Ведро для большой семьи. Глава Большой член для жены рассказы

ЛЕОНИД ЗЕЙГЕРМАХЕР

Ведро для большой семьи.

Кое-кто из моих знакомых говорил мне, чтобы написать хороший и единственный в этом смысле роман, или, к примеру, приличную повесть, надо много встречаться и беседовать с различными гражданами, долго ездить в трамваях и ловить во всем этом нечто важное, потом бежать домой и быстро записывать появившиеся мысли. Эти люди знают меня как загадочного, но, к сожалению, бесполезного человека. Я выздоровел, но не обещаю, что на страницах моего нового романа читатель не встретит каких-нибудь любимых моих персонажей. Они слишком часто появляются в нашей непутевой жизни, чтобы не участвовать в моем произведении. Таковы законы-никуда ведь не денешься без начальников, соседей, милиции, тайных агентов, пьяниц и естественно, без теток тоже никак не обойтись. Это я усвоил накрепко.

В холодильнике у меня хранится засохший бутерброд с колбасой, остался от какого-то праздника. Я его когда-нибудь обязательно съем. Я неоднократно бывал в традиционных монастырях и разговаривал с обитателями. Все они рассказывали мне о страшных мучениях, изувеченных больничных лестницах, пугали меня какими-то трагическими музеями. Каждый из них вцеплялся в меня мертвой хваткой. Это делалось для того, чтобы я лучше почувствовал, насколько худо им живется. Это раньше они жили в наивных избах, не зная вещевого голода, ходили в баню, ухаживали за огородом, топили печь. Они были здесь, словно матросы на родном корабле. Все, что окружало их, было очень и очень знакомое, все вызывало гордость и гордую печаль. Вещи-наволочки, одеяла, чистые рубашки-были убраны в старинный сундук. Это теперь-в погребе завелись крысы, радио сломано, все разорено, продукты кончились и от хозяйства остались только резиновые сапоги. Поэтому остается один лишь выход-всей семьей податься в монастырь, где все организовано и принимают даже бывших офицеров.

Утром я обычно играю на своем расстроенном пианино. Я сочиняю кое-какие простенькие симфонии и думаю, что инструмент надо будет все-таки настроить. Соседи на мою игру никак не реагируют, потому что у нас толстые стены, им ничего не слышно, но они, видимо, догадываются, чем я занимаюсь по утрам. Соседи у меня странные. У них несчастные глаза. Я, наверное, смог бы помочь им, но они не спешат делиться со мной своими трудностями.

Мои соседи так погружены в свою среду, что обнаружить их можно с большим трудом. Они живут целыми семьями в маленьких квартирах, точное число жильцов никому неизвестно. Я вижу их, только когда они бегут в ближайший гастроном или спокойно стоят на балконе, любуются исчезающей красотой.

Дети что-то нарисовали на дверях подъезда, это похоже на священные высокие рисунки, которые изображают безумные монахи. Дети развиваются сами по себе, учатся сливаться с толпой, учатся носить ритуальные наряды, учатся красть, обманывать перепуганных старушек.

Я выхожу из дома. Висит объявление, что собрание жильцов будет вечером. Я не хожу на эти собрания, потому что они обычно заканчиваются дракой. Я считаю, что виноват в этом наш председатель, это он провоцирует население, предлагая им разделить все имущество нашего кооператива.

Наш председатель принадлежит к тому разряду людей, которые все районное пространство готовы огородить костлявой дипломатической ширмой. Он очень любит издеваться над людьми. У него есть помощник, они похожи друг на друга, как близнецы.

Я пью кипяток из чайника, потом ставлю чайник на место, продолжаю свой путь. Дрожат каменные плиты, болваны торопливо скрываются под землю, прячутся в люки. Я изучаю трещинки в асфальте. Город волнуется, я слышу песню, такую длинную, что успеваю о многом подумать, пока звучит она. Роскошные мусорные ящики и грязные помойные баки принадлежат всему человечеству, я в этом абсолютно уверен. Меня раздражают мелочи, но все-таки я терплю дождевые бессонные ночи. Мой знакомый работает смотрителем, он договорился с начальством, что будет присматривать за какими-то пыльными вещами. Теперь он нарушает трудовую дисциплину, сидит в ресторане, а на работу совсем не ходит. Он талантливый человек, у него есть документ, что он мастер. Правда, он немного упрощает жизнь, разыгрывает какие-то свои пьесы, цитирует одному только ему известных поэтов. Иногда мне кажется, что он затевает что-то. Скорее всего, он самый обыкновенный алкоголик и обжора.

Я вижу чьи-то школьные ботинки, завернутые в газету. Они просто стоят на тротуаре. Я вижу грандиозное недостроенное здание, думаю, что я уже на следующей улице. Мужчина в кепке боязливо терзает свою жену, он делает это на виду у всех. Летают какие-то существа, летучие твари, похожие на лягушек с крыльями. Крутятся колеса, лопасти и шестеренки. В туманном магазине продают замороженное мясо. Я все еще гуляю, говорю глупые шутки. Воздух здесь имеет соленый привкус. Друзья здороваются друг с другом. Врачи пугают своих больных диагнозом. Трубы покрылись ржавчиной. В луже пульсирует неясная сумасшедшая жизнь. Люди идут с полными карманами, за пазухой у них тоже что-то спрятано, все отражается на лице, они уже нисколько не маскируются. Все спуталось, морочат друг друга, безумно хохочут в герметичной камере, трогают влажные стертые кирпичи пола, соблюдают традиции, хотя это нелегко. Достаточно взрослый человек в ушанке листает мою книгу, потому что она сводит его с ума, то есть фактически она необходима сейчас для его головы.

Я уже дошел до центральной площади, но все еще не могу решиться на героический поступок. У оперного театра-стрельба, неуклюже летают ласковые пули, прохожие вздрагивают от их чмоканья.

Я наслаждаюсь собственными мыслями и уделяю внимание облакам. По ночам я веду доверительные беседы с городскими красавицами. Мечутся жалкие тени. Это молчуны. Они все бегут куда-то. Они несутся сквозь цивилизацию, они напоминают несчастных родственников профессора математики, который мучается сам и мучает окружающих. Я знаю детские бесконечные противоречия молчунов. Я раньше не знал, что они могут создавать шум, оказывается, они хлопают в ладоши, когда другие хихикают, галдят, громко сокрушаются или культурно обсуждают чью-то личную высоту.

Надо сказать, молчуны-это не просто невзрачные безмолвные существа, они очень реальны, они вопросительно смотрят вокруг, многие из них работают надзирателями в тюрьмах.

Они любуются незнакомым сознательным хозяйством, разгуливают по чужим неуютным дворам, подбирают жирные ломкие кости, резко подходят к случайному человеку, который мирно сидит на скамейке, окружают его, заставляют говорить клятвы. У них бесцветная совесть, у молчунов. Все они носят в карманах черные гвозди и ждут каких-то житейских гарантий, которые освободят их наконец от всех лишних предрассудков. Осенью они обычно сидят всей толпой в чьей-нибудь душной квартире и совсем не торопятся оттуда уходить.

Своих домашних собак молчуны сдают в собачий питомник. Там всем командует седой инвалид. Это медленный грамотный старик, к нему сюда часто приходят внуки, чтобы повеселиться. Он пихает бедных собак в узкую дверь и запирает их на висячий тяжелый замок. Этот старик- бывший мой начальник, у него размытое бледное лицо, и я не могу рассмотреть на нем ни одной черты. Он ходит, опираясь на костыли и зло плюется во все стороны. Псы скулят и воют, хотят на свободу. Собаки находятся в неопределенных клетках, их кормят какой-то густой мутной кашей. Больше всего старик мечтает дожить до следующего утра, поэтому он издевается над этими несчастными животными. Он злобно бьет собак костылями. Он, словно строгий хозяин, придумывает для них новые пыточные ритуалы. Он напряженно вглядывается в глубину клетки, выбирая очередную жертву. Я даже иногда думаю, что он способен нацедить собачьей крови в свою эмалированную миску и выхлебать ее всю без остатка.

Перемещаются культурные ремесленники. Они хмурятся, как будто нервничают, но на самом деле это не так. У них тонкие руки, они считают себя свободными людьми, в толпе они распространяют скорбные мысли. Их совсем не волнует общественная мораль, они охраняют только нежность, потому что знают, что завтра можно просто сдохнуть. Каждый добросовестный ремесленник носит круглую шляпу и самостоятельно курит трубку. Ремесленники спешат согласиться с тобой, порой даже кажется, что они вообще никогда не спорят. Они поклоняются своим загробным богам. Они очень умны, постоянно думают о скромной роли женщин в нашем обществе. Своих детей они обеспечили велосипедами и другими интересными игрушками.

Совсем недавно я видел биологическую гирлянду. Я запомнил, что она была вся окружена великолепным пятнистым каркасом и накрыта толстым стеклом. Гирлянда фиксировала малейшие движения вокруг и была готова броситься навстречу любому врагу. Она была похожа на чудовищную ядовитую гроздь, в которой поселилась странная жизнь. Гирлянда тихо билась о толстое стекло и порождала какие-то опасные глухие предчувствия. Сотрудники лаборатории, которые показали мне эту штуку, ходили в белых халатах и веселились от всей души. Они были беспечными людьми, они напоминали ни о чем не подозревающих кроликов, которых просовывали в небольшое отверстие в стекле. Я помню, меня поразил сильный животный запах, который царил в лаборатории. Лаборатория располагалась в подвале. Сюда спускались профессора со своими кожаными саквояжами, они даже ночевали здесь, наблюдая за происходящими делами, они разогревали свой нехитрый ужин на маленькой электрической плитке. Ученые свято верили, что никто не вырвется из их лаборатории. Здесь все время гудел огромный трансформатор, он гудел как-то успокаивающе, вероятно, его специально поставили сюда, чтобы была спокойная атмосфера. Я так и не понял тогда, является эта штука растением или это какой-то необыкновенный зверь.

По мягкой земле, вооруженные биноклями, грустно ехали люди генерального штаба. Видимо, предстояла какая-то мучительная операция. Они увлеченно следовали выбранному дипломатическому курсу и утверждали, что боятся возвращаться обратно. Потом они будут мрачно праздновать очередную дурную победу. Я все знаю заранее. Я все делаю вовремя. Да, я все делаю вовремя. Я уже много раз сбивался с пути и боролся с самим собой, пытаясь заставить себя делать те или иные важные дела. Резко тормозил и преодолевал что-то. Еще мне приходилось опровергать различные служебные заявления, которые угрожали добраться до меня. Я подолгу стоял на таинственных ступеньках, пока ночные хищники грабили прохожих. Я всегда смотрел на мир непривычными глазами. Я слышал смех- смеялись те, кто ничего не понимал. Еще я пытался приблизиться к деревянному гению-это чудо мне открылось во сне. Вначале я испытал паническое чувство, я был, словно какой-нибудь смущенный пассажир, впервые пришедший на базар. Я чувствовал себя болваном, но это скоро прошло.

Деревянный гений выглядел, как пьяный солдат. Сперва я подумал, что это неправильно, я концентрировался на напускной интеллигентности и роговых очках. Этого здесь почему-то не было, в его глазах читались только какие-то глупые советы, которые тут же ускользали от меня. Он стоял на высоком круглом постаменте и был залит ярким светом от настольной лампы. Это была талантливо выполненная статуэтка. От мастера, который ее изготовил, потребовалось великое искусство. Как я уже сказал, статуэтка изображала пьяного солдата. Мне снилось, что я позвонил кому-то. Мной двигало скорее безразличие, чем любопытство. Оказалось, я звоню самому себе. Я был далек от помешательства, просто машинально набрал свой собственный номер. Я помню, во дворе дико закричала соседка -жулики украли у нее все белье-и я проснулся.

Я теперь знаю, почему моих соседей нет в телефонной книге-они вырвали оттуда несколько листков. Еще я думаю, что им знаком секрет всех без исключения секретных лучей-от их квартиры распространяется такое сладкое сияние. Я иногда слышу, как за дверями хнычут дети. Им, скорее всего, не разрешают пользоваться летательным аппаратом. Это самолет, я его однажды видел на чердаке. Он тщательно покрашен капустной краской, у него механические крылья и хвост. Он тоже излучает тайные лучи. Не помню, чтобы на нем когда-нибудь кто-то летал.

Я знаю очень многих людей, у которых идиотский характер. Некоторые из них ошарашенно набрасываются на собеседника, вне зависимости от того, что тот говорит им. Другие просто работают клоунами. Кстати, они здесь самые могущественные. Все эти люди любят бесплатно кататься на трамваях и кричать что-нибудь дерзкое в жестяной рупор. Всем им так или иначе улыбнулась судьба, кому-то повезло с женитьбой, это я чисто символически сейчас говорю, кое-кто старается быть значительным, отрастил себе бороду и теперь по-идиотски шутит с окружающими. Есть те, кто торгует какими-то радужными картонками. За кем-то постоянно гоняются какие-то злые люди.. .

В убогих декоративных кустах играют с кошкой чужие грязные дети. Запустение, ветер. Мотаются брошенные газеты, какие-то кульки. Все это обозначает странную власть солидных взрослых людей. Скрипят гусеницы одинокого трактора. Из комитета идет, шатаясь, местный интеллектуал-гордость района. Он путает все на свете, стесняется что-то сказать, но, в-общем, благодарен государству. В нем нет ни капли агрессии. Он ходит в уродливом костюме, потому что все еще помнит какое-то неведомое прошлое. Когда его перебивают в разговоре, он просто вежливо замолкает, но однажды я слышал, как он тихо выругался.

Грешные бедняки стучат в крепкую входную дверь. В подъезде пахнет больницей, потому что на пол насыпана хлорка. Женщина, склонная к полноте, топает ногами наверху, видимо, в такт музыке. Я сижу дома, жду звонка от любимой женщины. Я грызу стерильное яблоко. На мне надеты: чистенькая рубашечка и аккуратные брюки. На лице у меня- бессмысленная улыбка. К стене прицеплен портрет вождя. Это волевой, даже решительный человек, во всяком случае, он таким выглядит, таким его изображают художники. Его взгляд раньше вызывал у меня нервную дрожь, мне становилось холодно, я даже начинал задумываться о разных глупых вещах. Женщина сверху все-таки сильно топочет, у меня качается люстра и с потолка сыплется штукатурка. Моя любимая живет в другом городе. Телефон молчит. Кстати, я нашел его на помойке. Он вполне исправный, добротный аппарат. Я добираюсь до книжного шкафа и беру с полки книгу. Это простая книга, хорошо, что я обнаружил ее. Она наполнена исключительной человеческой мудростью, чего скрывать! Наши ежедневные разговоры, оказывается, просто обычные слова. Я воспринимаю эту книгу как какую-то шифровку, смотрю нарисованные в ней картинки и думаю-это неспроста нарисовано.

Я люблю читать философские книги, в них много ценной чепухи. Читать их-все равно, что переплывать бурную реку. Раздался звонок, я взял трубку. Вместо любимой женщины мне позвонили строители, занятые в дорожных работах. Они уже который день питались какими-то невкусными ошметками, рыбьими костями и кое-как тащили свою суровую жизнь. Они пользовались лопатой, как рычагом и забывали все мыслимые даты и события. Они были сейчас на самом высоком этаже, глядели вниз на тех, кто впереди и тех, кто отстал. Они строили отдельные комнаты в надежных домах, ежедневно давали друг другу советы, которые усыпляют. Наверное, им просто было неуютно в чужом доме, они находились здесь уже достаточно долго. Со стройки хорошо было видно рабочих ремонтной фабрики. Рабочих этих всегда привлекала возможность починить что-нибудь такое, они любили возиться с различными механизмами, станками. Я вижу, как они держат в замасленных руках какую-нибудь деталь, шутят и объясняют значение каждой своей фразы. Инженеры, их начальство, сидят в цехе на сырой скамейке. Они улыбаются чуть сильнее, чем это нужно. Чтобы жить так, как живут они, нужна определенная смелость. На голове у каждого инженера-шлем или строительная каска. Их ладони твердые и жесткие, как камень. Я поговорил со строителями и повесил трубку.

Я различаю бледные галлюцинации. Они появляются в разных вариантах, гигантские(и одновременно крошечные) предметы, я рекомендую наблюдать их по вечерам. Это холодные цепкие картины, они сами откладываются в сознании, жители подвалов в черных широких халатах с капюшоном возникают всего лишь на одно мгновение. Я раскрыл наконец холодильник, взял старый бутерброд с колбасой, съел его и запил холодным чаем. Галлюцинации я нахожу в разных местах, я совсем перестал включать телевизор, правда, смотреть все равно нечего. Ко мне приходили бывшие одноклассники, была уже поздняя ночь, но мы пили вино, чай, пели песни. Они почти не изменились, но некоторых я бы наверное не узнал, если бы встретил на улице. Кто-то из них подложил мне гайку в сапог. Я раздал им свою новую книгу, подписал, конечно. Думаю, что они не будут ее читать. Вспоминали учителей, смеялись. Кое-кто из моих одноклассников сейчас стал мастером, кто-то охраняет лестницу, а ведь когда-то мы были детьми, ходили в школу, носили портфели, учили уроки. Они рассказывали какие-то смешные эпизоды из школьной жизни, в которых якобы участвовал я, но я совершенно ничего не помню. Может, это придумано?

Неизвестные формы жизни плачут, очутившись в гнилой воде. Им не нравится здесь. Это тоже своего рода галлюцинации, хотя я не совсем в этом уверен, надо будет узнать мнение солдат. Они живут в постоянном страхе и тоскуют по дому. Пишут письма и ждут ответа. Бегают по утрам с тяжелым воинским снаряжением за спиной. Долго маршируют, а потом идут всей толпой в армейскую столовую. В мозгах у них звучит мелодия гимна. Я прекрасно знаю умственное состояние простого солдата и условия его жизни в армии. Многие думают, что самое главное для солдата- мундир, погоны и разные нашивки, но это не так.

Из окна я вижу указатель на соседний барак. Указатель приделан к массивным опорам из чугуна. Он похож на романтический плакат, он вполне может ответить на кое-какие нежные вопросы. В бараке живут рабочие мелочного завода, они иногда с балкона падают в пьяном виде. Они становятся очень настойчивыми, они могут кого угодно убедить в своей правоте. Вечером, я знаю, им становится тоскливо. Я тоже жил когда-то в общежитии, от меня пострадали невинные люди.

Мой друг уехал на охоту-начался новый сезон. Он настреляет птиц, потом дома будет готовить их, набивать фаршем, делать чучела, он будет счастлив тем фактом, что ружье не подвело и глаз был метким.

Забавно-милиция разыскивает одного худого гражданина, а он прячется сейчас в деревне у своей бабки. У него вытянутое нервное лицо, он повторяет одно и то же: "Спасите меня от всего этого". В избушке в огромном количестве валяются пустые бутылки из-под водки, на столе- окурки дешевых папирос. В углу-паутина, он нерешительно смотрит на нее. В его поведении почти наверняка есть какая-то система, но понять это могут лишь компетентные специалисты, лишь они ведают, пустило ли дерево корни или еще нет. Приходила соседка, просила соль. Это был непредвиденный визит. Он закончил училище, получил диплом тракториста. Он вовсе не был каким-то безумным злодеем, потому что ему были знакомы многие прогрессивные методы, он владеет наукой поглощения, а в библиотеке он постоянно черпал какие-нибудь полезные знания, теперь он обдумывает книжные слова и ухмыляется. Он уже выбросил свое оружие и кобуру от него, ему так было выгодно. Он с замиранием отказывается от предложенных ему милицейских конфет, сигарет и денег. К деньгам, кстати, у него очень странное отношение. Он может запросто сунуть свой кошелек какому-нибудь прохожему. На всех столбах повесили его портрет, милиция ищет его за какое-то незначительное преступление. Я сильно сомневаюсь, что это было убийство.

Совсем скоро он отправится в дорогу, возьмет походный мешок, пойдет вдоль канала, бряцая кухонной утварью. Всем, кто встретит его, он будет говорить, что он турист, будет спрашивать, как пройти в районный центр.

Я сажусь к пишущей машинке и печатаю то, что придет в голову. Мне хочется, чтобы сейчас зазвонил телефон, но он молчит. Я помню много номеров, но кто-то уехал из моих знакомых, кто-то просто сошел с ума. Если сейчас позвонить туда, меня будут обвинять, что я "воздействую", а это ни к чему. Машинка стучит, я вставляю в нее новый лист бумаги.

Как узнать, следят за мной или уже перестали? На воровском чердаке стоит большой ржавый сейф. Это логово бандитов, они часто приходят сюда по ночам, делят награбленное барахло, прячутся от милиции, суетятся, играют в карты, скрипят половицами.

Они напоминают молодых студентов, которые спасаются от не совсем трезвого преподавателя. Это изощренный старичок-интеллигент, который преподает цензуру в закрытых аудиториях. Приходит мгновенная телеграмма. Старичок вращает глазами, пытаясь догадаться, кто же это прислал ему телеграмму. Он соблюдает общественные законы и правила дорожного движения. Скажи, сколько времени. У меня нет часов. Время замкнулось.

Я вспоминаю одного санитара, это был справедливый людоед, его потом выгнали из клиники. Я часто встречал его. Он всегда сидел на углу и публично вытирал слезы. Люди не выдерживали его страданий и часто бросали ему деньги. Потом он переселился на базар, и я потерял его. Мне говорили, что он теперь занимается борьбой и даже возмещает ущерб некоторым гражданам. У него благородное воспитание, он очень образованный человек, раньше он постоянно ходил в цирк смотреть акробатов и фокусников. Больные уважали его за его сильный властный характер и однажды вручили ему почетную грамоту.

Стоит во дворе помятая автомобильная кабина. Ребятишки залазят в нее поиграть в шоферов, садятся на изрезанное кресло, крутят обгоревший руль. Разумеется, когда-то на этой машине ездил настоящий водитель, делал рейсы за пивом, за кирпичом и так далее. После аварии машина превратилась в некую бесчувственную оболочку, но сохранилась эмблема, похожая на крошечную тарелку.

Сегодня я ходил в суд, меня пригласила бывшая жена, так как я хорошо разбираюсь в разных тонкостях. На улице-жара. В здании суда варится огромная масса народу, а судья помнит каждого персонально-вот что значит ежедневная тренировка зрительной памяти. В суде- скучно, адвокаты и прочие-нудные безграмотные люди. Впрочем, я был всего лишь наблюдателем, ни в коем случае не участником судебного процесса. Здесь пахнет свежей краской и тюрьмой. Здесь тяжело находиться, словно давит что-то. Мы очень долго прождали в коридоре, тут нет никаких скамеек, потом пробрались, наконец, в зал, где сидит судья. Судья-какой-то бешеный человек в наглых очках, он нас все время перебивал. У него на лице написано, что он хотя употребляет, но делает это в разумных количествах. Несмотря ни на что, суд прошел хорошо-это для меня очередная загадка.

В суде я познакомился с теоретическими критиками. Критики эти пребывают в самом естественном настроении-смеются постоянно. Они говорят, что вся действительная истина выдумана предыдущими поколениями. Они ходят за сметаной в соседний магазин, взяв с собой только пустую банку. Временами они догадываются, кто приносит им газеты. Иногда они собираются в отдельной комнате и пристально смотрят на своего нормального собеседника. Они готовы переварить очень много различной информации, вообще, они собирают всевозможные комплексные гипотезы, это усиливает их веру. Похоже, что они знают о каких-то мудрых явлениях, у них есть свои благодарные читатели, зрители и слушатели. Все эти люди крайне аккуратны, причем такой же аккуратности они требуют и от остальных.

Открыты смотровые люки. Интеллигентные вахтеры чем-то рассержены, они зло ухмыляются, готовые заорать. Их покровитель стоит в коридоре. Это румяный выбритый человек со стеклянными глазами. Лампочка обернута железным листом. Вахтеры должны сторожить. Они целыми днями сидят в теплом бревенчатом доме и читают газеты.

Сегодня покупаю хлеб, оглядываюсь и снова вижу того типа. Он подслеповато щурит глаза, делает вид, что изучает витрину. Он меня преследует уже неделю.

Если ехать в трамвае, то видно из окна, как в аллее гуляют пьяные школьники, некоторые из них вскакивают на лавочки, в руках у них- бутылка пива. Трамвай дает техническое преимущество, благодаря ему я совсем перестал отставать.

Нас приучают не замечать ложь, нами манипулируют. Это мои собственные жизненные наблюдения. Манипуляция считается великим духовным процессом. Коллективы гоняются за счастьем, это довольно трудная гонка. Рабочие стоят на станции, ждут поезд. Народ собирает священный багаж. На цветной карте изображена любовь. Бригадам не хватает времени на выполнение работ. Некоторые люди играют с толпой в прятки, но я почему-то уверен, что когда-нибудь толпа до них доберется.

Под маленькими колесиками хрустят ветки-это мой сосед в коляске едет на рыбалку. На пустыре торгуют человеческими тряпками. Покупатель роется в мусоре, выбирает, делает свой выбор. Должно быть, он еще не знает, что эту старую одежду стаскивают по ночам с прохожих.

В булочной кто-то молится оживленно. Старухи рады. Это их питомец, тощий старичок в рваной шубе и валенках. Время от времени старичок протягивает желтую руку к мелким деньгам, которые швыряют ему в баночку. Насколько я понял, старик тут недавно. Он перекладывает денежки во внутренний карман шубы. Руки его дрожат, но грязная липкая бородка торчит гордо, словно старик пытается кого-то приветствовать.

Пошел дождь. Я еще подумал, кто это там стучит по моему карнизу, может, пришел кто-нибудь, а это дождь. Все сразу намокло на улице, появились зонты и лужи.

Ласковый шум машин постепенно отдаляется, хорошо слышны детские голоса. Группа детей наивным ручейком бежит в школу. Сегодня у них- география. Их дорога лежит через овраг. Географию ведет молоденькая учительница. Только что закончила институт. Она, бедняжка, еще не умеет громко сказать: "Дети, тишина! ", стесняется детей, но она очень любит свой предмет, ей нравится неожиданно заходить в класс. Еще ей нравится вращать школьный глобус. Глобус-самая замечательная игрушка. Он сделан из дешевого картона, он раскрашен яркими сочными красками. Глобус позволяет мечтать о далеких странах, о путешествиях, которых никогда не будет. Глобус напоминает пестрое лицо какого-нибудь раскормленного толстяка, которого обожают все-и дети и взрослые.

В магазине на кремовом мраморе стоит рогатый товарищ и смотрит, как уборщица моет пол. Мокрая отвратительная тряпка ползет по мрамору, перемешивая грязь от сапог и галош. Рогатый прячет звериное лицо под маску доброго человека. Звучит красивая музыка, кто-то медленно перебирает струны арфы. Рогатому каким-то чудесным образом удавалось совмещать две вещи-он работал главным инженером на каком-то заводе и еще он успевал делать свои злые дела-дарить боль, слезы и воспоминания. На нем был надет пасмурный плащ, а на голове у него могла бы быть мятая шляпа, но ее не было.

Я знаю этот фильм. Я смотрел его очень давно, в детстве. Я отлично помню, был полный зал народа. Я сидел в кинотеатре в мягком кресле. Я думаю, что всем зрителям было одинаково интересно, что происходит на экране. Рядом со мной была колонна. Потом все вышли на улицу и стали пересказывать фильм друг другу. Фильм этот искажал действительность и пропагандировал скотские отношения. Некоторые посмотрели его несколько раз, а потом выдернули металлические колья из забора и устроили драку.

Рядом с нашей школой была винная точка. Пьяницы со всего района приходили сюда, к этому заветному месту. Они брезгливо стояли с разнообразными бутылками и стаканами около ларька, обсуждая новый фильм или газетную передовую статью. Здесь был тупик, глухое привычное место. Сюда никогда не заглядывала милиция, потому что днем милиционеры ходят только по чистеньким центральным улицам, а ночью отправляются спать. Я помню, какую панику обычно вызывала у населения облава, охота на хулиганов, она случалась очень редко, раз в году. Милиционеры добросовестно ловили молодых воров, которые были готовы в любой момент убежать из крепкой камеры предварительного заключения.

Я слушаю плохо склеенную магнитофонную ленту. Под окнами старухи сюсюкают со своими кошками. Как я это понимаю, кошки для них являются как бы внуками и детьми. Я вижу неопровержимые доказательства существования жизни. Хорошая старуха никогда не обойдет плачущего мальчика. Между ними обязательно возникнет понимание. Потерпи, скоро все закончится.

Я стал четко видеть некоторые детали, кажется, исправляется зрение. Моя начальница-бродячая шантрапа. Контора уже вся пропахла ее мерзкими духами и папиросами. Она совсем отупела от собственной лени и постоянного пьянства. Она, видите ли, хочет, чтобы я работал в выходные. Начальница моя-вот такая, ее никак не исправишь, грубая, тупая и необычайно властная, когда она говорит с клиентом, она незаметно наступает ему на ногу, плюет в лицо и лезет в карман, чтобы вытащить кошелек. Конечно, если вдуматься, обстановка на работе не такая уж плохая-кругом одни интеллигенты, можно перекладывать свои служебные обязанности на кого угодно. Мы работаем в мастерской по ремонту старой мебели, только и делаем, что сверлим, точим, режем, чиним какие-то неуклюжие громоздкие шкафы.

К нам сюда часто заходят цирковые гипнотизеры. Им постоянно нужны люди для опытов и фокусов. Настоящий гипноз-это целое искусство.

Однажды мне приснилось, что начальница превратилась в свинью. Это была чрезвычайно жирная и тупая скотина. Я запомнил, как она злобно ворочалась в тесном сарае. Странное дело, мне вдруг стало ее жалко, она показалась мне такой несчастной, что я сперва даже растерялся, а потом великодушно раскрыл двери сарая и выпустил бедное животное на свободу. Потом пришел хозяин свиньи и стал меня ругать, а дальше я уже не помню.

В темноте хорошо видны огни, в кузове едут торжественные люди. У шофера-обрюзгшее лицо, он курит плохой табак и всерьез подумывает о самоубийстве. Он подолгу стоит у городской аптеки, собираясь зайти и наконец, купить какой-нибудь приличный яд. Дома на двери у него сделан специальный звонок для того, чтобы людям не приходилось стучать.

Рогатый опять появился в нашем районе, он теперь сидит в фанерной будке, торгует билетами на спектакль и играет на дудке. Его коварные черные рога уже изогнуты по-другому. Ты, сынок, живешь в мире взрослых людей и поэтому нечего говорить о какой-то справедливости.

Опять ищут клад, опять все перерыли, везде ямы. Приходится обходить эти дурацкие канавы. Сегодня я увидел новый объект. Он изготовлен из лучистого гулкого металла. Из него торчат проволочные крючки. Совершенно непонятно, как он оказался в этом проклятом месте. С приездом! Как ты долетел? Я собираюсь внимательнее рассмотреть его, пока его не похитил дворник.

Я изучаю его, хотя это очень сложно, трудно даже просто подойти к нему, но я опытный эксперт, я исследовал огромную кучу разной техники и самостоятельно в домашних условиях изготовил несколько военных роботов. У меня есть свой метод исследования летающего корабля-чтобы добраться до внутренних устройств, надо осторожно снять главную оболочку, правда, тут есть опасность-можно случайно повредить сразу все основные уровни корабля.

Кстати, у меня есть разрешение министерства на проведение ремонтных и хирургических работ в нашем дворе. Я обнаруживаю и извлекаю какое-то устройство. Я предполагаю, что это тормоз. Он проводами зачем-то соединен с корпусом этой штуки. Я еще не знаю, какие будут последствия. Я обращаю внимание на короткую блестящую вещицу, напоминающую типовой рельс. Он подвешен на тонкой веревочке к потолку. Скорее всего, это гонг. Когда в него стучат, для экипажа, маленьких некрасивых существ в лабораторных скафандрах это означает обед. Я уже вижу какие-то большие приборы и механизмы, но выводы какие-то делать пока рано. Одно ясно- эта штука прилетела откуда-то издалека, а ее возраст-много миллионов лет. Я нахожу убогое помещение, которое было скрыто за бархатными шторами. Я раздвигаю шторы. Тут очень темно и сильно пахнет машинным маслом. Я включаю фонарик и сразу натыкаюсь на деревянный ящик из-под снарядов. Видимо, в этом отсеке когда-то сидел стрелок. Тут для него даже есть удобное кожаное сиденье. Я вижу затвор какого-то неизвестного орудия и круглые рукоятки, чтобы можно было правильно наводить на цель. Неожиданно появляется дворник-суровый дядька в стандартном фартуке с метлой в руках. Он зачем-то покинул свой ответственный пост. Это сейчас я со всей ясностью сознаю, что дворник не просто так появился на объекте.

Долой все политические взгляды! Не один только я, ведь никто из жильцов нашего дома даже и не догадывался, что дворник является шпионом. Он ведь еще раньше посещал какие-то глубоко замаскированные курсы для шпионов, долго учился, как надо в блокноте рисовать секретную фабрику. Я с каким-то душевным восторгом узнавал что-то новое о его проделках. Он, оказывается, долгое время работал в больнице контролером.

Дворник стоял неподвижно, не собираясь сдвигаться ни влево, ни вправо. Нападать он тоже вроде пока не собирался. Обстановка казалась мне весьма поучительной. Я слышал журчание воды. Она струилась где-то из невидимых отверстий.

Огромная голодная собака без ошейника, с давно забытой кличкой, с нежностью думала о большом куске мяса. Главное-не совершать ошибок. Собака была ученая, пугающая мудрость была словно написана на ее морде. Она часто вспоминала своего хозяина-лысого героического старца, который всегда что-то неразборчиво шептал, гладил ее, чесал шерсть, кормил ее, заглядывал в глаза. Хозяин воспитывал ее, он спешил научить ее всему, что знал сам, сейчас все спуталось в голове, какие-то страшные картины-горящая или разлетающаяся на части конура, пустая миска. Ее будка, ее родное"место", привязанность к нему была настолько сильной, что хотелось скулить.

Вам хорошо меня слышно? Ну, ладно. Так вот, суеверия-основной элемент нашей жизни. Инженеры заботливо делают успешные чертежи. Они вспоминают всех своих убитых соратников. Я начинаю путаться в словах, это хороший признак. Мой друг недавно ходил в поход, он был в таком месте, где постоянно что-то летает. Я думаю, что это космические корабли. Он принес мне фотографии этих объектов, ночное небо, палатка, светящиеся треугольники, звездочки. Я звонил сегодня одной женщине, сказал ей: "Как поживаешь? ". Она вежливо ответила: "Не твое собачье дело! ". Тогда я сказал ей: "Приходи, не бойся! ". Мне просто было скучно, поэтому я позвонил ей. Ужасно скучно. Есть желание попробовать новые трюки. В воздухе пахнет гарью, жженой бумагой. Если бы у меня был аквариум, я бы покормил рыбок, если бы у меня был телескоп, я бы заглянул в него. У меня нет ни того, ни другого. Я смотрел сегодня старый мультфильм про войну. Надо мной смеются, а сами ходят в плохо зашитых штанах. Я точно знаю, мы живем вовсе не для того, чтобы нас гипнотизировали всякие подонки.

Рогатый снова переоделся. Теперь на нем безобразный колпак и красная мантия, он теперь-судья. Он что-то пишет шариковой ручкой, очень рассудительный товарищ. У него пухлые пальцы. За спиной у него-роскошное знамя. Кажется, я начинаю видеть его положительные черты.

Я обнаруживаю чье-то присутствие на своей кухне. Я раньше ничего такого не замечал, просто подвергался влиянию и все. Думающие любезные существа утром обычно куда-то исчезают, словно зрительный обман. Они очень тонкие. Они не причиняют человеку никакого вреда. Как только я приоткрываю дверь в подъезд, сразу же отовсюду мчатся кошки.

Вчера в гости пришел министр, мы с ним пили чай. Он показал мне образец идеальных ягод, сам вырастил их, на своем огороде. Мы с ним долго говорили и затронули одну интересную тему. Оказывается, правительство может узнать, какие граждане живут в домах, а какие-нет. Должностные лица никогда не спят, они очень много делают для государства, пишут законы, берегут честных людей, разрабатывают шпионские стратегии и уничтожают случайных свидетелей.

В университете пахнет рыбой, а в проблемной лаборатории собираются делать ремонт. Я зашел сюда случайно, по старой памяти. В университете толпами ходит какая-то шумная мелочь, неужели и я был таким же? Я видел маленьких худых девочек, которые спешили на математику. В их глазах была веселая безнадежность. Здесь я кое с кем встретился. Обсудили ближайшие события, попили чаю. Сегодня в трамвае видел психа. Он разговаривал сам с собой, но его слышали почти все. "Наконец-то и у нас стали строить коммунальные гаражи! Как быстро мы умеем все забывать! Почему власть такая богатая? Сейчас поздно уже, пора спать идти. Мне, наверное, нужно пойти спать. ". У него был командирский, хорошо поставленный голос, к которому примешивались сиплые дурные интонации бывалого алкоголика. "Наука провалилась. Всех партизан поймали! Далеко не заплывай. Это очень трудное дело! Смотри-смотри, убежал! Народ не простит, народ не простит". Он сидел передо мной и повторял одно и то же, я уже подумал, что он будет так ехать до самого конца, но неожиданно он взял и вышел-сутулый человек с двумя ободранными сумками в руках.

Где проходит официальная граница, которая разделяет всех людей? На улице прямо около служебного выхода хлопочут частные категории. Их манера держаться очень напоминает поведение пьяных-перед каждым суровым глотком оставлять трезвым рассудок. Они стоят на правильной экономической дороге, но что-то обязательно беспокоит этих бедных людей. Они очень тонко понимают хозяйство в самом широком смысле этого слова. Их увольняют, а они только распахивают двери и окна.

В автобус села женщина в темных очках. У нее утиный клюв. Ходят опоздавшие провокаторы и выкрикивают самые бредовые свои идеи. Интеллигенты молча стоят на безопасном расстоянии. В конце концов, это их святое право-умолкнуть и отойти подальше. Провокаторы норовят убить любую безобидную тварь, обмотанную медицинскими бинтами. В руках у них-крепкие тренировочные молотки, зубы их оскалены.

Что-то шелестит в телефоне, голоса сморщились, они скрыты от наблюдателя. Человек стоит в кабине, держит трубку и ждет, пока ему ответят. Я перестал доверять людям, которые говорят мне: "Ты очень похож на моего сына". Ребятишки подкладывают монетки на рельсы, нищие тоже избавляются от мелких денег.

Я иду на свою остановку. Под землей в сыром темном переходе вовсю кипит жизнь-рабочие возвращаются с ночной смены, старухи тащат огромные тюки, а пассажиры волокут свои чемоданы. Здесь многие теряются в толпе, тогда их объявляют в розыск. Радио почти все время прорывается сквозь шум, объявляет чьи-то приметы. Базар ревет, сильно пахнет гнилью. Катят телеги с овощами и ящики с виноградом. Девочки сидят на лавке, курят, ждут кого-то.

Грабители-радостные стриженные парни стоят под мостом и для разминки кого-то бьют. Они швыряют вещи прохожего друг другу и колошматят его изо всех сил. В глазах прохожего дрожит вселенная. Он понимает, что обязательно должен получить ответ на свои вопросы.

Ты, что ли, опять здесь рылся? А ты с кем вообще разговариваешь? С тобой, конечно! Вчера я сдал свои картины в художественный салон. Посмотрим, купит ли их кто-нибудь. Наверное, все-таки никто не купит.

Люди, которых я еще не упоминал, стоят сейчас на тротуаре и ведут глубинные беседы. В ходе бесед(которые, по идее, должны бы вестись за столом и над стаканом) они пожимают дружественные руки. Я не могу совсем отстраниться от них-не позволяет зрение. У одного из них такие жесты, как будто он горстями что-то загребает-я это прекрасно вижу. Остальные борются сами с собой, собираясь отправиться в семейную экспедицию и зная, что их не отпустит начальство. Эти люди-работники городской администрации. Они очень умны, трудолюбивы и горят желанием прямо сейчас помахать трудовым детским флагом.

Быстро вращается электрическая картинка, кому-то она может показаться страшной, а кому-то-нет. Она словно размазана по всему телевизионному экрану, но имеет тончайшие очертания. Если долго смотреть на нее, видно, как сгущаются краски. Это я включил телевизор после длительного перерыва и вот что увидел. На что же она похожа? Сейчас подумаю и скажу... На снайперскую мишень, вот на что!

Я уже неделю не хожу на работу. Начальница звонила, беспокоилась, говорит, что в контору привезли очень много сломанных комодов, наши не справляются с таким количеством. Я сказал ей, что изучаю сейчас ложные явления и она отстала от меня. Я думаю уйти в другое место. У меня слезы выступают на глазах при одной только мысли, что придется покинуть контору-было столько сделано, столько пережито... Да!

Во дворе громко лают трусливые собаки. Я слышу этот лай и вспоминаю различные фрагменты своей жизни, которые(так мне казалось) были уже давно забыты. Я вспоминаю свои игрушки, которые куда-то исчезли потом: кораблики, машинки, пистолеты, яркие раскрашенные кубики, большой надувной мяч, железную дорогу, конструкторы. Когда я был ребенком, я очень любил разгадывать загадки и смотреть мультфильмы. Еще мы играли в прятки, играли в войну, я помню, мы бегали по двору с деревянными ружьями и кидались друг в друга камнями и зелеными незрелыми яблочками.

Линии сплелись и образовали упрощенную оборонительную сетку. Все на свете имеет свою материальную основу. Это наводит на размышления. Общество восхищается мужчинами и женщинами, которые модно одеты, красиво говорят и следят за ногтями.

Я тоже люблю уют и спокойную дирижерскую музыку. На идеальном полу у меня постелен новый, очень теплый ковер. Я часто любуюсь его чудесными узорами. Я люблю сидеть в удобном кресле в чужом доме и разговаривать с приятными людьми. Я всегда исповедовал сострадание и любовь. Это правда. Я знаю много способов победить грозного врага в подземном переходе.

Я читаю стихотворения, предназначенные для шизофреников. Ты что, совсем ошалел уже? Эти стихи настраивают меня на особый благодушный лад, но в-общем, я не являюсь большим поклонником такого творчества. В сознании возникает образ современной вежливости. Истощенная мораль требует новых жертв. Пожилые ученые с развитыми лицевыми мышцами упорно формируют науку, они сосредоточены только на одном, они всегда отдают предпочтение техническим коробкам. Время от времени друзья застают их с большими сосудами у киоска, торгующего разливным пивом. Ученые сохраняют внешнее академическое самодовольство и до самой старости пасутся в лабораториях или на кафедре. Их работы считаются перспективными, это очень удивляет новичков.

Вчера мне устроили настоящую идеологическую проверку. Из области даже приезжала комиссия. Со стороны, наверное, могло показаться, что я им говорю что-то невразумительное. Я очень волновался, но понимал, что должен произвести хорошее впечатление. Эти люди охраняли государственные заводы, храпели во сне и любили заглядывать в замочную скважину. Они, словно бестолковые осенние мошки, лезли мне в глаза со своими пинцетами, но я мужественно вытерпел все испытания. Еще один поворот, и мы увидим великую причину. Она будет, как неловкая петля, как золотые тусклые огоньки, как преднамеренная авария. Я почему-то верю, что услышу ее тревожный гул. Давайте я вам помогу. Можно с вами познакомиться? Она работает в справочном бюро.

Карабкается на гору любовная машина, я знаю, обратная дорога будет стремительной. Перевозка населения. В трамвае благородная шпана локтями всех расталкивает, женщина, ну-ка подвиньтесь! Юркая маленькая птичка вспорхнула на веточку и зачирикала. Ты хотел научить меня плохому? Толпа превращается в беспощадное людское месиво, народ слепо слушает истеричную тетку. У этой тетки-лохматая грива и тусклые злые глаза. Толпа расслабленно гудит и лязгает зубами, словно осознавая некую перспективу. Наконец, людишки куда-то побежали. С ними бегут храбрые чиновники, директора и министры. Улицы содрогаются, разлетаются стекла. Еще можно уловить одиночные искренние вскрики тех, кого встречает толпа на своем пути. Толпа проворно скользит по булыжнику, ее сопровождает густой жестокий дым. Неизбежность правит всеми. Доведенные до отчаяния люди орут, ломают двери, бьют витрины, хватают кого-то и тут же злодейски казнят. Из разбитых окон свешиваются тряпки.

Восхитительные новости: я уже не принадлежу себе, вдруг надоело все на свете и мой голос уже звучит издалека. Я разучился критически взвешивать информацию. Добро пожаловать в наш клуб, станьте нашим клиентом, вы узнаете новый способ радостно жить в любом случае. Мы поможем вам, нанесите нам визит, сообщите о нас своему другу, узнайте поскорее о наших особенностях, впервые в истории, мы ответим на любые ваши вопросы, мы обеспечим вас всем необходимым, вы будете всю жизнь благодарить нас за наши услуги, получите это непосредственно от нас, феноменальные результаты, мы будем счастливы персонально поговорить с вами-как вы все надоели, мерзавцы!

Закатные улицы блестят, словно жирные тарелки, неизменно остающиеся после хорошего обеда. Сонные дети собирают стрелянные гильзы. День был славный! Мы всегда почему-то недооцениваем ударные моменты, мемуары траурные все время откладываем на потом, а сами живем растительной жизнью, сосем друг у друга соки, или прячемся от всех, или валяемся целыми днями на койке, или стережем свою привычную свободу, а потом вдруг неизвестно почему хмелеем и загораемся пьяными идеями.

Я не могу избавиться от фраз, гремящих в голове. Рогатый сделался нищим, сидит под забором, купленную водку спокойно закусывает колбасой, под глазом-синяк, один рог сломан. Брюки чем-то заляпаны. Его мысли прорываются сквозь голову, похоже, что он воет какую-то жалостливую песню.

Он своеобразный, я бы даже сказал, весьма своеобразный, субъект. Он аккуратно приносит своей жене точно расчитанное количество денег. Это число раз и навсегда установлено государством. Они живут сейчас вместе с детьми внизу, в подвальном помещении. Пьяные глаза болтаются в глазницах, как будто он в чем-то виноват.

Зашел сегодня в магазин"Домашние товары". Я думал, что это натолкнет меня на какие-нибудь мысли. На полках стоят в стеклянных баночках мозги и сердца. Люстра в виде черепа, как предупреждение об опасности. Продавщицы то снуют туда-сюда, то крадутся как мыши. У них красные воспаленные глаза. Видно, что они смертельно устали от бесконечных супов, которые налиты в скучные домашние кастрюли, их бесит смутный распорядок в чужом доме, где тоже иногда приходится ночевать. У одной из них полные ноги в нежных чулках телесного цвета. Какой-то старикашка смотрит ей на ноги и говорит, обо всем забыв: "Да-а! Какая прекрасная красавица! ". Он покупает шланг, чтобы поливать в саду. Постороннему покупателю позволено все. Девушки на самом деле очень красивые, но у меня пока нет морального права сказать это вслух.

Человек всячески извивается, попав на крючок. Его раздражает вязкий мусор, санитарный лом, праздничные открытки и искусственные украшения. Человек хочет быть свободным, хочет знать то, что он хочет знать, хочет смеяться в любое подходящее время. С днем рождения, вот видишь, я тебя поздравил! Каждому человеку хочется забросить все поганые дела, прекратить все лишнее и целиком погрузиться в блаженство.

Я видел нравственных порядочных людей, ушедших через дверь. Ими всеми управляло что-то высокое и поэтому они совсем не сопротивлялись. Я не знаю, насколько бывает полезна духовность, но ведь обществу по большому счету не важно, что ты собой представляешь и чего ты достиг. Общество коллекционирует только какие-нибудь конкретные итоги, и могу вас заверить, эта странная коллекция сверкает, словно обретенный раз и навсегда талисман. Капают научные религиозные слова. Это всего лишь часть базовых политических документов, я нарочно не привожу весь текст договора культурного сотрудничества.

В этом доме всегда топится печь, воздух раскален. Здесь посетитель узнает, что кровь-это не просто мясная слизь, а нечто большее. Тут не слышно спортивных воплей, здесь вообще нет какого бы то ни было шума, здесь царит обыденная печаль и какой-нибудь случайный свидетель сразу может обратить на это внимание. Хозяин-серьезный мужчина с пронзительным взглядом. Он ходит по избе и постоянно разминает кривые пальцы-это его любимое занятие. Все когда-то прочитанное в детских журналах он объявляет наукой. Он подкладывает все новые и новые дрова в с свою печку и предпочитает общаться не с самим человеком, а с его характером. Раньше он работал сторожем на складе и еще убирал служебные помещения. Потом его уволили в связи со смертью. Он был вежлив со всеми, здоровался со всеми специалистами и бухгалтерами, про него говорили, что он соответствует занимаемой должности. Старший инспектор из главного управления однажды даже поручил ему одно очень важное и ответственное дело.

Наверное, все может решить моя биография. Я сейчас соображаю, что можно рассказать. Ну, я родился, жил под крышей, много работал в тылу, учился в школе-но это же все вам известно! Я ни разу не был награжден никакими наградами, и это я считаю просто странным. Я очень много раз прыгал с парашютом, махал рукой с трибуны, излагал свое мнение и раскрывал людям глаза. Я дружил с балериной. Еще я получал скомканные любовные записки, один ходил по темным улицам, возникал в разных местах, признавал собственные ошибки и загадочно выражался по любому поводу.

Жизнь посылала мне испытания, а я справлялся со всем, хотя были очень и очень трудные ситуации. Я несколько раз держал в своих руках настоящий символ власти, а когда было особенно трудно, брал со стола праздничный пистолет. Меня пронизывали какие-то непонятные волны, может, для того, чтобы напомнить мне, что я должен всегда признаваться в своих успехах. Я работал с самыми грубыми людьми и держал самые изящные механизмы. Еще я изготавливал кукольных лошадей, меня пугали ответственностью, меня мерили, взвешивали, со мной разбирались, меня заглушали, меня лечили, мне улыбались. Меня обвиняли в излишней справедливости, мне приходилось носить старые пальто. Однако я был очень богат, раздавал милостыню, стоял в торжественной очереди в деревенский магазин-все было и я ни о чем не жалею. Все являлось ко мне, как дополнительное благо и распадалось потом на мелкие кусочки.

Кстати, ты где сейчас находишься? Я-дома со своей женой, мы ведем сытую и спокойную жизнь. Конечно, она не балерина, но мне нравится. Ты совершенно прав. Заходи как-нибудь, адрес тот же. Не могу, мне сейчас только что позвонили с автоматического завода. Нужно зайти за документами и в отдел кадров-устраиваться. Так что, если все будет нормально, то я работаю в конторе последние дни. Следи за своей речью! Ты работаешь или по телефону болтаешь? Пожалуйста, не отвлекайте меня! У нас тут весело! Вы тоже приходите в гости, музыку послушаем, вина попьем. Мы не успеваем, ты в курсе? Давай с тобой договоримся раз и навсегда, ты наш режим менять не будешь. У меня сегодня не получилось с ребятами сходить. Они рассказали, что вино наливают прямо из бочки, и я решил, что обязательно завтра схожу. Кстати, ты как вчера экзамен сдал? Ну это же несерьезно! Привет! А ты почему до сих пор не в командировке? А я уже вернулась. Вот, пишу отчет. Так ты сейчас на работе, что ли? Ну тогда не буду мешать работать! А ты мне и не мешаешь. Я вот все думаю-куда идти! Или на завод, или к соседям. В качестве кого? Я сижу сейчас анекдоты читаю. Делать ничего неохота. Я продаю новый летательный аппарат, у него, правда, корпус немного помятый, но так состояние идеальное. Он сейчас у меня на чердаке лежит. Приходи, будет интересно. Извини, но у меня нет никакого желания знакомиться с тобой.

Я ищу достойного воздействия, но так как никогда не блистал умом, все время копаюсь в ложных истинах и подвергаюсь гипнозу со стороны сентиментальных и недалеких людей. Тюремные старушки нервничают. Они кладут на прилавок свои скромные вещи, а надзиратель внимательно смотрит их, словно может обнаружить что-то неизвестное науке. Он гордится своей должностью. У него выработался веселый животный инстинкт, он сразу же реагирует на недозволенное.

Я прекрасно знаю повадки тех, кто когда-нибудь подчинялся чужой воле. Вообще, бывшие подчиненные, эти люди с классическими воротниками, довольно опасны. В их головах хранятся творческие звериные мозги. По мере того, как общество наше все больше и больше угасает, они решаются на последний шаг, на крайние меры. Видимо, они знают какие-то исключительные способы погубить сразу весь народ, все население. Они злобно ворочают всей огромной массой человеческой культуры, отдавая себе отчет, что это может вызвать глобальную катастрофу. Если такой человек вдруг станет большим начальником, он обязательно начнет мстить людям, будет произвольно распоряжаться целыми коллективами, отделами, цехами, увольнять или перемещать своих сотрудников на сколь угодно плохие должности. Таким образом, он будет в колоссальных количествах плодить недовольных, озлобленных людей. Я однажды видел подобное перемещение кадров. Это страшная трагедия. Представьте себе, людей приучили к определенному месту, так сказать, прикормили, а потом взяли и избавились от них.

Уличные прокуроры подмели дорогу, убрали листья в кучи и уже подожгли эти самые кучи. Теперь они стучат изо всех сил в свои барабаны, требуют внимания. Я сейчас ухожу. Если будет скучно, звони завтра с обеда, я буду на работе. Я тебе написал письмо, ты его получила? Пусть в твоей жизни будет много радости и счастья. Не забывай старых друзей, приходи как-нибудь в гости. Нет, далеко от дома, не хочу идти, мне лень. Если хочешь, могу помочь, но не обещаю, что получится. Я специалист во многих сферах торговли. Перед выездом позвони, я подумаю. Если ты считаешь, что это удачная шутка, то ты ошибаешься. Как работа? Как дела на личном фронте? Все замечательно. А я вообще молчу. Все надоело. Жизнь-сложная штука. Молодец, мои искренние поздравления. Ну, ладно. Не буду мешать. Удачи! Чем ближе к центру, тем лучше. А ты, оказывается, красивая, мне хочется рассмотреть тебя поближе. У меня была до тебя баба, мы встречались с ней, а потом кончился ее жизненный опыт, пришлось расстаться. Сегодня вроде как погода хорошая, может, погуляем? Нет, я иду сегодня в гости, поищи себе другую спутницу. Так ты сейчас свободна? Давай вместе встретим новый год. Почему ты молчишь? Извини, но я боюсь, что ничего не получится. Я не пойму, ты притворяешься или ты на самом деле такая дура? Ну, хорошо, я в принципе не против встречи нового года.. .

Предстоит драка, я надеваю перчатки. В какой гостинице вы остановились? На кого работает ваш начальник? Вы знакомы с этим человеком? Он просил не называть его имя. Вас устраивает мое предложение? Хотите водки? Какую еще информацию вы можете нам дать? Что же вы так долго молчали? Я всего лишь добросовестно исполнял его просьбы. Кто, по-вашему, стоит за всеми этими убийствами? А вы как думаете?

Все мы были внутри, здесь, все заслужили награды, но вовремя остановились. Наши души косили, как траву-такая была нехорошая ситуация. Давай, сейчас самый подходящий момент. Мои глаза молчат, обратитесь к кому-нибудь другому.

Одна-какая-то вялая, вторая-наоборот, чересчур жизнерадостная, третья-грубая, широкоплечая, с ничего не выражающим взглядом. Четвертая лишь-самая чистая, славная. Увы, все они-только обрывочные воспоминания. Пятая была страшненькая, но самая любимая. Шестая была доверчивая и ласковая, хотя нет, что я говорю? -она была очень злая. Я учил их всему, что знал сам, покупал золотые безделушки и роскошные тряпки. Мне нравилось сорить деньгами. Да, учились они хорошо, зато теперь другим они позволяют больше, чем позволяли мне. Кто-то ядовитыми граблями проехался по мозгам. В башке-навязчивая мелодия, все люди идут одинаковой вихляющей походкой. Наукой доказано, что переспрашивают они не нарочно, просто у них провалы в памяти. Я к тебе нормально отношусь, но ты пойми... Покупаю большой запас консервов, загружаю все это в багажник, подходят девчонки, просят подвезти, я беру их. Они, главное, смотрят так на меня: Кто такой, чего хочет? Меняются все способы, манеры, методы, но как только я чуть-чуть освобождаюсь, передо мной возникает очередной проницательный упырь, который беспрестанно говорит и говорит, не давая вставить слово. Уже давно пора задать вопрос -для чего существуют все эти нормы поведения? Вредная старуха говорит мне: а я специально выключила свет и закрыла дверь, я ведь слышала, что вы идете. Будьте добры, свешайте мне, пожалуйста, военной колбасы.

Я стал следить за всеми переменами в обществе и записываю теперь все свои опыты над людьми. Меня сегодня возили в один дом, там надо было отремонтировать шкаф. Ну, что? Отремонтировал, конечно. Заплатили щедро, но деньги я сразу же потратил на всякую ерунду.

На работе начальница принялась совращать меня, она нагнулась, задрала юбку и стала показывать мне свою задницу, упругую, толстую, сладкую. Она была так хорошо обтянута соблазнительными прозрачными штанишками, что мне были видны все ямочки и все обращенные ко мне таинственные складки. Я пытался ускользнуть от возбуждающих импульсов, стиснул зубы, представлял себе ее обрюзгшее страшное лицо, но все-таки не смог удержаться. Я приблизился к этой коварной женщине, стянул с нее жалкие штанишки и в итоге предал самого себя. Потом мы отдыхали после безумных ласк, начальница обещала повысить меня в должности, хвалила меня, нежно гладила мои волосы, поправляла юбку и красила губы.

Что же мне делать, ведь я отсюда собрался уходить? Начальница пыхтит, пишет объявление, что в выходные контора не работает. Хитро смотрит на меня. Расскажи, как у вас с ней было? Я потрясен случившимся, не нахожу себе места. Головы прохожих, как засаленные пеньки, до них невозможно дотронуться. Их едва видно из подвального окошка. Сплошные ноги, ноги. Скажи, я красивая? Извини? Ах, да, ты очень аппетитная. Буду теперь это всю свою жизнь вспоминать. Она жадно слушала глупые комплименты. Неожиданно для себя я оказался у нее в гостях. Она ходила босая по лакированному паркету, кормила меня жареным мясом и икрой, опять слушала мои комплименты, говорила, что у нее было трудное детство, показывала вещи, которые ей оставили любовники, ставила пластинку и приглашала меня танцевать. Потом, видимо, перепившись шампанского, стала бессвязно бормотать, что любит только одного меня, а дальше я уже ничего не помню.

Упыри стараются присоединиться к каждой твоей мысли, чтобы ты всегда вспоминал их. Я чувствую раздражение и что-то, похожее на сытую тупость, мысли чуть шевелятся, соображаю с трудом. Кажется, она мне внушала, чтобы я на ней женился. Я обмотал голову мокрым полотенцем, стало немного легче. Она подарила мне конную фигуру из бронзы. Мускулистый храбрый всадник, подчинивший себе дикого коня, был горяч и исполнен бессистемного духа. Скульптура эта оказалась очень тяжелой, я накрыл ее тканью и убрал наверх. Если честно, она мне не понравилась, я не люблю пошлость.

Спасибо за звонок, мы углубляемся в подробности. Бедняк изнывает на продавленной кушетке, при этом вся его боль сосредоточилась в голове. Он так серьезно дышит спертым воздухом, как будто ловит в нем что-то бесконечно питательное. Дрожит и сдвигается пространство-хилые стены, оклеенные дырявыми обоями, увешанные фотографиями каких-то оскорбленных девиц. Мир раскалывается на удивительные маршруты, бедняк чувствует вольное опьянение, ему хочется пойти прогуляться. В это время вбегают родственники с перекошенными лицами. Это люди, которые шутят стандартными шутками и которые смеются, словно размышляют над какой-нибудь желанной угрозой. Что ты опять сделал, скотина?

Во дворе яма проглотила экскаватор. Чья-то голова рассеянно торчит из окна, это очередное нелегкое испытание. Кто-то снова манипулирует нами, это худой незнакомый человек с молодым документом в кармане. Уже наклеили афиши. На сцену поставили пулемет, с досадной молитвой начался очередной спектакль. Публика всему верит, ведь с ней говорит мастер, искренне сожалеет о бедах, у него твердые конкретные намерения. Он морщится, когда речь заходит о культурной бойне. Ему подыгрывают мелкие административные чиновники, он иногда легонько бьет их кнутиком. На эту тему не получится ничего сочинить, потому что искусство-это роковая тайна. У входа стоят профессиональные артисты, завидуют успеху, осторожно хлопают в ладоши, шепотом что-то рассказывают друг другу.

Мой товарищ не может сделать выбор между тем, кто уже умер и тем, кто никогда не умрет. Я знаю, что никуда он не исчезнет, его не утащит под землю труп, его не увезет грузовик. Ко мне сегодня должна приехать машина пропаганды. Она приехала, выпила весь чай, съела все сухари. У меня порылись в шкафу, почитали секретный блокнот, заглянули в холодильник, немного поболтали по телефону, сломали диван и незаметно украли коробку с деньгами.

Театральная чепуха опровергает смутную истину, а тем временем в закрытых немыслимых комбинациях строится дикая информационная рифма, которая должна перевернуть все на свете. Дадут ее рваным блеклым нищим, и понесется она, пока что совсем беззвучная, и побежит, растерянно и дружелюбно слушая крики мирных грешников о пощаде. Надо оторвать несчастным головы-так размышляет власть. На площади орали, дрожало стекло, на обоях проступали пятна. Жертвы пытались скрыться, но кругом были замаскированные ловушки и открытые колодцы. Великий город по сути своей являлся западней.

Мы вас ненадолго задержим-что таится в этих словах? На всех участках уже поют тюремные песни, которые эффективно способствуют приходу бандитов во власть. Деревенские палачи хмурят брови и поздравляют друг друга с праздником большой свободы. Шуршат мрачные плащи, кого-то связывают абстрактной веревкой. Сегодня на местах рождается большая ответственность, каждый должен вдуматься в проверенные факты и официальную ложную информацию.

Идеология так же отвратительна, как тайное наблюдение за связанными пленниками. Трамвайная мысль движется через людные улицы- здесь останови, высади здесь меня. Я пишу, мне нужно много успеть сделать, хотя успею ли я сделать все? Воздушные прикосновения. Невысокие странные дома мне почему-то больше нравятся, тут всегда летают комары, тут бесполезные двери и неудобные койки, мерзкий запах в узкой кухне, но мне здесь нравится. Серый цвет многое объединяет в себе -граждане в старых пальто, вечный дым фабричных труб, разрешите прикурить, дорожные трактора и грузовики, широкое, тяжелое, тоже серое небо. Плохо складываются у меня отношения с людьми, блокируют они меня.

Не звони больше сюда, хорошо? -говорят, а я хотел соблазнить женщину-медсестру. Приснилась мне она сегодня. Странная женщина, лукавая, стоит в белом халате, держит в руках лист бумаги, я не вижу, что на нем написано, но вроде как написано что-то, диагноз, вероятно. Утром пошел в кассу. В студенческой очереди стоят старухи, пенсионеры и просто бездельники. В кассе сидит усталая молодая женщина с рыжими кудряшками, красивая, студенты задергали ее своими глупыми стипендиями. В магазине тоже красавица молодая, я купил у нее жирную холодную курицу и пачку крупной соли. Девушки в очках нравятся мне, а им нравится мое кулинарное искусство. В аптеке привязались ко мне с суетными речами, всучили цветные журналы, я им кое-что напомнил, они все время со страхом оглядывались на небо и незаметно подталкивали меня в дверь. Они ждали автобус, чтобы поехать агитировать в деревню. У меня соседка занимается такой же агитацией. Странное дело, вот я- псих, казалось бы, а у меня почему-то более здравые рассуждения, чем у окружающих. Мои сверстники провоцировали меня разными способами по просьбе своих родителей. Это были почтенные семьи заслуженных людоедов, которые хранят в коробочках свои медали, ухаживают за мундиром, висящим в шкафу и бережно расходуют семейные деньги.

Водитель кричит в динамик. Это толстая злая женщина в полосатой кофте. Я ничего не понимаю, что вы все лезете в переднюю дверь? Вы что -инвалиды? Я еще такая смотрю, молодежь одна заходит, обнаглели совсем, мужчина, я кому говорю! Задние двери прекрасно работают!

Пассажиры вздрагивали от ее громких воплей. Мне надо было проехать совсем немного, но я не хотел идти пешком. Это был старый одновагонный трамвай, который тащится через весь город. Надо было как-то благотворно повлиять на обстановку, вскрыть поганую ситуацию. Я тихо сказал, не обращаясь ни к кому: "Водитель создает приятное настроение".

Меня услышали все-пассажиры, кондуктор и конечно, водитель. Завопили возмущенные старухи, загудели суровые низкорослые пьяницы. Трамвай словно взорвался, начался скандал, который, впрочем, быстро закончился. Водитель принялась оправдываться, что утром из тюрьмы вернулся ее сосед, напился, подрался с другим соседом, пришлось вызывать милицию, "такой он человек, мой сосед, это раньше еще было, до тюрьмы, у нас стены тонкие в доме, все слышно, что происходит у других людей, так вот, он фильм смотрит какой-нибудь, а там душат кого-нибудь, убивают, а он смеется только, гад такой и делает громче". Потом водитель извинилась и я торжественно вышел, сопровождаемый радостными аплодисментами.

Чуда не произойдет. Наша дочка живет отдельно, мы не суемся к ней, пусть она занимается чем хочет, ведь правильно? Взрослая уже. Соседи не любят, когда у тебя допоздна горит свет. Конечно, это твое личное дело, но им ведь ночью надо идти на работу, грабить. Они с балкона набросали мне окурков в комнату, потом они залезли в ванную, отвинтили все крючки и к себе унесли, сегодня сижу в квартире, кто-то ковыряет в замке, не знаю, в милицию звонить или куда, выглянул, а это соседи мои стоят, детей своих воровать учат, все встали перед моей дверью и по очереди в замке ковыряют проволокой. В трамвае толкают меня, ругают, обзывают всяко, шепчут мне вслед, но я не желаю просыпаться, они меня хотят как-то вывести из себя, потому что провокация-лучший способ человека узнать. Когда привожу кого-нибудь, смотрят звериными глазами. Вы меня на свадьбу пригласите? У вас когда свадьба? А я не собираюсь замуж. Ты должна выйти замуж. Я ничего никому не должна! Во всяком случае, пусть от него поступит соответствующее предложение. Тогда я подумаю.

Меня подслушивают. Зачем им тебя подслушивать? Меня подслушивают. У соседей напротив не было штор, а у меня была подзорная труба. Я ночью наблюдал за ними. Вначале мужик у себя на балконе задумчиво выпивал водку, еще немного стоял на балконе, потом выбрасывал бутылку во двор. Маленькая комната, где есть только широкий диван и старый шкаф. Она снимала халатик. Толстая некрасивая женщина. Я видел ее модную прическу. Они гасили свет, но мне все равно были видны женские ноги и мужская спина, движения ее рук, мелькание ее пяток. Потом они повесили занавески... Нам есть чем гордиться, мы регулярно проводим встречи инвалидов, ветеранов, на заводе работает столовая, в цехах стоит новое оборудование. Я того мужика недавно встретил в троллейбусе, я его сразу узнал.

Компьютеры, предназначенные для нерадивых чиновников, одобрило самое высокое начальство. Кто у нас за ним наблюдает? Самая интеллигентная и деликатная сволочь. Что важнее-собственные интересы или общее дело-обман инвалидов? Начальство пенсионного фонда хитро молчит. Какие сведения из вашей жизни вы постараетесь сообщить своим друзьям, а какие будете скрывать? Формируется новый язык образов, понятный для среднего человека, которого тоже специально подготовят для восприятия. Короче, слышь, земляк. Мне хочется расшевелить. ну не знаю, все надоело, ну как, это ведь самое главное, кровь, потому что город-оболочка для человеческого сознания, за каменными городскими домами ничего нет, там пустота. Уже не способствует так эффективно. Фотографии опережают наши представления, только о чем они?

Ну, ты чего достиг? Я смотрю, ты весело проводишь время. Чужая философия, чужая глупость, мудрость, пустота. Они не используют книги, роботы считают, что человек очень сложная структура, но смерть им неинтересна и вообще не нужна, потому что слабых людей, которые вслух формулируют свои жизненные цели, убивает само общество. Доложите обстановку. Кто из вас видел чудо механических часов? Механические звуки великой механической песни! Учредили приз за манипуляцию сознанием. Встречи, начальство, ремонт сарая, будни правительства- творчество газетное является просто мятой общественной бумажкой.

Я избегаю стандартов, голова устает от серьезных разговоров, по телевизору часто теперь показывают добросовестных офицеров и разных палачей. Смотрю только заключительную серию. Я недалекий человек. Не могу сесть и спокойно обдумать собственные возможности, потому что уже боюсь мечтать. Я забыл песни, которые раньше пела вся страна, все сидели на одной скамейке и пели. Это были длинные, крепкие, как веревки песни, ими было все пронизано и опутано. Каждый здоровый сторож или военный шофер возбужденно пел о бескрайних полях и все не мог насладиться рассеянным правильным ритмом-взметывались строительные краны, старики надеялись, молодежь изучала науки, а кому-то зачитывали смутный приговор, это было хорошо, верно, справедливо, дежурный ударял в гонг, раненые следовали в госпиталь, время было нужное, значительное, чудесное, все покорялось людям и рушилось под напором толпы.

Странные люди, которые верят мне и которым почему-то верю я. Я стал грубо говорить по телефону и трубку резко теперь бросаю. Разговоры по телефону приобрели, наконец, естественность. На моем заводе ждут комиссию из области, комнату, в которой будут проверять документы, заранее готовят-закрыли плотно окна и выжигают воздух раскаленной горелкой. Главному бухгалтеру сломали позвоночник. Командует писклявая тетка, которая быстро бегает с бумажками туда-сюда и постоянно вспоминает всех своих мужей. Кассирша у нас обедает в отделе: "Ой, я так боюсь, они там целый день стреляют в стену". Бандиты сидят напротив кассы и стреляют в артистический плакат.

Я зашел в мебельный салон. Мебель телесного цвета из кожи прошита колючей проволокой. Продавец объясняет, что есть разные рисунки, только на этих диванах можно хорошо отдохнуть, но мебель здесь только такая, стандартная. Я ему говорю, что я сломал свой диван, мне нужна крепкая исключительная мебель.

Плохо сыгранные заведомо фальшивые пьесы, где дрыгаются уродливые персонажи. Пьесы эти написаны понаслышке, информация пришла к их авторам через третьи руки, но эти духовные вещи соответствуют почти всем существующим культурным эталонам и транспортным категориям, и даже востребованы средним зрителем. Артисты протягивают трясущиеся руки в зал. "Вот я репетирую и чувствую, что это-моя собственная жизнь, то есть я не играю в данный момент роль, а живу, проживаю свою судьбу"-говорят все они и трагически прыгают, чтобы было понятно. Нарушителя может зарезать любая хозяйка, все кастрюли, банки, чайники на кухне священны, их никогда не выбросят, даже если они потрескались, потеряли красоту, форму, ими все равно будут владеть и гордиться. Посуда украшает хозяйство, все культурные мечты неизбежно сводятся к посуде-к стакану, к бутылке. Мы беспомощны, несчастны, нас надо пожалеть, мы погружаемся в справедливую глубину. Я смотрел по телевидению выступление известного гражданина, он сказал задушевные слова. Остановитесь! Я верю, что скоро уйдет все дурное.

Настроение у меня скверное, испортили почетные граждане. Не люблю праздники, это раньше я праздники любил, приходили гости, разговорчивые лживые сотрудники, загримированные официальные лица с цепкими ручонками, которые ухитрялись за несколько мгновений стащить со стола всю водку. Они победно убегали в свой отдел и уже оттуда кричали что-то бессмысленное. Скучные люди, они подолгу стоят друг с другом и всему удивляются, обсуждают самые простые вещи, во дворе убили школьницу, долго говорили об этом, потом забыли, переключились на государство, на пенсии, стали говорить о том, что"народ знает, народ всегда разберется", потом кто-то отправился кормить птиц крупой, а кто-то пошел подметать улицу. Эти здания не имеют обратной стороны, чтобы там не сваливали старые ящики и пустые бутылки, чтобы не стояли пьяницы, как это бывает в подвалах поэтических театров. Эти здания покрашены, сверкают, чисто вымыты, находятся под охраной государства.

У вас овощи мытые? А у тебя, что, руки отвалятся вымыть? Всю жизнь развивал свой головной мозг, поэтому зашел в тупик, перекосило меня в сторону излишнего ума, вот теперь провалы в памяти.

Обратная сторона-интересна обратная сторона предметов, необязательно уродливая, кстати, мне кажется, что именно она настоящая, хотя нужно ли это-прямо сейчас мысль пришла, что какая-нибудь иллюзия гораздо интересней, чем настоящее. Восприятие не всегда готово. Мне не нужны зрелища-как, знаете, иногда на улице собирается толпа посмотреть на старуху на рельсах или две машины столкнутся-смотрят стоят.

Роботы грабят прохожих-наука позволяет им это делать, собственно, это происходит автоматически. Милосердие я считаю непринципиальным. Вот тут я с вами, извините, не согласен. Как раз это самый принципиальный вопрос. Сейчас стали очень дорогие ящики, поэтому на похороны тратится очень много денег. Приходится врать людям, а знаете, как трудно обмануть человека, но я убежден, что это необходимо, потому что это продиктовано текущим моментом.

Нам разрешили собирать информацию. Смерть организует человека- во всяком случае, мне так сказал мой школьный учитель по труду. Вот я, допустим, колбасу не ем. Да, предположим, что я совершенно не употребляю в пищу мясную колбасу. Это духовное испытание, это важно для нас, для наших детей, для пенсионеров, ветеранов. Надо ограничивать себя. Вот я перестал общаться с некоторыми людьми, то есть просто ограничил свое общение с ними, скажем так. Это коллективы, которые постоянно воруют, издеваются над сотрудниками, жрут мясо. Их терпит общество, потому что такие формы не противоречат гармонии, более того, как выяснилось, нужны для цивилизации.

А как же природа? Мы видим молнию и думаем, что это вспышка троллейбусной дуги. С нами говорят шутливо, по сути дела издеваются, а мы принимаем это за сострадание к нашей несчастной судьбе-вот в этом кроются все беды. Грызем старые кости в сарае, принимая эту мерзость за лекарство. Мы вам хотим сделать очень мирный подарок-это будет просчитанная реакция больного общества на некую искаженную мысль, внедренную снаружи.

Встретил одноклассницу. Ну, как? Я работаю в милиции, работой очень довольна. А я нигде не работаю. Бездельник? Да, бездельник. Мне просто не нравятся эти современные коллективы, люди сейчас какие-то злые стали, хотя у вас, в милиции, наверное, добрейшие люди? Ты что, дурак? Они мне постоянно угрожают, сотрудники мои. Слышь, ты, мы порежем тебя после работы. Ты, кстати, ничего не хочешь мне подарить? Я не имею права делать тебе подарки, ведь ты замужем. Он сейчас на службе. Давай сейчас к тебе? Представляешь, нас ведь недавно ограбили. Нашу квартиру в тюремном городке. Все вынесли, даже фортепьяно. Пока мы охраняли покой мирных граждан. Главное, вором оказался наш сосед, свой же, мы вместе в управлении работали. Ребята заставили его признаться. Народ всегда разберется, кто ему враг, кто друг. Он потом повесился. Пойдем к тебе, мой муж сейчас на службе. У тебе водка есть? Я тебе фотографии покажу, мы там все вместе, в бане фотографировались на вокзале. Я их всегда с собой ношу, свои семейные фотографии. Погоди, я пистолет, кажется, дома оставила. И еще такая иду, думаю, ничего не забыла.

Внутреннюю сторону все презирают, здесь постоянные драки, сюда швыряют мусор, о местных известно немного, чужого здесь определят сразу и не дадут ему приблизиться ближе расстояния удара или хорошего пинка, но могут сделать исключение, например, если местные оборванцы будут сыты и довольны жизнью. Тогда они не залезут незнакомцу кулаком в морду, не будут давать пьяные советы, орать на всю улицу. Почувствуйте исключительную свободу в глубине образцовых дворов. Что устраивают здесь по ночам почетные граждане, как они позаботятся о прохожих, о своих гостях, о завтрашних пациентах, инвалидах, мертвецах?

Внутренняя сторона этой незнакомой улицы, куда ты случайно свернул, то есть вдруг сделал свой выбор-здесь сломанные кости, в кустах валяются куски одежды, это роковые дворы, здесь тайная жизнь, в которую посвящены все соседи. Соседи свободны абсолютно от всех символов, но движутся завистью. Днем они весьма добродушные хозяева маленьких уютных квартир, очень религиозные, тяжелые ноги в мягких тапках ходят по старой кухне, осторожно ступают. Безразличны к политике, к газетам, но посвящены в некоторые странные процессы, участливо качают головами, сочувствуя избитым и ограбленным.

А теперь-новости спорта. У нас дворнику было поручено подровнять ветки у деревьев, так он заодно спилил два телеграфных столба. Я здороваюсь с дворником, говорю ему"здравствуйте", а он сплевывает вначале, потом важно кивает большой головой. Я делаю поправку на то, что когда однажды ночью его ограбили, воры вытащили у него из головы почти весь мозг. Это делается с помощью тонкой трубочки. Вообще-то у него высшее образование, он даже был когда-то главным инженером.

Наверное, все предначертано-так рассуждает о судьбе бессмысленное личико нашего местного поэта. Анкета в отделе кадров для милиционеров, начальников, цирковых лосей и рулеточников. Знаете ли вы толк в еде? Уверены ли вы в своей безнаказанности? Изменяете ли вы жене и религиозны ли вы при этом? Умеете ли хамить в общественном месте? Запомни, скотина, никогда не упрекай людей, которые пьют кровь твою. Будь вежливым-язык не обожги, идиот! Громкий ли у вас голос? Большой ли размер у вашего пиджака, ваших брюк, ваших сапог? Сможете ли вы украсть? Забываете ли вы элементарные вещи? Работали вы когда-нибудь шофером, умеете ли делать какую-нибудь другую тупую работу? Способны ли вы много выпить, много сожрать? Можно ли вам вообще что-либо доверить? Медленно ли вы соображаете? Переспрашиваете ли вы собеседника?

Ночью мне позвонили. У главного инженера сломался компьютер.

-Какой там пароль? -спросил я.

-Смерть, -сказали они.

Мы шли по узким коридорам, в которых воняло гнилой капустой. Низкие сырые кирпичи были измазаны кровью. Серые жирные старухи передвигали унылые ящики с рыбой. В некоторых проходах горели тусклые светильники, зачем-то обмотанные веревками. Наконец, мы пришли в зал холодных закусок-это была небольшая студенческая столовая, украшенная грязными колоннами. Здесь был поставлен позолоченный стул, где главный инженер держал свою вычислительную технику. Днем здесь всегда было шумно, бесновалась толпа. Ночью я здесь оказался впервые. Окруженный грязными стаканами и липкими тарелками с недоеденными котлетами стоял главный компьютер. Словно белые червячки, по экрану ползали какие-то ответы и советы, хотя пароль"смерть"я еще не ввел.

Весна-проснулась природа, зашевелились старухи, дворник вообразил, что он главный инженер. Я отношусь к таким вещам безразлично -опять говорит некто-я уже достиг гармонии, гармония-это возможность, это возможность, это возможность дать кому-нибудь в морду. Вот как раз в это время, в этот самый момент, уважаемый, неуклюжий домик твоей гармонии начал понемногу разрушаться. Ты в кубики в детстве играл? Да. Вот и доигрался! Вот и доигрался! Нет, мне ты можешь смело рассказывать про свои достижения, про свою гармонию, это тем людям такое говорить нельзя. Все движется к спокойному концу своему. Где-то далеко на дурацком участке прыгают, кричат, трясут брюхом, раскачиваются блаженные силуэты, это мои бывшие одноклассники. Здесь дымятся обиды будто старые игрушки.

В газете я читаю(с удивлением) , что супруги часто являются причиной и результатом смерти друг друга-якобы это естественно, особенно если они инженеры, потому что в техникуме инженеров учат подвергать окружающих страшным мукам-опустошать, подавлять, отбирая при этом индивидуальность и волю.

Должен приехать человек. Стою жду его у школы, кто-то говорит про экзамен, а сумасшедшая девочка в школьном дворе на велосипеде катается, свистит своей собаке. Может показаться, что деревья в школьном дворе посажены в определенном порядке, но видимо, просто остались те, которые не мешали движению, не стояли на дороге у школьников. Проходит старуха, от нее пахнет лекарством. Ты ни капли не изменился! Вот какой ты был подлец, такой и остался! Ты слышал, что она мне тут сказала? Видишь- стою перед тобой на коленях... Перед всеми-видишь, как сломали меня- стою перед, перед всеми мужиками-вот, я встал на колени. Извини меня. А почему я должна тебя извинять? Ты мне по морде ударил, меня даже муж так не бьет! Вот смотри, я сейчас встану с колен, врежу тебе по-настоящему. Я серьезно говорю. Бей, бей, ты мешок с тряпками. Ребята, остановитесь, что вы делаете, пусть кто-то остановится! Кто-то должен быть мудрей. Прости его, пожалуйста, ну, все уже. А почему я должна, нет, объясни мне, меня даже муж по морде никогда не бил, а ты прекрасно знаешь, где он работает!

Помнишь, к нам в лабораторию раньше приходил школьник? Его еще однажды током ударило? Так вот, после этого он научился математике, стал правильно умножать, складывать, писать стал грамотно. Ты к чему про этого школьника рассказываешь? Я не про школьника сейчас, а про электричество! Ты грозы не бойся, если молния брякнет, ты сможешь быстро считать и даже писать будешь в уме, будешь много зарабатывать, изобретать разные ненужные приборы. Я вдруг вспомнил, как на скучных заводских собраниях боролся с собой-я был очень смешлив и очень серьезные люди с большими головами могли меня неправильно понять. Скорее погаси! Нельзя в квартире зажигать огонь. Рогатый сломал шею моей соседке, они давно друг к другу присматривались, соседка лежит в больнице, а рогатого взяли в качестве начальника отдела кадров.

Я ведь тоже тренировался по части математики. Так, ты почему ребенку наплел, что мы будем жить вместе? Какая с тобой жизнь? Мне нужна уверенность, что ты мне больше не супруг, давай больше сюда не звони. Мы свободные граждане-куда хочу, туда звоню, и не кричи, я тебя хорошо слышу, не прикидывайся дурой, не заслоняй корову от патруля, неудобно стрелять, они могут в тебя попасть. Как я к тебе отношусь? Я тебя по-прежнему люблю, хочешь-в любой момент приду с цветами. Да, знаю я, слыхала про твои похождения, я тут уже бесконечность постигла, выбросила твою шинель, слышишь, я доведена до крайности, тут ведь рогатый приходил ко мне, ухаживал за мной, предлагал мне с ним жить, но я держалась, думала все время о ребенке, мне не нужны такие знакомства, я думала о нашем ребенке, он сидел, смотрел пронзительным таким взглядом, а потом резко так вышел, во дворе его ждала телега, я в окно выглянула, а он уже уехал. Я все вспоминаю, как у нас с тобой было, в каких жутких формах, ты сам-то помнишь что-нибудь? Я тогда, конечно, была проворнее. У нас была крохотная квартира, но это был собственный дом, там беспорядок был, я сидела и все думала, где ты бродишь, нервничала, между прочим. У нас там не так много предметов было, но я чувствовала себя женщиной, хозяйкой, я узнавала каждый раз что-нибудь новое, когда ждала тебя домой, я ведь включала телевизор и фильмы смотрела, у меня до сих пор отвращение к этой штуке... Пошла торговать, а помнишь нашу свадьбу?

Я тут подружился с людьми из одной конторы, великолепно проводим время, они хохочут, когда видят мою умную голову, словно к солнцу обращаются. Они слушают приказы, избивают бродяг, читают газеты. Я не притворяюсь, не маскируюсь, просто доедаю их запасы. Мне некогда, но я хожу пешком, научился гоготать и нескромно плеваться во все стороны. Я все равно на этих ребят непохож-воспитание чувствуется. У меня расстегнута рубашка, но я сохраняю общественную скуку, подчиняюсь закону, на вопросы отвечаю быстро, так приятнее собеседнику.

Я выхватываю женщин из всеобщего хлама-в красивых юбках-с этим бесполезно бороться. Я знал их тягучих супругов, которые всегда пили за мудрость, за прекрасных дам, были уважаемыми людьми, часто делали ремонт, кстати, каждый верил во что-то свое, и каждый их них долго рассуждал, на какой трамвай нужно садиться, чтобы доехать до центра. Я рассматриваю узкие научные юбки и восхищаюсь другими женскими нарядами, которые тихонько шуршат, ночные шелковые маечки.

Снизу бабы ползут в разорванных кофтах с зашитым животом. Это свободные женщины с той стороны. Нахальные и застенчивые девочки обсуждают мои рисунки-их внимание привлекают волосатые тупые существа-творчество в чистом виде-то, что раздражает меня. Девочки приходят неожиданно, стучат в окошко, а я зачем-то открываю им. Предлагаю чаю с вареньем-они отказываются, хотят книги читать и рисунки смотреть. Мои новые рисунки изображают пространство, где бегают вкрадчивые немытые уродцы, которые незаметно трогают твой пиджак, чтобы усыпить или залезть в карман. В жизни мы ловим таких, пытаемся учить, воспитывать, но лучше их просто убивать, так безопасней. Цифры говорят, что рыночные и троллейбусные методы воспитания самые эффективные. Массовое публичное убийство воров, гипнотизеров и всех остальных манипуляторов оправдано, потому что пассажиры устали- издеваться над другими в принципе не запрещено, просто людей бесит отсутствие благородства. Давайте пройдем в комнату для гипноза. Авторитет начальства-вот обыкновенный приемный день на заводе, все должны быть немного хуже начальника, самую малость, из чувства солидарности чуть-чуть глупее, проще, уродливей, тогда у начальства будет авторитет и все будут исполнять приказы. Но посмотрите -кто это там сидит в кустах с ружьем в городском парке?

Здравствуйте-здравствуйте, ну что-готовитесь? К чему? К чему готовиться-то? Праздник скоро, а впрочем, ваше поколение всегда находило повод для того, чтобы напиться. Ты что-то путаешь, дорогой-говорит мне крашенная старуха, которая когда-то лезла ко мне целоваться, я запомнил ее липкие пьяные губы. Город у нас маленький, я женщину какую-нибудь оцениваю так-знаю я ее или нет, обычно здесь все друг друга знают. Мерзость.

Чрезмерная вежливость и чрезмерное общение-вот что сводит людей с ума. Старухи хлопают дверью, снуют туда-сюда, стучат зубами. Скоро должен состояться эстрадный поэтический конкурс, на него сбегутся все слабенькие, каждый приготовил жалкую тетрадочку, перевязанную крепкой веревкой. Я туда не пойду, да меня никто и не зовет на такие представления. Никому мой талант не нужен, в городе я как поэт не известен. Городской чудак. В очередях шушукаются, жена председателя корчит рожи, когда меня видит. Сам я избегаю людей, квартиру не покидаю, выглядываю в окно, свет не зажигаю. Старухи семечки погрызут и кошку уличную немного помучают, подергают, побьют магнитной палкой. Они уже не пытаются ее оживить. Просто это очередная жертва старух. Это они так тренируются, подобрали дохлую кошку, сделали ей искусственное дыхание. Глупые напрасные действия.

Мне тут сообщили, что приползла моя бывшая жена, готовая к"любым унижениям", но я проявил благородство. Меня дома просто не было. А она хотела мне подарить шкафчик, набитый пуговицами из нашего хозяйственного магазина. Соседи потом рассказывали, что она тут очень долго ползала, все надеялась, что кто-то откроет ей дверь. Совсем спятила, даже непонятно, как я жил с ней?

Теперь я вернулся. Я не пропал. Странное это место, где я находился. Я научился здесь кое-чему, например, жарить мясо на маленькой сковородке. Работники нашептывали мне что-то, я записывал какие-то слова, наивный бред, получилась целая пьеса, оригинальная, немного слезливая, на которую накинулись городские кухонные журналы, внезапно захотели напечатать ее.

Слово"телевизор"сейчас стало поводом для крупной обиды, для ссоры, оно может даже спровоцировать небольшую драку. Я объясняю это тусклым набором телевизионных цветов-показывают какие-то бурые мосты, старые унылые шубы, серое темное небо. Я с помощью телефона управляю одним авторитетным стариком, у которого один глаз смотрит куда-то вверх, а другой-куда-то внутрь. Этот тупой дедушка всегда звонит и каждый раз узнает у меня, как устроена вселенная. Ему кажется, что на этот важный вопрос могу ответить только я. Дедушка старается спросить меня так, чтобы ни в коем случае не уронить своего достоинства и чтобы я в результате почувствовал себя дураком. Выяснив нужную информацию, он всегда быстро-быстро прощается со мной. В трубке слышно, как играет на пианино его жена. Она молодая женщина с рыжими кудрявыми волосами.

Оказывается, все провокации против честных людей делаю только я один. Она сидит в гостях и хвастается, что в суде работает, а я считаю, что свою принадлежность к судебной профессии скрывать надо, потому что юрист это все равно, что живодер или палач. Пилят соседскую дверь. Один другому говорит-ты возьми, оберни пилу хотя бы тряпочкой, чтобы руки себе не порезать. Другой отвечает-да я привык, у меня руки рабочие, я же у себя на работе не карандаш держу, у меня работа простая, я рабочий, а не интеллигент. Разговоры нищих: Эх, вот мне бы хорошую палку и корзину побольше, вот тогда я буду счастлив. Один подобрал будильник, заводит его и звенит на всю улицу. Это плохая школа. Нет, она не плохая, она хорошая. Мудрость означает уродство. Мудрость это мудрость, но глупость направлена прямо в мозг. Мне опять в морду швырнули горсть иголок и коробку с бритвами. Я только засмеялся. Это все видели. Давайте с вами поговорим не как врач и пациент, а как просто два человека. Хорошо. Как вы относитесь. Вам нравится ваша профессия. Вы же наверняка видите, что происходит вокруг. Да, это есть. И всегда было и будет. Ну и что? Зачем тебе это надо. Не забивай себе голову ерундой и корзину поставь на место. Разве это я? Те, кто считают себя моими друзьями, периодически приходят, чтобы сменить батарейку в моих часах. Они просто не способны придумать другой повод для визита. В милиции дежурит нарядный толстяк в форме. Плакаты призывают к тупой бдительности. Я наклоняюсь к окошку. Моей подруге угрожают. В какой обратиться кабинет? А чего она сама не пришла, подруга-то твоя? Она боится. Боится? Да, она боится. А вот ты сказал-угрожают ей, ну вот как-ей что, говорят-я тебя зарежу, или я тебя задушу? Ты вообще кто-юрист? Нет, я не юрист, поэтому объясните мне, пожалуйста, что обозначают эти слова-профилактика преступлений-я их все время слышу-это, наверное, значит дождаться, когда человека убьют? Скажите, в какой надо кабинет. Че в какой кабинет? Ты ее приведи сначала, подругу. Все, до свидания. Так я же через весь город ехал. Я все сказал, ты не понял, что ли. До свидания. Толстяк поглядел в карманное зеркало, достал расческу. За его спиной виднелся милицейский диван, на котором лежала смятая юбка. Тогда скажите, где находятся другие пункты милиции. Пункты милиции? Да. Какого района? Моего. Твоего? Их всего два, дальний и ближний. Какой нужен? Я не знаю, ну дайте тогда адреса обоих. Так, один сейчас закрыт, а во втором сейчас никого нет. Иди, приведи подругу. Пусть ничего не боится.

С утра на лестнице топот

Ставят бездельники опыт

Народу несут бутерброд

Оставят его у ворот

А это кандидат химических наук

А этот кандидат паук!

Все злобно ждут праздника Дети лепят из снега фигурки правительства. Когтистые засохшие стебли торчат из земли. Мы наступаем на них. Телефонный звонок. Кто-то живой находится на расстоянии от меня, это местный поэт, воспитанный чугунной скульптурой, он по телефону убеждает меня, что делает очень важное дело, а в трубке еще кто-то фыркает. Плотная скука. Какие-то ватные дни, как всегда бывает перед очередным праздником, духота, праздничное настроение высасывается из пространства, или друг из друга, нет сил даже, чтобы просто форточку открыть.

Внезапно я захотел издать свою книгу, а денег на это совсем не было. Я долго думал и наконец решился и пришел за деньгами в одну богатую контору, у них везде были подвалы с очень дорогой обстановкой, шикарные диваны, отменные крюки, славные веревки и тяжелые дубинки. Жертв своих они ловили прямо на улице. Еще они содержали какие-то магазинчики, где помимо всего прочего торговали чьей-то грязной одеждой и невкусным самодельным вином. Я зашел в кабинет. На дверь был наклеен герб этой конторы, убогая бумажка, на которой красовался хищный зверь, разоряющий домики насекомых. В кабинете сидела огромная бабища-у меня перерыв, закройте дверь, обождите в коридоре, должна же я отдохнуть. На кладбище отдохнешь-сказал я.

Механические организации, каменные миры, одушевленные коллективы, где в тесноте важного кресла здоровые чиновники кушают жалобы, записки и многочисленные просьбы, отворачиваясь от костлявых посетителей, пряча мстительную грустную улыбочку. "Мы будем рассматривать твой вопрос, а тебе надо подчиниться, ситуация на сегодняшний день разрешилась, то есть мы вот сейчас работаем над этим, в конце концов, все решает руководство"