня, как расстались Кей и Герда. И по-прежнему, они всё ещё были рады разлуке.

Герда, если и вспоминала мужа, то чаще всего с раздражением.

Впрочем, они со Светкой совсем ушли в работу.

Иногда, свободными вечерами, она подолгу расматривала корешки книг в библиотеке, не зная, что же выбрать.   Как-то найдя на полке с видеокассетами эротический фильм, подалась внезапному порыву посмотреть это.

Опытная Светка не удивилась подружкиному выбору.

Она тоже замужем, но муж её - бухгалтер по профессии.   Когда жена уносится в фиолетовые дали, ему и ей остаётся только терпеливо сно-сить разлуку и, трезво оценивая свои шансы, вечно ждать встречи…

…Фильм оказался дешёвкой. Обе они хохотали до упаду, просто по-падали на пол от смеха, глядя на надувных кукол с экрана,   изобража-ющих страсть.

-Нет, не то, - мотала головой Светка,- Слишком грубо.

Шикарные неутомимые мужчины и вечно «голодные» сексапильно-грудастые героини  раздражали и смешили.

-Как это они всё время только хотят и хотят? Всех подряд! Будто мыши или … кролики,- удивлялась Герда,- Дёргаются, чмокаются в раздрызг, чуть ли не вылизывают друг друга, и при этом морщатся, делают зверские рожи, закатывают глаза… А стонут-то… Ну, точно -вопли из родильной палаты!   Чёрт возьми, больно им, противно или всё-таки, приятно? …

Подружки подозревали этих баб в обыкновенном притворстве и на-дувательстве. Да и мужики не выглядели лучше.

-Кислая любовь! Враки!

-И какой к чёрту оргазм? Им же это занятие просто обрыдло!- поды-тожила Герда…

… Однако она не осознавала того, что Кей, как и герои фильма, более всего раздражал своим непроходящим, непонятным ей желанием. Герда не считала себя холодною, ей было хорошо с мужем, но иногда случайное прикосновение рук или возникшая фантазия вызывали в теле бурю ощущений, пробуждали ушедшее было совсем ожидание чуда, были ярче, волновали больше, чем всё, происходящее потом. Потом – значило лишь физическую лёгкую приятность. Испытыва-емое было всего-то… сродни и не выше по накалу того, что чувству-ют люди, вкусно набивая желудок. Это разочаровывало, она не того ждала. А чего? Вздумай кто об этом её спросить, толком  Герда ни-чего объяснить бы не смогла. Но в любом случае, стройный неотра-зимый муж, от белозубой улыбки которого женщины млели и таяли, казался ей пресным и скучным. Искать какую-то новую любовь на Земле она не хотела, ей это было неинтересно теперь, когда сама мысль о ней была задавлена скукой. Напрасно Кей подозревал её в излишнем кокетстве. Если она и делала это иногда, то по инерции, по свойственной многим  людям привычке следовать когда-то усвоенной манере поведения…

3

…Но однажды к ней пришло воспоминание. То был гортанный юж-ный город. Обрывистый морской берег. Корабли на кромке горизонта. Фигура юноши на волнорезе…

… Канатная дорога громыхала где-то вверху. Солнце палило. Ни намёка на ветерок. Герда прошлёпала босыми ногами по обжигающе-му асфальту к кассе:

- Два билета, пожалуйста.

Домой не хотелось. Хотелось залесть обратно в море и не вылезать до вечера. Но мама… Она, наверное, вовсю ворчит уже, дожидаясь их с отцом к остывающему обеду.

-Вечно вы опаздываете! Ну почему я по два раза должна разогревать еду? – встретит она их обычным  «приветствием».

Длинный хвост очереди вылез далеко за пределы лестницы. Стоять по меньшей мере полчаса. Скучно. Папа с коричневым от загара морщинистым лицом прищурил глаза. Вопрошает привычно-ласково:

-Билеты есть, доченька?…

…Очередь медленно ползёт вверх по лестнице. Рядом за перилами покачиваются ветки акации с белыми, нежными, обдающими густым жаром цветками. Герда перегибается через перила. Нет, не достать.

-А не свалишься? – чей-то насмешливый резкий голос у самого уха и цветок вдруг сам ложится на ладонь. Герда поднимает глаза. Ступенькой выше стоит он, белобрысый мальчишка с облупившимся носом.

-Сотри веснушки, - советует ему Герда.

-Ваши билеты, девушка… или дедушка! - острит контролёр, узрев за спиной Герды папу. На свидания надо ходить только с дедушкой, - одобрительно хмыкает он и театрально вскидывает руку,-Поживее, молодые люди! За вами очередь! Ты с кем вообще-то едешь?- спра-шивает он девочку,- Ах, с папой? Ну, это меняет дело!- язвит контро-лёр и вдруг резко развернувшись на все сто восемьдесят градусов орёт кому-то что есть мочи:

- Эй, ты, биндюжник! Я кому говорю, а-а? Эх! Зачем бежишь как паровоз впереди кабины? Может сядешь в неё, как люди? Ну и работка!-отдувается он, притворно ища сочувствия у зрителей бесплатного концерта. Пробежав по оживлённой очереди взглядом, удостоверившись во всеобщем внимании и явно почувствовав себя любимцем толпы, продолжает удавшееся соло хриплым, срываю-щимся басом, - Мадам! Мадам с собачкой! Не лезьте вы спиной в кабину! Жизнь надоела, да? Кончайте-ка её где-нибудь потихоньку дома. Пожалейте свою собачку. Вона  как трясётся пёсик бедный. Чувствует скотинка, в чьи лапы попала …

… Крики, шум, суета, лязг кабинок, всё уплыло от Герды куда-то, хо-тя и присутствует незримо. Чудак-контролёр беззвучно раззевает рот. Южные люди кричат, размахивают руками… Ни звука не доносится до девочки. Она занята. Следит краешком глаза за белобрысым.

« А пожалуй, ничего, симпатичный. Светке бы понравился, »- резю-мирует она.

Подъехала кабинка. Девочка резко отбрасывает в сторону щеколду, толкает дверцу, грозящую отдавить пальцы. Прыгает. Чуть поодаль ждёт своего хода отец. Но тут… возможно неожиданно для себя, пар-нишка делает шаг вперёд… и вот он в той же кабине, что и Герда. Мышеловка захлопывается. Папе остаётся разве что возмутиться и пожаловаться на жизнь контролёру. Но он ничего этого не делает, не кричит ничего обличительного вслед ускользающей дочке, а лишь терпеливо ждёт следующей, улиткой подползающей кабины и расте-рянно улыбается…

« Рассердиться или нет? » – озадачена Герда.

-Тебя как зовут?- спрашивает, между тем, парень.

- Герда.

- Да? Ну, а меня тогда Кей.

- А ты со всеми такой нахал, Кей?

- Нет, только со снежными королевами,- быстро находится он, а потом вдруг смущённо добавляет, - Вовсе я не нахал. Лучше скажи, в каком ты классе учишься?

- Интересно, чем же это лучше? А впрочем… подумаешь…можно и сказать … не секрет… В десятом! А ты?

- На втором курсе. Ты старше, чем я думал. За восьмиклассницу сойдёшь…

Герда в душе страшно обижается, но не показывает виду.

« Тоже ещё, большой нашёлся! »- думает она.

- Сегодня в семь вечера… у памятника Пушкину, -парень  решитель-но смел,- Прийдёшь?

- Не знаю…

- Ну, пожалуйста…- вроде бы шутя,   он соответственно мольбе складывает руки.

Не тут-то было.

- Я подумаю,- летит суровый ответ.

- Буду ждать!- возглас полный надежды…

4

… Герда идёт по вымощенной мостовой. Знойный акациевый дух волнами атакует сверху, шибает страстной газировкой в нос. В окружении старых тёмных домов по-волшебному хорошо. Где-то вдали гремят трамваи, шелестят листами столетние дубы. По тротуарам, чуть поодаль, за тонкой невидимой стеной отстраненно снуют, спешат, прогуливаются свежие, загорелые, говорливые манекены-декорации. А здесь, в глухом углу у одинокого памятника примостилась робко тайна. Неведомое томит, будит кровь. Чудо ожидания. Чего ты ждёшь, девочка? … Это всё книги… книги… виноваты. Прочитанная пудами, взапой, томными ночами в жаркой кровати классика тяготеет над сознанием, взывая  к надеждам, пробуждая  будущее…

-Привет!

-Пришла??- вроде бы удивляется он, - Куда пойдём?

-Мне всё равно… но только не под ручку, - она испуганно  отталки-вает протянутую руку, - В десять я должна быть дома.

-Ладно,- быстро соглашается он, - Поехали в Лузановку на катере?…

... Отчего она избегает прикосновений? Каждое пронзает остро, как удар током. Наверное, не только её, раз и он отстраняется. Это так нежданно ново, так захватывает-завораживает-пугает, что кажется, потом не в силах будет отказаться от вползающей змеёй коварной пьяни.   Что это? И по-видимому, чтобы справиться с этим неизвестным, Кей по дороге на пристань болтает без умолку. Оказывается, он уже был в Индии. Так здорово!… А ещё, у него есть друг. Они вместе живут в одной комнате. В общежитии. Георгий. Грузин или армянин, чёрт его знает. Даже говорит с акцентом. Длинный, курча-вый, чёрный, как негр. А в паспорте – русский! Смешно?

Смешно ещё как! До колик в животе – смешно. Вообще-то она знает, что смеяться можно над любым пустяком, был бы малейший повод. Просто приятно хохотать. Это всё равно, что съесть конфету. Они и смеются. Над пучеглазыми трамваями и потрескавшимися от ста-рости, важными  домами, над смешным конопатым катерком и соб-ственными неуклюжими шагами по шаткопу трапу, над влажным свистком, разудало пронёсшимся перед самым  отплытием по всей сверкающей морской ряби, словом, над всем, что достойно хотя бы крохотного смешка…

Пока добрались до Лузановки, стемнело.   Темнота явилась как из подворотни, нежданно, оглушила воспоминанием и вырвала из сна: домой девочке приказано вернуться к десяти и точка. А который сейчас час? Но так же нежданно темнота принесла с собой дождь. Дождь? О, дождь! Уважительная причина. Не будет же она скакать промокшей насквозь козой по скользким тротуарам! Можно, невзна-чай и простудиться! Так и скажем маме. А теперь – бегом под спаси-тельный козырёк маячившего неподалеку пивного ларька.

На бульваре в Лузановке  пустынно тихо.   Редкие прохожие, проно-сятся мимо, постукивают каблуками. Дождь барабанит по мостовой,   вытанцовыя что-то вроде твиста. Уже ливень хлещет вовсю, подогре-вая кровь просыпающихся в них предков.

Герда неожиданно для себя кокетливо- расчётливым, нарочито-зяб-ким движением поводит плечом. Откуда это? Может быть, движение по горячим генам перешло прямиком от бабушки?

-Холодно? Я бы пиджак предложил, да сам, как видишь, в одной рубашке.

Она растерянно улыбается:

-Нет, совсем не холодно. Расскажи ещё что-нибудь.

Но вместо того, чтобы рассказать ещё «что-нибудь», он вдруг накло-няется и быстро целует её в губы…

…-Ты – нахал,- возмутилась она.

-Нахал, - согласился он и поцеловал смелее, не отрываясь, долго, раскрывая губы, точно нетронутые створки устрицы - силой. На этот раз он крепко прижал Герду к себе, так, что она прочувствовала всё, всё его тело. Наглое и горячее.  

Сердце заколотилось, зашлось в панике. Герде стало жарко. Бабушка в ней почему-то стыдливо примолка или вовсе на всё закрыла глаза. В испуге обе они крепко-накрепко сжали губы, отражая нежданную атаку, не зная более, чего же ещё предпринять для собственного спасения.

Он посмотрел на неё внимательно, жестко, как-то по-охотничьи зорко и безжалостно.

-Считаю до трёх, - медленно, шёпотом произнёс Кей. - Если скажешь, что не хочешь,   не буду больше целовать, - и отстранился, выжидая, - Ну? Раз… два… три…

Герда молчала, подавленная его неожиданно властным, гипнотичес-ким взглядом, взглядом удава, взирающего на кролика.

И тогда, совсем уверившись в своём праве, он… пришпорив усталого коня и, поправив скифский шлем на светлых кудрях…, взял её подат-ливые безвольные губы своими и… у Герды опять перехватило ды-хание…  Древняя темно-курчавая южная царевна, забилась в грубых объятиях  молодого скифа. У царевны слегка, но приятно закружилась голова. Но в следующее мгновение, странная околдованность  вдруг совсем прошла. Необузданно яростная гордость взяла в  верх и возмущение вернулось... Герда резко отпрянула… и со всего размаху дала ему по физиономии…

Так началось их знакомство длиною в жизнь…

… Вспоминая, Герда непроизвольно улыбалась. Но ловя себя на улыбке, как на преступлении, тут же сурово и решительно  старалась расправиться с пришедшим…

…Кею сквозь туман созвездий, проступающих на экране телеока, грезились тёмные силуэты сосен.

…Сыроватый аромат грибниц пряно ударял в ноздри. Трава, вспотев-шая капельками росы, холодила босые ступни. Кисловатый вкус зем-ляники щекотал нёбо… Они были в лесу, в глухом  уголке земного шара, играли как дети, бегали совсем нагишём, одни -  в забытом всеми раю и чувствовали себя, совсем как Адам и Ева, открывателями в познании запретной темы грехопадения. Как будто до того бродили они в потьмах по пустыне и искали, сами не знали чего. Наконец набрели на что-то и вдруг нашли, что этот источник вкуснющей нирваны, как раз то, что искали. Всю ночь они пили друг из друга, как из ключа, щедро бьющего, но только для посвященных глаз. Всю ночь пили, но не могли напиться, так до конца и не утолив жажду. Неупоение, как сон, как неразгаданная тайна, мучила и истомила до изнемозжения. Взаимное опьянение, жадность, ненасытность и  еще что-то совершенно неземное… Это сладкое ненасыщение, перемешав-шись с вкусом  земляники, перебродив и взыграв, как хорошее вино, накрепко увязло на языке у Кея…

Воспоминания были их с Гердой совместной собственностью, как и сопутствующие им, незабытые ощущения, настигающие из прошлого, обжигающие жаркой волной даже сейчас...

И будто было в этих картинках-воспоминаниях нечто опасное, так упорно гнали их от себя Кей и Герда.   Тем чаще с навязчивым упорс-твом возвращались они вновь…

Кею, к его неописуемому огорчению, не помогало присутствие хорошенькой Дианы. Она оказалась хорошей девочкой и взирала на него вначале снизу вниз, как на сошедшее с небес божество, как на свалившееся чудо. Но рыженькая смышлённая Диана, увы, очень быстро во всем разобралась. Знаменитый астролётчик - а он был таковым - из устных легенд, из её сна, из мечты сошедший в реаль-ность, оказался стареющим, даже, можно сказать, уже старым, сорока-летним  мужчиной, злым на язык, ироничным, сильным, но совсем не сверхчеловеком. И поэтому, она, сама не понимая, в чём же он обма-нул её ожидания,   уже с месяц, как дула губки и разговаривала нехотя, только в крайней необходимости.

Пожалуй, он жалел, что в самом начале - ведь она была согласна на всё - не овладел ею. Тогда можно было ещё играть роль Бога. Но дол-го напрягаться ведь не станешь, да и утомительно это, неинтересно, да и совсем  не того хочется. Хочется, чтобы тебя возлюбили со всеми потрохами и ублажали, как ублажали в детстве, как баловала только мать.   Он удержался не из благородных мотивов. А теперь уж поздно. И чего вдруг взмечталось ему, что эта девочка поймёт и полюбит его всего, каков он есть? Но она – эта рыженькая глупышка, как и все прочие глупышки, как и его жена Герда, ищет в нём силу, которой нет. Каменную стену, защиту от всех земных напастей. С каждой пустячной царапиной бежит к нему и проверяет, глупая, есть ли сострадание в его лице. И вообще –пусть он дунет-плюнет-поцелует и чтобы всю боль разом смыло– как не бывало. Как это утомительно! Недаром мужики умирают раньше.

Они похожи, как близнецы, эти женщины!   Он обязан носить Её на руках.   И устилать дорогу цветами. И даже если в ней сто пудов веса, всё равно захочет, чтобы вскинули на руки, точно пёрышко, дули на вавку, сюсюкались, возились, как с маленькой, восхищались и превоз-носили красоту в ней. Хотя какая там красота, скоро ведь четвертый десяток промотает.

Как это утомительно, чёрт возьми! Всё это он знает. А эта, рыжая туда же. На кой чёрт она ему нужна тогда?

С этими бабами только по-началу всё просто. Имей  в обойме пару слезливых стишков, немного романтического вздора, серию вздохов:

- Я тебя хочу… И это многое значит, дорогая…,- И вот она уже в твоей постели. Но какой ценой!

А он не Бог, не супермен! Он слабый мужчина. Как надоело быть охотником! Как иногда хочется стать женщиной!…

Вот так маялся Кей со своей обидой,   вспоминал жену, злился, подоз-ревал и ревновал к Светке…               

5               

Был вечер. Герда, сидя в кресле, отхлёбывала мелкими глотками кофе и с упоением читала какую-то книжонку с прстеньким сюжетом. И в какой-то миг, ей вдруг показалось, что герои выдуманной повести похожи на них с Кеем.   Хотя чего тут общего?   Книжных влюблённых разлучили козни зловредного космического чудища, тайно и безответ-но влюблённого в героиню. От безнадёги рассорило оно их тихо так, незаметненько и заточило в разные камеры блуждающей среди мо-лочных туманностей тюрьмы-корабля.

Сходства было чуть-чуть, но достаточно, чтобы тоска сжала, собрав гармошкой, все мысли Герды. Чувство жалости к мужу, как вор, как взломщик, прорвалось наружу, грубо поправ ломкий лёд подсознания. Жалость, конечно, только жалость, ни о какой любви и речи не шло, но эта глупая и необоснованная жалость  вдруг остро запиликала по нервам… и  Герде страстно, до боли в сердце, захотелось сейчас, сию минуту увидеть Кея. В тот же миг будто что-то толкнуло её, заставило поднять голову и… чашка с кофе полетела на пол. Происшедшее затем было невероятно! Стена, разделяющая две смежные каюты, стена, за которой должна была мирно посапывать Светка, вдруг опла-вилась и потекла грязными, тающими книзу потоками. Казалось, чья-то невидимая рука мыла запылённое временем стекло. Затем его, буд-то нарочно, насухо протёрли, прояснив туманные контуры едва узна-ваемого видения. Стремительно бросилась Герда вперёд, больно уда-рившись ладонями о невидимую ограду.   По ту сторону её, всё про-странство текло и менялось. А из того ирреального мира, из иссечён-ного зигзаками молний и помех хаоса, приклеившись, как и она, к стене ладонями, сведя брови судорогой… Кей всматривался в неё сухими, неверящими глазами.

В следующее мгновение нечаянное движение рук сблизило их ладони.   Стена под ладонями совсем истончилась, словно стаяла от идущего от ладоней жара.   Возможно она бы стаяла до конца. Но нетерпеливый Кей, лихорадочно рвущий тёплые края – он всё, по-видимому, и испортил. Никакая сказка не терпит насилия. Чем больше торопился Кей, чем остервенелее рвал края, тем упорнее сопротивлялась стена… И понеслось пространство-время вспять. Словно сама себе хирург, стягивала стена собственные раны, выпуская капли странного, клей-кого сока.

Сквозь мутнеющую преграду Герда увидела, как опустив руки, Кей отступил в бессилии. Она, до сих пор лишь безвольно наблюдавшая, вдруг словно очнулась от сна, бросилась к двери. Осознав в один миг её навязчивую идею, он тоже метнулся к выходу…

Это было ужасно, невероятно, невозможно, и выглядело просто издевательством… но за резко распахнутой дверью взгляд каждого их них обнаружил лишь безмятежно пустующий коридор…

6

… Разбуженная Светка никак не могла взять в толк, отчего это вдруг посреди ночи её так бессовестно растолкали. Подружка будто прод-рогшая её потеснила и улеглась дрожащая рядом.

Как Светка ни старалась, но вытащить из Герды ничего, в смысле слов, не смогла.

В конце концов, Света успокоилась, прижала подругу к себе и погла-живая ей волосы, шепотом стала плести какую-то успокоительную чушь, а потом незаметно для себя перешла на рассуждения о соб-ственной судьбе.

-Герда, веришь ли, но ещё до знакомства со своим мужем, то есть, когда мне было всего семнадцать… я рано вышла замуж…в общем, я всё ждала, когда приедёт он – рыцарь на белом коне, возьмёт меня на руки, посадит рядом с собой и умчит меня по дороге, устланной цве-тами… в рай, наверное. Ну и, ясное дело, всю оставшуюся жизнь по-том меня будут чевствовать и баловать, как королеву, обсыпать ро-зами и носить на руках… Каждый день –только розы, представляешь, о чём я, дурочка, мечтала? А уж свекрови там места не было, ты ж понимаешь… Ты ведь знаешь её прекрасно…  О ней тут даже и гово-рить нечего…

Светка помолчала немножко, очевидно ожидая от подруги реакции. Не получив оной, ничуть не огорчилась, а продолжила так, будто этот ответ неведомо каким ухом, но услышала:

-Ах, Герда, ты, честное слово, ничего не понимаешь!   Мой муж… он, конечно, хороший человек, но… Всё, что на самом деле есть и было… Короче, я попала не в ту сказку… Это какая-то ошибка… Мой муж… - на этот месте Светка вздохнула, - ни разу за всю нашу жизнь он не взял меня на руки… Цветы? Цветы дарил. На день рождения и по праздникам. Как часы. Подарки? А подарки… «Дорогая, даже и не знаю, что купить. Возьми деньги и купи себе сама…» - Светка пере-дразнила мужа очень похоже и даже рассмешила этим Герду, хорошо с ним знакомую.

Когда-то давно, ещё на заре их первого знакомства, почти сразу после свадьбы со Светкой,   он попытался клеить Герду в любовницы. Когда не вышло, быстро сдался и попыток не возобновлял. Герда естествен-но Светке ничего не сказала, но мужа её недолюбливала, всякий раз при встрече с ним, испытывая какую-то брезгливую неловкость.

Светка, между тем, продолжала:

- Вот тебе пример: перед самым моим отъездом у нас была, так сказать, стычка, неглобального масштаба ссорка… Знаешь, когда я плачу, он уходит в другую комнату курить. И молчит. Мне ни разу, ни разу, представляешь, не удалось его разжалобить. А мамочка моя говорит: мол, не бьёт и не пьёт, чего ещё надо? Не понимает! И никто не понимает! А мне, может быть, хочется, чтобы он меня погладил, как ребёнка, вытер слёзы, поцеловал, сказал что-нибудь ласковое… Я ведь знаю, мои слёзы его жутко раздражают. В ту последнюю ссору я его и спросила:

- « А ведь если я покончу с собой, ты даже не заплачешь, не так ли? » А он? Что он?! Ничего не ответил! Но это, как раз то, чего я от него ждала. Герда, может быть, он меня не любит?

- Любит…  Конечно любит, - ласково, но не очень твёрдо успокоила Герда подругу…

Вскоре Светка унялась, повернулась боком, вжалась в стенку и тихо засопела, изредка всхлипывая во сне.

Герда тоже постаралась заснуть. Но, как известно, когда очень стараешься, не получается.

Она помаялась немного, попробовала считать слонов, сбилась на баранов и перенеслась мысленно туда, где был сейчас Кей.

« Что он там делает рядом с этой Дианой?…  Изменял ли Кей ей когда-нибудь? Если и нет, то только потому, что у него просто не было на это времени… Работа, работа… Слишком много работы…

Что такое эта любовь, о которой мечтают вобщем-то все женщины? Кажется, мы ждём от неё совсем не того, что подразумевают под термином «любовь» мужчины…

В книгах – одно, а в жизни… Жизнь всё ставит на свои места… Она, кажется, тоже мужского пола – жизнь эта, раз сношает и имеет нас, точь-в-точь также, как мужчины, одноразово и пресно...

А мы, женщины, стремимся завладеть всем-всем по максимуму и на вечность…»

Герда почему-то вспомнила, как однажды в очередном полёте они с мужем перед сном договорились, шутя, конечно,   встретиться во сне на старом месте их свиданий – у памятника Пушкину.

С тех пор говорить на ночь друг другу эти слова стало традицией.

… И вот теперь, засыпая, Герда прошептала:

-Сегодня ночью на старом месте… у памятника Пушкину.

Тихий шёпот в ответ почудился  ей. Кажется, кто-то повторил за ней:

-Да… на старом месте … у памятника Пушкину… в тот же час…

7

… Посадку полчаса, как объявили. Ещё немного,   она сядет на само-лёт и улетит далеко-далеко из этого  благополучного, но скучного го-рода, аж на север огромной страны, в Сибирь.

Мама плакала, папа в последний раз спрашивал:

- Может быть, останешься? Чёрт с ним,   с билетом!

Она была настроена решительно:

-Уехать! Уехать!

Туда, где нет родительской опёки, где совсем другая, независимая, взрослая жизнь, туда, где свобода… почти в другой мир… Эта наивная вера – уедешь в другое, хорошее место – и всё изменится к лучшему, очевидно досталась ей от целой плеяды кочующих предков. Хотя истина - вот она: никому ещё не удавалось уехать от самого себя. Что ж, надежда нам в руки, мечта, да не оставит нас в трудный час…   Герда только закончила школу и ехала теперь поступать в университет.

Кей стоял чуть поодаль с цветами.

Ей не хотелось смотреть в его сторону. Конечно, это приятно – нра-виться мальчику. Конечно, это необходимо – осознать, что и ты нравишься мужчинам. Но через неполный год их встреч, Герда сама себе сказала, что не о нём  мечтает. Не Кей – герой её романа. Кто же? Он будет  выше, красивее, умнее, смелее, он будет –необыкновен-

ный! Ей всегда нравились хулиганы, заводилы, лидеры. Они, как ей казалось, жили настоящей, захватывающей жизнью, полной приклю-чений. Пожалуй, она бы влюбилась в контрабандиста. Наверное, потому что сама-то была тихой домашней девочкой. А Кей… такой пай-мальчик и чем-то напоминает папу.

Нет, главное, необыкновенное, самое захватывающее приключение в жизни ещё впереди. Его не может не быть! Любовь! Любовь, как в книгах! Настоящая, свободная от условностей, Герда её не упустит!

А они с Кеем… собственно в любви друг другу так и не признались, замуж он её не звал. И, слава богу. Она не пошла бы в свои 18 лет замуж. Девчонки из её класса,   уже выскочившие замуж, казались ей несчастными глупышками.

« Торопятся, как на пожар, будто не успеют. Глупости! Я достаточно уверена в себе, чтобы не торопиться выходить за первого встречного. Я знаю, что красивая и рано или поздно, когда сама этого захочу, за-муж выйду», – примерно так рассуждала Герда.

Пожалуй, она видела в зеркале себя более красивой, чем была на деле и чем считалась другими. Возможно, домашние зеркала, относясь к ней с особой домашней любовью, старались приукрасить её в её гла-зах. Она не была высокой и статной красавицей. В свои 18 лет Герда была худенький, ещё даже не развившийся во взрослую девушку под-росток с продолговатым бледным личиком. Хотя, надо сказать,   под-росток вполне  пропорционально сложенный,   с маленькой грудью, но всё-таки ещё подросток. Больше 14-15 лет ей никто не давал. Смыш-лённые карие с дерзкой зеленью глаза, недлинные тёмные  ресницы, тонкие нежные черты лица, пухлые капризные губы, спелого каштана вьющиеся волосы. Нос средних размеров и почти правильной формы, чуть-чуть задирался кверху. Все чувства, все мысли, всю её, Герду, можно было прочитать, как открытую книгу, всё было написано на лице. Этот досадный недостаток она хорошо за собой знала, ей, ко-нечно, хотелось быть сдержанной, даже жёсткой,   загадочной, с лицом непроницаемым, но чего-то для этого не доставало, скорее всего опы-та, а чего-то не хватало, скорее всего  генно-наследственной инфор-мации.

Мальчики мало обращали на неё внимания, хотя она не понимала причины. Ведь с её-то внешностью, умом и прочими выдающимися данными, она куда как интереснее многих её сверстниц, в этом Герда была уверенна, хотя ни вслух, ни про себя в подобном духе  никогда не высказывалась.

Кей был практически первым её воздыхателем. Неизвестно, что он в ней нашёл, но со стороны была совершенно очевидна практически отсутствующая в ней сексуальность, та что влечёт к женщине гораздо больше красоты, даже самой изысканной и классической, гораздо больше любой неординарности, ума и всего прочего, достойного всяческой похвалы, но совсем ненужного и даже, пожалуй, лишнего мужчине.

Герда была как маленькая серебрянная луна в ночи и испускала такой же тонкий нежный , но совсем не роковой свет вокруг…

Кей… сиротой, незамечаемый он стоял в углу, наблюдая слезливые атаки родственников на Герду. Любил ли он? А что это такое, во-обще? Есть непреодолимое и однозначное сжение и томление там внизу, в определённом месте. Нравится симпатичная девчонка, можно появиться с ней в компании, похвастаться ею перед друзьями. Конечно, она не Марина Влади и даже не Элина Быстрицкая, но… Да, он дорос до того, что теперь и у него есть своя девушка. Правда, сей-час она, кажется, ускользнёт от него. Но она рвётся уехать, зачем, этого Кей никак не мог взять в толк.   «Странная какая, всё -таки…»,- Кей досадовал и даже злился на Герду, -« С ней говорить бесполезно. Упряма, как чёрт. Не послушается. Всё равно уедет в свою Сибирь. Там найдёт себе кого-нибудь…»

Зато теперь, когда она успешно ускользала, Кей вдруг остро почув-ствовал или ему только показалось, что он по-настоящему любил и любит Герду.   Хотя скорее всего, его просто задевало, что она с такой радостной лёгкостью бросает всё.

- Ты хоть будешь писать мне?- спросил с немного наигранной грустью.

- Конечно! –Герда ответила поспешно, лёгко, улыбаясь.

Кей тут же почувствовал, нет, пожалуй , уже точно знал, что не станет она ему писать и забудет, как только сядет в самолёт. Он про-тянул ей цветы,   вяло поцеловал в щёчку. Она взяла их небрежно и ответила ему таким же братским поцелуем. Ещё раз влажно, счастли-во улыбнулась.

-Ну, пока, пока! Хватит! Слышали? Во второй раз объявили посадку. Я иду. Ну, всё! Не хватайте меня все разом… господи. Напишу, я всем напишу… Мамочка, папочка, Кей…

Она схватила в одну руку тяжеленную сумку, в другую – чемодан, засунула неловко под мышку, головками книзу его  - Кея – розы, и потащила всё это к выходу на посадку, уже ни на кого не оглядываясь.

Кей видел, как она шла по длинному коридору и вскоре скрылась из виду.   Он поднялся на второй этаж аэровокзала и теперь продолжал наблюдать Герду сверху, через прозрачное стекло во всю стену. Перед тем, как сесть в автобус она оглянулась и  уверенная, что её уже никто не видит, украдкой бросила букет роз в мусорную урну…

Автобус подъехал к самолёту. Спустили трап. Она поднялась в само-лёт  и исчезла в его серебрянном брюхе.

Самолёт разбежался, с рёвом взлетел и вскоре исчез в небе, оставив за собой лишь тонкий белый след, как шрам.

Ему было грустно. Больше он её не увидит…

Да, надо искать другую девчонку…

8

…Они встретились на старом месте свиданий  у памятника Пушкину в семь часов вечера.

Накануне Кей случайно узнал через друзей, что она вернулась и сей-час на каникулах.

Кей позвонил скорее из любопытства,   назначил свидание.

Она как-то вяло согласилась…

Кей уже работал.

Герде исполнился 21 год, оставался ещё год до окончания универ-ситета.

- А ты изменился, - заметила она при встрече, - Совсем не тот слав-ный мальчик, каким был. Усики завёл. Такой – Казанова. Уверена, нравишься женщинам, -  усмехнулась,- Ну, как, угадала?

- Почти. Но и ты не стоишь на месте. Повзрослела. Волосы отрас-тила. Одеваешься как-то иначе. Тебе идёт.

- Спасибо.

- Ну, как Сибирь?

- А-а! Всё то же, что и здесь, но только холодно.

- Я так и знал.

- Знаешь, каково там прогуливаться с кавалером? На улице – холо-дище, руки, ноги, щёки –всё замёрзло, даже губы не двигаются, нос покраснел. Мороз щипает за щёки, нос и подбородок, ветер воет.   Где уж там целоваться!

Чаще всего гуляем в Лагерный сад. Спустишься вечером, почти ночью к самому обрыву. Внизу лёд, по ту сторону Томи мерцают огоньки. Кажется, там – конец света, и странно, что на краю света, а  живут люди, странно, что это огоньки жилищ, а не далёких звёзд.

Ходишь так по городу, кружишь по улицам, по Лагерному саду, как в настоящем лесу, а потом медленно бредёшь домой. Зато дома, то есть в общежитии, в комнатушке на четырёх девчонок - хорошо. Разделась и под одеяло. Всё по-тихоньку отогревается, щёки будто жаром наполняются. Хорошо, разве, что не мурлычишь.

- Красиво рассказываешь… И много у тебя там было кавалеров?, - Кей усмехнулся,- Скоро, наверное, обратно поедешь, в свою люби-мую Сибирь?

- К сентябрю. К началу занятий.

- Мы тут … несколько старых друзей поход организуем. С палат-ками, ночёвкой. Если хочешь, я тебя приглашаю.

- Да, конечно, я поеду… Мне скучно. Знакомых осталось мало….

… Костры, печённая картошка, пение с хрипотцой по кругу под гитару и бессоная ночь в палатке с комарами.

Катание на лодках в ночном светящемся море. Шутки, анекдоты, а на утро небольшой самодеятельный спектакль с пантомимой, где наряжаются в чёрт-те что, в опалые листья, в мочало, в водоросли, крадут у девчонок тряпки и гримируются девчоночьей косметикой. Герда гримировала Кея. Она красила ему ресницы собственной тушью. Они подсмеивались, подшучивали друг над другом, пока в какой-то миг вдруг не  стало как-то совсем неловко. Будто молния прошлась между ними в момент, когда Герда коснулась бритой щеки. Ресницы его дрогнули. Они оба почувствовали нечто похожее на укол и поняли это по глазам.

- Ты меня соблазняешь, Казанова?

- Вот ещё! Делать мне нечего!…

…Потом на землю спустилась ещё одна звёздная ночь, с светлячками и цикадами.

Компания разбрелась парочками по палаткам…

Они проговорили всю ночь напролёт.

Поцелуй под утро был свежим и вскружил им головы. Что-то ещё более сладкое дожно было последовать за поцелуем, но ночь прошла.   Поход закончился.

Через неделю они почувствовали, что знакомы друг с другом не мень-ше ста лет, к концу лета – поверили в родство душ и свои предыдущие воплощения.

А всё потому, что у него усы топорщились, а она очень хотела иметь ребёнка.

Самая обычная история…               

9

…Утро следующего дня встретило Герду головной болью. Ночью ей, кажется, что-то снилась, что-то вспоминалось из прошлого, возможно она действительно встречалась с Кеем у памятника Пушкину. Точно припомнить не могла, но снилась что-то приятное. А тут… как только проснулась…  Тревога родившаяся в ней вчера, вновь ожила.

Она боялась. Боялась повторения.

Боялась. А вдруг больше никогда это чудо не повторится?

« Ты не станешь ведь хулиганить? » – захотелось заискивающе спро-сить у стены.

- Глупо, - ответила сама себе,- Не будь ребёнком! У тебя навязчивая идея. Ничего не было. Тебе показалось.

Светка у стены зашевелилась и Герда прикрыла рот рукой. Оказывается, она говорила вслух.

Стена притягивала взгляд. Не удержавшись, Герда подняла глаза.

Гладкая поверхность пластика была непоколебима. Герда резко трях-нула головой.   Ресницы слипались, тело ныло после дурно проведен-ной ночи. Ведь свалилась вчера с ног и заснула, как была, в одежде. Да и спать вдвоём с женщиной ещё на такой узкой кровати не прихо-дилось.

Она заставила себя встать.   Несколько нерешительных шагов к две-ри… и, почувствовав себя свободной, выскочила из комнаты.

Приняла душ, позавтракала и направилась в Блок наблюдений с честным намерением поработать. Но работа  не клеилась. Приборы врали. Экран телеока пытливым глазом следил за Гердой.

Усилием воли она оборвала неуютные ощущения. Долго, ни о чём не думая, механически водила карандашом по чистому листу бумаги…

…« Сегодня ведь Первое Апреля! » – вдруг почему-то пришла мысль,-  «На Земле, в Городе –Весна! День Смеха! Город разрисован, разнаряжен. На улицах – рыжие клоуны, маски и смешливые детские рожицы. Моряки в тельняшках наизнаку. Студенты, гитары, шум, смех, розыгрыши…».

И вместе с этими мыслями пришло чувство покоя.

Страх исчез, сменившись новым ощущением, Ощущением Ожидания Чуда. Ожидания столь долгого, что и не вспомнить начала. Кажется, она угадала… открыла некую тайну, соединившую  специально для них с Кеем пространство и время. Радостная уверенность вошла в душу: их сознание – вот главное, что может  изменить суть реаль-ности. Сознание и ещё что-то… Или Кто-то?

Со всей ясностью представила она, как сейчас в своей комнате просыпается растерянный, милый, бедный её Кей.

Мысль теперь лихорадочно заработала в одном направлении: уви-деть его, притронуться. Почувствовать. Хотеть его. Любить его.

Герда бросилась бежать. Из блока наблюдений. По длинному-длин-ному коридору. К себе. В свою комнату!

Она приблизилась к перегородке. Затаив дыхание, стояла несколько минут неподвижно…

… Стена под её ладонями потеплела сразу, потекла, как и вчера, очи-щаясь от мути… Руки их встретились. Губы нашли друг друга…

Теперь Кей и Герда находились в Едином, только для Них созданном Измерении.

Им было хорошо.

Им было чудесно.

-Мне хочется… лететь, - сказала Она.

-Кажется, я могу тебе в этом помочь,- ответил Он удивлённо, - Надо же, как это, оказывается, просто!

Они взялись за руки и полетели.

Смоляная тьма омыла их тела.

Мимо проносились звёзды.

Внизу, вдали показались огни острова, сразу, раз и навсегда, ими узнанного, острова из забытых снов и грёз.

И маленький фонарщик из любимой детской сказки летел впереди, освещая путь и насвистывая незатейливый старый мотивчик. Он чиркал спичкой о подошву огромного  башмака и зажигал для них Звёзды.

Остров приближался и вот уже чёрные шумные волны прибоя встретили их.

Он и Она кружились над волнами, почти касаясь их.

Он и Она были Началом Мира.

Сотканные из тонких ароматов вселенной, неясних линий, смутных звуков и полууловимых намёков, Он и Она растворялись в Мире, были частью его самой необьяснимой и самой важной…

Они знали этот остров. Это был их Дом.

… А откуда-то сверху, из чёрного бездонного колодца, вспыхивающего звёздами, и снизу, и со всех сторон неслась, складываясь из множества чистых звуков, хрупкая, хрустальная мелодия…

Она была слышна только двоим в этом Мире…

10

1 апреля 22…года соседка Кея и Герды по площадке, тётя Геня –тёр-тый калач и известная во дворе склочница, в прошлом начальница кадрового отдела, а теперь пребывающущая на пенсии, просматривая утренние газеты, обнаружила следующее сообщение :

« Сегодня в 6 часов утра по Гриндвичу, с орбитальных космических станций Венеры и Марса исчезли две космические станции с находя-щимися на них астронавтами, по странному стечению обстоятельств супругами,   широко известными общественности К. и Г. Светлов-скими.

После тщательного расследования, проведённого в кратчайшие сроки, известные всему Миру учёные… так и не пришли ни к какому выводу.

Напарники исчезнувших, Светлана Торина  и Диана Бохман были найдены в открытом космосе полностью экипированными на местах исчезнувших станций. Обе пребывают в растерянности, объяснить толком ничего не могут, кем были одеты в скафандры - не помнят. Обе бормочут что-то совершенно невразумительное про любовь и

какую-то стенку, попеременно  смеются и плачут. По-видимому, это шок.

Учёные мужи  всего Мира обескуражены. Совершенно непонятно, куда эти двое астронавтов да ещё вместе с станциями могли деться?

Впрочем, некто А. Поволоцкий, всего лишь малоизвестный доцент провинциального НИИ, высказал абсурдную  мысль: по его мнению, станции под действием некоей силы провалились в n-мерное про-странство. Были даже представлены с его стороны подтверждающие эту гипотезу расчёты. Однако, дать исчерпывающие характеристики этой загадочного свойства силы господин А. Поволоцкий отказался…  Хотя и может, по его словам …

…Тётя Геня прочитала, хмыкнула и засуетилась. Как же, освобо-дилась жилплощадь!

Как видно и в 21-м веке сохранилась напряжёнка с жильём…

Апрель, 1993 года