Воспоминания эротического художника порноромантик. Композиция в

Жарко. Горячо. Ещё горячее. Гибкое тело, всё в капельках свежего пота, извивается в такт животным рывкам бёдер.

Член, как торпеда, пересечённая малиновой полосой грубого шрама, снова и снова врывается внутрь, и его каждый раз туго охватывает горячее и влажное.

Хриплое отрывистое дыхание, стон, и вдруг жалобное повизгивание, будто кто-то нечаянно наступил на маленького щенка. Маленький пушистый щенок, вот на кого ты была похожа, моя милая, до того, как я из полноты нахлынувших чувств снял с тебя трусики.

Такая же ласковая, ты, казалось, готова была меня лизнуть. Впрочем, ты это умеешь. Ты любишь жадно, как голодная тигрица и замысловато, как темноволосая наложница китайского властителя.

Когда твои тугие губы обхватили его, а язычок прошёлся вокруг тяжелеющего ободка, живая волна окатила меня, и понесла с собой. Такое бывает, когда прохладным утром упадёшь в тёплый, не успевший остыть за ночь омут. Мир вокруг одновременно наполняет томное телесное тепло и пульсирующая злая энергия.

Да, да, так, точёные икры мягко трут мои плечи, тяжёлые чёрные пряди кажутся живыми змеями, играющими на сложном узоре алого персидского ковра. Слабо тлеют ароматические палочки, распространяя пьянящий запах опиума и благовоний. Это жертвоприношение, да, я приношу жертву дикому богу с чёрными глазами.

Тёмные тугие соски, как бутоны алой хризантемы, колышущейся на ветру. Только их движение становится резким, потом ещё резче. Я наклоняюсь, обхватываю один из них губами, потом другой. Мой язык становится сухим, как грубая ткань, которой обита та лёгкая белая ширма.

Краткая, длиною в два вдоха, пауза, и ты уже стоишь на коленях, пряча лицо в длинном ворсе пёстрого ковра. Спина выгнута, как изящный штрих древнего иероглифа. Как ты похожа сейчас на дорогую рабыню, за которую дикий кочевник отдавал не торгуясь своего лучшего коня. Смуглая кожа цвета старой бронзы, кроме тех мест, где, через мягкие полутона, она приобретает окраску густого летнего мёда.

Перевёрнутый чёрный треугольник и розовое, влекущее в его глубине. Ворваться и пронизывать, рвать, терзать. Я снова вхожу в ритм безумного, не рассуждающего орудия. Наверное, твоего орудия, милая моя.

Танец саванн и джунглей, он отпускает наружу зверя. Я твой повелитель, я владею твоим телом, дрожащим сейчас под моими властными ударами. Я резок, почти груб. Но я же и раб, не в моей власти остановить это движение. Оно сильнее меня, нет, это ты сильнее меня. Ты тоже владеешь моим телом в этой безумной схватке.

Сплетающиеся тела уже походят на одно неловкое больное существо, которое корчится, в страшных мучительных судорогах борется с самим собой. Вдруг, в последнем отчаянном рывке оно прекращает свою борьбу и с протяжным стоном оседает, теряя силы.

Ты похожа на цветущую ветвь, лежащую на бархате. Глаза прикрыты, грудь движется в такт дыханию, капли влаги стекают по бёдрам. Я поднимаюсь.

Вечер встречает меня запахом сирени, небо расцвечено алыми мазками заката. Это последняя наша встреча, и только ветер шепчет за спиной: "Мэй Лин". Да, кажется, Мэй Лин.