Лед и пламень, коса и камень

Ваня учился на третьем курсе Государственного Усть-Сысертьского театрального института имени Софокла. Это - большую часть года. А сейчас - отдыхал и работал, потому что было лето.

Работа Ванина имела множество достоинств: хорошая оплата, необременительность, прогулки на свежем воздухе. Из минусов можно было назвать, пожалуй, лишь некоторую рискованность, но риска Ваня не боялся, даже смертельного, ибо из всех театральных премудростей тверже прочих усвоил два правила: «Весь мир – театр» и «Что наша жизнь? – Игра! »

Кроме того, занятие было интересным, творческим, хотя и не столь уж оригинальным по нынешним временам: Ваня работал сексуальным маньяком-убийцей в  усть-сысертьской лесопарковой зоне…

Ваня затушил сигарету и принялся собирать инвентарь: близилась ночь, близился его выход.

Он уложил в старый брезентовый рюкзак: туристический топорик с обрезиненной ручкой; устрашающего вида тесак; китайский карманный фонарик; неправдоподобных размеров фаллоимитатор, искривленный бумерангом («Для подлых изнасилований из-за угла», как шутил сам Ваня); томик Мольера; накладную бороду; две пачки сигарет; коробок охотничьих спичек; газовый пистолет и две пары наручников.

Посидел немного, припоминая, не забыл ли чего, выкурил еще одну сигарету (он все-таки нервничал перед каждой «ночной сменой»), потом накинул камуфляжную куртку, нацепил рюкзак и вышел.

Черный «Гелендваген» с тонированными стеклами уже стоял у подъезда: Ванин работодатель был столь любезен и заинтересован в сотрудничестве, что обеспечивал наёмного   маньяка транспортом до места службы и обратно.

Тут надо отметить, что «маньячил» Ваня не по болезненному влечению извращенного рассудка, а за деньги, получая по двести американских долларов «за спектакль».

Нанял его некто Аркадий Мошенков, местный Ротшильд, латифундист, депутат городской думы и хозяин еженедельника «Усть-Сысертьский  ньюсвик».

Резон Мошенкова был прямой и ясный: Ваня, творя свое хулиганское зверство и наводняя район ужасными слухами о неуловимом душегубе, здорово сбивал цены на земельные участки в пригороде… Мошенков рассчитывал прикупить пару дачных поселков целиком и за копейки.

Впрочем, к чести Ваниной следует сказать, маньяком он был гуманным и даже добрым: работать предпочитал не со слабонервными бабками, а с крепкими духом юницами - да и тех оставлял пусть в изрядно помятом платье, но целостными и лишь слегка придушенными. Впоследствии каждая такая жертва с замиранием сердца и по многу раз делилась пережитым с охающими слушателями (и, особенно, слушательницами), уверяя, что жизнь сохранила лишь чудом, а честь – исключительно героической самообороной. Последнее Ваня мог бы оспорить: в  иных случаях ему казалось, что Кувейт в девяностом сопротивлялся иракской агрессии куда энергичнее...

- Здорово, Чикатилыч! – за рулем джипа сидел помощник Мошенкова, Толян «Бизон» - огромный, мясистый и грозно-бритый здоровяк со старомодной в наши дни толстой цепочкой на шее, но притом человек незлой, весёлый и даже душевный.

- Здорово… - Ваня запрыгнул в высокий салон.  

- Я там прикупил немного… Ну, чтоб, это, разметать по округе… - Толян скосил взгляд через плечо: на коврике перед задним сиденьем стояли два полиэтиленовых пакета, перетянутых сверху бечёвкой.

Ваня кивнул, не спрашивая о содержимом: Мошенков, со свойственной ему изобретательностью, однажды решил усугубить эффект Ваниных ночных проделок и предложил разбрасывать по лесу всевозможные человеческие останки: головы, члены, а то и целиковых тела.

Гуманоидную органику Толян брал в морге, за углом, из невостребованного. Улыбчивые и приветливые санитары в белых халатах всегда готовы были за лишнюю двадцатку нарубить «гуляшик», для удобства покупателя.

На народ эти жутковатые «сюрпризы» производили сильное впечатление, милиция же быстро утратила интерес к подобным находкам, особенно после эпохальной, почти поэтической фразы начальника областного угрозыска: «Без заявления труп – мёртвое тело, а не уголовное дело! » Поскольку заявлений о пропаже граждан не поступало, происходящее было объявлено «баловством и хулиганством».

Мошенковская же газета всячески подогревала страсти вокруг происков маньяка, привычно обвиняя милицию в нежелании работать и вешать на себя «глухари». Народ, естественно, был склонен верить журналистской версии, а не правоохранительной, и вскоре леса почти обезлюдели: даже самые отчаянные грибники не рисковали забредать в чащу.

В этом для Вани был очевидный дополнительный плюс: из каждой «экспедиции» он привозил домой полные пакеты крепеньких, отборных боровиков и подосиновиков. Но был и минус: поиск жертв все более затруднялся…

- Хорошо, раскидаю! – пообещал Ваня, однако чуть вздрогнув от богемной брезгливости: - Не тухлятина?

- Обижаешь: свежачок! Тока что из холодильничка – каменное ишо!

Когда доехали до места, уже почти стемнело. Тихий, безоблачный закат сулил  столь же тихую и ясную ночь.

Летний Треугольник проступал чётко и ярко, Большая Медведица тоже спешила на охоту из легкой сумеречной дымки.

А Ваня не спешил: полуночные девицы, даже самые резвые – всё же не блохи, спешка тут неприемлема.  

Он постоял немного, любуясь бархатно-синим небом и разминая легкие душистым лесным воздухом, потом «задернул занавес порнотеатра», как он в пафосной своей вычурности называл брючную молнию, и полез в рюкзак.

Деловито приладил окладистую черную бороду, заткнул за пояс топорик, сунул газовый пистолет в глубокий карман  (от возможных «ланселотов» и «дартаньянов»), попрыгал, по-спецназовски проверяясь на «звон», - и прощально помахал водителю.

- Если чо не так – отзвонись: выручим! – привычно напутствовал Толян. – Ладно, типа, счастливой охоты!

На сей раз Ване повезло: наскоро избавившись от расчленёнки, он прошагал всего метров двести по просеке – и заприметил первую жертву.

Как нельзя более удачную: девица, миловидная, «фигуристая» и, главное, одинокая.

Девушка в бежевом спортивном костюме исполняла некий медленный, плавный танец - как сначала показалось Ване. Только подкравшись ближе он понял, что это не танец, а форма какого-то «внутреннего» стиля у-шу. Впрочем, на взгляд театрального студента, в школьном прошлом небездарного боксера и самбиста,   все китайские «энергетические» пасы - «балет»… Девиц-кунгфуисток он не боялся.

«Эти ушуистки точно чокнутые! » - подумал Ваня и вышел из-за деревьев на поляну.

Какое-то время он стоял, незамеченный, и лишь когда девушка закончила форму, вернулась в исходную стойку и отвесила неглубокий, но почтительный поклон мнимому учителю, Ваня громко похвалил:

- Браво, юная леди! В высшей степени эстетическое зрелище!

Девушка обернулась и поглядела на непрошенного критика с любопытством, но без особого испуга:

- Спасибо!

- Пожалуйста! – Ваня приблизился, вглядываясь в лицо незнакомки – однако августовская ночь уже вступила в полные свои права, щадя лишь светлую безупречную фигурку. – Кстати, гражданочка, а не боязно ли вам бродить одной под сенью чащи, где рыщут твари злобные, до крови молодой голодные?

Девушка мелодично рассмеялась, ничуть не оробев от нелепой, чтоб не сказать «безумной» поэтики в реплике собеседника.

- Не боязно! – ответила она. – Волков страшиться – значит облачаться в овечью шкуру до скончанья дней!

Ване показалось, что это цитата, уже где-то слышанная – только он не мог припомнить, где. Отреагировал же просто и грубо, резко бросив игру в сценическую возвышенность:

- Волков-то здесь нет. А вот про маньяков слыхала?

Явная угроза, полыхнувшая в изменённом Ванином голосе, сверкнула ещё отчетливее на клинке выхваченного из-за спины тесака.

Девушка, осознав наконец, с КЕМ ей довелось  повстречаться, в ужасе закрыла лицо ладонями.

Ваня, упиваясь своей жестокой игрой, шагнул вперед, поигрывая тесаком в одной руке и воздев другую, с подобным ятагану фаллоимитатором (последний производил на жертв куда более мощное впечатление).  

И тут девица отняла руки от лица...

Вид её был столь необычен, что Ваня застыл на месте и едва не выронил тесак (а розовый квазипенис таки выронил).

Девичья кожа - и на лице, и на руках – мерцала во тьме мертвенным зеленоватым свечением, призрачным и жутким. Пахнуло замогильным холодом. Девушка (если можно так назвать это зловещее, противоестественное существо) злобно, нечеловечески скривилась, обнажив длинные, кривые, иссиня-белые клыки.

- А о вампирах ты слыхал? – с ласковой, плотоядной вкрадчивостью прошипел монстр.

Ваня тряхнул головой,   избавляясь от секундного замешательства:

- Юлька, ты что ли?

Чудовище застыло, растопырив когтистые лапы.

- Ваня? Петров? – в голосе «вампира» послышалось весёлое и даже приятное удивление. – То-то я слышу – голос знакомый. Чёрт, не признала с бородой!

- И я тебе - тоже… только по улыбке и узнал… – Ваня усмехнулся, с трудом скрывая облегчение: это действительно была Юлька, его одногрупница.

- Нахал! -  «монстр» махнул когтями у Ваниной щеки, изображая символическую пощёчину – Ваня на всякий случай по-боксерски поднырнул.

- Кстати, чё это за хрень? – он коснулся сияющего лика – и его палец тоже засветился тускло и зловеще.

- Тебе не нравится мой новый тональный крем? – Юлька возмутилась. Совладав с возмущением, объяснила: - Добрые люди выдали: говорят, для здоровья безопасно.

- Понятно: пробуешься на роль Собаки Баскервилей! – Ваня хмыкнул.

- Ага! – Юлька запрокинула голову на молодую луну, снова вспорола ночь пластиковым оскалом и протяжно завыла: - Уууууу!

- Внушает! – оценил Ваня. – Тебя тоже, что ли, Мошенков нанял?..

Он осекся, поняв, что сказал лишнее.

- Мошенков? – Юлька пожала плечами. – Как раз нет: меня строительная фирма наняла, чтоб тебя отвадить. Ну, то есть, я не знала, что это именно ты, но всем, кроме этих тупых шестисотников, и так было ясно: маньяк -  фуфло!

- Но-но! – оскорбился Ваня. – Я попрошу!

- Уй, да ладно, Петров… Не цепляйся к словам! - Юля потеребила когтями Ванину куртку, оставив и на ней часть своего «ореола». – А вообще, смешно: надо ж так встретиться! Я-то думала: ханыга какой-нибудь…

- Ну, это не про меня! – гордо возразил Ваня.

- Да уж… Нашла коса на камень…

- Лёд на пламень! – в рифму, торжественно, но непонятно к чему, изрёк Ваня.

Юлька задумалась:

- Слушай, а правда, что у вас с Илонкой свадьба уже назначена?

- Кто сказал? – Ваня нахмурился.

- Она сама…

Ваня присвистнул:

- Тюуу! Надежды Лоночку питают!

- Так нет, значит?

- Нет. Я – свободный и вольноопределяющийся половой маньяк!

- Слушай, а ты девиц этих, потерпевших… как? Взаправду?

Ваня пожал плечами:

- Я, как бы, свой не на помойке нашёл… Ты же знаешь: всегда исключительно по взаимному согласию, кое есть продукт непротивления сторон!

- По согласию, значит… - Юля кокетливо повела плечами и медленно, рывочками, принялась тянуть вниз каретку молнии на своем спортивном джемпере.

- Ты только зубки не вынимай! – попросил Ваня, сбрасывая куртку. – Любовь с вампиром – это должно быть «что-то особенного»!

Задыхаясь стоном, истекая блаженством и заходясь в сладостных судорогах, Юля пробормотала сквозь хриплые вздохи: «Слушай… а-а-а… Мошенков тебе мн –о-о-о- го пла – а-а-а – тит? А то, м-о-о-жет, я тоже? »

«Нормально платит» - пропыхтел Ваня, с поистине маньяческой целеустремленностью и сосредоточенностью пронзая  гостеприимную плоть.

Юлька разметнулась по траве и, уже не сдерживаясь, по-вампирски протяжно и зычно зарычала… Оргазм ее был особенно искренним и страстным от того сознания, что диктофон ловил все Ванины оплошные  слова с первой же секунды встречи…

Ваня сделал последний решительный выпад – и затих, покачиваясь над своей инфернальной любовницей на распрямленных руках. Его тело затрепетало, выплескивая доверчивую свою нежность… А когда любовь была растрачена до капли – открытое Ванино лицо,   лоснящееся от добросовестного пота и потешно разукрашенное Юлькиным «потусторонним» кремом, озарилось простоватой, светлой, почти детской улыбкой…

У него было право на улыбку: в порыве неистовой, головокружительной страсти, самозабвенно тиская упругие наливные перси, жадно шаря жаркими ладонями по  вожделенному телу, он всё-таки умудрился обнаружить и снять диктофон…

Они оба учились на третьем курсе театрального института…