Охота на охотника

Степь большая…

Жизнь - как степь, и ты в ней - затерявшаяся пылинка.

Ольга безвольно покачивалась в повозке и при каждом толчке стукалась о её край коленом. Тупо наблюдала, как под ударами медленно протирается подол сарафана, как с колена сдирается кожа, как на осаднённой коленке выступают капельки крови, и доска повозки постепенно окрашивается в красный цвет. В цвет её крови.

Никому теперь не нужны ни её колени,   ни её кровь.

А каким огнём полыхали глаза хазарского гостя, заехавшего к отцу по торговым делам, когда он случайно увидел эти колени!

Колени... Да он видел её всю, обнажённую!

Будь проклят тот день!

И всё же в груди Ольги шевельнулось волнение.

В тот день бабьего лета Ольга купалась на озере, неподалёку от отцовских хором. Купалась одна.

Искупавшись, вышла на берег. Скрытая густыми зарослями ивняка, уверенная в одиночестве, стояла под солнцем не таясь, грелась после купания в прохладной уже воде, перебирала и сушила роскошные, до колен, волосы.

Обнажённость разволновала девушку, разбудила в юном незаласканном теле чувственность. Горячие волны крови прошлись по телу Ольги, ударили в голову, спутали мысли. Свежее, как трава после дождя на берегу того озера, где она стояла, нагое девичье тело ловило тёплые солнечные лучи, утоляя жажду чужих прикосновений хотя бы ласками солнышка. Представляя, что её ладони - не её ладони, Ольга медленно гладила себе бёдра, живот, тискала тяжёлые груди.

О, эти сосуды, полные соблазна! Всякий, пригубивший вас, потеряет рассудок!

Ольга до сих пор не могла привыкнуть к тяжести своих грудей, удивляясь им с таким же восторгом, с каким глазели на неё мужчины.

Расставшись с девичьим богатством, ладони поплыли по телу вниз, соскользнули с тонкой талии и, взметнувшись на бёдра, укрылись в ложбинке между их началом.

Алый язычок показался из полуоткрытого рта и увлажнил пересохшие губки...

Словно отведав хмельного мёда, в полубреду от нежных прикосновений солнца и собственных ладоней, с закрытыми глазами, девушка танцевала на берегу озера странный танец, представляя себя в объятиях прекрасного юноши.

Восхитительный день! Ольгу ласкали два любовника - солнце и её ладони!

Вдруг девушка ощутила настоящее прикосновение, прикосновение робкое, трепетное и нежное, как дыхание любимого! Кто-то вздохнул за её спиной и прильнул к бёдрам юной девушки. Тело Ольги пугливо встрепенулось, но, охваченное негой, покорно изогнулось под новыми прикосновениями...   Это лёгкий  ветер, её третий любовник, принял в свои объятия горячее, жаждущее ласк девичье тело...

Ольга, счастливая, тихонько засмеялась.

Треск сучка под чьей-то неосторожной ногой полоснул девушку по ушам подобно удару кнута. Шарахнувшись к одежде и пискнув от испуга, Ольга схватила сарафан, прикрылась им, присела, затаилась.

Словно олень, учуявший на весеннем гоне олениху, из кустов вышел хазарский гость. Глаза его горели, душа была готова покинуть тело и броситься в объятия красавицы, если бы она распростёрла их ему навстречу.

Хазарин ринулся к девушке. Упав перед Ольгой ниц, он коснулся её колен трясущимися от страсти руками.

Ольга судорожно вздохнула, чтобы в следующий миг завопить о помощи... Но тогда прибегут слуги и у хазарина будут крупные неприятности, если не сказать больше.

Ольга на секунду замерла.

- Нэт, кынажна, нэт! - выдержав пытку страсти, остановил Ольгу движением руки гость.

Ольга была купеческой дочерью, и слышать, как тебя называют княжной - ой как приятно!

Гость справился с горевшим в его сердце адом, поднялся с земли. Пятясь и кланяясь, удалялся, обжигая Ольгу огнём пылающих желанием глаз.

А шелковистая кожа девушки никак не могла, не хотела забыть прикосновения мужских рук. И её плечи с коленями, бессовестные, радовались, что их обнажёнными видели мужские глаза. Тело же на это хвастовство,   блаженно сжавшись,   заметило, что хазарский гость давно подсматривал из кустов и видел всё до капельки... Бессовестное тело!

Сладкая боль сжала девичью грудь.

Позже, встречаясь с гостем в хоромах отца, они переглядывались словно заговорщики, владевшие общей тайной. Ольга густо краснела, ею овладевала истома.

А чёртов хазарин был хорош! Стройный, гибкий, сильный!

Отец до весны никуда не собирался ехать, а тут вдруг заявил, что басурманин предложил выгодно торговать, и надо посмотреть его товар. А днём позже сказал, что берёт с собой к хазарам дочку - пора и ей на мир взглянуть.

... Однажды вечером, когда Ольга, любуясь огромными звёздами, щедро высыпанными в черноту южного неба, тихонько сидела в повозке, поджав колени под подбородок, басурманин, жарко шепча, что возьмёт её любимой женой, добрался таки до её колен... А колени были и не очень-то против!   Руки, правда, из чувства долга оттолкнули басурманина, успев на прощанье боязливо и коротко погладить наглеца.

- Отец!- испуганно шепнула Ольга.

Она понимала, что одолеваемый страстью басурманин несёт чепуху, но... ей так хотелось, так мечталось стать чьей-то любимой женой!

А следующим утром отец сказал, что поскачет со своими конниками и хазарскими проводниками вперёд, чтобы быстрей сделать дела.

А ночью Ольга сдалась басурманину. И следующей ночью тоже. И следующей.

И её служанка довольно стонала на соседней повозке, взятая кем-то без боя.

Отец в назначенный срок не вернулся, а басурманин стал обращаться с Ольгой грубо, как с наложницей.

Боль создавали для сердец.

- Где отец? - спрашивала Ольга, а басурманин пожимал плечами,   разводил руки в стороны и безразлично отвечал:

- Степ балшой!

Да, степь большая, бесконечная...

Потом Ольга заболела. Басурманин прислал лекаря - старого, грязного, вонючего погонщика.

- Он же лошадей лечит! Как я покажу ему свою хворобу? - заплакала Ольга. - Мне знахарка нужна!

- Его твоя смотрет не будет, - сказал толмач. - Скажи, гиде болит, как болит. - И пожал плечами. - Лошад, женщин - какой разнис?

Лекарь сел спиной к колесу повозки и стал слушать перевод-курлыканье толмача. Выслушав, коротко курлыкнул что-то в ответ, безнадёжно махнул рукой и ушёл, не взглянув на Ольгу.

Толмач молчал.

Ольга плакала, поняв жест лекаря.

- Бедный неверный женщин, - сказал толмач, повздыхав некоторое время. - Наш женщин никогда не станет спат с мужчин, если не его женщин. Не жена. Секир башка!

Толмачу было жаль молоденькую русоволосую купеческую дочь. Ещё недавно она ласкала взгляд, была так красива, так привлекательна и соблазнительна! Впрочем, какая она теперь купеческая? Её отца поглотила степь - так захотел хозяин. Потому что хозяин захотел светлокожую. А она и не брыкалась.

Но хозяин неизлечимо болен и передал болезнь русоволосой красавице. Болезнь подлая - медленным зудом донимает мужчин и быстро ест нутро женщин. Когда караван придёт домой, светлокожая станет подобна паршивой овце и не сгодится даже в наложницы самому бедному баю. Её и нищий пастух не пожелает, потому что болезнь к тому времени станет заметнее свежего клейма на крупе белого скакуна!

- Как тебя зовут, голубоглазая?

- Ольга...

- Вставай, Ольга. Приехали!

Толмач грубо потряс Ольгу за плечо.

Ольга всхлипнула, с трудом открыла глаза, огляделась. Рядом с ней сидели два южанина с сильно загорелыми физиономиями.

Где она? На заднем сиденье какой-то машины. За рулём тоже "загорелый".

Голова раскалывается с перепою. Во рту - кошки нагадили. Бред какой-то приснился про княжну... Или про купеческую дочь? Какая разница! Всё бред, кроме... А-а, голубчики!

- Ну что, мальчики, - Ольга прокашлялась, прочищая пересохшее горло. Она вспомнила, наконец, кто эти "мальчики", где она и куда едет. - Что, мальчики, все довольны? Всех я ублажила? Ты доволен обслуживанием? - пьяно толкнула она ладошкой в грудь правого соседа.

- М-гм, - безразлично промычал сквозь жвачку правый.

- И ты доволен? - спросила Ольга соседа слева.

- Обслужила по высшему разряду, - вяло качнул головой левый.

- А тот красавчик, надеюсь, с нами был? - указала Ольга на водителя.

- Был, был... Ты чего такая жадная?

- Меркантильный интерес. Зарплату прикидываю. - Ольга длинно зевнула-простонала. - Если все довольны, я тоже довольна. Денежки, надеюсь, не забудете положить мне в кармашек?

- Уже положили. Поближе к твоему рабочему инструменту, чтоб не выронила. Вылезай!

Приподнявшись, Ольга ощутила, что на голом теле пониже живота у неё топорщатся денежные купюры. Шутники...

- Согласно таксе?

- Согласно, согласно.

- Тогда всё о-кей, мальчики. Я покидаю вас с чувством глубоко исполненного долга. То есть, с глубоким чувством исполненного долга... То есть...

- И глубоко, и с чувством исполнила. Вылезай!

Ольгу подтолкнули под зад, и она чуть не выпала из машины.

- Эй, полегче!

Крепко мальчики поднакачали её сегодня. Предки сейчас разгавкаются... А, плевать! Знали бы они... На всё плевать! Ольга... Княжна Ольга вышла на тропу войны! Сволочи... Сколько я вас, голубчиков, подстрелила за эти полгода?   Со счёта уж сбилась. Десятка три, не меньше. Реакцию на сифилис лаборанты пишут крестами - два креста, три креста... Сбитых врагов лётчики отмечали звёздами на бортах своих самолётов. И мне можно нарисовать у себя на борту...   на бедре тридцать крестов! Я торжествую! Княжне терять нечего - она давно всё потеряла. Да, тридцать крестиков за полгода, которые скоро превратятся в большие деревянные кресты. Это впечатляет! Я беспощадна, как тигрица! Тридцать за полгода... года тигра. Год... Год назад была безобидная пирушка. Подпили, поблажили. Перепили. Спьяну напросилась на укольчик, захотелось попробовать незнакомого кайфа. Укололи. Ничего кайфового, кроме тошноты и головной боли. Укололи ещё...

Очнулась утром в незнакомой квартире на каком-то диване. В голове всё плывёт. Рядом - "лицо неопределённой национальности" с нерусским акцентом и сигаретой во рту, от дыма которой Ольгу стало тошнить.

- Врёшь всё, врёшь, - стало выговаривать "лицо", увидев, что девушка очнулась. - Зачем, слушай, врёшь? Сказала, что давно колешься, а сама чуть не сдохла. Говоришь: "Коли!", а денег нет...

- Я отдам. Сколько я должна?

- Ни сколько, - отмахнулось "лицо". - Отработала.

Как всё отвратительно! Язык будто присох к нёбу. Шевельнув ногами, Ольга почувствовала, что присох не только язык. Похолодела, поняв, что вляпалась по крупному. Заплакала.

"Лицо" брезгливо поморщилось.

- Пиредупреждать нада, чито девочка. А то кайфа нет, один писк. За три дозы такса - три раза, а ты с двумя еле-еле. Сказала бы, покупателя нашёл бы, денег заработала бы. Есть любители девочек!

Как она потом пыталась отмыться под душем! Да себя наизнанку не вывернешь! Мерзость...

И лохмотья страждущей души не сошьёшь.

Боль создавали для сердец!

Но это были цветочки. Про ягодки она узнала позже, когда на медосмотре сдала кровь на СПИД. И получила страшный результат.

Залетела с первого раза! Другие ходят по рукам как деньги - и ничего!

Свыклась с мыслью, перестала бояться. Ничего ведь не болит! А года через три  Ольга почувствовала, что началось. Врач, занимавшийся "спидоносцами",   удивился, что слишком рано.

- Наверное, иммунитет слабый.

- Сколько? - спросила Ольга. - Только честно!

- Ещё два-три года, - ответил он честно.- А потом начнёшь путать, жива ты ещё, или уже померла. Можно протянуть дольше, но лечение фантастически дорогое.

И Ольга объявила газават горячеглазым любителям девичьих тел.

Как там говорили древние римляне? Бойтесь данайцев, дары приносящих? Это неактуально, мальчики! На моём знамени написано: бойтесь девчонок, СПИД разносящих! Я посвящаю вас в орден спидоносцев!

Ольга с издёвкой помахала вслед отъезжавшей машине.

Мужчины проводили взглядами девицу, махавшую им вслед рукой.

- Тройную прививку сделали, - удовлетворённо сказал один.

- Теперь наш дружок мистер СПИД наверняка к ней прицепится, - сказал другой.

- Из-за бабы, соблазнившей Адама, род человеческий лишился рая. Из-за сучки, год назад наградившей нас СПИДом, мы скоро сдохнем. А я не хочу туда один! Я подожду тебя у ворот чистилища, мисс! - сказал третий и помахал рукой оставшейся на улице, как её... Ольге, кажется?

1997 г.