Э4 5 Один урок, будьте добры!

Один урок, будьте добры!

Как-то раз блестящая голливудская продюссерша поймала очередной творческий кризис. Попросту говоря, депрессию. Она хватала их после каждого своего фильма, как хватают насморк в жару, проглотив трехлитровую баночку кваску, взятую прямо из холодильника.

О квасе продюссерша ничего не знала, готовить его не умела, но такой необязательный его ингредиент, как изюм, любила. Потому что ее первый мужчина, Джон, любил повторять ей: «Хани, твои соски как изюмчик, а я так люблю сладкое! » С этими словами он непременно начинал теребить ее соски, желая тут же ими полакомиться.

В пору своего первого мужчины Джека, продюссерша еще не была продюссершей, но уже была умной девочкой. Вследствие чего она стала приобретать на распродажах факинг-пакетики изюма и научилась подсовывать самые сладкие изюминки Фредди в рот вместо своих сосков.

Она так ловко подсовывала изюмины своему Лео, что тот поглощал их без меры и скоро оказывался довольно похрапывающим у ее ног. Почему изюм действовал на Боба, как снотворное, продюссерша так никогда и не узнала, как никогда она не выяснила, почему же ее первый мужчина Хью так и не удосужился сделать ее женщиной. Возможно, виной тому был все тот же факинг-изюм, к которому со временем и ее пристрастил один знакомый факинг-наркоман.

Но это экскурс в ее допродюссерское ситцевое существование. А в нашем рассказе пребывает, значит, наша голлдива (голливудская дива, и не говорите нам, что продюссерша – не диво!) в положенной ей после очередного культурного бизнеса депрессии, и в ус огромным неграм-охранникам не дует. А тут приходит ей по обычной емэйл почте долгожданное, а потому неожиданное приглашение на фездиваль. Это в мире шуй-бизнеса так келейно с недавних пор стали называть пати. А именно то, что когда-то у нас называли съездами.

И вот на этих самых Паннских Кальмах (кстати сказать самый большой орг. взнос в кассу босса фездиваля сделала именно ее страна) стала она по причине кризиса и депрессии отсматривать все фильмы подряд. Буквально один за другим, один за другим. Смотрит она эдак на экран во все свои девичьи глаза и в каком-то второразрядном политическом сериале, привезенном на внеконкурс из какой-то Раши, ухватывает краешком своего обметанного бизнес-вниманием глаза жгучий, как латиноамериканский перец, взгляд третьестепенного персонажа второго плана.

Что было в тех глазах-перцах, никто доселе не знает, а известно только, что девица завопила тут же совершенно по-продюссерски «Stop». Местный дурак киномеханик, бывший некогда главным кинооператором Десской киностудии, резко проснулся и автоматически сделал «Стоп» подопечному киноаппарату. Сделал он это менее чем за полсекунды, успев нажать на 32 рычажка и 16 разных кнопок в нужной и единственно верной последовательности, что в стране голлдивы могло быть расценено не иначе как рекорд Хеннеси, с которого механик и дрых перед тем. В ее-то стране – да, но не на Панском же фездивале! Потому что выполненная команда «Стоп» привела к быстрому прожогу дефицитной на Паннских Кальмах импортной пленки и к команде «Кранты», поданной карьере дурака киномеханика, бывшего главного оператора Десской студии.

Аппарат с положения «Стоп» после отставки механика снять уже было некому, так что стране нашей продюссерши пришлось необычной (не емэйловой) почтой перебросить на военном самолете в залы фездиваля (и во много других залов страны, организовавшей Панны) лазерные проекторы с необычайно хорошей обратной связью. Но дива покой не обрела, потому что единственный эпизод с воспламенившими ее «глазами из Раши» был безвозвратно утерян. Просто-таки воспламенен. Ведь внеконкурс на фездивали в Панны из Раши поставляется строго числом единиц – одна.

Иная бы женщина в слезы, а голодива – нет. Губки в куриную попку сжала и срочным порядком выписала бригаду психотерапевтов от Стула Спесьберга, а мысль о зенках этого нового для нее русского скоренько перегнала в дианетический инграммный банк данных. И сама уж сидит, всем улыбается и под «Сыр» бутерброды-автографы раздает.

Что там с продюссершей делала бригада Спесьберга мы вам описывать не будем. Какой же рассказ выдержит около тысячи страниц психо-медикаментозного отчета, не считая приложений на нескольких лазерных дисках. Только, через неделю одному из ее верных негров удалось встретиться с голодивой взглядом сквозь решетку воздуховода, по которому он проник к ней в клинику. Она успела крикнуть только одно: «факинг-русский! ». Хотя и тринадцать раз, прежде чем ее рот замотали смирительной предохраняющей резинкой. И это суеверному негре крайне не понравилось.

То ли негр оказался прав, то ли слишком тяжел для Панской жести воздуховода, только он выпал из него и, отстреливаясь из-за прихваченной им на ходу симпатичной медсестрички, долго уползал от погони. Когда на седьмой секунде боестолкновения  у него кончились патроны, проникшаяся к нему мюнхенским синдромом медсестричка, укрыла его собственным телом. Таким образом погоня тут же прошла мимо, а негра оказался в положении вынужденной приятной благодарности «кавалер снизу».

В результате примитивной лжи наша голодива выскользнула из лап выписанной ею самой на себя бригады психиков. И сделала она это совершенно женственно: на очередном допросе она назвалась именем бригадира бригады, чем ввела своих мучителей в неразрешимый ступор.

Автостопом трамвая одиннадцатый номер она в два дня прибыла домой в нумера верхнего крыла Паннской гостиницы и тут же заказала воспрявшим духом неграм учителя рашского языка. «Мужчину! » - крикнула она им вслед по мобильнику, едва подумав о ванне. Пылкая голодива почему-то решила, что достижение желанных рашофильмских глаз в реальности следует начать с изучения языка носителя глаз. По еще более малоизученным причинам женского свойства ее существа, она к тому же решила, что учиться следует обязательно у мужчины, с чем и был связан ее вопль по мобилке в широкие негрские спины.

Профессионалы-телохранители в кратчайшие сроки выполнили заказ на учителя русского языка. Точнее – на русского. Поймать такого было несложно прямо у входа в хотэль Pannskyj, стоило лишь зычно в две глотки крикнуть вдоль по улице Питерской: «Ду Ю, Факинг, не спик ли случаем, Раша? ». На зеленый цвет негрских пиджаков клюнули сразу и без обиняков. Только с помощью берсеркера швейцара (вот они, старые Швецкие традиции боев!) им удалось уйти от разновозрастной толпы шустрых мужчин под защиту стеклянной двери хотэля. А потом, пользуясь возникшим в алкавших общения замешательством, сумасбродным швейцарским наскоком взять-таки первого попавшегося русского языка для своей обожаемой продюси.

Вот так, неожиданно для него, случился у голодивы первый учитель русского. Парня вежливо втолкнули к ледичке, что-то наскоро объяснив жестикуляцией четырех увесистых черных кулаков. Все, что он запомнил из слов глянцевой парочки было «Факинг». И что ему оставалось делать? Даже несмотря на удивление, в начальной фазе процесса откуда-то взявшееся на лице у леди. Скажем прямо, он свое дело выполнил твердо. И вопреки данному, не подходящему случаю, выражению этого самого удивления на ее лице.

Продюся не успела вспомнить всех своих первых мужчин, всех своих Лео и Фрэнки, как в свои *** лет довольно безболезненно стала женщиной. «Вау! » - произнесла она полагающийся в таком случае в ее стране монолог, наградила русского учителя улыбкой обоих пар губок и завалилась отдыхать под диван в гостиной, где все только что и свершилось. На звук хозяйского голоса явились негры и осторожно вынесли использованно брыкавшегося и шипевшего сквозь зажимавшие его рот розово-коричневые пальцы «Я ее еще бы, а? » парня. Так быстро иные персонажи являются в судьбу продюссеров, чтобы еще быстрее оставить их наедине с судьбою.

Об отсутствии презерватива во время первого урока факинг-русского голодама (теперь она могла именоваться именно так, а форму эту полюбила пуще прежнего) вспомнила лишь через сутки, когда негры по очередному щелчку ее пальчиков взяли на передовой факинг-русского фронта второго знатока языка. Процедура взятия была похожа, поскольку ни негры, ни контингент у входа в Pannskyj не изменили своих тактико-технических характеристик. Результат этого урока уже не мог быть таким же принципиальным, как урока первого, но дама по выдворении неизвестного бойца международных связей, осталась даже более довольной, чем в первый раз.

Сначала негры думали, что она так быстро вошла во вкус, но где-то уроке на 13 (а суеверие их не уменьшилось, и поэтому они наблюдали за всем особенно внимательно), поразмышляв в ночную смену, телохранители поняли, что ихнюю Голли (так нежно они теперь ее называли промеж себя) более других удачно занимают факинг-русским мужчины определенного возраста и телосложения. Дальнейшие уроки в хотеле (что есть по-русски «хотеть? »)  проводились учителями, максимально похожими на второго и тринадцатого.

Продюссерша очнулась от плотного графика факинг-русского только глубоко по завершении фездиваля. Очнулась и, взяв двойной тридцатиграммовый виски в одном из местных заведений, расплакалась в намастыренное пуленепробиваемым поролоном плечо одного из телохранителей. И рассказала своим неграм, что каждый раз, когда урок факинга или лэнгвича (она уже догадывалась, что это не одно и то же, но предпочитала не посвящать своих негров в такие тонкости) подходил к кульминации, перед ее внутренним взором вставали проникновенные перцы третьестепенного персонажа второго плана.

Негры прониклись сочувствием. С молоком цвета кожи впитавшие тягу к бесконечному джазовому разнообразию, они не могли иначе встретить рассказ о такой неповторимой повторяемости мелочи. Один из них даже сказал что-то в этом духе. И тут выяснилось, что для их Голли (о, со сколькими факинг-русскими они наблюдали ее в таком приятном виде!) эта мелочь стала чуть не самым главным в жизни. Разумеется после имиджа, карьеры, бизнеса, фиттнеса и (теперь) факинга. Да - главным. После всего этого – главным в жизни, и точка!

Все эти резвые события дурно сказались на протекании продюссерской депрессии. Она была сорвана. Голодама взяла своих негров за барки и теперь разъезжает по городам, в которых по ее сведениям можно найти факинг-русских. Как мы с вами знаем, такие города еще имеются на нашей планете в довольно большом числе, так что Голли до встречи со своим единственным Факинг-Русским, с тем, с глазами с прожженной пленки, должна будет еще учиться, учиться и учиться. Но мы ведь не будем за нее опасаться, правда? Она дама целеустремленная, о чем говорят хотя бы ее профессия и два шкафа-телохранителя. Так что, если вы, уважаемый читатель мужского полу, будете совершенно случайно выкрадены с улицы двумя одинаково одетыми черными для все еще плохо знающей факинг-русский дамочки, воля ваша, но уж один урок… будьте добры!

Э4 «Смех мехом»

10320 зн.