Почему год круглый

Почему год круглый?

Октябрь 03.

Мне двадцать лет. Немного боязно. Никогда еще не летел в самолете один на один с незнакомыми людьми. Дико стучит и сладко ноет сердце. Одновременно. Прошел контроль, ответил на заранее известный вопрос подготовленным ответом: «Туризм», еще небольшое ожидание, и, вот, я — в самолете. Жаль, что не у окна. Ну, ладно, чего я там не видел? Не первый, в общем-то, раз из Шереметьево... И всё равно, пытаюсь через головы увидеть хоть частичку земли... Взлетаем. Бесполезно, лучше смотреть перед собой — уши будут меньше болеть. И не забывать, почаще глотать. Двоякое чувство: сделал доброе дело, воссоединил семью, уступил ему свое законное место. Он так радовался, что может сидеть рядом с женой и дочерью — она ничего, — долго благодарил... Осадок какой-то внутри: ведь, это было мое место, а теперь я сижу на чужом. Неправильно. Ладно, не зацикливайся на этом. Что сделано, то сделано. «Плиз, орандж джус». Почему я взял апельсиновый? Хотел же яблочный... Спокойно, не нервничай. Всё, всё пока хорошо. Хо-ро-шо. Замечательно, круглый год. Круглый год? А почему, интересно, год круглый? Не квадратный, не треугольный? Какая-то глупая мысль; наконец, с едой покончено. Теперь можно вздремнуть часок.

Подлетаем. Уже два раза снижались. Скоро, очень скоро окажусь в Чехии. Немного волнуюсь... Садимся. Потихоньку все выходят. Что это она завопила? А, показывает, куда мы должны идти. Сюда, так сюда. Не туда? А куда? Ясно, так бы сразу и сказала, старая карга. Контроль прошел, штамп поставлен, осталось только дождаться багажа и к выходу. Встретят или не встретят? Будет печально, если не встретят, такое вообще бывает. Не нервничай раньше времени. Успокойся. Сделай глубокий вдох... Вот и чемодан. «А-Экскюз-ми... Вэар из эн эксит? Ага. ‘энкз». Вышел, оглядываюсь: несколько десятков встречающих, все с табличками... Какая должна быть надпись... «Европа-тур». Эта нет, эта тоже. Да, где же она... Опять не то. По второму кругу пойду... Снова нет. Я как предчувствовал! Что же теперь делать-то. Все постепенно разошлись, остался один. «Экскюз-ми. Ю ар «Европа-тур», ант ю? Ноу? Черт. Что же делать-то. Куда звонить, чтобы приехали? Так, сколько прошло? Двадцать минут. Еще полчаса жду, а потом что-нибудь придумаю. Куплю обратный билет и улечу в Москву. Или поеду своим ходом в Карловы Вары? На другой конец страны. Не знаю. Пока подождем. Какой-то блондин зашел внутрь, озирается, что-то спросил у информации. Покачал головой. Может, это — мой встречающий? Разворачивает табличку: «Европа-тур» «Господин Сапожников». Есть. Фу-у-у-х. Мой спаситель. Я уж думал, бросили, забыли. Ринулся к нему. «Это я, здрас... » «Извините, — говорит, — Ваш самолет прилетел раньше, я такого не ожидал». Принято. Неплохо говорит по-русски. Главное, что всё закончилось благополучно. Мы едем в машине. «Далеко ехать? » «Нет, часа два, к ужину будете на месте». «А с погодой у вас как? » «Не очень, тучи, каждый день дождь, семнадцать-восемнадцать». «Я уезжал из Москвы, было тридцать пять». «Не может быть». «Именно, тридцать пять, жара, люди купаются в фонтанах». «Не может быть». «Так и есть». Замолчали. Дорога укачивает. Вверх-вниз. Я сегодня рано встал. Думал, подремлю в самолете — не вышло. Хорошая машина. Или дорога ровная. Мимо смешные указатели: «Позор! ». Поля. Темнеет. Сейчас пойдет дождь. Да, в Москве было лучше. Скоро уже доберемся. Дать ему чаевых или не надо? Всё-таки он — от фирмы. Не дам. Нет, надо. За что? Он ведь вдобавок опоздал. Как-то неприлично не дать, что он о тебе подумает? Лучше, дай. Кто распоряжается деньгами? Ты или я? Я — против, обойдется. Всё, умолкни, ты мне надоел. «Спасибо, всего доброго».

Подхожу к ресепшн. «Добрый день, вот ваучер». Рыжебородый, словно сибирский, здоровый мужик. «Наконец-то. Как долетели? Из Праги или из нашего аэропорта? Всё в порядке? Вот ключ. Паспорт я пока оставлю, Вы его можете забрать в любое время. Ресторан уже открыт. Можете сразу спуститься и поужинать. Что-то еще хотите узнать? Тогда до встречи. Располагайтесь».

Пить. Очень хочу пить. Еще с аэропорта. Два часа терпел, больше невмоготу. Сейчас буду в номере, открою минибар, выставлю, чтобы не была ледяной. Умираю, как хочу пить. Вот и комната. Ничего, жить можно. Только слишком душно. Надо бы открыть окно. Вот так. Дальше — Что я хотел? — Ах, да, минибар. Пить. Открываем... Ну, с этими маленькими всё понятно, шоколадка, орешки... А попить? Вот черт: только газировка. Надо же, как не повезло. Придется покупать. Умираю, как хочу пить. Что же делать? Нет, газировку ни в коем случае. Лучше терпеть. Не могу, хочу пить. К черту! Так лучше. Это не Москва. Ничего страшного не произошло. Подумаешь, выпил сырую воду. Да, здесь даже из крана, по-моему, течет полезная для здоровья, так что успокойся. Не бери в голову. Давай, лучше распакуем вещи, разложим их по полочкам... Пора. Следующая остановка — ресторан. Странно: пустой зал. Наверное, еще рано для. «Работаете? » «Вы только приехали? Какой номер? Прошу Вас. Сюда. Это будет Ваше место, пока Вы отдыхаете. Пожалуйста, меню. Что-нибудь будете пить? » «Воду без газа». «Со льдом? » «Нет, просто». Пустой зал. Шесть часов. В Москве — восемь. Да и день был не из легких. Устал и проголодался. Зачем тянуть? Поем сегодня пораньше, а вот акклиматизируюсь, тогда всё будет по-другому... Так, скоро семь. Мне несут десерт. Народу постепенно прибавляется. По большей части — русские, да немцы. Пройтись, что ли после ужина? Ах, да, мне нужно купить бутылку с водой. Всё равно, пришлось бы выйти.

Ничего, народ гуляет. На той стороне вроде магазины. Только далеко не уходи, а то не вернешься. Давай по дальнему мосту перейдем, сделаем круг и вернемся. Круг. Что-то сегодня было уже связано с кругом. Не помню. Это не те магазины. Ни один из них не продает продукты. Интересно, здесь вообще есть супермаркеты? А народ куда-то туда идет, дальше. Или какие-нибудь мелкие лавки, где можно воды купить. Нет, я туда не пойду. Потом еще обратно не найду дороги. Решено же было сделать круг, перейти по другому мосту и так вернуться. Ну, раз решено, то теперь не изменишь. Жаль, что кругом в витринах хрусталь. Я утомился; как говорили в русских сказках: «Утро вечера мудренее». Завтра разберемся. А теперь в номер. Лягу-полежу. Может пройдет шум в голове. Наверняка, от самолета. Спать. Хочу спать. А завтра с новыми силами. Разберусь. Всё будет в порядке. Хо-ро-шо. За...

Как-то я довольно быстро заснул. Вырубился. Обычно я долго засыпаю. Что ж, свежий воздух, тяжелая нагрузка. Выспался. Да, и на завтрак идти еще рано — половина седьмого только. Странно. Грузовик за окном вывозит мусор. Ни единого звука. У нас всё было бы слышно на километр. Ев-ро-о-о-па. А если открыть окно? Нет, не Европа. Это всего лишь пластиковые окна. Ха-ха. Не раскатывай губы там, где их нет. Сколько свежести. Несмотря на быстро улетучивающийся запах дизеля. Прекрасный воздух. Так и хочется дышать полной грудью, чего я уже давно не делал. Тихо стало. Ничего удивительного в этом нет: воскресенье, семь утра. Еще есть возможность осмотреться, и через полчаса — на завтрак.

Ну, что? Ничего, ничего... Нормальный завтрак. Куча народа. Не просто найти свободное местечко. Закрепленные места, ведь, оказывается, только на обед и ужин. А в принципе ничего. Шведский стол. Хлеб, сыр, яйца, каша, сок, фрукты, чай — что еще нужно, чтобы вовремя подвести организм к унитазу. Удобный. Сначала, правда, был холоден, что жуть. Потом нагрелся. Всё. В бассейн! В бассейн! Нет, в тренажерный зал. Посмотрим, что там и как. Мне сказали, идти в эту сторону до конца. Странный коридор. По-моему, я зря сюда иду. Здесь уже какие-то подсобные помещения. Да, ничего тут нет. Еще немного продвинусь, и поверну назад. Нет, нет. Я слышу какие-то звуки. И свет блеснул из-за угла. Там кто-то есть. Теперь я в этом ни секунды не сомневаюсь. Через стекло я вижу здорового мужика, с остервенением крутящего педали. Еще немного, и я внутри. Мужик слез с тренажера и пошел дубасить грушу. Взрослый уже, под пятьдесят, наверное. Ну, здоров. Слева от меня, по-видимому, его жена. Женщина средних лет. Занимается с самыми легкими гантельками. Я сделал несколько шагов вправо, к освободившемуся велотренажеру. Забрался на него. Стал крутить. И только сейчас заметил справа, у шведской стенки на полу, вернее, на мате, странное существо, лежащее на животе и выделывающее странные движения. По форме тела это существо больше всего похоже на какую-нибудь старушку. Ужас. Ужас. Ужас. Как бы мне сесть, чтобы ненароком не взглянуть на нее. Она еще стонет. Какие ужасы показывают. Целлюлит на целлюлите и целлюлитом погоняет. Кошмар. Наконец, она встает, подходит к стене, что располагается прямо передо мной и представляет собой сплошное зеркало. Я вижу ее лицо в отражении. Ничего себе. С ума сойти. Она делает круговые упражнения. Это же... Никогда бы не подумал. Да, это же... Смешно. Да-а-а. Офигеть и не встать. Это девушка. И личико ничего. Покрыто немного прыщиками, ну, ничего, со временем пройдет. Просто небольшие проблемы с кожей. И грудь немаленькая, правда... Не сравнится. Ну, с этим... Ничто не сравнится. Вот... Вот... Вот это задница! А я подумал, что это старушка. С ума сойти, какая задница. Раз в пять больше чем голова. А вся такая крепенькая, невысокая. Не похожа на мать, скорее пошла в отца. Тоже такой бочонок, кажущийся в профиль шире, чем анфас. Только у него огромное пузо... Ну, и задница! Глаз не отвести. Крашеная блондинка, невзрачные, теперь уже больше русого цвета — из-за смешения цветов, подросли, — не слишком длинные, чуть не достают до плеч, курносый нос, как у отца, усача с залысинами и проплешинкой на макушке. Задница. Задница. Жопа. Они закончили, смылись, а я продолжаю. При входе висят большие часы. Теперь я один. Делаю упражнения с гантелями. Еще пятнадцать минут позанимаюсь, и в бассейн. До сих пор не могу прийти в себя. Между прочим, русские. Только я и ухом не повел, что понимаю их. Только исподтишка любовался... Надеюсь, еще встретимся. Ф-ф-у-у-у-х.

Бассейн... Может, сначала в сауну? Ладно, уговорил. Надо подняться на лифте на второй этаж. С нулевого. Там — тренажерный зал. Интересно, коридор. Бассейн — прямо, сауна — прямо. Приближаюсь. Слышу всплески. Налево — бассейн, направо — мужская сауна, дальше — женская. Поворачиваем направо? Ты не возражаешь? Нет, что ты. Давай, иди, иди. Раздевалка. Надпись: «Запрещено входить в сауну в одежде». Ну, что ж, в принципе, правильно. Тем более, чего стесняться, когда одни мужики вокруг. Скидывай с себя всё. Вот и полотенца чистые лежат. Чтоб было, что подстелить. И ключики от ящиков интересные. С застежкой. На руку или на ногу спокойно можно одеть. Видимо, для того, чтобы в бассейне плавать. Хитро придумали. Вхожу внутрь. Просторная. Любопытно, женская такая же? Справа, за стеклянной дверью стоят лежаки; я вижу чьи-то ноги. Прямо — кафельная стена, чуть левее — две душевые кабинки, в левой — мылся мужик, а у левой стены — сухая сауна и парная. Ну, пока никого нет, посижу в сауне. Так, осторожно, запомни: тут металлическая вставка — винт, за него не ухватись! У, как здесь... Хорошо... По центру. По центру. Внизу, на нижней скамейке. Посидим. Хорошо. А-а-а. Ф-у-у. Замечательно. Градусник-то есть? Ага, за спиной. Сколько там? Сто десять. Неплохо. Может, поддать парку? Отчего же нет. О, как зашипели, братцы. Не нравится водичка? Всё достаточно. На место. Ф-ф-ф-у-у-у-у. Хорошо. Так, это, что за личности приближаются к сауне? Хоть бы не заходили, посмотрели бы и ушли. Я ведь только поддал... Если зайдут — кайф сломают. Ну, надо же захо... Стоп. Это же бабы! А я — голый. То есть, именно, в чем мать родила. А они — обмотаны полотенцами — от шеи до колен. Мамочки. Неудобно как-то получается. И прикрыться нечем: полотенце я оставил снаружи. А руками — несерьезно и глупо. Как извращенец какой-то. Ладно, сделаю вид, что так и должно быть. Дескать, всё в порядке вещей. Я всегда так хожу и никого не стесняюсь. А девчонка, как зыркнула, а? Мордочка прыщавая. Села на соседнюю скамейку. Нет, легла. Господи, да у нее же под полотенцем еще и купальник. А, по-видимому, мамаша ее на верхнюю полку полезла... Между прочим, я ее сегодня уже где-то видел. Точно. В тренажерном за... Не может быть. Я медленно поворачиваю голову вправо. Толстожопая. Толстожопая собственной персоной. Оголила немного ляжки. Ну, толста. И молодая. Не думаю, что старше меня. А где они папаньку бросили? Ну, что пойдем ополоснемся? После замотаемся в полотенце и вернемся. К толстожопой. А то она лежит и пялится на меня. Вперед. Покажем ей собственную жопу. В душ. Только в душ. Ха-ха. Меня разбирает смех. Ха. До чего нелепо получилось. Я еще представлял себе, как выглядит женская сауна. Между прочим, даже если ты замотан в полотенце, его всё равно придется снять перед душем, а значит я, в свою очередь, увижу ее голую жопу. Нет, не увижу: она в черных плавках под полотенцем. Значит, хотя бы, уловлю ее грудку. Назад. Они о чем-то разговаривали: мамаша на верхней полке и дочка на нижней правой. Как я зашел, сразу всё стихло. Находимся в тишине. Они обе наблюдают за голым мужиком, средних лет, прохаживающимся по залу. Между прочим, здесь самый удобный наблюдательный пункт: виден весь зал. За стеклянной дверью пошевелилась нога. Та самая, которую я принял за мужскую. Тело, неподвижно до той поры лежавшее, поднялось. Оказывается, это тоже баба. Направилась к себе в раздевалку. Наконец, поднялась толстожопая, не очень удачно пытаясь прикрыть грудь маленьким для нее полотенцем, и, тем самым, полностью обнажив жопу, скрывавшуюся теперь только за плавками. Но направилась не к душевым, а направо — в раздевалку. Жаль. Обращаюсь к ее мамаше: «Подбавить парку? » Она: «Подбавь». В общем, я полил. И стал получать удовольствие только от жары.

Бассейн... Теперь точно бассейн. Главное: каждый раз не забывай надеть плавки после сауны. Хотя, к чему теперь это? Нам скрывать нечего. Немного народу плавает. О, какой. Настоящий пловец. Сколько здесь? Метров двадцать? И в ширину дорожек пять-шесть. За три секунды туда, за три секунды обратно. Без остановок. О, приостановился. Да, это же папаша толстожопой. Крутой мужик. Кстати, вот и она сама. Прохлаждается на лежаке у бортика. Ну, как говорят, есть за что ухватиться. Коленные чашечки с мой кулак. Прошел мимо. Между прочим, я бы не стал здесь в помещении торчать на этом лежаке, а вынес бы его через открытую дверь на воздух, чтобы позагорать, тем более что там сегодня солнышко. А она сидит, только хлорку нюхает. Вхожу в воду. Мячики какие-то в воде разбросаны. Наверное, забыл кто-то. Только мешают плавать. Выкинуть бы их из воды. Правильно, давай их отсюда, чтоб не раздражали. Остановился у дальнего бортика. Осматриваюсь. На той стороне, где вход — толстожопая. Отец уже вышел, а она все сидит. После сауны отдыхает. Справа мужик вынес лежак на улицу. Лежит. Загорает. Думаю, когда наплаваюсь, последую его примеру. А на левой стене, наверху, две, одна за другой, баскетбольные корзины. Вот для чего нужны были мячики. Из воды бросать по кольцам. А я их выкинул. Ну, и хрен с ними. Подумать только, здесь одни русские. Будто и не уезжал из России. Плаваем. Плаваем. Плаваем. До ножки толстожопой и обратно. Вот, как она выйдет, так и пойдем загорать. О. Она решилась составить мне компанию в бассейне. А то некоторое время, я плаваю в гордом одиночестве. Что ж. Занятно. Плавает лучше меня, а главное быстрее. И специально задевает. Уже несколько раз задела меня своей жопой. Я не говорю, что мне неприятно, но всё-таки. Выхожу. С меня довольно. Загорать. Загорать. Загорать. Не приставай ко мне, толстожопая. Ты мне не нравишься. Вытащил лежак. Ох, хорошо на солнышке. Что-то тихо стало в бассейне. Я приподнялся с лежака. Ушла. Эх, жопа у тебя толстая, да лицо неинтересное. Да, и потом, она, может, скоро уже уезжает, так что знакомиться смысла я не вижу. Еще найду. Дай Бог, не последняя девчонка в этих вшивых Карловых Варах. Где круглый год море туристов. Кстати, почему год круглый?

Припозднился я на обед. Пришел одним из последних. Не было сил. Лежал пластом на кровати. От упадка физических и душевных сил. Столько впечатлений за неполные сутки на чешской земле. То ли еще будет. Я с упоением фантазировал. Вернее, представлял. И как осиный укус до сих пор чувствую своей спиной то прикосновение... Надо бы расслабиться. Закажу-ка я свежевыжатый грейпфрутовый сок. Говорят, это бодрит. Оказывается, у меня есть соседи. Я имею в виду, что за столом, рассчитанном на четыре персоны — судя, по четырем стульям — я не один принимаю пищу. Правда, напротив меня нет прибора — мне это показалось еще вчера, когда я ужинал первым, — так что за этим столом нас сидит трое. По всему виду супружеская пара весьма почтенного возраста. Когда я только пришел, уже доедали свой десерт и быстро убежали. Я еще не успел ничего заказать. Наверное, всё-таки русские. Или немцы. Хотя, черт его знает. Может, надо было поздороваться? Соседи, как никак. Ладно, проехали. Нечего переживать постфактум. Еще увидимся. Не думай об этом. Какая разница, что они о тебе подумали. С твоей эспаньолкой ты мог бы запросто сойти за чеха. После. После. После. Всё после. Обед здесь сильно хуже ужина: меньше. Я привык плотнее обедать. А ужинать легче. Здесь, наоборот. Организм за один раз не переучишь. Сопротивляется. Вот, не могу после обеда выходить из-за стола чуть голодным, а после ужина еле передвигать ноги к выходу. Не по-нашему. Мне это очень не нравится. Что будем делать сейчас, после обеда? Есть. Хочу есть. Не добрал нужных калорий. Сегодня воскресенье. Многие магазины не работают. Всё равно, следует пройтись, осмотреться. Что тут да как. Не по вчерашнему маршруту. Малому кольцу. Расстояние прямой видимости. На улицу. На улицу. Ей-ей.

Что я вижу. Направо. Только направо. Налево уже, похоже, город кончается. Ладно. Спортивный магазин. «Доминатор». Закрыт. Театр. Афиши. Сегодня концерт. Значит, не театр, а концертный зал. Написано: театр. Сегодня Лист и Малер. Улыбающиеся музыканты оркестра. Со своими скрипочками и прочими струнными в руках. Дальше. Дальше. Небольшой парк перед отелем. С белыми скамеечками и клумбами между ними. Здесь, наверное, прекрасное место, чтоб сесть и почитать. Стоянка такси. Ровно два. Только один отъезжает, его место занимает второй, откуда не возьмись берется еще один, который доводит количество такси до нужного в считанные секунды. На той стороне улицы, у парапета над рекой, автобусная остановка и телефонная будка. Улица упирается в серое строение непонятной формы. Точнее заворачивает на мост и идет туда дальше, куда я сегодня непременно хочу дойти. Справа же от серого здания проходит какая-то маленькая улочка. Так, туда я не пойду: там, похоже, ничего нет; указатель к заводу Бехера. Загляну лучше в это серое... Куча всяких запрещений на автоматической двери. Внутри — запах. Неприятный. Будто ржавой воды. Люди со стаканчиками. Много. Подходят, наливают из постоянно открытых кранов. Пьют. Нет, не просто пьют. Медленно. Разговаривая. Очень медленно. Тянут. Из специальных плоских кружек. Я бы так не смог. Я бы залпом. Эту гадость. Ф-ф-у-у! Мерзость-то какая. А вокруг — торговцы. Торгуют всяким отребьем. То есть почти всем, чего совсем мне не нужно. Какие-то бусики, веточки, фотоальбомчики, кружечки, подставочки, открыточки. Хрусталь. Что там за дверью? Народ кружком стоит. Чего это за фонтан? Зайду. Господи, как здесь душно и жарко. На что они смотрят? Протискиваюсь... Гм. Подумаешь, из отверстия в полу брызгается горячая вода. Да, высоко. Так, что? Нет, долго здесь не проторчишь — сдохнешь. На второй этаж. Посмотрим, чем там возможно поживиться. На второй этаж. Картины. Ах, вернисаж. С ценами. Мазня. Не интересно. Прочь. Прочь отсюда. На воздух. На воздух. На улицу. Вышел через другую дверь. Обмен валюты. Ювелирный. Отель «Пушкин». И туда вверх уходит асфальт. Только не сегодня. Быть может, завтра?.. Это что за чудное строение? Со звездой Давида. Не одной: с четырех сторон. Какая-то колонна. На этом месте евреев расстреливали? Кучи туристов вокруг него. Говорят на разных языках. Одновременно несколько гидов. Уйду. Дальше. Не люблю толпы. К набережной выберемся или... Пойдем по этой? Пока — по ней. По сторонам. Банки. Турбюро. Некоторые надписи по-русски: «Массаж», «Досуг», «Продажа квартир». Кафе. Перегородили улицу. Не пройдешь. Какие-то фуры непонятные. Рабочие. Что-то тащат из них. Туда, вперед. Пройду-ка я по переулку направо, к реке. Какой мостик. На ту сторону. Там, по-моему, газетный киоск. Старые газеты. Несвежие — не читаю. О, вот и карта. Не помешает. Смотри-ка, то, что нужно. Вода. «У Вас есть без газа? Замечательно. Я беру большую и эту карту. Сколько? Спасибо». Одной проблемой меньше. Теперь меня не будут досаждать мысли о том, что я пью из-под крана. Пойдем, сядем на скамеечку. Изучим карту. А на той стороне... Только мост перейти. Длинная желтая колоннада. Что бы это могло быть? Сначала сходим. Все двери заперты. А люди, что ходят туда-сюда, набирают воду из небольших фонтанчиков. Ладно, сядем и изучим карту.

Сутки. Уже больше суток я здесь. Сутки — полет нормальный. Надо спускаться к ужину. Второму ужину на чешской земле. Как-то всё не так. Не так, как я думал. По крайней мере, как вчера. Шведский стол. Словно завтрак. Очереди к грилю. Рыба, мясо, кнедлики. Я взял тарелку, пристроился за крайним. Странно, я не знал... Думал, что всегда меню. Набрал, иду за свой стол. Приспособимся. У меня, наверное, самое удобное место расположение. Это чувствуется именно за ужином. Стол касается окна правой своей стороной. У самого окна, друг против друга, должна сидеть пожилая супружеская пара, мои соседи, я сижу чуть левее, что облегчает мне задачу: когда хочу, могу покидать стол и возвращаться на место, никого не тревожа. Так стоящих столов очень много. Они уходят к самому концу длинного зала. Наш стол — первый в этом ряду, расположенный как раз напротив входа, что сделан с левой стороны. То есть, чтобы очутиться за столом, мне необходимо насквозь пересечь зал от левой стороны до правой. Справа — у окна — и слева — у стены — вытянулись два ряда четырехместных столов, прислоненные к стене и окну, а в центре, между ними, кажется, беспорядочными ромбами выстроились чуть меньшего размера столы тоже четырехместные. Словом, впереди моего стола, куда устремлялся мой взгляд, был шведский стол, уставленный ужином, но еще между нами находились ромбовидный стол, которому не хватило места в центре зала, единственный стол, который я видел, не поворачивая головы, — почти вплотную к противоположной стороне моего стола, и пианино, доселе совсем не привлекавшее мое внимание. Теперь же, пользуясь тем, что обитатели единственного щита между мной и пианино ушли раньше моего появления в ресторане, чернокожий седой виртуоз в очках каждую минуту обращал свое внимание на меня, отыскивая во мне живое одобрение своего таланта. Я остаюсь невозмутим.

Ага, соседи пожаловали. У меня приподнятое настроение: «Добрый день». «Добрый день. Что Вы взяли? Ну и как? Ничего? Я себе тоже возьму». Это пожилая дама. Отправила мужа сразу набирать, а сама села сторожить сумку. Вот и муж. Теперь она отправилась к столу. Вернулась. Разговорились уже втроем. Они — из Днепропетровска. Здесь уже две недели. Шведские столы — два раза в неделю: четверг и воскресенье. Оказывается, здесь есть супермаркет. Только за пределами курортной зоны. Завтра после обеда пойду. Со звездами Давида — это Чумной столб. Кроме того, мне следует увидеть: памятник Петру, Марксу, оленя, православную церковь. Усвоим, но торопиться не будем: сегодня только второй день и первый полный.

Утро. Утро. Снова утро. После ужина никуда не пошел. Валялся. А сегодня в предвкушении. Сауна! Но прежде всё как полагается. По порядку. Завтрак: быстро отстрелялись. Тренажерный зал: сегодня я один. Зато позанимался. Сауна. На этот раз всё сделано так, что не подкопаешься. Разделся. Обмотался полотенцем. Взял с полки простыню. Вошел. Никого. Занял простыней лежак. Застегнул на его ручке ключик. Конечно, удобно сделано, но когда вчера в сауне этот ключик раскалился и обжог меня, я решил с ним в парилку больше не ходить. Попарился. Сел на лежак. Ждать. Еще парилка. Душ. Лежак. Парилка. Лежак. Парилка. Лежак. Надоело. Хочу в бассейн. Ну, нет никого и нет. Словил кайф? Вчера больше. Пошли, в бассейн. Ну, здесь народ есть, хотя вчера поначалу было больше. Два человека. Но недолго. Я снова один. Мячики что ли побросать. Я думал, попасть будет легче. Нет, не так это просто. Пару раз из десяти только забил. Скучно сегодня. Ну, бывает. День на день не приходится. То густо, то пусто. Так, шевельнулась синяя завеса женской раздевалки. Кто-то там идет... Душ заработал. Уже скоро. Ждем... Надо же, девушка. Миловидная. В меру стройная. Ничем не выдающаяся. Шатенка с косой. Как я люблю. Ну, что поплаваем, крошка? Что же так быстро: туда и обратно? Не лишай себя удовольствия. Еще. Еще. Ну, как хочешь.

После обеда я отправился в супермаркет. Минут пятьдесят идти. Через весь город. Зато живем. Купил всяких вкусностей. Нет, здесь определенно хорошо. И прогуляться мне было необходимо. А теперь снова ужин. Я прохожу за свой стол. Соседи снова задержались. Постой-ка. Где-то я тебя, красавица уже видел? Меню. Заказ. Жду. Где же я тебя видел? О! Толстожопая мимо прошла. Так где? Красивая девушка в джинсах и футболке. Приличные очертания груди в лифе. Заколка в волосах. Тоненькие руки. Цветастые босоножки. Густые брови. Вспомнил. Сегодня утром. Это она была в бассейне. Судя по составу сидящих за столом, она отдыхает с родителями и бабушкой. Из-за того, что стол ромбовидный, красавица сидит ко мне всё время вполоборота, поэтому мне удается вполне успешно разглядеть ее правую сторону и спину, в то время как ее левая сторона, и соответственно, лицо в целом от меня ускользает. Теперь я могу получать эстетическое удовольствие еще и за ужином. Просто красавица. Я таких прежде не встречал. Даже сравнить не с кем. Не могу оторвать взгляда. Как она аппетитно ест. Немного ссутулясь к тарелке. Как смеется, обнажая большие белые зубы. Как улыбается ее единственный видимый мной большой чуть раскосый глаз. Красавица.

Я уже успел слетать в номер, переодеться и спуститься вниз на вечернюю прогулку — после такой обильной пищи я не мог сидеть в комнате, — а тут они. Красавица со всей семьей. Медленно. Только из ресторана — на улицу. Чтоб не замерзнуть, поверх белой футболки, надела цветной полосатый свитер. Утишим шаг. Спокойно. Сделай вид, что интересуешься чем-то в вестибюле. Посмотри карту. Ах, черт, забыл в номере. Ага, отошли от двери. Пошли направо. Посмотрим, куда. Выхожу. Поворачиваю направо. Идут очень неторопливо. Даже для меня. Остановились. Переходят через дорогу. Там только остановка и будка. Звонить или ехать? На остановку. Стоят. Смеются. Она смотрит то ли расписание, то ли рекламу. Неужели они собрались куда-то ехать на ночь глядя? Если так, то с ума сойти. К ним присоединилась какая-то женщина. Знакомая бабушки. Так. Мне пришлось пройти мимо, чтобы не привлечь их внимания. Я опрометью обежал круг, перешел мост, вновь очутился у гостиницы и совершил повторную прогулку, не отрывая взгляда от нее. Больше не читает. Разговаривает со всеми. Ну что, второй круг? Они повернулись и смотрят на эту сторону, значит, видят меня. Еще один круг. Жаль, что их не видно с той стороны, и они выпадают из моего поля зрения минуты на три. Подошел автобус, скрыл их. Ну, верно, сейчас уедут, думаю. Автобус ушел — они остались. На третий круг я не пойду. Лучше сяду на скамейку. Начало немного темнеть, и я становлюсь менее приметным в сумерках. Сяду на эту, она расположена за кустом, что делает меня практически невидимым для нее. Где она? Приходится работать шеей. Ах, вон. С другой стороны остановки. Знакомая ушла. Чего они ждут? Разговаривают, разговаривают... Удивительно, будто давно не виделись. Десять минут сижу. Пятнадцать. Двадцать. Скоро девять, совсем стемнеет. Ничего не меняется. Несколько автобусов остановились. Ни один их не привлек. Что-то происходит. Она уходит. Она перешла дорогу. Она повернула налево. Я — за ней. Вся родня осталась на остановке. Она очень быстро поспешила в отель. Я — за ней. Она вошла внутрь. Я — тоже. Она уехала на лифте. Я не успел. Черт. Я покинул отель — еще рано в номер. Быстрыми шагами зашагал прочь. Чуть не сшиб кого-то. Обернулся. Между прочим, это ее толстая бабушка в очках. Идет к гостинице, а, может, гуляет мимо, со своими подружками. А родители пошли в город. Туда, к Чумному столбу. Чего делать-то? Скучно. Ну, что, прогуляемся до колоннады и обратно? Давай... Всё равно уже ничего не сделаешь. Куча... Куча народа... Только до конца колоннады и обратно. Всё — вот окончание. Обратно. Обратно. Может, завтра повезет? К примеру, сауна... Какая-то девушка идет впереди. Может, даже из нашего отеля. Да, свернула через мост на нашу улицу. Прибавлю шаг, авось догоню. Еще немного. Красивые распущенные волосы. Я такие люблю. Не толстая. Очень красиво смотрится сзади. Обогнать... Посмотреть в лицо... Обгоняю, поворачиваю голову... Красавица! Подожди, ты же в номер ушла. Не понимаю. Ладно, хрен с тобой. Увидимся завтра в бассейне.

Утро. Сауна. Никого. Опять не повезло. Под словом никого я подразумеваю никого стоящего моего внимания. Я несколько раз такого ужаса насмотрелся, что и вспоминать не хочется. А того, что мне нужно, нет. После, бассейн. Привет, красавица. Как спалось. Ну, не хочешь, не говори. Я просто рядом с тобой поплаваю. Как тебя зовут? Что не отвечаешь? Как я хочу задать все эти вопросы, но молчу. У меня есть предчувствие, что мне не суждено с ней познакомиться. Поплавали — выходим. Обед. Чего это на столы поставили? Таблички непонятные. Что это за цифры? Ага, до меня дошло. Это, кто когда уезжает. Значит, я могу узнать, когда Красавица уедет... Пока за столом сидит бабушка, чистит апельсин. Остальные ушли. Как раз, когда я входил, мы столкнулись у лифта. Я даже поздоровался с мамой от неожиданности... Сейчас она уйдет, и мы посмотрим. Ну, давай же. Ну, наконец-то. Можно идти. Так, чего тут? Ну, надо же, а! Я как чувствовал. Всего четыре дня осталось. Жаль. Жаль. Жаль... С ней нет смысла связываться. А как хо... Ладно, еще не вечер. Найдем другой объект желаний. Еще четыре дня ты можешь любоваться ее присутствием. Это меня конечно успокаивает. Угу. Ты, я вижу, — мастер такого рода успокоения. Профессионал. Да, иди ты в жопу со своими умозаключениями. Я, может, именно ради нее сюда и приехал, а ты: «ничего, найдем еще, не расстраивайся». Иди в задницу. Чтобы сегодня я тебя вообще не видел и не слышал. Урод, блин. Всё заткнись, проехали.

Солнышко. Тепло стало после обеда. Даже жарко. А не пойти ли нам в бассейн позагорать? И книжку самое время начать читать. А то привез, понимаешь, и еще ни разу не открыл. По-моему, пришла пора. Так и сделаем. Вперед! В бассейн! Перенасыщение. Плавает вдоволь. Как хорошо, что на сегодня я программу выполнил. Есть свободный лежак. Отлично. Устраиваемся поудобнее. Открываем Искандера. Глубоко зевнув, читаем. Какой-то парень. Вышел из бассейна, лег на лежак позади меня. Не похож на туриста. Ни на русского, ни на немца. Может, местный? Чего он тогда здесь делает? Ладно, не мое дело. «Эй! Эй! » Это он мне? Я на «Эй» никогда не откликаюсь. «Ты — из Москвы? » С акцентом. Оборачиваюсь к нему. Первое сравнение, которое пришло мне в голову — вылитый Николя из «Элен и ребята». «Да, а что? » «Ты здесь один? » «Да». «Ты здесь не с папой, не с мамой, совсем один? » «Ну». «У тебя здесь нет девушки? » «Нет». «А почему? » «Ну, нет и нет, какая тебе разница!? » «А что ты читаешь? » «Искандера. Знаешь такого? » «Нет. Я знаю Пушкин, Толстой, Достоевский, Тургенев. Мы их в школе читали». «Молодец; Искандер — это абха... грузинский писатель. Знаешь, Грузия? » «Да, конечно, а ты из Грузии? » «Да, нет же, из Москвы». Вроде затих. Лег. Загорает. Продолжим прерванное... «Скажи, а в Москве бывает так, что мальчик с мальчиком... Это». Я обернулся. «Не понял, что это? » «Это... Обычно мальчик с девочкой. А я — мальчик с мальчиком... Бывает? » Он соединил длинные указательные пальцы и стал теребить их друг о друга. «Знаешь, друг, по-моему, такое везде бывает, но я — не по этой части. Извини». Ха-ха-ха. Замечательное настроение на весь день обеспечено. Надо же. Встретить гомика. Господи, куда я попал. Рассадник разврата. О, Господи. Ха-ха ха-ха. Расстроенный ушел. Стыдно ему, что он гомик. Педик. Педераст. То-то я обратил внимание, что у него ноги блестят. Небось, бреет. Ужас. Фу-у-у. Гадость. Ненавижу педерастов. Зато потом будет о чем рассказать. Видел живого педераста. И обломал его. Какая удача. Я сделал доброе дело. Здорово.

Вечерняя прогулка. После ужина в самый раз. На охоту. У-у-у-у. Отправляюсь на охоту. Педераст — это знак. Недобрый знак. Нужно срочно кого-нибудь найти. Чтобы не одолел мировой педерастизм. Гляди в оба. Вдруг увидишь миловидную мордашку. В этой толпе, что ежевечерне слоняется по центру курортной зоны. Эта с парнем. Эта с родителями. Ничего. Пойдем за ней. Они куда-то в трущобы уходят. В темноту. Нечего нам там делать. Черт с ними. Следующая. Ага. Одна. Потерянное лицо. Может, мой альтер эго. Женского пола. За ней! За ней! Она асинхронна. То припустит. То ни с того, ни с сего остановится. Непонятно, зачем. Странная девушка. Обожаю странных и невзрачных. Мой тип. Она — на той стороне реки, где колоннада, я — на этой. Ее голова опущена, я гляжу на нее. Мне вспомнилась история о двух половинках. Быть может, это и есть та самая, которая уготована мне самой судьбой. У меня предчувствие, что нас должно что-то связывать. Не знаю пока что, но эйфория в груди поднимается к горлу. За ней! За ней! Она обернулась. Между нами метров десять. Она смотрит вопросительно-печальным взором. О, прелестная. За ней! За ней! Уже совсем темно — зажгли фонари. Она свернула. Я — за ней. Она обогнала чью-то спину. Кто она? Откуда? Почему я иду за ней? За ней! Я потерял ее. Не может быть. Она растворилась в толпе. Я должен снова найти ее. Я не успокоюсь, пока не сделаю этого. Где ты? Ау! Ну, давай, давай, покажись в отблесках света. Ты не могла исчезнуть. Так просто. Я не верю в это. Я чувствую, что увижу тебя. Я смотрю по сторонам. Бегу наугад. Нет, она не здесь... А где? Я чувствую ее присутствие. Ладно, всё кончено. Я потерял ее навсегда. Давай еще один круг: до колоннады и обратно. Как прекрасна колоннада в лунном свете и свете фонарей. Как печально, что всё так вышло. Эх, домой, домой... Домо... О, чудо! Она выплыла прямо на меня. С таким выражением лица, будто искала. Увидев меня, наконец, успокоилась. Я приближаюсь к ней. Она приближается ко мне. Между нами — сантиметры. Она хочет мне что-то сказать. Уже открыла рот. Я напрягаю слух. Задерживаю дыхание и... Она чихает. Я прохожу мимо. Домой, домой...

Прошла неделя. Пошла другая. То, что ставили рабочие, на поверку оказалось сценой. У колоннады выступал Карел Готт. К стоянке такси специально на концерт подвезли тринадцать автобусов, груженых немцами. Для них выстроили столы и скамьи и на протяжении концерта снабжали пивом. Пиво лилось рекой... Всё огородили, чтобы никто кроме тех самых немцев не мог даже тайком подслушать пение Готта. И только с другого берега мне удалось выяснить небольшие подробности происходившего. Соседи по столу уехали. Их сменили другие, менее разговорчивые. Из Америки. Напротив меня тоже появилась соседка. «Таня». Это она так сказала: облезлая крашенная коротко стриженная тридцатипятилетняя разведенная женщина из Киева. Бизнес-вуман. Много говорила, рассказывала, смеялась. Говорила, что из-за работы она ест преимущественно один раз в день — в полночь. Говорила, что ужасно боится летать. Говорила, говорила, говорила... А мне, что? Люблю смотреть телевизор во время еды... Все уехали... Красавица уехала, теперь на ее месте немецкая семья с грудничками, которые ужасно вопят. Толстожопая, верно, уехала: я перестал ее встречать. Ничего нового, привлекающего взгляд, я не нахожу. Три раза в неделю я хожу в супермаркет. По-прежнему надеюсь на сауну. Провожу там довольно времени. Приехали двое новых русских. Лет около пятидесяти. Тоже любят сауну и загорать. Один из них, лысый, Владимир Иваныч, уже кивает, как только видит меня. Я киваю в ответ. Еще приехали двое каких-то подростков. Один с мамой, — Саша, другой с бабушкой — Кирилл. Бабушка в своей смешной шапке для душа каждый день плавает в бассейне ровно двадцать пять минут. Сашина мама, судя по ее нарядам и поведению, приехала для того, чтобы завести здесь роман. И действительно, через пару дней я видел, как она прогуливалась по набережной под ручку с сребровласым товарищем Владимира Иваныча. Косой, в очках, но очень плечистый и толстый Кирилл сначала всё время проводил в компании друга — высокого, худого и тоже плечистого Саши, потом, когда Саша нашел себе какую-то пассию из местных и стал подниматься не раньше двух, то есть со мной пересекался не раньше обеда, собрал вокруг себя малышню — из Минска, Караганды и пр. — сам Кирилл приехал из Подмосковья — и устраивал в бассейне что-то неимоверное. Его мог остановить только окрик бабушки. Однажды в бассейне они устроили такую свистопляску, что случайно затесавшаяся немка отчаявшимся голосом прошептала: «Нихт цу шнель», после чего была благополучно накрыта тонной брызг. Тогда она приняла оскорбленный вид и, покачивая бедрами, гордо ретировалась, грозя им пальцем. Было весело.

Было весело им, но не мне. Мне скучно жить без объекта желания. Скоро уже половина срока, а я так ничего и не добился. Печально. Если нет того, надо занять себя чем-то иным. К примеру, сыграем. Можешь ли ты назвать двести русских писателей? Да, запросто. Одной левой. Я уверен, что знаю больше. Больше, чем триста. Но только русских... Я понял, именно русских, и никаких других. Ты имеешь в виду поэтов и писателей? Ну, давай так. Триста ты не знаешь. Думаю, не знаешь и двухсот. Спорим, знаю! Давай, пари. Вот, я беру ручку и блокнот. И начнем писать под номерами, чтобы ни одного не упустить и не повторить. Идет? Идет. Поехали: 1. Пушкин. Ну, конечно, кто же еще. 2. Ну, что? Лермонтов? Лермонтов. Дальше. 3. Гоголь. Хорошо, Гоголь. Дальше. 4. Тургенев. Так. 5. Достоевский. Уже пять. 6. Некрасов. Никого не упустил? Не забудь: 7. Лесков, 8. Салтыков-Щедрин. Правильно. 9. Толстой. Какой? Тогда, 9. Л. Толстой, Лев Николаевич, а 10. Алексей Константинович. А декабристы? Хорошо, декабристы: 11. Рылеев. Как его, кстати, звали? На К. Константин? Нет, не помню. Дальше. Вспомню, скажу. 12. Чехов. Кому это не повезло быть тринадцатым? 13. Куприн. 14. Бунин. 15. Набоков. Кондратий. Я вспомнил. Надо же, вертелось на языке, а сформулировать не смог. 16. Мережковский. 17. Алексей Толстой. 18. Вересаев. А поэты? Черт, я забыл поэтов. Возвращаемся, возвращаемся... Восемнадцатый век. 19. Державин. 20. Ломоносов. Будем его считать, или он — ученый? Будем, будем. Он много писал. Следующий. 21. Тредиаковский. 22. Сумароков. 23. Веневитинов. Кстати, забыл: 24. Радищев. 25. Грибоедов. 26. Крылов. Теперь, пушкинской поры: 27. Баратынский. 28. Вяземский. 29. Жуковский. 30. Гнедич. 31. Пущин. 32. 32. 32. Кто же? Ну, этот... Как его... Друг Пушкина... Немец. Кюхля. Вот. 32. Кюхельбекер. 33. Карамзин. Я его забыл. Он к восемнадцатому веку. 34. Батюшков. 35. Батеньков. По-моему, и такой, и такой был. 36. Дельвиг. 37. Одоевский. 38. Бестужев-Марлинский. Вроде всё. Следующее поколение: 39. Ершов. 40. Языков. 41. Тютчев. 42. Фет. 43. Григорьев Аполлон. Никогда не читал. Помню исключительно из-за звучного имени. 44. Кольцов. 45. Майков. 46. Апухтин. Кстати, еще, совсем из головы вылетело: 47. Островский. 48. Чернышевский. 49. Загоскин. Так вроде всё. Теперь пошла поэзия «Серебряного века»: 50. Блок. Теперь, я уже сомневаюсь, что назову двести писателей и поэтов. Уже Блок, а я придумал только четверть. Может, кого забыл? Тогда, еще вспомню. Что, мне?.. Времени хоть отбавляй. Поехали. 51. Есенин. 52. Маяковский. 53. Один из братьев Бурлюков, не помню кто из них. 54. Северянин. 55. Гумилев. 56. Ахматова. 57. Цветаева. 58. Пастернак. 59. Волошин. 60. Хлебников. Ну, здесь мы разживемся. Я помню еще кучу поэтов «Серебряного века». 61. Саша Черный. 62. Андрей Белый. 63. Демьян Бедный. 64. Максим Горький. Еще, еще, ко мне пришел азарт. Может, мне всё же удастся выиграть пари у самого себя? 65. Брюсов. 66. Бальмонт. 67. Надсон. 68. Анненский. В кучу, в кучу, всех в кучу. Главное, число: двести. 69. Сологуб. 70. Кузмин. 71. Гиппиус. Пауза. Так, так, так. Давай, я знаю, ты можешь, ты знаешь. Работай головой. Ага, есть. 72. Ходасевич. 73. Иванов. Причем, Ивановых было много. Пусть, 73. Будет Вячеслав. 74. Всеволод. А 75. Георгий. Дальше, дальше. 76. Мандельштам. 77. Заболоцкий. 78. Чуковский. 79. Маршак. 80. Хармс. Кстати, о Хармсе: 81. Введенский. Дальше. 82. Багрицкий. 83. Клычков. 84. Светлов. 85. Самойлов. Писатели советские. Обязательно. Ничего хорошего: еще даже ста нет, а уже перехожу к советским писателям. 86. Булгаков. 87. Замятин. 88. Шолохов. 89. Федин. 90. Леонов. Кого забыл? 91. Эренбург. 92. Олеша. 93. Кассиль. Детские считаются? Следующие. 94. Трифонов. 95. Фадеев. 96. Тихонов. Кстати, гений: 97. Шварц. За ним. 98. Аверченко. 99. Тэффи. Кто, сотый? Кто закроет первую половину писателей, которых я знаю? Кто этот счастливчик? 100. Как приятно выглядит эта цифра. Надо, какого-нибудь особенного писателя, которого я читал. Который мне понравился... Ну, кто это будет? Сейчас, дай немного подумать. Это будет... Это будет... 100. Я скользнул глазами в сторону стола. 100. Фазиль Абдулович. 100. Искандер. 101. Войнович. 102. Солженицын. 103. Чаковский. 104... Кстати, забыл Платонова. 104. Платонов. 105. Пильняк. 106. Гинзбург. 107. Аксенов. 108. Как его, совсем из головы вылетел. Сейчас... 108. Вот, Гроссман. 109. Пикуль. 110. Ян. 111. Рыбаков. Ну, смотри, уже 111. Так и до двухсот недалеко. Надо только немного напрячь свою память. Правда, некоторых я включать в этот список не хочу. Не читал, не читаю и не буду их читать. Не писатели они, а непонятно кто. 112. Приставкин. 113. Воронкова. 114. Крапивин. Теперь, фантастика: 115. Как его... Беляев! Нет, Беляев, это другой. Ну, всё равно фантаст. Пусть будет 115. Тогда, 116. Казанцев. 117. Ефремов. 118. Булычев. 119. Парнов. 120. Братья Стругацкие. Тогда, 121. Будут братья Вайнеры. 122. Один Адамов. 123. Второй Адамов. 124. Семенов. 125. Кто? Вспомнил, Обручева забыл. 125. Обручев. Всё. Больше не знаю. Ну, давай, напрягись. Подумай. Сходи на улицу. Может, еще, что в голову придет. Устал, не знаю. Ну, включи, еще юмористов. Так уж и быть, разрешаю. Ладно, только списком и без комментариев. Очень быстро. Надо было сделать так: двух юмористов считать одним писателем. Ну, ладно: 126. Арканов. 127. Шендерович. 128. Иртеньев. 129. Горин. 130. Алешковский. 131. Вишневский. Я вспомнил, еще есть советские поэты: 132. Твардовский. 133. Евтушенко. 134. Вознесенский. 135. Ахмадуллина. 136. Высоцкий. 137. Окуджава. 138. Галич. 139. Барто. 140. Ну, еще, хотя бы один поэт или поэтесса... Не помню. Тогда юмористы: 140. Жванецкий. Кстати, я вспомнил. Я вспомнил хорошего писателя: 141. Бабель. 142. Трушкин. 143. Коклюшкин. 144. Измайлов. 145. Альтов. 146. Задорнов. 147. Мишин. 148. Инин. Кстати, а ведь еще есть: 149. Зощенко. 150. Ильф и Петров. 151. Катаев. 152. Ардов. Тогда еще добавим двоих: 153. Довлатов. 154. Ерофеев. Уже 154. Осталось-то чуть-чуть. Сорок шесть. Да я с заведомым преимуществом выиграю пари. Кто у нас 155? А? Давай, 155. Бажов. 156. Глинка. 157. Берггольц. 158. Филатов. 159. Губерман. Что, съел? У меня открылось пятое дыхание. Сейчас всех писателей и поэтов вспомню. Только успевай записывать. 160. Герцен. 161. Астафьев. 162. Васильев. 163. Виктор Некрасов. 164. Бакланов. 165. Лавренев. Ну, что? Ты остался при своем давешнем мнении, или всё же включим Николая Островского? Ну, хорошо. 166. Н. Островский. 167. Быков. 168. Какая-нибудь Зоя Воскресенская, что о Ленине писала. 169. Аксаков. Видишь, еще кто-то добавляется из девятнадцатого века. 170. Шишков. Всё, надоело. Больше не знаю. Проиграл. Сегодня — твой день. Пойду в супермаркет.

Что за идиотская игра!? Нашел, чем заняться. Ты — придурок. Больше никогда, слышь, больше никогда, чтоб я еще... Да, иди ты... Господи, посмотри, какая кругом красота! Какие лица. А ты, урод, заставлял меня сидеть в комнате с этим кретинским блокнотом и выписывать, ломать голову, выписывать... Уж лучше бы я бродил по окрестностям. Всё, решено. Завтра же, слышишь, завтра поднимаюсь к Марксу. Решение окончательное и изменению не подлежит. Заткнись, урод. Так, сейчас перейдем дорогу — и я в супермаркете. «Привьет! » У, кто-то с кем-то на ломанном русском здоровается. Где-то недалеко. «Привьет! » Вон, опять. Поворачиваю голову налево. Это со мной здороваются. Надо же. «Привьет! » Помахать что ли в ответ? Машу. Кто это, что-то я не разглядел. А, постой, это же педераст с друзьями прошел. Привьет. Хм. Боже. С кем я здороваюсь. Меня извиняет лишь то, что я его не признал. Ладно, проехали. Педераст, так педераст. Надеюсь, это наша последняя встреча. Всё, назад.

В последние дни у меня появилась новая привычка. Перед ужином, с шести до семи, я выхожу посидеть на скамейке в импровизированном парке, что рядом со стоянкой такси. Так было и сегодня. Я смотрел на красочные клумбы, на голубей, на разных людей, снующих между ними, когда рядом со мной на скамейку присел необычный субъект. Сначала он, как и я, разглядывал всё вокруг, а потом вдруг заговорил со мной, как это обычно случается, спросив сколько времени. Я ответил. И тут началось нечто невообразимое. Он вылил на меня ушат совсем ненужной мне информации с такой скоростью, что я мог усвоить лишь отрывки. Его зовут Ефим, сорок два. Он из Мюнхена, хотя раньше жил в Киеве. У него нет паспорта. Он совал мне прямо в лицо зеленую корочку, где говорилось, что он человек без гражданства. Он совсем не богат, даже беден по немецким меркам, потому что не любит много работать. Он приехал на автобусе, сначала жил в гостинице без звезд, где не было горячей воды, а холодная была ржавая. Где в ванной была надпись: «Помылись — уберите за собой». Он послал их подальше. Теперь он снимает однокомнатную квартиру. Это чуть дороже, но гораздо удобнее. Он не решил еще, когда возвращаться. Он спросил, не помешает ли мне, если станет ужинать. Я ответил: «Да, ради Бога». Он достал термос с чаем, йогурт и хлеб и стал ужинать. Он возмущался, что его только что выкинули на улицу охранники какого-то магазина, хотя я так и не понял за что. Говорил, что это — Советский Союз, из которого он уехал десять лет назад. Что в Европе таких подлецов не бывает. Он утверждал, что одна словачка, которая торгует на рынке, положила на него глаз и теперь дает ему продукты в долг. Нет, он не женат. Да, в Германии у него есть подружка. Они вместе трахаются, но больше ничего. Недавно он познакомился с женщиной из Москвы, которая пригласила его в Россию. Он думает. Боится, что обратно в Мюнхен его не пустят, если поедет в Москву. И многое, и многое, и многое. Я офигел, переполнился информацией, дошел до ресторана и мгновенно вылил всё это на Таню.

Суббота. Заезд. Я видел в холле несколько любопытных материалов. Потом ресторан. Вот, интересная пара, первый день, сидят за мной. Из Москвы. Мама с дочкой. Обе рыжие. Буквально, одно лицо, одинаковые прически, один рост. Ясные глаза — я больше смотрел на дочку. Или, с характерным говором, странная группа из Минска, состоящая из женщин разного возраста. Одна белоруска особенно обращала на себя внимание подходящим возрастом и выдающейся грудью. Быть может, завтра в сауне...

Воскресенье. Утро. Сауна. Владимир Иваныч. Кирилл. «Здрас». А кто это там лежит, завернувшись в простыню? Рыжая. А вот и ее мама. Уже флиртует с Владимиром Иванычем. Мы втроем в парилке. Кирилл бегает туда-сюда. Парилка-бассейн. Мы пока втроем. Рыжая мама рассказывает о рыжей дочке: «Кончила школу. Поступает в институт. Еще не всё сдала. Надо заниматься. Так, что сюда она приехала готовиться. Весь вечер будет сидеть готовиться». Новое на горизонте. Я занимаю стратегическую позицию в парилке, откуда лучше всего видно. Рыжая лежит, не двигаясь, будто кирпичом пришибленная. На горизонте — белорусский отряд. В душ. В душ. А вот и та самая. Ну, раздевайся, покажи свои прелести. Есть. Есть. Ода к радости. Если долго мучится, что-нибудь получится. Я добился своего. Не даром каждое утро занимал этот пост. Наконец-то, я получил то, чего с нетерпением ждал три недели. Как она сложена. Какая грудка. Повернись-ка спиной. Вот. Ничего, приятно. Такая, небольшая, упругая... Приятно смотреть, приятно. Раскрыла на меня свои глазки. Видит, как я пялюсь. Что поделаешь, можешь, голубка, теперь только недоумевать из-за меня и моей бестактности. Море удовольствия. Не зря я сюда приехал, не зря. Какая у нее грудка интересная: под одеждой она выпирала, а теперь просто свободно болтается из стороны в сторону. Выходит, заворачивается в полотенце. На лежак. Пойду к ним. Посидел, послушал, посмотрел — в бассейн. Опять морские баталии. Трам-пам. Кирилл и компания. И бабушка его. Как без нее? Ничего, найду местечко, поплаваю. Плаваю, плаваю, плаваю... Кайф. Тара-рам-пам-пам-пам. Поплавал. На улицу, загорать. Это что? Ну, надо же, а я думал, ты уехала. Давно что-то тебя не было видно. Привет, толстожопая. Ложусь рядом. Молчим. Молчим. Молчим. Загораем. «Не скажешь, сколько время? » Это она мне. «Скоро двенадцать. А ты сегодня уезжаешь? » «Да, после обеда». «Я тоже скоро, через неделю». «Ладно, мне пора, еще собираться». «Счастливого пути». Так уехала толстожопая. Не знаю, корю ли я себя за нее. Может, стоило попробовать. Кто знает... Уж больно крутым мне показался ее отец. Да, и сама она не в моем вкусе. Кто знает, кто знает... Как жизнь дальше сложится. Жаль, что так вышло. Какой-то горький осадок остался...

Днем я сходил к Карлу Марксу. Странный памятник. Не то, что в Москве, где вся его фигура пропитана уверенностью и энергией. Здесь же он сидит задумчиво-потерянный, как будто покинутый всеми, одинокий. Мне даже жалко его стало после увиденного. Напротив памятника — Российское консульство, чуть дальше красивая православная церковь. Я стоял любовался минут двадцать... И вновь Ефим. Он оказался ровно на том же месте, в тот же час. И опять стал грузить, грузить... Как он мне надоел всего за два часа суммарного общения. Как надоел. Шел в гостиницу, навстречу две пары: сребровласый ведет под ручку Сашину маму, а Владимир Иваныч — рыжую маму. Не знаю что именно: может отъезд толстожопой, может еще что, но определенно захотелось что-то в жизни поменять на фарт. И тем же вечером я сбрил на фиг свою эспаньолку. Утро. Сауна. День на день не приходится. Бассейн. Необычное ощущение. Прикосновение воды к голому подбородку. Обволакивает. Привыкаешь не сразу. Рыжая в бассейне. Похожа на бесенка. Смотрит на меня без бороды. Долго смотрит. Как смотрит! Будто раздевает. Я на нее. Не привык отводить взгляд. Так мы плаваем и смотрим друг на друга. Смотрим. Долго смотрим, пока не выдерживаю и не ухожу. Рыжая... Эх, рыжая. Какой же ты еще ребенок. Ни грамма в тебе женщины. Вот, к примеру, толстожопая... Да, что уж теперь говорить.

Вечером — Ефим: «Мне с первого взгляда показалось, что Вы как-то изменились. И только сейчас я понял: Вы сбрили бороду». Ага. Заметил. Ну, надо же... «А я только что понял, Ефим, кого мы мне напоминаете». «Кого же? » «Есть такая передача «Что? Где? Когда? » Не знаете? » «Что-то припоминаю, хотя я уже десять лет не смотрел русского телевидения». «Там есть знаток — Александр Друзь. Вы — просто его двойник». «Я такого не помню». После ужина мы с ним идем к нему. Дождь. Он опять рассказывает, рассказывает. Мы проходим мимо колоннады, Термала, Атриума. «Привьет! » Сквозь бурный поток Ефима пробивается знакомый моему уху тонкий голосок. Неужели? Точно: педераст. Опять в большой компании. Говорю Ефиму: «Это — педераст». Он говорит: «А в Мюнхене их еще больше, хотя лично я ничего против них не имею, лишь бы они меня не трогали». Дальше рассказывает про парады и пр. Дождь. Пошел сильный дождь. Ливень. «Еще долго? » «Минут пять-семь». Я в этот район не заходил ни разу. Странные дома. Больше похожи на коттеджи. Полная противоположность зданиям на набережных. С виду не очень прочные. Часто однотипные. Заходим в один. Господи, клетушка. Не повернешься. «Хотите чаю? » Я не против. Чай, так чай. Включили телевизор. Всё скомкано, друг на друге. Тесно. Тесно. Тесно. Зато недорого. Ничего, если приходить сюда только ночевать. Все удобства — ванна, туалет, стиральная машина, плита, холодильник. Ну, да ничего. А вот и чай. Спасибо. Горячая чашка. А сахар? Нет? Пьете без сахара? Понимаю, экономия. Ну, ничего, ничего, я могу и так...

Следующий день. Время поджимает, а я всё никак не решусь лезть на гору. Что же это я, не увижу Петра? И оленя? Или как это животное называется? Окончательно решил: сегодня же полезу. За обедом проконсультировался с Таней — она здесь уже пятый раз, каждый уголок знает. И после обеда... Идем. Идем. Идем. Стартовой площадкой считать памятник Марксу. Поднимаемся к нему. Вот и он, родной. Привет, Карлуша. Так, карта, карта, карта. Куда идти. Вот, на деревьях какие-то цифры. Быть может, это номера пеших прогулок. Кстати, что это за щит там? Подойдем поближе. Ага. Маршруты. Вот, памятник Петру. Вот, это рогатое. Как пойдем? Есть два варианта: первый; мы идем три часа по этой идиотской тропинке кругами, медленно поднимаясь к вершине, или же второй; взбираемся напрямую. Петр — на самой вершине, козлик — чуть ниже. У меня есть комбинированный план: сначала поднимаемся по тропинке, где возможно срезаем, по наклонной плоскости перескакивая на более высокий уровень. Ладно, стартуем. Впервые вхожу в лес. До этого были только город и асфальт. Деревья по виду очень старые. Широкие. Толстые. Все сплошь изрезаны надписями. Иду и читаю. В основном года. Это интереснее. Есть и по-русски. Ну, что сыграем на самую старую надпись. Давай, поехали: вижу, 1988. Приняли за основу. 1988. Вон, 1984. Хорошо, 1984. Ага, 1973. Теперь лидер — 1973. Дальше, вот, наверное, очень старое дерево. Осмотри его. Ого: 1953. Я думаю, что эту надпись: «Павел. 1. 10.1953» никто не переплюнет. Здесь можно срезать, давай напрямик. Кстати, это дерево вообще, может, старейшее в этом лесу. Ну-ка, поднимись чуть выше. Так, так. Ух, ты: ять, чего же это написано. Полустерто. Нечто похожее на целое предложение. И год — 1898. Ну, такого, признаюсь, не ожидал. Надоело кружить. Слабо, одним махом, с разбега к вершине? Пробуем... Ф-ф-у-у-у-х. Хо-ро-шо, что ска-мей-ка тут есть. П-у-у-у-х. Уморился. Вон Петр у края. А я немного здесь посижу, отдохну. Непросто было, непросто. Но я сделал это. И теперь доволен. Сижу, рассматриваю метров с пятидесяти памятник. Какой воздух, а? Чувствуешь хвою? То-то же. Дыши глубже. Ну, что? Всё? Пойдем, посмотрим на него? Вставай... Вы знаете, ничего особенного. Да, конечно, вид открывается шикарный, но Петр... Очень даже посредственно. Совсем не похож. Халтура. Удовольствие испытываю исключительно от преодоления. Ну, что? Спускаемся по тропинке. Где козлик? Все пошли по лесенке. Небольшой такой лесенке. А я, как всегда, другим путем. Какой интересный здоровый камень выпирает из земли. По-моему, на нем выбиты какие-то слова. Не могу прочесть — всё стерлось. Остались только отдельные буквы. И автор внизу: М. Ю. Лермонтов. 1870. Кто бы и с какой целью выбил на камне стихи Лермонтова? Вот, загадка. Чего только тут не встретишь. Чудеса. Налево — вверх, направо — вниз. Значит направо. Ой, козлик. Или олень. Какое-то мелкое рогатое животное. Расположено настолько неудачно, что я его заметил совершенно случайно. Его и увидеть то полностью нельзя: он почти весь спрятан за камнями. Ну, всё, теперь окончательно вниз. Галочку поставил. Программу выполнил. Что еще осталось? На ту гору я не полезу, на фуникулер не пойду. Тогда, конец.

Вот и пришла пора. Завтра уезжаю. Паспорт, что ли забрать, а то почти месяц хожу без паспорта. Как-то забываю его всё время... Сегодня перед ужином надо обязательно забрать. Потом погуляем. Как и каждый день. Ефим придумает что-то новое. Он знает, что я уезжаю. Надо прощаться. Свершилось, паспорт в кармане. Последний ужин. Выхожу. Жду. Нет. Его нет. Жаль, прощания не случилось. Сижу в сумерках на скамейке. Один. Никого из знакомых. Думаю. Думаю. Думаю. Сижу. Вот так всегда. Облом в конце. А ведь было просто замечательно. Я вряд ли уже куда-нибудь пойду. И колоннада, и Атриум, и Термал, и интернет-кафе в библиотеке — всё это теперь в прошлом. Я буду об этом вспоминать. Только вспоминать, грея душу пикантными подробностями. Всё — в прошлом. Жаль. Жаль, что безвозвратно уходят сладкие часы. Очень жаль.

Сегодня уезжаю. Уже собрал чемодан. Вчера поздно вечером. Пораньше пришел в сауну. Попарился в одиночестве, пытаясь закрепить, запомнить всё это, оставить в голове навсегда. В очередной раз уставился на смешную надпись на русском и немецком. Много раз сидел в сауне. Потом пришел Владимир Иваныч, а я отправился в бассейн. Здесь те же и я. Подольше обычного поплавал — кто знает, когда в следующий раз доведется плавать в бассейне. Отдых. Обед. Чуть раньше обычного: по идее — так сказали в ресепшн — за мной должны приехать в два тридцать, если самолет вылетает из карловарского аэропорта в четыре тридцать. Ну, думаю, хорошо. В час тридцать иду на обед. Прощаюсь с Таней. Как всё было здорово... Как всё было замечательно... Ля-ля-ля. Тудым-сюдым. Нет, меня провожать не надо, всего доброго и пр. Сдаю номер, сажусь в холле. Жду. Два двадцать. Через десять минут должно приехать такси. Десять минут прошло. Вздрагиваю при каждом шуме мотора. Может, за мной? Два часа до вылета. Никто за мной пока не приехал. Два сорок пять. Я начинаю нервничать, ежеминутно поглядывая на часы. Лысиной сверкая, Владимир Иваныч проходит мимо: «Уже уезжаете? Ну, надо же. Счастливого пути». Три часа. Прошу за стойкой позвонить. Звонят. Пока занято. Три десять. «Сейчас приедут, не волнуйтесь». А с чего бы это вдруг мне волноваться? Просто самолет улетит без меня и всё. Ничего страшного. Час пятнадцать до отлета. Никого нет. Кошмар. Почему нельзя всё делать нормально: вовремя встречать, вовремя провожать. Всё делается через жопу. Убил бы сейчас кого-нибудь. Зла не хватает. Сволочи кругом, они — все сволочи. Им наплевать на меня. Ну, блин, позвони еще, куколка фарфоровая, что с тебя убудет. Может, самому вызвать такси. Чего тянуть-то. Ох, уроды, уроды. Еще пять минут жду и прошу вызвать мне такси. Наконец-то. Час до вылета. Неспешно идет. Идиот. Кретин. Давай, скорее, скорее, не успею ведь. Давай, давай, давай, давай, давай, давай, давай, давай, давай, давай, давай, давай, давай, давай, давай, давай, давай, давай, давай, давай, давай, давай, давай, давай. Тормоз. И чего это я так разволновался: ехать всего пять минут. Даже чаевые ему сунул. Еще десять — все таможенные формальности. Это — не Москва, и даже не Прага. Весь путь от входа в здание аэропорта до самолета — не более тридцати шагов. Мне еще полчаса сидеть в зале ожидания, прежде чем объявят посадку. Вот, так сюрприз. Ну, чего уставились? Обе сидят, вылупились на меня. Улыбаются, блин, как дешевые куклы. Приударить, что ли, за рыжей в самолете? Да, ну, пошла она, куда подальше. Чтоб мне провалиться на этом месте. Всё: эпопея окончена, теперь я вновь студент, Сергей Сапожников.

Сажусь в глубокое кресло, пристегиваю ремень, получаю свежую московскую газету... Рыжая в глубине салона, где-то за мной. Так почему же, всё-таки, год круглый? И... Взлетели... Тарам-парам. Парам-тарам. Лалай-лалай, лалай-лалай. Там-парампампам, рам-парампампам. Лалай-лалай, лалай-лалай. Тарлам-пампам, карлам-пампам. Лалай-лалай, лалай-лалай. Тюрюм-пумпум, турум-пумпум. Няняй-няняй, няняй-няняй. Тырлим-пымпым, Мырлим-пымпым. Лалай-лалай, лалай-лалай. Тум. Пум. Турум. Лалай-ла... Пух-х-х-х-х-х-х-х-х-х.

А. Фельдман.