Мягкое место в жестком интерьере. Тематика: Жесткое порно с вибраторами

Самое начало 90-х годов.

В киосках "Союзпечать" еще нет обнажёнки в витринах.

В магазинах на полках пусто.

****************

На стенах Выставочного зала развешены картины.

Почти на всех изображено мягкое место. Что хотел сказать художник? Может, примерно так?

"Оно прохладное, когда всё тело тёплое.

Оно белоснежное, когда всё тело покрыто загаром.

Оно мягкое, когда всё твердое.

Ему не больно, когда всем остальным частям тела больно.

Его подружка- рука, так как она всегда к нему тянется, и в минуты нежности,

и в минуты негодования. Только сила хлопка разная.

Оно, словно символ равенства и вечности, потому что выглядит примерно одинаково у всех. И его не касается  силиконовая лапа прогресса".

Может, мысли были и покруче.

Мягкое место - оно и есть мягкое место, в какую раму его не помести.

…Сколько людей мечтает о путешествиях, столько же  хотело бы остаться дома.

Такую мысль высказал кто-то из великих. Большая вероятность, что это был Н. М. Пржевальский. Еще, помнится, было известное утверждение, что путешествия расширяют кругозоры, горизонты и тому подобное.

Юные путешественники из города N. после бессонной ночи в поезде, котлет столичного общепита начала девяностых годов, двух-трех утомительных музеев и полкилограмма бананового мороженого на брата вяло заходили в вестибюль Дома Художников на Крымском валу. Очередной экскурсионный объект мало кого вдохновлял. Но…

Комфортный буфет  затащил в себя юных ценителей флюидами сьедобных запахов.

Витрины с элегантными и миниатюрными пирожными и бутербродиками  выглядели «пиром во время чумы». Детские желудки, самоочистившиеся после

утренней котлетной диверсии, просто скрутили своих хозяев.

Буфет усеялся жертвами кулинарного искусства, глотающими конвейером

пирожинки за один «кусь». Педагогика была бессильна, и учительница Ирина Ивановна сдала это сражение коварному  противнику.  

Она ходила по выставочным залам с небольшой свитой из самых  стойких и идейных учеников. По залам струилось пение искусственных птиц, но Ирочке долго чудилось чавканье ее питомцев, доносящееся из буфета.

И вот – последний, верхний этаж. Ирина Ивановна  сначала увидела опередивших ее детей. Они  стояли окаменевшими истуканами. Большие картины отражались в их глазах.

На них  изображались  куски и части человеческого тела. Разные части. И разные куски.

Но мягкому месту художник явно отдавал предпочтение.

Оно сияло мягкой белизной на одних картинах и  ядовито краснело обнаженными мускулами на других, как будто с него только что содрали кожу.

Так юные ценители во главе с Ирой Ивановной превратились в заговорщиков.

Не известно, что дети рассказали своим коллегам, буфетным заседателям. Но глаза последних надолго затаили зависть.

На перроне вокзала в губернском городе N  чадолюбивые мамы-папы тискали своих девочек и мальчиков, словно проверяя, тех ли им вернули детей, которых увозили.

- Ну, как ты? Где был, что видел?

- Я был в Доме Художника.

- Надо же!

Все знают, что путешествия расширяют кругозоры, горизонты и … тому подобное.

Возбужденная толпа потекла в сторону стоянок и остановок.