Мастер и марита. часть 3

МАСТЕР И МАРИТА,

или СЮРПРИЗЫ ФОТОИСКУССТВА

Часть 3

. . . . . . . . .

Предисловие

…Любовь к женщине не ограничивается только желанием быть с ней и временами -- в ней. Настоящую любовь можно сравнить с невидимым силовым полем, которое распространяется далеко за пределы известных границ вселенной. Это поле вибрирует в бесконечном диапазоне частот, его слои взаимопроникновенны, но не смешиваются друг с другом. Поле любви энергетически неиссякаемо. Ибо оно напрямую подпитывается самими Богом. Оно окутывает не только того, кто любит и ту, кого любят. Настоящая любовь ощущается всеми, кто хоть немного способен воспринимать эти божественные вибрации.

Любовь -- самое главное ЧУВСТВО, а также КАЧЕСТВО и ДЕЙСТВИЕ. Самое главное на этой земле, в этой галактике и в этой вселенной. И любовь несовместима со стеснительностью, робостью и скованностью. Если мы вступаем в священное поле любви, то крайне глупо рассуждать о какой-то морали, о приличиях и недозволенности. Мораль -- это очень вредная придумка, когда мы находимся в высшем, многомерном измерении жизни -- в пространстве любви…

ЛЮБОВЬ -- ЭТО ДИТЯ СВОБОДЫ.

Высшая Любовь -- это Бог. А мы -- отражения Его любовных эманаций. Поэтому любовь не может быть безнравственной. На всех уровнях своего бытия, в том числе и на физическом. Любовь -- проявление в нас божественной сущности, реализация естественной потребности. А естественное не бывает греховным.

И сексуальная стихия имеет такие же полноценные права, как стихия возвышенных чувств. Представьте, что вы обожаете какого-то человека и одновременно презираете, допустим, его левую ногу... Весьма идиотичная картинка, не правда ли? Так почему же, воспевая любовные чувства, многие стыдятся воспеть любовные действия? Зачем искажать целостность этого великого чуда -- Любви?..

Раскрепощение природной сексуальности -- одно из непременных условий развития личности. Ибо настоящая свобода не бывает однобокой. Если человек стыдится своего физического естества, если он боится здорового проявления своих эротических влечений, то у него просто не может быть истинной свободы духа. Так как стыд -- явный признак внутренней несвободы.

Вообще, стыд -- постыден. Это явное проявление комплекса неполноценности, туман вредоносных эмоций, мешающих людям нормально жить и радоваться своему существованию... Нет, отсутствие стыда (конечно, при здравом рассудке и подлинной духовности) вовсе не означает абсолютного бесстыдства. Наоборот, именно человек, изживший в себе стыд, по-настоящему скромен. Поскольку гармонично развитая личность, обладающая чувством меры и собственным достоинством, не может быть нескромной. Настоящая скромность исходит из чувства внутренней свободы и нравственной силы. И к стыду это качество -- если оно истинное -- никакого отношения не имеет.

Хотя ущербные моралисты и гнилые «религионеры» стращают людей опасностью эротического раскрепощения, пугают «развратом», «прелюбодейством» и «блудом», на самом деле всё это -- гнусная клевета. Нет никакой опасности, если вы настроены на волну добра и чистоты.

По-настоящему свободный человек непременно обладает и таким важнейшим свойством души, как ДУХОВНОСТЬ. И она никогда не позволит ему нарушать ни государственные законы, ни Божьи заповеди...

*     *     *

... Наутро я проснулся первым. Шести часов мне хватило сполна, чтобы выспаться до звона в голове и эфирной лёгкости в конечностях. Сквозь ледяную узорчатость стёкол в комнату просачивался первый день нового года. Я приподнялся на локтях и огляделся. Светлые волосы соломенного оттенка небрежно покоились на подушке слева; спутанные пряди чёрных волос живописно раскинулись на подушке справа. Отрывочные воспоминания о ночных забавах наперебой завертелись перед глазами, наслаиваясь на реальность, и всколыхнули готовность к дальнейшим подвигам.

Я залез под одеяло к Марите, увеличил зазор между любимых ног и осторожно углубился в мягкое, пока ещё сонное царство. Жена очнулась с одобрительной улыбкой. Но не открыла глаза, лишь обняла меня за плечи. Ей очень нравится просыпаться от необъявленного внедрения настырного визитёра, который, заполняя и распирая пространство дремлющей расселины, неотвратимо стирает грань между сном и явью. Марита любит сразу попадать из объятий Морфея в пылкие объятия мужа. Я не спешил к финишу, довольствуясь ленивым темпом движений.

От сварливого скрипа половиц, порождаемого моей вознёй, пробудилась, наконец, Лиза. Какое-то время она, судя по её мимике, мысленно прокручивала вчерашние эпизоды и не решалась до конца поверить, что ей это не приснилось. Но когда я бесцеремонно залез рукой к ней под одеяло и начал трогать все закоулки наготы, её сомнения развеялись. Было видно, что и на трезвую голову девушка одобряет наши совместные шалости...

*     *     *

Не помню уже всех подробностей того долгого, как мне показалось, дня. Мы валялись, голые, на просторном взбаламученном ложе до самой темноты. То есть вели половую жизнь в самом прямом смысле слова. Периодически тут же, на полу, поглощали холодные закуски, пили вино и вкушали фрукты.

Сколько раз мне довелось овладеть своими избранницами, я не считал. А теперь и подавно не вспомню. Многое смешалось в памяти, переплелось и напластовалось одно на другое... Разумеется, количество оргазмов было значительно меньше, врать не буду, нежели число «стыковок». Ибо я, продлевая усладу, старался не доводить себя всякий раз до взрывоопасного момента.

Надо признать, Лиза охотнее наблюдала за нашими слияниями с Маритой, чем удовлетворяла моё вожделение собственной плотью. Она подползала поближе и зачарованно глядела, как мужской выступ то ныряет в алую теснину, то выскакивает оттуда вновь. Эстетика сексуальных представлений прямо-таки завораживала Лизу.

-- Как это красиво! -- шептала она, обдавая моё ухо дразнящим жаром дыхания, когда я отдыхал от активных действий, прижимая к себе с двух сторон знойные молодые тела, а Марита с медленным наслаждением ласкала губами мой разрумяненный торчун. И мне было хорошо до тягучей истомы, приятно до гулкой одури. Я млел в эротической нирване, отрешившись и от прошлого, и от будущего...

*     *     *

В общем, наше напольное ложе стало свидетелем множества раскованных сцен. Я и не думал, что такое может когда-нибудь со мной произойти. Причём так естественно, просто, в некотором роде даже буднично. А размывчатые понятия – «разнузданность», «прелюбодеяние», «распутство» -- станут для меня ещё более относительными. Я тоже в прошлом приравнивал эротику втроём к чему-то предосудительному, недостойному нравственно закалённого человека. Но все негативные представления оказались ложными. Я убедился собственными органами чувств, всей совокупностью глубинных инстинктов, дарованных нам Мирозданием (если хотите -- самим Господом Богом), что программа сексуальной ограниченности, старательно внушаемая нам лицемерными церковниками и гнилыми моралистами, -- явление вредное, гнусное и, по большому счёту, преступное. А как же иначе назвать покушение на свободу личности, запрещение людям того, что заложено в них изначально?.. Нет, я не сторонник и вседозволенности -- я категорически отрицаю эту крайность. Но выход за пределы глупых запретов ничего, кроме блага, принести не может.

... Сгустившийся сумрак возвестил нам об окончании блёклого январского дня. Наша гостья засобиралась домой. Стоя у порога в добротной дублёнке и в белой сетчатой шапочке, она казалась мне далёкой, недоступной, почти нереальной. Я даже испытал некоторую робость перед ней, спросив себя: смог бы я сейчас пригласить её в постель? Нет, у меня бы язык не повернулся предложить ей такое. Невозможно было сопоставить эту эффектную независимую особу в зимней одежде с той раскованной, бесстыдной девчонкой, для которой не существует области непристойного. Той славной девчонкой, которая отдавалась мне охотно, легко и непринуждённо, будто дарила свежие цветы, выращенные в своём саду...

*     *     *

Наше проникновенное общение с Лизой было не последним. Ей определённо понравилось у нас. И с нами. Иначе бы она не приехала к нам ещё раз. Да, через день Лиза снова появилась в нашей квартире -- по-прежнему свежая, обольстительная и разговорчивая. И доверчивая улыбка так же украшала её милое лицо…

Несмотря на то, что мы с Маритой не пополняли запасы продуктов, у нас всё ещё царило изобилие: не иссякало вино, не кончались закуски, не переводился десерт. Всегда наготове были и выстроившиеся рядком фотоплёнки в металлических мундирах кассет -- они тоже имелись в достатке. Поэтому поев, выпив и обсудив первые попавшиеся на язык темы, мы незаметно подступили к новому раунду фотосъёмок.

Я пытался запечатлеть не просто вид обнажённого тела, а отразить одухотворённость наготы. Мне важно было поймать живой, заинтересованный взгляд, мечтательное или радостное выражение. Ведь на оголённые телеса сейчас не натолкнёшься разве что в детском журнале «Мурзилка» да в коммунистической газете «Правда». Полураздетые и вовсе не прикрытые девицы мелькают почти в каждом печатном издании. Но поглядите на их безупречной отделки лица! На одних -- тупая пустота, красивые черты резиновых кукол. На других -- пугающий накал агрессивности, затаённый лёд злости, словно табличка наклеена на электрический столб: «Не влезай, убьёт! ».

Миру остро не хватает добрых, приветливых лиц на эротических фото! И я, как мог, стремился исправить этот перекос...

Постепенно мы вновь переключились с упоения фотоискусством на сладострастную музыку интимных органов. Но вскоре я почувствовал, что чары эйфории неумолимо развеиваются. Мы повторялись, и прелесть новизны стала неумолимо сходить на нет. С моим-то «инструментом» всё было в порядке -- он исправно возвышался, как мраморная стела у дороги. Да только восприимчивость его почти утратилась от упорной работы. Он превратился в тупое орудие для бесконечного бурения влажных скважин.

«Повторение -- мать учения», -- гласит народная мудрость. Но настоящий секс -- это творчество, и здесь властвуют другие принципы, отличные от бытовой приземлённости. Как для светового потока не подходят законы механики, так и к вдохновенной эротике не применимы расхожие правила поведения...

Порезвившись ещё немного, мы сделали антракт и растянулись для отдыха тут же, на диване. Марита принесла из зала вазу с фруктами, поставила на трюмо. Каждый отыскал себе плод по душе. Я довольствовался грушей, Марита -- персиком, а Лиза, перевернувшись на живот и болтая в воздухе голяшками, стала смачно хрумкать яблоко.

Мой рассеянный взгляд упал на выпуклую попку Лизы... И вдруг меня властно поманила область неизведанного, скрытая за смычкой этих двух половинок. Я оживился в предчувствии того, что можно как-то встряхнуться, вернуть наркотический дурман недавнего блаженства.

-- Хочешь испытать острые ощущения? -- спросил я.

Лиза не ответила, соображая, что же имелось в виду. А я, не дожидаясь согласия, принёс жидкое масло и принялся щедро смазывать её заднюю дырочку.

-- Ты без «резинки»? -- насторожилась Лиза, когда я раздвинул её ягодицы, нацеливая своего молодца на коричневый кружок тылового отверстия. Видимо, Лизу смутило, что это не совсем гигиенично. А то, что её вознамерились «познать» таким способом, воспринялось как нечто обыденное.

Напряжённая часть меня юркнула в девичий зад легко и резво, точно скользнула в знакомую норку. Лиза даже не вздрогнула, когда я всадил своего выдвиженца по самый корень. Безусловно, это не доставило ей какого-то удовольствия. Тем не менее и боли она не испытала. И когда я уверенно, раскованно и с размахом орудовал в её уютной пещерке, Лиза покорно лежала на животе, пассивно дожидаясь окончания экспериментального сеанса. Порой она томно вздыхала, давая мне этим понять: стыковка проходит нормально...

Производя медленные тазобедренные ритмы, я ласково ерошил белокурые волосы Лизы, гладил её плечи, водил губами по щеке... Марита, взирая на мои успехи, удивлялась Лизиной способности беспроблемно переносить такой «массаж». Ведь мы с Маритой как-то пытались искать сексуальное разнообразие в этом направлении, однако все пробы потерпели неудачу. Для жены это было слишком неприятно, и мы оставили дальнейшие попытки. А тут -- полномасштабное внедрение, причём без всякой разминки, -- и ничего, всё в порядке, никакого дискомфорта.

Кульминации я достиг скоро. И с утробным мычанием, в экстазе прихватив губами мочку Лизиного уха, выплеснул в растревоженные недра кипучий заряд семенных соков. В несколько толчков выжал всё до капельки...

После этого мы, отдыхая от физических контактов, повели задушевный разговор. Рассказывали о себе, делились бытовыми заботами, вспоминали смешные случаи. Лиза - одно из тех редких созданий, которых интересует не только собственная персона, но и другой человек. Даже почти посторонний, каким для Лизы был я. Она расспрашивала о событиях моей жизни с непритворным интересом, слушая меня искренно и внимательно. Давно я не встречал таких чудесных собеседников!

…По прошествии некоторого времени я мысленно философствовал о таинственной привлекательности женских попок. Казалось бы: что может возбуждать неизвращенного мужчину в тыловом канале любовницы? Ведь детородный отросток, как выяснилось, принципиально новых ощущений от такого контакта не получает. Более того, умелая женщина способна доставить больший осязательный восторг мужскому органу, курсирующему в естественных условиях, когда она сжимает внутренние мышцы при возвратных движениях... Почему же многих тянет хотя бы раз изведать такой способ слияния?

Наверное, потому, что это качественно иной уровень сближения. Межъягодичный проход почему-то считается самым «неприличным» местом, которого стыдятся больше всего (хотя чего тут стыдится, если Природа создала все части тела одинаково нужными и равноценными применительно к целому организму). И само сознание того, что проникаешь сквозь запретные двери, вторгаешься в заповедную область, -- по особенному щекочет нервы. Пожалуй, именно это придаёт пикантность восприятию, подстёгивает всплеск возбуждения... Но всё-таки заднее отверстие рассчитано Природой на выполнение конкретной, единственной задачи. И то, что порою люди, используя его не по назначению, получают удовольствие, -- неимоверно щедрый подарок с её, Природы, стороны…

Вообще женская попка -- удивительное творение живой материи. Женское совершенство без этого двухдольного творения -- ничто. Представьте красавицу с ангельским личиком, с божественно грациозной фигурой, с безупречно музыкальными движениями, но без ягодиц -- и вы сразу поймёте: красота без цельности становится уродством...

…Ночевать у нас Лиза на сей раз не осталась. Сессия, это забытое мной стихийное бедствие, для неё было навязчивой объективной реальностью. Даже в первую неделю января преподаватели медицинского института, где Лиза училась, не сочли за беспардонность загрузить бедных студентов сессионными заботами. Надо готовиться к экзамену по анатомии, сказала Лиза. Мне было отрадно, что я, наверное, внёс в эту подготовку и свою скромную лепту. Ведь практические уроки мы проходили основательно и с энтузиазмом.