Остановись, волшебное мгновение

Сколько же волшебных мгновений было в моей жизни?

Последний раз это случилось две недели назад.

Мой сосед – толстый рыжий мексиканец… шучу, еврей, конечно. Ну совершенно омерзительная личность. По крайней мере, так я считал до позапрошлой пятницы.

Во-первых, он громко разговаривает. А чтобы не открывать специально второй пункт, сюда же добавлю его громкое пение, громкое чихание, громкое ковыряние в зубах и громкие выстрелы неизвестно из чего!

Во-вторых, он нечистоплотен. Мало мне грязного половичка у его входной двери, так к этому приплюсуйте его картофельную шелуху на полу у мусорного контейнера, его разбросанную рекламу под почтовыми ящиками, да растоптанные какашки его ризеншнауцера (любовь к собаке можно занести в плюс, если б это была не ЕГО любовь).

В-третьих, он всюду суёт свой веснушчатый нос. Его интересует моя зарплата, марка масла, которое я заливаю в двигатель, по какой цене моя жена покупает яйца, есть ли муравьи у нас на кухне, сколько детей у Жванецкого, не заразен ли мой фурункул на спине, почему я всё время жую резинку, был ли Муссолини женат на еврейке, где предел моему терпению… нет, это уже не он спрашивает, а я себя!

А терпение у меня, прямо скажем, не ангельское.

В один , как говорится, чудненький денёк я понял, что если его убью, то меня, скорее всего, оправдают, а возможно даже и поощрят каким-нибудь дипломом. Осталось только выдумать способ помучительнее и найти время, либо между первой и второй работой, либо между второй работой и нардами, либо между нардами и «Убойной силой»…

Когда я, наконец, решил, что смерть наступит в ближайшую пятницу вечером (способ умерщвления оставлю в секрете, сами поймёте почему), грянула пятница.

Утренние хлопоты заставили на некоторое время забыть о зловещих приготовлениях.

Вернула мой настрой на нужную волну лужа у входа в парадное. По цвету, запаху, а также по тому, что я на ней поскользнулся, ясно было, как божий день, что работа ризеншнауцерова.

А почему, собственно, надо ждать вечера, - подумал я и стал энергично подниматься по лестнице.

Гремела музыка. «Рапсодия Хачатуряна из балета «Спартак», - машинально определил я.

Дверь в квартиру соседа была распахнута настежь, как по заказу. Войдя, я обнаружил лежащего на тахте соседа с лицом идиота, который вот-вот отдаст концы, если кто-то ему помешает дослушать Рапсодию Хачатуряна. На Арама Ильича рука не поднялась. Послушали.

Музыка стихла.

Сосед неслышными шажками подобрался к музыкальному центру и переставил диск. Так я и знал – Скрябин. Рыжая физиономия моего личного врага стала отвратительно одухотворённой.

Я вгляделся. Это был мой бывший учитель музыки Эдуард Соломонович Киршенбаум, Эдик, Эдичка…

В 1976 году он ударил меня смычком по голове, а я ему ногой в пах. Сгорбившаяся нелепая фигура с перекосившимся от боли лицом – это последнее, что осталось в памяти от моей скрипичной карьеры. Был апрель. Половодье. Весеннее солнце гнало…

Способ умерщвления Киршенбаума я оставлю в тайне. Вдруг всё-таки пригодится ещё.

Волшебные мгновения так редки.