Под стук колес и под сенью берез

Годы бильярдными шарами катятся по полю моей жизни и неумолимо сваливаются в лузы. Дымка над воспоминаниями юности все толще да плотнее… Но порой так хочется ее смахнуть…

Мне – девятнадцать, Танька на год младше.

Мы едем к ней на дачу. Поправлять здоровье после сессии. Свежий воздух, сосновые леса, чистые озера… И никаких презервативов: наконец-то Танька «спирализировалась»!

Электричка мчится. С ровным жужжанием проносятся пейзажи. Симпатичные пейзажи: луга, поля – и прочие родные просторы. В окно шибает запахом лета и свободы. Этот запах, как и зеленый шумный бег картин природы, страшно кружит голову. И неистово будоражит иные части тела…

Моя кисть совершенно непроизвольно забирается под Танькину мини, пальцы заползают под шелковистые покровы… Танька тихо и коротко стонет – но тут же отбрасывает мою руку. Шепчет, делая сердитое лицо:

- Народ кругом!

Озираюсь: действительно, пассажиров в вагоне не много – но есть. Эк же они некстати! И чего, спрашивается, набились? Ездят тут, всякие, понимаешь, в электричках… Очень нескромно с их стороны! Небось, вуайеристы какие-нибудь! Только и ждут, как мы с Танькой сольемся в экстазе прямо на лавочке. А сами пялиться будут, извращенцы! Нет, мне-то, в общем, пофигу – но Танюха такая скромница…

Решаю быть джентльменом:

- Пошли в «сцепку»!

- Куда?

- Ну, между тамбурами: там темно и никого нет!

- Псих!

- Ну, псих… Но я же хочу тебя!

- Мало ли, кто чего хочет…

Все-таки Танька немножко зануда. Я давно подметил: все Тани немножко зануды. Точнее, даже не зануды: они просто изображают больше строгости, чем в них есть. Имя такое, наверное – ус-тан-овку дает… Номенология – наука целая…

Начинаю аргументированно убеждать – то, что Танька называет «канючить»:

- Танюх, я ж тебя три дня уже не любил! Знаешь, сколько во мне страсти накопилось?

- Иди к черту!

- Не пойду! Не хочу я черта – я тебя хочу!

- Хочется – перехочется!

- Вот-вот! Перегорит, перекипит, осунется... Это ж как электроцепь: во мне сейчас такое напряжение, что еще пара вольт – и все предохранители повылетают. Полная обесточка! На все выходные…

- Да потерпи ж ты: час ехать…

- А вот давай так: я сейчас быстренько разряд с кондеров сброшу – а через час снова поднакопится… уже чтоб не так быстренько!

Убедил… Я умею…

В сцепке грохот и тряска – неимоверные. Рельефный лоскутный пол так и прыгает под нами. Я шучу:

- Тут так мотает, что и делать ничего не надо!

- Давай уже, горе мое! – вздыхает Танька. Да, очень серьезная девушка: чую же ведь, носом чую, да и не только носом – что сочится она вовсю, самой хочется «экстрима».

Джинсы не снимаю – только молнией вжикнул. Истосковавшийся узник бросается в "окно", как застигнутый врасплох любовник…

Обнимаю Таньку за талию, лихорадочно задираю юбку.

- Порвешь! Дай, я сама…

Кое-как стягивает трусики пониже, выгибается мне навстречу…

Мой берсерк пляшет перед целью, как индейский воин – у ритуального чучела врага, выходя на тропу войны. Качка многобальная – хрен попадешь. В смысле, им-то и не попадешь…

Танька корректирует мануально – пошла стыковка модулей-мудулей…

Резкий толчок – нас мотнуло так, что я разом вошел на всю глубину, как рыбкой в воду. Ощутимо ударился в дно - Танька  ойкнула…

Делать действительно ничего не надо – добрый поезд лучше всякого вибромассажера. Остается только пыхтеть и постанывать, для антуража и от избытка «чуйств»… Танька сладко-испуганно подскуливает, при особо мощных поцелуях наших лобков.

Через полминуты чувствую, что больше не сдержусь, о чем добросовестно сообщаю:

- Извини, но я уже…

Взрываюсь. Моя придержанная на три дня страсть хлещет так, что кажется, Таньку аж подбрасывает при каждом новом салюте. Вспоминается анекдот про «мартышек», которые «так забавно лопаются». Бедная Таня – она так и не кончила. Ничего – все впереди.

Выбираемся в тамбур. Достаем сигареты – и тут замечаем двух парней в голубых рубашках. Кажется, они называются «контроллеры»: ходят по вагонам и клянчат у всех такие бумажки, которые, кажется, называются «билеты».

Парни смотрят на нас немного странно – вроде, и пристально, а вроде, и с каким-то смущением…

- Ну вы, блин, даете! – изрекает, наконец, один из контроллеров.

Танька неумолимо багровеет: ясно, что нас застукали – наблюдали в маленьком окошке, что в двери…

- Вы нам проход в другой вагон перекрыли! – жалуется другой. – Маньяки!

Я сказал, «Танька побагровела»? Нет, тогда – так, порозовела. Вот теперь – побагровела!

- Билеты-то у вас хоть есть? – интересуется первый.

- Да откуда у ТАКИХ могут быть билеты! – второй машет рукой. – Ладно, Серег, пойдем…

Напоследок предостерегает:

- А вот за курение – штраф, молодые люди, - и галантно подносит Таньке зажигалку. Зачем? Могла б и от щеки прикурить!

Контролеры действительно удаляются, унося с собой впечатления, которые завтра станут легендой МПС. «Нет, ты прикинь – средь бела дня… В сцепке… Во кролики-то! »

- Пощечину тебе отвесить, что ли? – Танька морщится с безнадежной и незлобивой яростью.

***

Сидим на остановке. Наш автобус отменили, другой – через сорок минут. Естественно, предлагаю употребить их с толком.

- Да потерпел бы уж… - не больно-то решительно сопротивляется Танька.

- Так я ж заради тебя! Ты ж ведь не кончила! – самоотверженно объясняю я.

- А где?

Киваю на забор какой-то стройплощадки:

- Пошли туда!

Подсадил Таньку, перелез сам. На стройке – ни души. Но и прилечь негде: пыль, щебень, глина…

- Ладно, давай раком! – неожиданно предлагает Танька. – В таком индустриальном сарраунде – только раком и ебстись!

Танька бывает очаровательно вульгарна – от отчаянного смущения…

Сказано – сделано. Танька заворачивает юбку наверх, оголяя все, что ниже пояса. Деловито стягивает трусики, нагибается, опершись на какой-то деревянный ящик. Не без задорного кокетства повиливает своей восхитительной спортивной задницей…

Естественно, удержаться я не могу – да и цели не было такой: удерживаться.

Мигом спускаю штаны и трусы до колен, пристраиваюсь.

На сей раз не спешу внедряться, дразню рыдающим от вожделения кончиком, поглаживаю пальцами Танькин клитор.  

- Давай! – шепчет она. – О-ъ…

Начинаю плавные движения «в сторону брахмы». С чувством, с толком, с расстановкой. Спешить некуда: на сей раз я заставлю Таньку захлебнуться стоном, грызть собственный очумелый крик и биться на моей остроге, подобно пойманной семге! И если я хоть немного знаю свою подругу, ее оргазм придет раньше автобуса. А нет – так я и до ночи готов… Я на все готов… Всегда готов… Всееее-гдааа гооо-тооов… Всее-гдаа гоо-тоов… Все-гда! Го-тов! Все! Го! Гда! Тов! Тов-тов-тов…

Танька дышит часто и неровно, осторожно, будто внутри у нее - полыхающее горнило и она боится ошпарить рот глубинным жаром… А то не горнило! Еще какое горнило! То ли еще будет – я ей так сейчас мехами накачаю… Тов-тов-тоов-тооов… То-ов… То-оов!

Экспериментирую с ритмом, стилем и динамикой. Как призналась когда-то Танька: «Моей ****е крайне импонирует иррегулярность! » Что ж – обеспечим…

Девичье постанывание сливается в сплошной вой, жалобный и чувственный. Вой прорывается судорожным криком – наверное, так кричит выпь… Нет, не может выпь так кричать – выпь никто не трахает столь рьяно и нежно, как я сейчас пялю Таньку!

Ее тело вибрирует, почти левитирует… Играет под моими руками, пружинит, сокращается… Своды ее святилища сильно, почти до боли обжимают мой дерзкий факел – но не в силах потушить его… Сейчас, сейчас он вспыхнет новым пламенем, мой безудержный fuсkел!..

К уже привычной экстатической песни примешивается вдруг утробное ворчание – это что-то новенькое… Открываю глаза…

Лучше бы не открывал: в метре от нас в нисколько не доброжелательной позе ощетинилось черное мохнатое чудовище с медведя размером… Клыки – точно не меньше медвежьих… Кажется, монгольская овчарка… Сполохи отрывочных воспоминаний: этих тварей исторически натаскивали цапать за яйца…  Это у них инстинкт… Перспектива безрадостная: у меня другие инстинкты - и яйца играют не последнюю роль в их реализации…

Но сейчас на первый план выходит инстинкт самосохранения – он-то и заставляет меня воздержаться от резких движений. В том числе – от фрикций.

Танька удивленно поворачивает голову – вообще-то, есть нечто необъяснимо забавное в том, как девушки оборачиваются из позиции «алаваш», но сейчас – не до веселья.

Она тоже замечает косматого монстра (трудно не заметить, на самом деле) – и тоже проявляет хладнокровие… Хорошая у меня девушка…

- Песик, ты ведь не хочешь нас съесть? – приторно-миролюбиво любопытствует Танюша.

Ну, я бы не стал биться об заклад… Чего он точно не хочет – так это одарить нас оральными ласками… Фи, мерзость какая!

Мы очень аккуратно, выставив вперед раскрытые ладони, пятимся к забору. Зверюга неустанно следит за нами – и надвигается. Хотел бы броситься – уже бы берцовые косточки догрызал… Но главное – не делать резких движений…

Подсаживаю Таньку, стараясь не отводить взгляда от оскаленной морды… Танька, оседлав забор (успеваю подумать, что очень эротично – с задранной юбкой и без трусиков)  - хватает меня за руку и буквально выдергивает. Да, классная у меня подруга: спортсменка, красавица, умница…

Переводим дух метрах в пятидесяти, в небольшом… даже не перелеске: так, три березки.

- А это покруче контролеров будет! – довольно нервно усмехаюсь я. – Тоже вуайерист!

Танька валится в траву и бьется в истерике… Недолгой – всего-то минут пять… Потом встает, одергивает юбку. Трусики остались на том самом ящике, за забором. И я, конечно, рыцарь – но не до такой степени, чтобы вернуться за ними!

- С тобой без приключений – никак! – Танька ерошит мои волосы, констатируя очевидное.

- А то! – да, я такой…

- Ну что – ты так и не кончил? – вдруг спрашивает Танька, будто бы даже с упреком.

- Какой там «кончил» - я чуть не обоссался! – честно отвечаю я.

Танька великодушно опускается в траву на колени – мой fuсkел, приунывший по понятным причинам, вздымается почти мгновенно.

Ооооуу!

Для меня всегда оставалось загадкой, где Танька обрела такие впечатляющие «языковые» навыки – при ее-то скромности и строгости. Нет, взял-то я ее не целкой – но все же… Говорит – на чупа-чупсе тренировалась… Может, и так… Сейчас не до разбирательств… Вообще не до чего… Даже – не до автобуса…

Кстати – вот он, родёмый, из-за поворота показался… Хорошо, нас практически не видно: классно замаскировались.

У меня появляется сверхзадача: кончить до того, как автобус притормозит у остановки. Таньке ничего не говорю, просто загадал так: если отсалютую до автобуса – желание сбудется. Какое? Неважно… Сейчас – только одно… Распирает… Подкатывает… Давит все сильнее, сильнее…

Танька мелодично причмокивает, теребит мои подобравшиеся, растопыренные яички, в такт пляске язычка на моей натруженной, скользкой танц-площадке… То чуть отпустит – то вбирает почти до  горлышка…  Танька старается так, как будто меня укусила змея… Молодец!

Краем глаза слежу за автобусом… Двести метров до остановки… Почти явственно слышу, как во мне клацает некий затвор, досылая патрон… Танькин язык смещается ниже, скользит по уздечке… Курок взведен… Танька плотно стискивает губы, чуть прикусывает грешную плоть зубками… Удар по капсюлю – Бу-бу-бууух! Бу-буух! Бу-бух! Бух! Бух… И еще раз десять «бух»!

Спермы едва ли не больше, чем в первый раз – сказалась многоэтапность и протяженность процесса… Бедная Таня… Наша Таня горько плачет… Нет, это она не плачет – это у нее молоко на губах не обсохло… Гы… Очень смешно…

Вспоминаю об автобусе, суетливо застегиваюсь и делаю Таньке знак… Бежим, сломя голову и ломая кусты… Успели… Пассажиры, похоже, и не подозревают о пикантных обстоятельствах, предшествовавших нашей посадке…

***

От остановки до дачи – километра два по лесной дороге. Совершенно непосильная дистанция – если без привала!

Углубляемся в сосновые посадки, находим подходящую полянку, «приваливаемся». Валяемся часа два. Тут уж «есть разгуляться где на воле».

Разделись донага, как белые люди, катаемся по теплому, щекотному ковру прошлогодней хвои. Серо-бурые, разбухшие после недавнего дождя иголки обильно налипают на потные тела.   В считанные минуты мы превращаемся черт знает во что: чучела и есть чучела… Но мы друг друга и такими любим…

Накувыркавшись вдосталь, устраиваемся в любимой Танькиной (да и большинства девушек) позиции: леди, гарцующая на ленивом бревне и полирующая сук по своему усмотрению. Раньше я думал, что им так нравится «сверху», потому что у меня… ну, в общем, недостаточный… а так – «глубжее» и «проникновеньше» получается… Чушь: вполне, как оказалось, достаточный: индийские презервативы даже не налезают (нда, бедные индусы: оттого, видать, и придумали камасутру!). Так что, дело не в длине, а в том, что современные девушки привыкли все контролировать сами… Доминировать-феминировать… Они, наверное, и сосут так охотно, потому что тоже как бы все в их руках при этом… Ну, не только в руках, конечно…

Вот какие замечательно философские рассуждения может позволить себе парень, лежащий на спине, в то время как его подруга с детским восторгом резвится на нем, покачиваясь взад-вперед, приподнимаясь, оседая…

Танька кончила раза три, не меньше, пока я созревал… Ну а уж как созрел – со всей апашеской бесцеремонностью опрокинул ее и овладел классическим мужланским манером, как, говорят, целомудренные миссионеры поёбывали знойных негритяночек, демонстрируя нравственный подход дрочащим в стороне негритянским мужьям!

Разрядив очередную обойму и чуть придя в себя, я первым делом, конечно… Что бы выдумали? Первым делом я, конечно, поссал! Прямо там, у края поляны, не стесняясь: Танюха, как и все известные мне барышни, весьма любопытна до этого почти эротического действа…

А потом я прильнул меж бесстыдно раскинутых стройных Танькиных ног и принялся зализывать следы своего преступления: эта нимфоманка определенно не насытилась, а грозный мой fuсkел превратился в банальный пенис – и на очередное боевое дежурство не спешил.

Подуставший и разомлевший, как это обычно бывает после трех палок в непродолжительное время (даже в девятнадцать лет), я старательно и задумчиво упражнялся в искусстве «чесать языком». Вкус собственной недавней спермы, просочившейся наружу, нисколько не отвращал – а, напротив, вызывал некое комичное ощущение, будто она вернется прямиком в мои поиздержавшиеся яйца и поспособствует восстановлению сил…

«Кунни» вскорости перешел в «шестьдесят девять», когда Танька тоже решила проявить сознательность… Мы лизались и сосались довольно долго, пока не стало темнеть… И тогда, напрягши волю к кайфу, закатили еще один, финальный «спурт», распугав своими всхлипами и вскриками всех вечерних птах и даже заглушив лягушек в заболоченном пруду поблизости…

Уже потянуло вечерней прохладой и сыростью от пруда – а потому я пёр Таньку особенно агрессивно и ожесточенно. Я стал форменным (гм, ладно, не форменным – а голожопым) ебарем-террористом, во имя нашего сугреву! Это было потрясающе: какой накал, какую экспрессию я вкладывал в каждую решительную и бескомпромиссную фрикцию! Как будто всякий раз по новой целку вскрывал! Как вдалбливал ее прекрасное тело в пахкую хвою, как норовил размазать тонким слоем масла между мной и матушкой-землей!

Ну и Танька сопротивлялась изо всех сил, схватка была достойной… Она подмахивала так, что едва не выгибалась мостиком… Раздирала в кровь мою спину – а задницу расцарапала так, что и через неделю в душевой спортклуба подонки-друзья меня подкалывали: «Вы что, розгами с подругой балуетесь? »

Чудесный был секс – не ебля, а Тинатаномахия, битва богов и гигантов… Искренне жалею, что не захватил с собой видеокамеру… Потом-то мы часто снимали наши с Танькой утехи – чтоб смотреть всякий раз, как поссоримся… И это тоже было круто – но тогда, в лесу – нечто феноменальное… Словами не передать…

Поэтому мы трахали, трахали, и трахали друг друга взмокшими напряженными молодыми телами -  без лишних слов, но со скрежетом зубовным…

И кончили синхронно, доведя себя до такого исступления, что появись на поляне саблезубый тигр (а не то, что собака!) – убежал бы, поджав хвост!

Полежав-отдохнув, поднялись, кое-как отряхнулись, облачились – да и побрели, наконец, к поселку: Танюхина старшая сестра, сидевшая «на природе» со своим мелковозрастным киндером, была предупреждена о визите – и могла забеспокоиться.

На даче нас ждал радушный прием, сытный ужин, мягкая постель… А там – уже полноценный, продолжительный секс! Но это уже другая история…