Толстый Х в Сомнительном Деле. Из сборника Толстый в попу

Я потрогал ее за голову. Дальнейшие события были похожи на сон паралитика.

Сашенька встала, присела, развернулась пружиной и сделала движение из «гопака».

При этом мы с Коровиным увидели ее ногу до самых трусиков – джинсовая юбка разошлась по шву.

Коровин отвернулся и стал что-то делать.

Я стоял, вывалив длинный белесый язык.

Сашенька встала ровно, поправляя пышные золотые волосы.

Коровин дернулся и тут же ушел в коридор.

Я открыл окно и в комнату рухнул сугроб с околевшей собакой. Я поежился.

Кстати, вы знаете, как на идише будет «собачий холод»? – «das sobachische kalt».

Жаждущий тепла, я предложил Сашеньке интим, стесняясь в выражениях, но шелестя купюрами номиналом $100 каждая. Купюр было восемь.

В это время вернулся Коровин, его лицо перестало быть напряженным.

Сашенька улыбалась, ее влажные зубы казались нарисованными мелом на заборе.

Я посмотрел на Коровина, тот отвел взгляд.

Я ударил Коровина в зубы и он упал, как подстреленный лось, взметнув ноги, и с глухим стуком.

При падении Коровин погиб, а кроме того, его не стало, и на полу осталась лежать монетка номиналом в 1 евро (кстати, на идише евро называется Hebrew).

Я поднял монетку и всунул ее Сашеньке меж сверкающих зубов. Она застонала и обхватила ногами мою другую руку.

Я люблю, когда женщина мастурбирует. Еще я люблю мастурбировать сам. А еще больше я люблю участвовать одной (левой) рукой в мастурбации женщины, одновременно обеспечивая другой (правой) рукой мастурбацию непосредственно себе.

Поэтому Сашенька вызвала во мне определенные эмоции.

И поэтому я простил Коровина, хотя ему уж было плевать. Хотя, точнее было бы сказать, на него уже было плевать.

Сашенька показывала мне свои зеленоватые глаза, но меня интересовало другое.

Когда моя рука была почти по локоть вымазана ее с(цензура)й, а мой член представлял собой аналог стенобитного орудия, заряженного взбитыми сливками, меня посетила мысль.

Я тронул Сашеньку за бледное лицо с маковым румянцем. Она рычала, кусая мою ладонь.

И тут я спросил ее: «Сашенька, а скажи - а что ты думаешь, ну, о сетевой литературе и об ее, типа, актуальных тенденциях развития? »

В тот же момент моя рука высохла, а член опал.

Повисла гнилая пауза, а потом перед моими глазами мелькнула тень.

Я видел мир еще какое-то время в цвете, но очень скоро он расползся на монохромные дрожащие лужи, а после померк, застыв на сетчатке липким чернильным пятном.

Последним, что я увидел, был ледоруб с автографом Льва Давидовича Троцкого, мягко, как ***, входящий в череп над моим правым глазом.

Не в силах постичь указанный парадокс, я наскоро умер.