Ширяйггиегострижки

(Из цикла воспоминаний о Ширяе Г. Г. и его друзьях)

C незапамятных времен (где-то, кажется, с августа 1991, если не ошибаюсь)  очень худая жена Ширяя Г. Г. любила Ширяя Г. Г. стричь. Ширяй же Г. Г., в свою очередь, очень любил стричься у своей жены. «Зачем мне другие женщины? – спрашивал у сидящих в мужской раздевалке друзей, а так как друзья Шыряя Г. Г. в такие минуты только молча таращились на Шыряя Г. Г., пытаясь поймать Шыряя Г. Г. в фокус, то Ширяй Г. Г. всегда сам же и отвечал:     «У меня и жена прекрасно стрижет! » И всегда после этих слов снимал с головы кепку и показывал друзьям отличную стрижку. «Вот! – говорил Ширяй Г. Г. друзьям, - любуйтесь! Кто еще так пострижет? » Друзья ставили стаканы на стол, и вновь принимались ловить Шыряя Г. Г. в фокус, и когда им это удавалось, то друзья всегда видели, что правая сторона, ближе к уху и чуток назад действительно очень хорошо пострижена, не в пример левой стороне, хрен знает вообще, кто стриг Шыряя Г. Г. слева. Уж во всяком случае, не жена Шыряя Г. Г., которая всегда очень хорошо стригла Ширяя Г. Г. справа, ближе к уху. А если друзья Шыряя Г. Г. так и не смогли поймать Шыряя Г. Г. в фокус, то просто так сидели и  по памяти  вспоминали очень хорошую стрижку на голове Шыряя Г. Г.,   только не ту, что слева, а ту, что справа, ближе к уху. Ширяй Г. Г.   объяснял причину высокого качества стрижки справа, ближе к уху, тем, все остальные парикмахерши - коровы. Если бы Ширяй Г. Г. был не заведующим, а математиком, он бы обязательно рассказал друзьям про строгость подобных логических построений: «Все парикмахерши – коровы! -  Объяснял бы Ширяй Г. Г. друзьям, а дальше, погрозив пальцем, строго бы предупреждал:   «Но не все коровы – парикмахерши! »  Однако Ширяй Г. Г. не математик, потому он ограничивается только констатацией самого факта, что все они коровы и дальше каждый пусть понимает, как может. Друзья после этих слов расслабляются: ловить никого в фокус больше не надо, только сиди и понимай, как можешь, занятие, сами знаете, приятное! А чего тут мочь? Жена у Шыряя Г. Г. хорошая! Стрижет Шыряя Г. Г. справа она хорошо! Кто стрижет Шыряя Г. Г. слева -  никого не касается! И не хрен лезть в чужие дела! А некоторые коровы, к примеру, - парикмахерши! И точка! И казалось бы - кто попрет против такой железной логики? На самом же деле речь идет не о коровах (парикмахершах), не о тех, кто ими не является (коровах), и даже не о различных стрижках (справа, слева), речь идет о непосредственно  процессе стрижки, только не слева (там только один хрен и знает, кто постриг), а справа, то есть о стрижке женой, причем худой такой, что сквозь кожу в некоторых местах проступают кости.

Дело было так. Однажды в субботу вечером, часов где-то так в начале седьмого, Ширяй Г. Г. и жена Шыряя Г. Г. сидели и тихо лаялись, сейчас уже трудно вспомнить о чем конкретно, но то, что жена Шыряя Г. Г. по Ширяю Г. Г. в это время не стучала - это совершенно точно. Лаялись они, лаялись, Жене Шыряя Г. Г. видимо это всегда интересное занятие в тот вечер чего-то наскучило, она и  говорит, как бы в шутку :

- Слушай! – говорит жена Шыряя Г. Г. Ширяю Г. Г.– А давай я тебя постригу? Жена я тебе, в конце концов, или не жена?

И Ширяй Г. Г. загорелся: давай, говорит, постриги меня, чем в свою очередь зажег уже и саму жену, то есть, они оба вдруг ужасно загорелись и стали думать, чем  бы таким Шыряя Г. Г. постричь? А сам Ширяй Г. Г. так загорелся идеей подстрижки себя, что все торопил жену и говорил, да какая разница, стриги, чем попало! Но женщины они даже в такие минуты всегда остаются женщинами, жена Шыряя Г. Г. не исключение, и она все-таки нашла в доме ножницы, причем, как раз именно для детского труда по картону. Посадили они Шыряя Г. Г. на стул, замотали покрепче со всех сторон простыней и начали Шыряя Г. Г. стричь. А Ширяй-то Г. Г. еще до всякой стрижки и так сидит ужасно загоревшийся, а тут еще очень худая жена, то так встанет, косточкой потрется, то этак – другой косточкой как бы невзначай заденет, Ширяй Г. Г. и не понимает, что с ним происходит: кровь со всех мест срывается и,   что называется,   сломя голову,   несется куда-то вниз организма Шыряя Г. Г., в одно место: «Ни хрена себе! Сижу, стригусь, а он, блин, ни с того, ни сего…» - однако мы прервем попытку Ширяя Г. Г. объяснить происходящее с ним  (по литературно-нравственным соображения) и послушаем, что скажет по данному поводу  кандидат наук Лев Марксович Мендельсон.     

- Мы наблюдаем с вами процесс безусловно-рефлекторной реакции,   в результате которой, происходит  наполнение  кровью corpus cavernosum  penis’а мужской репродуктивной системы половозрелой особи  в фазе предкопуляционной доминантотизации.

Во как сказал! Хорошо быть кандидатом наук. И так сказать можно и этак, все равно красиво получается. А очень худая жена Шыряя Г. Г., как ни в чем не бывало, только ножницами над правым ухом Шыряя Г. Г.:   «Ширк-ширк! »… «Ширк-ширк! »… Ширяй Г. Г. под простыней чувствует: все, что могло заполнится кровью, уже заполнилось, а кровь все прет и прет! Ширяю Г. Г., понятно, страшно: ну-ка, где прорвет и хлынет. Не приведи Господь! А жена только и знает, что над правым ухом ножницами ширкать и косточками задевать и прижиматься. И таки прорвало, поверите? И хлынуло Ниагарой! Только не вниз, а вверх. Жена ширкает и спрашивает: «Ты чего дергаешься? Сиди спокойно, а то ухо задену», будто бы Ширяй Г. Г. ее может там, на седьмом небе, услышать! Ну, побыл он на седьмом небе, побыл и стал тихонечко на землю нашу грешную спускаться. Спустился, наконец,   сидит, красный весь,   мокрый, обалдевший до предела, хорошо, что его простыней жена так замотала, что ни Шыряя Г. Г. не видно, ни того, что ним происходит после того, как он кое-куда слетать умудрился. Жена Шыряя Г. Г. (ух и хитрющая!): Ширк да шикр…Ширк да ширк себе, как ни в чем не бывало, а так как из половых контактов за последние пять лет между Ширяем Г. Г. и его очень худой женой имело место только вышеупомянутое стукание по Ширяю Г. Г., то Ширяй Г. Г. с удивлением обнаружил, что смутился страшно! Прямо (под простыней) не знал, куда глаза деть от смущения. Однако, тем не менее, слетав на седьмое небо, что называется – вкусил от яблочка и в наказание с той поры у Шыряя Г. Г. в голове и замкнулось:

1). Ширканье ножниц по картону.

2). Простыня вокруг шеи.

3). Большая берцовая кость жены.

И время: суббота с 16.00 по 18.30. Достаточно наличия любого из перечисленных факторов и малейшего звука ножниц по картону пусть даже этажом ниже в слесарке – Ширяй Г. Г. на седьмом небе! Спросили бы Льва Марксовича, мол, Лев Марксович – чего это такое, интересно? Прямо чудеса на постном масле! А Лев Марксович бы спокойно ответил, что  чудес на свете не бывает, тем более, на постном масле, что тогда, в субботу около семи часов вечера, возник классический условный рефлекс на звук ножниц по картону, как у собаки академика И. П. Павлова, только у собаки академика И. П. Павлова происходит в результате слюноотделение, а у Шыряя Г. Г. произошло спермоизвержение, и хотя Льва Марксовича ни о чем больше не спрашивали, он обязательно бы продолжил и сказал, что условные рефлексы  на основе инстинкта, связанного с сохранением вида,   разрушаются очень трудно, есть несколько методик, эффективнее всего, конечно же,   электрошок. Хорошо, что Ширяй Г. Г. в это время еще не успел окончательно придти в себя  и не расслышал про разрушение электрошоком только что народившегося у него очень хорошего условного рефлекса, а то убил бы, наверное.

Вот и живет с той поры Ширяй Г. Г. ожиданием субботы (16.00-18.30), стрижки, большой берцовой кости, то есть, в субботу до стрижки ни капли в рот не берет, ходил трезвый, время от времени что-то проверяя у себя на голове справа и загадочно, как М. Лиза, улыбаясь уголками губ.