Глупая песня о первой любви - 2. Глава Романтические рассказы о любви

(Продолжение)

3.

У подъезда Сергею встретилась Марго. Она, как обычно, изобразила быстрый, смешной книксен: присела, приподняв растопыренными руками воображаемый подол и потрясла им.

- Трям! – сказала Марго.

- О! А почему мы такие радостные?

- Мы завсегда радостные, когды вас лицезреем, сир, - улыбка Марго стала ещё шире.

- А я думал, причина другая: книжечку наконец-то дочитала, - Сергей кивком головы показал на бледно-серый томик в руке Марго. – «Преступление и наказание». На лето задали читать по программе?

- А вот и нет, - насупилась Марго. – Это Харуки Мураками. Его сейчас все читают. А Достоевского я ещё на той неделе осилила…

- Умная девочка, - снисходительно похвалил её Сергей. – Главное – предисловие к «Преступлению» проштудируй, текста романа можешь вообще не знать, а вот предисловие – обязательно: для выпускного сочинения всё равно ничего другого  не потребуется.

- Сир, вы так восхитительно умны, - Марго игриво закатила глаза. – Ах, я бы сама до этого ни в жисть не додумалась. Я бы, дура,   «Сто золотых сочинений» наизусть заучивала…

- Учись, детка, пока я на свободе, - усмехнулся Сергей. – Будешь потом вспоминать меня.

- Моя память и так уже переполнена вами, сир, - вздохнула Марго. – Просто битком набита!

- Ну, если так, то я пошёл искать других – у кого в  памяти ещё осталось местечко, - Сергей подмигнул Марго. – Ты не против?

- А можно мне с вами, милорд? – попросила Марго. – Я не буду  мешать, чес слово! Я тихонечко рядом пойду, и даже говорить ничего не стану, если ты не захочешь…

- Нет, Марго, со мной нельзя, - вздохнул Сергей. – Я иду туда, куда приличные девочки из хороших семей не ходят.

Марго вскинула на него отчаянно веселые глаза и вдруг хлопнула книгой по его плечу:

- Сколько тебе ещё намекать, что приличные девочки тоже могут делать неприличные вещи?

- А вот  это я с малолетками не обсуждаю, - отрезал Сергей. – Пока! Книжечка-то ждёт. Читай, детка, читай, книга – источник знаний как-никак.

Он махнул рукой и, не оборачиваясь, пошел дальше – мимо лавочки, которую уже оккупировали старушки, мимо запыленного куста сирени, который садил вместе с отцом лет десять назад, мимо высокой деревянной коробки, некогда изображавшей сказочный домик, но предприимчивые дачники ободрали с неё сухие дощечки, резные ставенки с наличниками, и даже флюгер в виде петушка унесли – в этом остове теперь вечерами курили малолетки и, судя по валяющимся там презервативам, познавали взрослые стороны жизни.

Сергей чувствовал, как Марго смотрит ему в спину – не отрывая взгляда, может быть, даже испепеляя его: он поёжился, представив себе горящие глаза соседской девчонки. Ну, чего она навязывается, малявка? Шестнадцать лет, недурна вроде собой, забавная такая, а эти ямочки на щечках –  просто картинка! Парни-ровесники должны за ней увиваться, и увязываются, кстати: то какой-то очкарик под дверями стоит, то длинновязый, спортивного вида пацан сумки ей из магазина помогает нести, а недавно даже Трамвайщик на неё внимание обратил: «Это кто такая? Та самая Маргарита? Вау! Хорошая тёлочка. Почему ты её до сих пор не покрыл? » Сергей отшутился в том смысле, что не занимается любовью там, где живёт, и не живёт там, где любит. «Мдя, принцип, проверенный опытом предыдущих поколений, - осклабился Мишка. – Такие девчонки, как она, если и дадут, то потом фиг от них отвяжешься. А вы ещё и на одной лестничной площадке живёте. Тогда я тебе перестаю завидовать и отношусь к ситуации с полным пониманием. И сам её не стану клеить, а то ведь девчонка начнет меня через тебя доставать. Зачем тебе лишние хлопоты? »

Сергей хотел сказать, что Маргарита навряд ли обольстится таким прощелыгой, как Трамвайщик, но решил помолчать. Его дружок, когда входил в раж, любил заключать всякие дурацкие пари. Вот и на Марго мог бы поспорить, и, кто знает, эта дурашечка ещё и повелась бы на него: Мишка умел разыграть влюбленного, и язык у него подвешен, и знает, как обходиться с девчонками, мечтающими о большой и чистой любви. «Ха-ха! – смеялся  этот  невыносимый потаскун Трамвайщик. – Они и получают её в виде большого и чистого: я моюсь по три раза на день, ха-ха! »

Но как бы то ни было, а у Маргариты при желании мог бы появиться постоянный кавалер. Она же  почему-то выбрала Сергея и делала всё возможное, чтобы обратить его внимание на себя. Подумать только, даже Наталье Ивановне постаралась понравиться. Как-то подкараулила её во дворе и спросила, есть ли у них дома афоризмы Ларошфуко. Мать, наверное, от такого вопроса чуть в обморок не рухнула. Во всяком случае, она потом с восторгом рассказывала Сергею: «Представляешь, школьница интересуется не какой-нибудь «Королевой Марго», а величайшими памятниками всемирной литературы! Ну, скажи на милость, кто из твоих знакомых девчонок читает теперь размышления гениальных французских моралистов? Ник-то-o-o! Прелестная девочка, скромница – сразу видно! Я потрясена. Думала, что среди  нынешних девиц  такие уже и не водятся».

Книги Ларошфуко  или  Дидро Маргарита брать брала, но при этом  не забывала попросить, уже у Сергея, очередной томик Дюма-отца из его «огоньковского» собрания сочинений. Ей почему-то очень понравилась именно «Королева Марго», которую мать как раз относила к несерьёзной, потребительской литературе. Девушка укоротила своё имя в честь Маргариты Наваррской, а в её речи появились всякие  «сир», «милорд», «рада лицезреть вас» и прочие витиеватости. Они поначалу забавляли Сергея, но теперь казались ему какими-то слишком натянутыми, если не сказать хуже – дурацкими.

В милиции с ним общались, конечно, без всяких витиеватостей. Следователь разве что поразил улыбкой – чуть насмешливой, но, кажется, вполне искренней. Прищурив глаза, чтобы казаться, наверное, более проницательным, он спросил Сергея, не догадывался ли тот, что Екатерина Петровна Бурняева (о, как официально Катьку назвал!) занимается мошенничеством.

- Что? – Сергей сразу и не понял, что мент имел в виду, а когда понял, то даже возмутился:

- Да как вы смеете такое о ней думать?

- О том, что я о ней думаю, лучше помолчу, - усмехнулся следователь и погладил кончиком указательного пальца свои усы. – Она мне сразу шалавой показалась…

- Не  называйте её так!

- Что-то я не пойму тебя, парень, - следователь изумленно приподнял правую бровь. – Эта девица хочет подвести тебя под статью об изнасиловании, а ты сопли тут распускаешь: «не смейте её так называть», - передразнил он. – Знаешь, что с насильниками на зоне делают? Опускают их, у параши спать заставляют, и все, кому секса хочется, этими «петухами» пользуются. Вот  что тебя ждало!

Сергей подавленно молчал.   Он и сам не мог понять, почему опять принялся защищать Катю. Да, конечно, своим заявлением она доставила ему и его семье кучу  неприятностей. Этот поступок никак в голове не укладывается! Он даже поначалу решил, что  Катьку кто-то заставил так сделать, но из каких побуждений – опять-таки, совершенно непонятно. Девушка не казалась Сергею какой-то оторвой, стервой, непотребной девкой – он бы и отношений  не стал поддерживать, если бы Катерина такой оказалась. Он помнил её нежные прикосновения, все слова, которые она шептала ему на ухо, и, конечно, помнил, как она двадцать один раз позвонила ему в тот день, когда он простудился и  слёг с высокой температурой. Всякие советы ему давала – как мёд с чайной ложечки сосать, и чтоб  аспирин, зая,   не глотал целой таблеткой, а истолок ее в порошок, и грозилась привезти ему малинового варенья – сама с бабушкой варила, но он не хотел, чтобы она видела  сопливого, чихающего и кашляющего  зайчика с красными глазами. Ну, разве плохая девочка? А то, что она позвонила ему двадцать один раз, - это Наталья Ивановна сосчитала: в их телефоне была специальная записная книжка, в которой автоматически отмечались все звонки. «О! – сказала мать. – Какая у тебя беспокойная подружка! Звонит и звонит… Лучше бы позаботилась о твоем отдыхе, чтобы поспал, отлежался. А она – тррр да тррр! »

Чёрт побери, мама, наверное, была права. Ему бы отлежаться, покемарить, а не по телефону ворковать. Но, с другой стороны, лучше всех лекарств на него действовал голос Кати – тихий, спокойный и какой-то очень близкий. Или ему это только казалось?

- Она умела сделать так, чтобы её мужикам казалось, будто она без памяти влюблена, - продолжал говорить следователь. – Ты не исключение. Эта пройдоха с кем попало в койку не укладывалась – сначала изучала материальное положение партнёра, его социальный статус и, если видела, что у мужичка кошелек толстый, соглашалась с ним на интимную близость. При этом Екатерина старалась изучить и запомнить всякие интимные детали. Ну, признайся, она тебе тоже член линейкой измеряла? И разглядывала его, да?

- Какое ваше дело? – возмутился Сергей.

- Ты меня удивляешь, парень, - поморщился следователь. – Я тебе толкую о сценарии, который эта мошенница применяла для своих похождений. Покувыркавшись с мужичком, она тут же бежала в ближайшее отделение милиции, по пути рвала на себе колготки, расцарапывала руки-ноги, размазывала тушь-помаду по лицу, в общем – бедная, несчастная  овечка, ставшая жертвой сексуального маньяка. Девица заявляла, что подверглась изнасилованию, писала соответствующее заявление и, что характерно, указывала в нем такие интимные подробности, которые можно узнать только при половом акте.

- Зачем она это делала? – Сергей искренне удивился. – Ненормальная, что ли?

- Очень даже нормальная, - следователь выругался. -  Мужик, которого она обвиняла в изнасиловании, терял голову: все факты против него, к тому же твоя разлюбезная  Катенька …

- Какая она мне разлюбезная? – огрызнулся Сергей.

- …ну-ну, то ты за неё горой стоишь, то от своих слов отказываешься, - следователь лукаво прищурился. – В общем, твоя разлюбезнейшая представляла еще справки медэкспертизы, в том числе и спермы, прикинь! Так что мужику впору было собирать вещички, чтоб по этапу идти в места не столь отдалённые. Но Бурняева, - он снова усмехнулся и восхищенно цокнул языком, - вдруг звонила ему и предлагала: я, мол, забираю своё заявление, а ты платишь мне за доставленное удовольствие энную сумму. И «насильнику» ничего иного не оставалось, как откупиться от неё.

- А, вот как! – вымолвил поражённый Сергей. – Значит, она не только со мной так поступила?

- Лохов хватает, - уклончиво ответил следователь. – Теперь ты должен написать заявление. Мошенница  обязана  сидеть в тюрьме.

- Подождите, - Сергей покрутил головой, - я ничего не понимаю… Как же так? Неужели она такая умелая актриса? Всё было по-настоящему…

- Ну, Бурняевой не привыкать по-настоящему трахаться, - следователь добавил ещё пару нецензурных выражений и скривился, будто лимон съел. – И вообще, парень, я тебе скажу: любая женщина – актриса, некоторые очень талантливые, другие – будто из погорелого театра сбежали, но тоже что-то такое выдумывают, чтобы нам, мужикам, жизнь скучной не казалась, но есть такие уникумы, просто супер, для которых вся жизнь – театр. Вот они-то и разыгрывают самые интересные пьесы, адреналинчик в кровь мужичкам впрыскивают. Катерина из числа этих стерв. И ведь если пораскинуть мозгами, то она в чём-то даже и права: охотников оттянуть красивую деваху много, типа: «Наше дело не рожать – кинул, вынул и бежать», знаешь такую поговорку? – он неприятно хохотнул. – Вот она и скумекала, как в свою очередь оттянуть таких щекотунов.

- Поверить не могу, - покачал головой Сергей. – Неужели?

- Извини, брат, но ты какой-то…, - следователь замолчал, подбирая нужное определение, но, в конце концов, махнул рукой и вздохнул: Молодой ещё, видно. Думай, что хочешь. Мне от тебя заявление нужно получить.

- Хорошо, - сказал Сергей. – Я подумаю.

- А что думать-то? Вон бумага, ручку сейчас дам, садись  за тот столик и пиши, – следователь кивнул на пустой стол у окна.

- Мне нужно с мыслями собраться, - Сергей встал. – Извините, я, пожалуй, пойду.

Когда он уже открывал дверь, следователь окликнул его:

- А почему не спрашиваешь, как её мошенничество открылось?

- И как?

А случайно! – рассмеялся следователь. – Если бы твой папик не позвонил одному чину в наше краевое управление, то навряд ли Катька попалась бы так быстро. Стечение обстоятельств: у начальника на столе как раз лежала сводка об изнасилованиях за последний год. И он обратил внимание, что одну девицу трижды насиловали! А тут твой папик звонит и называет её фамилию. Получается, что насильники ей проходу не дают. Ну, начальник гаркнул: «Разобраться! » Мы и  разобрались…

- Понятно, - сказал Сергей и закрыл за собой дверь.

Говорить ему ни о чём не хотелось, и вообще ничего не хотелось: сел бы вот сейчас на эту скамью в коридоре и сидел бы, не шевелясь, уставясь в одну точку – так плохо было на душе. Но скамья была занята галдящим цыганским семейством: бородатый мужик в живописной поддёвке с жилетными часами, старуха в цветастых юбках, две молодые смуглянки, увешанные золотом и серебром – как новогодние елочки, сопливые цыганята…

- Эй, молодой-красивый! Что кручинишься? Дай тебе погадаю! – бросилась к нему старуха. Мониста на ее сморщенной шее тускло блеснули и тихонько зазвенели.

Цыган заругался, при этом он пучил глаза как разъярённый бык, но выглядел карикатурно: толстый, с лоснящимся лицом, короткие руки, ноги в хромовых сапогах-бутылочках, и вдруг эти деланные жуткие глаза – смех да и только! Смуглянки весело прыснули:

- Да вы что, папа? Бабка за деньги не гадает! Она это делает бесплатно. И никого не обманывает. Парень это подтвердит ментам…

Старая ведьма схватила правую руку Сергея, быстро глянула на неё, потом проворно ухватила кисть левой руки, повертела её так и эдак, пристально глянула на ладонь и вдруг, тонко хихикнув, выронила ее из своих темно-коричневых лапищ.

Сергей не ожидал такого натиска гадалки. Скажет она ему что-нибудь или нет – это его как-то не волновало. Больше всего на свете ему хотелось побыть одному, и чтобы никто его не трогал, и ничего не говорил.

- Скажешь ментам, что бабушка с тебя денег не брала за гадание? – подскочила к нему с вопросом одна из смуглянок.

- Бабушку хотят в тюрьму посадить, а она старая, честная женщина, никому зла не делала, - вторила ей вторая смуглянка.

Сергей молча обошёл их и двинулся к выходу. В груди у него будто покалывали тонкие холодные льдинки, а голова казалась тяжёлой – так, наверное,   гнет к земле мельничный жернов, если взвалить его на плечи. Он подумал об этом без всякого юмора, и как-то слишком равнодушно отстранил руку цыганского пацаненка, который попросил денежку. Всё, что было вокруг, казалось ему серым, расплывчатым, каким-то ненастоящим: он чувствовал себя будто под стеклянным колпаком, а, может быть, рыбой, плавающей в аквариуме. Вот, рядом, яркий, волнующий мир, но рыбу он мало касается: она плавает в своей сфере, и то, что окружает стеклянный куб с водой, её как-то не волнует.

Мысль об аквариуме показалась Сергею вполне подходящей. Глубоко под ложечкой посасывало, и ему хотелось поскорее выбраться на свежий воздух.

- Парень, ты ищешь любовь не там! - крикнула вслед ему старуха. – Твоя любовь  - обман. Настоящая – рядом, но ты её не видишь.

Но он даже не обернулся, чтобы хотя бы кивком поблагодарить цыганку за предсказание. Хотя, с другой стороны, Сергей где-то читал, что гадалкам нельзя говорить «спасибо», а почему – он не помнил.

- Гордый ты! Слушать не хочешь старуху? Знай: тебя ждёт удар! – как припечатал старушонка.

Заявление насчёт удара его тоже не впечатлило. «Кажется,   я его уже и так получил, - грустно подумал Сергей. – Запоздало твоё пророчество».

Он открыл дверь и невольно зажмурился: после полумрака длинного, дурно пахнущего коридора его ослепило солнце, и лёгкий, ласковый ветерок тут же взъерошил волосы. На клумбе у крыльца  подрагивали малиновые, белые, фиолетовые цветы космеи. Что-то деловито склёвывали с асфальта ленивые голуби, возле них суетились бойкие воробьи. Мимо прошествовала осанистая продавщица газет с огромной сумкой на животе. Зычным голосом она заученно твердила: «Смертельная любовь втроем! Читайте в «Амурском меридиане»! Дочь убивает любовника матери! Читайте в «Молодой правде»! А кому кроссворды, сканворды, знакомства?.. »

В общем, жизнь шла своим чередом. И в ней ничего не изменилось, пока Сергей торчал в прокуренном, остро пахнущем дерматином кабинете следователя.

Он достал сигарету,   размял её и с наслаждением закурил. К нему тут же подошел неопрятного вида мужичонка, попросил:

- Дай закурить!

И откуда они только берутся, эти попрошайки? Кажется: никого рядом нет, но стоит закурить – тут как тут. И это не смотря на то, что на каждом углу – киоски, лотки, магазины: бери какой хочешь табак, есть дорогой, есть дешевый, даже допотопный «Беломорканал» продают или ту же «Приму», хоть закурись! Сергей обычно отрицательно мотал головой и отвечал, что, дескать, он не табачная лавка. Или вообще ничего не говорил, лишь пренебрежительно морщился. Но мужичонка слишком уж жалобными глазами смотрел на него, и Сергей вытащил из пачки «Парламента» целых две сигареты:

- Возьми!

Тот покрутил сигареты с видом мартышки, которой попались очки, даже  недоуменно понюхал их, и вдруг рассердился:

- Это же не «Парламент»! Под крутого, братан, косишь, что ли? Пачка «Парламента» для вида только?

- Да пошел ты! – ахнул Сергей от такой наглости.

Мужичонка, скривившись, небрежно сунул сигаретки в нагрудный карман обшарпанного пиджачка:

- Ладно. Корешам пригодятся, - и пошёл дальше, припадая на одну ногу.

- А я тоже вчера заметила: пачка от «Парламента», а сигареты в ней другие, - услышал Сергей за спиной. – Привет!

Он обернулся. Надо же: Алина! Одета она была по-другому:   серая юбка до колен, белая блузка в изморози узоров, легкие туфли на тонкой подошве – ни дать-ни взять, скромная учительница из обычной школы. Но эта неброская одежда непостижимым образом  подчёркивала достоинства её фигуры.

- Здравствуй, - ответил он. – Не ожидал…

Он хотел сказать, что не ожидал, что ей так идет обычная юбка: строгий фасон, оказывается, может быть эротичным,    но вдруг подумал, что это дурной тон – говорить такие откровенные комплименты девушке, с которой почти и не знаком. И неоконченная фраза повисла в воздухе.

- Вообще не ожидал меня  увидеть? – засмеялась она. – В одном городе живём. А он на самом деле такой маленький.

В её глазах серебрился смех. И он почему-то подумал, что она догадалась насчёт того, какое впечатление она произвела своей  юбкой, и, чтобы не смущать его, специально перевела разговор на другую тему.

- Если бы ожидал, то захватил бы с собой твой колокольчик, - он всё-таки смутился. – И вообще…

- Что вообще?

«Ну, уж, нет! – подумал он. – Не скажу, ни за что не скажу, что очень рад тебя видеть, и что ты – такая потрясная, у меня даже сердце забилось быстрее, вот чёрт, да что же это такое? Не скажу я тебе об этом, Алина, вот что значит моё «вообще», а может, оно ничего не значит? Но всё равно не скажу…»

-  Ещё минуту назад у меня настроение было хуже некуда – вот что! – честно признался он.

- По тебе не скажешь, - она прямо посмотрела ему в глаза. – Что-то случилось?

- Да так, - он неопределенно махнул рукой. – Заморочки всякие. Не будем об этом.

- А я вчера успела-таки  выполнить заказ, - похвалилась Алина. – Сегодня мне его даже оплатили. Я как раз собралась транжирить деньги.

- Хорошо, когда есть что тратить.

- И хорошо, когда этим можно заняться с кем-нибудь, - она легко улыбнулась. – Хочешь составить мне компанию?

- Что ты! – он хмыкнул. – Я так не привык! Чтобы на деньги дамы…

- Типа: гусары денег не берут? – Алина иронично изогнула брови. – Я тебе, между прочим, должна. Забыл, что ли?

- Твой колокольчик теперь об этом мне напоминает, - он посмотрел на цепочку на её запястье. – Тебе без него не скучно?

- Мне никогда не бывает скучно, - ответила она и зачем-то уточнила: Не то, что некоторым. Даже удивляюсь: как это может быть скучно, если жизнь такая удивительная, странная, неожиданная, прекрасная и ужасная – в ней всё время что-то происходит, и когда же скучать?

- А для разнообразия разве нельзя немножко поскучать? – не согласился Сергей. – Ну, например, по какому-нибудь человеку, который вдруг куда-то пропал, и не звонит, и «эсмээски» не шлёт, и случайно не встречается…

- Наверное, можно, - легко улыбнулась Алина. – Такие скучания – тоже жизнь, - и неожиданно процитировала: «Если только я тебе не в тягость, То окрой мне, прошу, куда ты скрылся…»

- Ахматова? – спросил Сергей. Из всех женщин-поэтесс он знал только два имени – Ахматова и Цветаева. Правда, дома на книжных полках стояли томики и других дам, упражнявшихся в изящной словесности, но ему как-то всё недосуг было открыть их. Мать порой вздыхала: «Столько книг! Ах, как я их собирала, охотилась за ними, заводила дружбу с букинистами, выпрашивала у знакомых. И вот – библиотека собрана, в ней есть всё, чего душа просит. Но сын, единственный сын, этого не ценит…»

- Нет, - по губам Алины скользнула ироничная улыбка. – Это Катулл. Он тоскует в стихотворении по своему другу Камерию: «Я бродил под портиком Помпея, Всех там останавливал девчонок, но они ни капли не смущались. Я просил их: «Тотчас же верните Мне Камерия, гадкие девчонки! »

- Он что, голубой был, этот Катулл? – наивно удивился Сергей. – С чего вдруг такая тоска?

- А любовь, она такая разная, - покачала головой Алина. – И цвета у неё разнообразные, а смысл один: человек находит человека, только и всего.

- Всё равно я этого не понимаю, - пожал плечами Сергей. – Развелось всяких извращенцев…

- Катулл жил давным-давно, и он любил жизнь, а в жизни – красивых женщин и мужчин, - уточнила Алина. – Древние не считали это извращением, они считали это чувствами.

- С ориентацией у них, видно, не всё в порядке было, - не согласился Сергей. – Не понимаю, как красивой девушке можно предпочесть волосатого, потного мужика? Фууу…

- Можно  не понимать, но при этом уважать чувства другого человека, - сказала Алина. – Не кажется ли тебе, что ощущения – свойства мозга, а он работает по той программе, которую в него закладывают природа, воспитание, среда?

- Ну, может быть, и так, - уклончиво согласился Сергей. – Я в этом не особо разбираюсь. Я – «технарь», мне ближе компьютеры…

- Вот-вот! – оживилась Алина. – Сравни мозг с компьютером: какую программу в него заложишь, так он и будет работать. Но не свидетельствует ли это о некоторых ограничениях? Возможностей-то у компьютера предостаточно, но они не задействованы. Точно так же и с мозгом, который ориентируют на что-то определенное.

- Как-то всё слишком просто, - не сдавался Сергей. – Человек – не машина!

- Тебе бы с Декартом поспорить, - рассмеялась Алина. – Он считал, что тело – это машина. Нервы в ней можно сравнить с трубами фонтанов. Управляемые моторами, они пронизывают всего человека. Но у этой биомашины есть разумная душа, которая, по Декарту,   находится в мозгу. Она, как рабочий при фонтане, управляет всем механизмом. А душа, между прочим, бесполая: она – частичка божественного огня, вдыхаемого в тело при рождении. И чем развитее человек, тем тоньше его нервы и, следовательно, тем полнее он воспринимает мир, не обращая внимания на всякие табу и ограничения.

- Спасибо, что объяснила  теорию Декарта, - Сергей  почувствовал себя уязвленным: он не любил признавать чьего-то превосходства. – Всё это, конечно, устарело, но любопытно. Наверное, Декарт порадовался бы, если бы ему показали фильм «Матрица». Вот где наворочано!

- Ага, - кивнула Алина и как-то поскучнела. – Весь мир – компьютерная игра. Декарту такое и не снилось. Но мы, кажется, совсем не о том говорили…

- А может, вообще не о том говорим?

- Зато не молчим…

- Но молчание – золото!

- Давай копить его! Помолчим?

- А мне почему-то хочется говорить и говорить, пусть даже – чепуху, лишь бы слышать твой голос…

- Даже так?

- Сам не знаю, почему…

- И я хотела услышать тебя, часа два назад даже звонила, но трубку никто не взял.

- Я как раз ушёл. Дела всякие. Но я ждал звонка…

- Хорошо, что я пошла именно этой дорогой. Хотела ведь дворами пойти – так короче. Но что-то заставило меня выйти именно на эту улицу.

Они заговорили совсем на другую тему, и эта беседа была столь же естественной и непринуждённой, как и диалог о книгах. Сергею снова показалось, что они давным-давно знакомы, просто давно не виделись – и наконец-то встретились,   и хочется им наговориться, и рассказать друг другу как можно больше, - это было новое, ранее не изведанное чувство. С Катей он тоже говорил довольно откровенно, но это была, скорее, болтовня, чаще всего эротическая – пожалуй, очень даже откровенная, и это его возбуждало, заводило, но не более того. Алина объяснялась совсем по-другому, и то, чего она касалась даже вскользь, было для него порой чем-то новым, неожиданным, с ней хотелось спорить, обдумывать какую-то мысль, удивляться  неожиданным суждениям и, даже не соглашаясь с ними, уважать её мнение.

Она была интересна не только внешне. Ещё никогда он не встречал девушку, которая цитировала бы стихи Катулла: его, быть может, не знают наизусть даже студентки педагогического университета. Во всяком случае, Трамвайщик как-то знакомил его с одной девицей из этого вуза – она, не стесняясь, призналась, что ей по фигу все эти литературоведческие премудрости, лишь бы диплом получить и устроиться в какую-нибудь крутую фирму: без высшего образования в приличные места не берут. Ещё она говорила, что многие её однокурсницы точно так же думают, и вообще, мол, прошли времена, когда по зову сердца и души «институтки из педа» отправлялись куда-нибудь в Тмутаракань  сеять разумное, доброе, вечное, уж как-нибудь и без них обойдутся в пьяных, запущенных деревнях, да там ведь и парней нормальных не осталось: либо уроды, либо дебилы – с кем зажигать-то?

С Мишкой, надо сказать, она покувыркалась неплохо и со знанием дела. Может быть, рассчитывала на длительные отношения, а то и на большее. Но Трамвайщик, не изменяя своим привычкам, ласково объяснил ей, что он ни с кем писать роман не хочет, да и не герой он вовсе, а так – второстепенный персонаж: вот был, и нету. На что студенточка вдруг разразилась таким отборным матом, что портовые грузчики наверняка бы обзавидовались. Трамвайщик даже обомлел. Какой уж тут,   к чёрту, Катулл?

Сергей, конечно, не стал рассказывать Алине об этом случае. У них нашлись другие темы для разговора. А ещё он хотел выглядеть в её глазах лучше, и ему могло навредить упоминание о знакомствах с какими-то сомнительными девицами. Про Мишку он тоже на всякий случай пока не рассказывал, да, впрочем, и нужды в этом не было.

Они сидели в небольшом кафе, где было всего шесть столов, каждый на четыре человека. Всё чистенько, уютно, на окнах – цветущие кактусы, в углу, рядом со стойкой бара, висела клетка с парой волнистых попугайчиков. Пахло свежеобжаренными зёрнами кофе. Бармен в строгом сером костюме молол его  на глазах посетителей, щедро клал длинной ложечкой  в серебряную джезву и ставил в горячий песок, который калился в специальном корытце-приспособлении. Но Алина захотела кофе-экспрессо, и непременно с тёртым мускатным орехом, а если можно, то и кардамона, совсем чуть-чуть. Бармен осветился улыбкой:

- У леди хороший вкус!

- И, пожалуйста, два  творожных пирожных с цукатами, - попросила Алина. – И плитка горького шоколада, пожалуй, не помешает.

Бармен вопросительно глянул на Сергея:

- А вам какой кофе?

- Любой, - ответил он. – Но если у вас чашечки маленькие, то сразу две.

- Чашечки у нас обычные – кофейные, - вежливо подчеркнул бармен. – Молодой человек, видимо, любит классический крепкий кофе, и побольше?

- Именно так.

Попугайчики в клетке оживленно переговаривались, прыгали с жёрдочки на жердочку, ощипывались. Но как только бармен включил кофемолку, они, испугавшись резкого звука, прильнули друг к другу и затихли.

- Их тут недавно завели, - сказала Алина. – Видимо, никак не могут привыкнуть к новым звукам.

- Один мой знакомый завёл котёнка, - поддержал тему разговора Сергей. – Зовут его Михаилом.

- Необычное имя для котнека…

- Да нет! Это парня зовут Михаилом, а котенка – Максимом Геннадиевичем, у него кота-папу Геной кликали. Так вот, Мишка решил приучить Макса ходить по нужде в туалет: поставил там специальную плошку, песочку насыпал, всё такое. Ну, Максик вроде как начал привыкать к своему нужнику, но однажды, когда он там делал свои маленькие дела, Михаил составил ему компанию и, как обычно, в завершении спустил воду в унитаз. Боже, что тут случилось с Максиком – это надо было видеть! Он соскочил со своей плошки, распушил хвост трубой, зашипел и опрометью кинулся вон. А всего-то и было – шум льющейся воды!

- Мой котик до сих пор так реагирует на звук включенного пылесоса, - рассмеялась Алина. – Казалось бы, давно должен привыкнуть к нему, ан нет, как услышит – хвост трубой и прячется под диван.

- А вообще, Мишка большой приколист, - продолжал Сергей. – Он выдал своему котёнку удостоверение последнего кошачьего девственника.

- Что? – Алина удивлённо приподняла бровь.

- Ну, он решил, что не будет его кастрировать, а чтобы котенок в марте не орал, как другие коты, вынес решение: никаких знакомств с противоположным кошачьим полом, будешь, мол, сидеть дома, вот и «корочки» тебе, котяра, соответствующие выписаны: Котов Максим Геннадиевич – последний кошачий девственник, - рассказывал Сергей. – В этом удостоверении, кстати, для порядка есть графа: «Переаттестация проведена…» Ну, мало ли. Вдруг котик всё-таки начнёт выть любовные серенады, терпение хозяина кончится и придётся либо к ветеринару его нести на известную операцию, либо пусть уж оскоромится мурлыка с какой-нибудь мохнатой чаровницей. Но этот факт должен быть засвидетельствован.

- Веселый человек твой друг, - хмыкнула Алина. – Не удивлюсь, если он считает себя сексуальным.

- О! Себе он тоже выписал удостоверение, - рассмеялся Сергей и хлопнул себя по колену. – «Имя, фамилия, отчество… соответствует эротическим стандартам…»  И фото вклеено, и печать поставлена!

- Между прочим, психологи выделяют любовников трех типов, - Алина глотнула кофе из принесенной барменом чашечки. – Они бывают чувственные, сексуальные и эротичные.

- А в чем разница-то? – не понял Сергей. – Разве в одном человеке всё это не может совместиться?

- Считается, что разница – в глубине переживания, - Алина разломила плитку шоколада надвое. – Хочешь? Обожаю хороший кофе и горький шоколад!

- А поподробнее можно? – не успокаивался Сергей. Его на самом деле заинтересовала классификация, которую вскользь упомянула Алина.

- Чувственному хотеть стать эротичным так же бесполезно, как посредственности – Эйнштейном, - Алина снова глотнула кофе и даже чуть прижмурилась от удовольствия. – Хороший кофе тут готовят! В других кафе, кажется, и зёрна те же, и кофеварка такая же, а вкус напитка – обычный. Вот и в любви так же: кажется, все мужчины одинаково устроены, а разница есть…

- Ты так говоришь, будто у тебя большой опыт, - заметил Сергей. Специально заметил, чтобы  если не смутить её, то хотя бы вызвать на откровенность.

- О себе помолчу, - деликатно ушла от предложенной темы Алина. – Мы, кажется, о классификации любовников говорили. Как это психологи понимают.

- Ах, да-да! – Сергей изобразил на лице преувеличенное внимание и даже подпер голову кулаками. – Я весь во внимании, госпожа профессорша!

- В общем, эти типажи можно сравнить с напитками, - Алина подняла глаза к потолку, будто именно там находились  эти сравнения. – Ну, скажем, чувственный – это как шампанское, сексуальный – хорошее выдержанное вино, а эротичный – дорогой коньяк, не ниже «Хеннеси»…

- Ого! – сказал Сергей. – Я «Хеннеси» всего три раза пробовал: первый – на день рождения отца, второй – когда мать какую-то свою монографию издала, третий – на Новый год…

- Надеюсь, понял его отличие от обычного хорошего  коньяка? – усмехнулась Алина. – Эротичный любовник – это высший пилотаж, не в смысле всяких там поз и способов, а в смысле глубины…

- Извини, у него длинный член, что ли?

- Не пошли, - нахмурилась Алина. – А то я тебе, как уличная девчонка отвечу: «Не в размере дело – главное: вводить умело»…

Сергей сконфузился, и от смущения проглотил целиком маленькое творожное пирожное. Во всяком случае, создалась видимость, что он ест и, следовательно, его молчание вполне объяснимо.

- Чувственные – это мужчины, легкие на подъём, игривые, беззаботные, доступные, в каком-то смысле кокетливые, но поверхностные,- как ни в чём не бывало продолжала Алина. – У сексуальных глубина иная, это не просто «хочу – не хочу», они часто холодные, продуманные, включают интеллект даже в сексе: прекрасно знают, чего от них ждёт партнёр и знают, как доставить ему наслаждение. Ну а эротичные – не обязательно мускулистые красавцы, и с размерчиком, - она усмехнулась, наблюдая, как смущенный Сергей запивает пирожное кофе, - у них даже могут быть проблемы, но в отношениях с ними задействовано всё – и тело, и голова, и сердце. Они мыслящие и интересные, высший пилотаж, настолько индивидуальны, что вторых таких просто нет в природе.

Сергей вдруг подумал, что Алина, возможно, - тоже «высший пилотаж». Она умеет выделяться даже с помощью одежды. Пока они шли к кафе, навстречу им двигались бесчисленные девицы – длинноногие, с дорогим макияжем, но все, как на подбор, максимально обнаженные:   мини-декольте, шортики-трусики, кофточки-бюстгалтеры, и что-то кружевное, чёрное,   похожее на оборки  нижнего белья, и само нижнее бельё, выглядывающее из-под юбочек-призраков, - вся эта рать демонстрировала неплохие формы, дорогую косметику, и над ней пульсировало удушливое облако из ароматов духов, дезодорантов и прочей парфюмерии. От них, таких разных и в то же время одинаковых, исходил один импульс  - свободного отношения к сексу, но это уже казалось настолько обычным, что взгляд холодно и ровно скользил по ним, чтобы опять обратиться на Алину. Под её  скромным нарядом угадывалось красивое тело, но оно вовсе  не обещало доставить  сумасшедшее удовольствие. Каждое её движение подчеркивало лёгкость, изящество плоти, которая может свести с ума, но это ещё нужно заслужить.

- Ну что? – Алина вздохнула. – Лекция закончена. Пора двигаться дальше. У меня еще  кое-какие дела на работе.

- Кстати, где ты работаешь?

- Любопытной Варваре нос отломали, - покачала головой Алина. – Секрет фирмы не разглашаем. У нас подписка!

- Такая строгая конспирация?

- Ага, - легко улыбнулась она. – Не люблю говорить о работе. И сама никогда не спрашиваю, кто где учится или работает. Извини, мне человек интересен как человек, а не в связи с его социальным статусом…

- Ох, как ты меня  отбрила! На полном серьёзе, – изумился Сергей. – А всего-то был невинный вопрос…

- Больше не буду, - она примирительно положила ладонь на его руку. У него даже мурашки пошли по коже: теплая, ласковая ладонь, казалось, излучала какую-то особую энергию. Ему захотелось, чтобы она сейчас же, немедленно обняла его. И чтобы эта  ладонь неторопливо спускалась по его спине, и гладила его, и ласкала бы, а другая рука обхватила бы его за пояс и, чуть надавливая, заставила бы его прижаться к её телу плотнее, и чтобы она полуоткрыла губы, и в них влажно блеснули её зубки, и она, чуть прикусив язык, смотрела бы на него прямо, не закрывая странно посветлевших глаз, и там, в глубине зрачков, вдруг вспыхнул бы огонёк…

Ему хотелось, чтобы она не убирала ладонь, но Алина, легонько пожав его плечо, отстранилась от него.

- Кстати, я тут в пяти минутах ходьбы живу, - сказал Сергей, сглотнув накопившуюся слюну и подумав: «О, чёрт! Вот уж действительно: слюньки текут...  

- Хороший у тебя район – зеленый, чистый, уютный.

- Хочешь, зайдём ко мне, и я верну тебе колокольчик…

- Колокольчик – это предлог? – Алина легко сощурилась и подмигнула. – Предлог, чтобы заманить в постель неопытную, ничего не подозревающую девушку?

Он смутился и кашлянул:

- Да что ты!

А сам подумал: «Надо же! Она говорит прямо, не стесняясь».

- Нормальное желание, - сказала Алина. – Ты не стесняйся его. Было бы странно, если бы не хотел понравившуюся тебе девушку заманить в постель.

- Ну, не сразу же! – смущаясь ещё больше, выпалил Сергей и тут же мысленно осадил себя: «Тише! Ты что, дурачок? Она же намекает, что, типа, не против».

- Правила приличия устанавливают сами люди, - ответила Алина. – Сразу - не сразу – это всего лишь ритуал. Мне не нравятся ритуалы. Что  предосудительного  в том, если девушка на минутку зайдёт к молодому человеку, даже не в гости, а по делу? Ты вроде как вполне благовоспитанный человек и не станешь сразу, как повернешь ключ в двери с обратной стороны, набрасываться на меня и делать свое мужское дело. Тебе для этого нужно какое-то время, ты соблюдаешь приличия. Так что, пожалуй, я зайду…

Он вздрогнул, и сладкие мурашки поползли по его спине, а в груди похолодело и вдруг – бум, бум! – оглушительно забилось сердце.

- Кстати, ты когда-нибудь встречал такого человека, которого тебе сразу же хотелось узнать поближе? – вдруг спросила Алина.

Сергей кивнул и хотел сказать, что это была Катя, но Алина, не ожидая ответа, продолжила:

- Это желание появляется глубоко внутри, вызывает какое-то сладкое, до покалывания в сердце, волнение и что-то вроде  предвкушения радостей и

сюрпризов, которые будут у тебя, когда ты лучше узнаешь вот этого, только что впервые увиденного человека. Бывало у тебя такое?

Он снова кивнул, но сказать ничего не успел, потому что Алина улыбнулась и, приложив указательный палец к своим губам, полушепотом сказала:

- Тсс! Я знаю, что ты вспомнил какую-то девушку. Но считается неприличным в присутствии одной девушки говорить о другой. Я-то, правда, так не считаю, но всё же надлежит соблюдать правила ритуала. Знаешь,   мне просто интересно, что у тебя появляется сначала: представление о том, как приятно быть с этим человеком, а потом желание познакомиться с ним поближе или, наоборот, сначала возникает желание познакомиться  поближе, а потом ты начинаешь представлять себя вместе с этим человеком?

- Никогда не задумывался об этом, - признался Сергей. – Но у меня было такое чувство, будто какая-то сила  невольно потянула меня…

- Это твой демон, - Алина встряхнула волосами и легким движением ладони поправила прическу. – У каждого человека, по восточным поверьям,   есть демон, который охраняет его. И когда он встречает демона другого человека и тот ему нравится, то он подталкивает своего подопечного навстречу…

- Ах, вот оно что! - Сергей дурашливо поморщился и схватился за голову. - Во всём виновата демоническая сила! А я-то, лох, считал, что это – чуйства, - он скорчил недоуменную гримасу, - но это, оказывается, мой чёртик виноват…

- Не чёртик, а демон, - с важным видом поправила Алина и, не удержавшись, расхохоталась. – Чёртик – это, извини, из другой оперы: он заведует  чисто мужским оружием, - она слегка смутилась и прикусила  губу. – Демон действует намного тоньше.

- Ты прямо демонолог какая-то! – подначил её Сергей. – И как же ты обходилась без своего колокольчика, отгоняющего злых духов?

- Я тебе потом расскажу – как, - Алина таинственно улыбнулась, её глаза сверкнули. – Но ты так и не ответил на мой вопрос.

- Правду сказать? – Сергей пристально посмотрел ей в глаза.

- Если  будет неправда, то я почувствую это, -  улыбка тенью скользнула по её лицу. – А вообще  не люблю, когда врут…

- Ладно, - он изобразил на лице полную обреченность и нарочито глубоко вздохнул, - от тебя ничего не скроешь. Сначала я представляю себя с незнакомой девушкой, а уже потом хочу познакомиться. Или не хочу. А если даже и не хочу, то всё равно захочу, если она загорится желанием. Но это ничего не значит. По крайней мере, для меня.

Он привирал, потому что на самом деле был довольно скромным, но ему хотелось изобразить из себя эдакого Казанову: если женщина хочет, то её вожделение должно быть удовлетворено.

- Хочу – не хочу, - передразнила его Алина и мило улыбнулась. – Ты представляешь себя с незнакомкой в интимной ситуации?  

Сергей снова смутился, но вида не подал.

- Наверное, каждый мужчина, глядя на женщину, думает, стал бы он или не стал бы заниматься с ней  любовью, - уклончиво ответил он. – А у вас разве не так?

- У нас не совсем так, - Алина вздохнула. – Иногда мы думаем, например, хотели бы иметь от этого мужчины детей или нет. И вообще, давай сменим тему. Не люблю говорить о страсти и всяком таком. Иногда это выше нас, не так просто, как ты объяснил: хотел бы – не хотел…

- А о чем тогда поговорим? – спросил Сергей. – Может, о погоде? Ах, леди, какое солнце сегодня яркое, и на небе ни облачка, - он дурашливо изобразил чопорность. – У нас, в Англиях, завсегда говорят о погоде, если поговорить больше не о чем…

- Сэр, мы можем поболтать о последних кинофильмах, - в тон ему ответила Алина. – Или, например, о модных книгах – скажем, тех, что пишет  японец Мураками. Вы, сэр, читали его «Норвежский лес»?

- Нет, леди, я лишь слышал о таком писателе, - смутился Сергей. – Но у нас дома его книги есть. Маман обожает Мураками.

- А у меня их нет, - вздохнула Алина. – Я у знакомых беру Мураками. Мне нравится, как пишет о жизни: у него люди – живые, настоящие, они тоскуют, слушают музыку, ходят в кафе, пьют кофе или что покрепче, занимаются любовью, встречаются-расстаются, разговаривают обо всём и ни о чем, и всё это – жизнь, одна-единственная, неповторимая и потому прекрасная.

Они вошли во двор дома, где жил Сергей. Над палисадником с кустистыми рябинками и чахлыми березками вилась стая мух: кто-то сбросил с балкона пакет с рыбьей требухой – ну что за соседи такие, ленятся к мусоропроводу сходить! На неухоженном газоне с пыльной светло-зелёной, рахитичной травой валялись скомканные полиэтиленовые пакеты, старые газеты, поломанные детские игрушки, пластиковые бутылки и даже использованные презервативы: это надо же, не полениться подойти к окну, чтобы выбросить их. Зато над клумбой с разноцветной, пышной космеей, желтыми ноготками и темно-зелеными, ещё не расцветшими георгинами  весело порхали бабочки и гудели пчелы, а может быть, и осы: по крайней мере, над кухонным окном квартиры Сергея у них было гнездо в виде серой бумажной розочки.

За клумбой ухаживала баба Ксеня, жившая в однокомнатной квартирке на первом этаже. Можно сказать, что это была её собственность: она сама вскапывала клумбу, рыхлила почву, готовила рассаду цветов, холила-лелеяла их всё лето. Если кто-то из  расшалившихся детишек нечаянно запузыривал в клумбу мячиком или, не дай Бог, ломал веточку георгина, то баба Ксеня, дежурившая у окна, тут же выскакивала во двор, ловила нарушителя, выспрашивала, как его зовут, в какой квартире живёт, и непременно вечерком являлась к его родителям. А поскольку она была донельзя занудливой и не меньше часа рассказывала, как она, бедная и одинокая старушка, глубоко страдает из-за поруганной красоты клумбы, то папаши, обезумевшие от её стенаний, непременно брались за ремень и вкатывали мальцам по первое число, чтоб впредь неповадно было играть около бабуськиных зеленых питомцев. Сергею, кстати, тоже в своё время из-за бабы Ксени досталось. Зато клумба и вправду была дивной, настоящее украшение их полузапущенного двора.

К удивлению Сергея, возле неё, согнувшись в три погибели, копошилась Марго: она занималась прополкой.

- О! Юная тимуровка помогает престарелым цветоводам-селекционерам! – воскликнул Сергей.

- О! – в тон ему откликнулась Марго и засияла улыбкой. – А вы, сир, возвращаетесь с прогулки, и с прекрасной дамой!

Алина непринужденно улыбнулась и, явно дурачась, посмотрела по сторонам:

- А где она, эта ваша, Сережа, прекрасная дама?

Марго распрямилась и, тыльной стороной ладони отбросив прядку волос со лба, бесцеремонно оглядела Алину с ног до головы.

- Мне баба Ксеня разрешила травку прополоть, - сообщила Марго. – У неё что-то вроде радикулита приключилось – вся скрюченная, стонет, но, надо же, всё равно с утречка возле клумбы ползала. Мне её жалко стало. Она же и для нас всех старается: цветы – украшение двора…

Всё то время, что она говорила, Марго не сводила глаз с Алины. Кажется, она пыталась найти в ней какой-нибудь изъян, чтобы сделать колкое замечание. Когда надо, соседка Сергея была настоящей язвой.

- А что? – вдруг спросила она. – Сейчас в моде скромные училки начальных классов?

- Чего? – не понял Сергей.

- Твоя дама выглядит как моя первая учительница – Татьянпаловна, - пояснила Марго и как-то слишком нагло подмигнула ему. –  Скромная, наверное. Не то, что я.

- Девочка, - ледяным тоном произнесла Алина, - а не пойти ли тебе в куколки поиграть? Молодой человек, девочка, - это не игрушка. От контактов с ним могут быть неприятные последствия. Разве мама тебя этому не учила?

Марго сконфузилась и отвернулась.

- А ты, оказывается, Казанова местного масштаба, - пошутила Алина, поднимаясь с Сергеем по лестнице. – Эта девочка явно в тебя влюблена…

- Малявка, - отмахнулся он. – Фантазии одни в голове! Напридумывала себе что-то…

- А что? – не унималась Алина. – У вас, кажется, неплохая разница в возрасте – лет пять. Так? Она, наверное, в выпускной класс перешла, да?

- Ну да, - подтвердил он. – Круглая отличница, кстати. На золотую медаль тянет.

- Вот и будет тебе невеста, медалированная - засмеялась Алина. – Симпатичная девчонка. Со временем красавицей обещает стать. Может, ещё и Мисс Ха станет, если, конечно, захочет в эти игрушки играть. Умные девушки в миссы обычно не идут. Но девчонка она симпатичная,   поверь мне. У меня глаз-алмаз.

- Верю, - вздохнул Сергей. – Но я сам как-нибудь разберусь…

Он открыл дверь. Алина прошла вперед и, не разуваясь, села в коридоре на пуфик у телефона.

- Может, хочешь холодной воды или, напротив, чая? – неловко спросил он.

- Спасибо, не откажусь от воды, - сказала она. – Есть газированная?

- Проходи в комнату, - предложил он. – Я сейчас.  

На кухне через вентиляционную решетку снова слышались эти странные, ритмичные  постукивания, напоминавшие скрип пружин панцирной сетки. Сергей уже давно не обращал на них внимания: эти звуки раздавались в любое время суток. Сначала он решил, что соседи наверху неутомимо любят друг друга, и  звуки вроде как подтверждали эту версию: пружины пели то нежно, чуть слышно, то вдруг срывались на резкий, нервный перестук, то, на несколько мгновений замерев, взрывались какофонией бешеных ритмов, после чего снова слышалось медленное, ленивое перестукивание, будто бы кто-то нехотя раскачивался в гамаке, висящем на скрипучих сучьях. Но поскольку ни одному, даже самому крепкому и выносливому мужчине, навряд ли под силу заниматься круглосуточным сексом, да ещё каждый день, то Сергей разгадал эту загадку по-другому: наверняка в вентиляционную шахту попала какая-то хренотень, которую шевелят  потоки воздуха, недаром же в ветреную погоду эти чёртовы постукивания усиливаются. А впечатление такое, будто бы в ненастную погоду в любовников вселялись неистовые демоны, заставлявшие их отдаваться друг другу безоглядно.

Он прислушался. Сквозь перестук пружин явственно донёсся женский  протяжный смех, в него ворвался тяжелый бархатистый голос мужчины – слов  не было, лишь что-то похожее на лошадиное торжествующее ржанье. И тут он вспомнил, что Трамвайщик рассказывал ему, как однажды во время оргазма неудержимо разразился конским гоготом, даже сам не ожидал, что так выйдет, что уж говорить о партнерше, которая, впечатлившись, вцепилась в его спину острыми ногтями.

- Ё! Да когда же они насытятся? – подумал Сергей. – Если это, конечно, звуки секса, а не какой-нибудь железячки в вентиляции…

Мужской голос смолк, и женский, вскрикнув, тоже затих, но медленные ритмичные звуки не прекратились.

Сергей налил в высокий стакан боржоми, положил на любимый материн мельхиоровый поднос два розовобоких персика, с нежным пушком, как у шариков для бадминтона. Когда вгрызаешься в мягкую плоть такого персика, из него брызгает мутный сок и бежит по губам.

Когда он вернулся в комнату, Алина стояла у книжного шкафа и перелистывала небольшую изящную книгу в яркой обложке.

- А знаешь, - сказала она, - я, пожалуй, снова оставлю тебе колокольчик. В залог. За « Призраки Лексингтона». Если ты мне, конечно, разрешишь взять книгу. Я еще не читала эти рассказы Мураками.