Виртуозная ложь

(1)

- Я провожу тебя в твою комнату, Катрин. Тебе наверняка хочется отдохнуть и побыть одной после всего увиденного и услышанного за ужином.

- Я совсем не устала. Наоборот, скорее возбуждена. Прошу тебя, Марга не оставляйте меня одну... Хм… так странно…

- Что странно?

- Я говорю совсем, как ты, хотя для меня это весьма непривычно.

- Как я? А разве я разговариваю как-то особенно?

- Конечно. Ты вообще весьма необычна, - Катрин замолчала на секунду и добавила, - как впрочем, и все здесь. В тебе есть что-то величественное. Еще там, в аэропорту, увидев тебя, мне захотелось выпрямиться и как-то… ну, соответствовать что ли. Не смотря на то, что мы ровесники, я чувствую себя в твоем обществе ребенком, который не умеет правильно ходить и прилично сидеть за столом. Наверное, в твоих жилах течет аристократическая кровь. Ведь так? Такой естественно-величественной осанки невозможно добиться никакими уловками.

- Все несколько иначе и чуточку сложнее Катрин, но это длинная история…

- Какое совпадение, - улыбнулась Катрин, - именно сейчас я могу похвастаться наличием свободного времени.

- Ну что ж, твое желание для меня закон, хотя я никак не могла предположить, что мне выпадет честь быть у тебя первой.

- Первой?

- О! – улыбнулась Марга, лукаво сощурив глаза, - Поверь мне, у тебя будет еще тысяча, а может быть и больше вопросов, и со временем ты обязательно получишь на все ответы, но не сейчас и не от меня. Я лишь расскажу тебе то, что знаю лучше других. Но для начала, мне бы хотелось показать тебе кое-что. Идем.

Марга выступила на полшага вперед и повела свою спутницу по путанным лабиринтам коридоров и лестниц, куда-то в самое сердце замка.

Девушки вошли в огромную залу. Она была настолько широка, а потолки так неправдоподобно высоки, что сердце невольно замерло, созерцая это удивительное творение зодчих.

Посередине залы стоял огромный тяжелого темного дерева круглый стол, вокруг которого было расставлено не менее трех десятков кресел.

- Прямо таки стол Короля Артура, - наконец найдя в себе силы заговорить, заметила Катрин.

- Да, похоже, - улыбнулась Марга. – Это Стол Большого Собрания. Здесь обсуждается все, что касается Ордена.

- Вы отвергаете блага человечества в виде телефона или Интернета?

- Любая легкость – враг надежности. По Интернету легко связаться с любой точкой мира, но так же легко и подслушать чужие секреты. Мы не можем позволить себе быть ленивыми, слишком высоки ставки в этой игре. Только здесь и только с глазу на глаз - вот гарантия сохранения нашей тайны.

- Говорят, что мания преследования, равно как и погоня за чужими тайнами, весьма популярная форма шизофрении в нашем неспокойном веке.

- Само понятие тайны, подразумевает жажду ее раскрытия, а от того непременное условие для сохранения тайны - это наложение вето на ее произнесение или посильное ограничение возможности услышать или узнать что-либо о ней.

- «Молчи, скрывайся и таи…», - кажется так определил концепцию тайны Тютчев…

- Именно, - Марга улыбнулась и взяла Катрин за руку. – Хотя тайна – это на самом деле стимул для движения, ибо в основе стремления разгадать тайну, лежит закон познаваемости.

Марга нежно взяла руку Катрин и сложила ее пальчики в кулачок, оставив лишь указательный. Затем она приложила его к губам девушки, словно призывая к молчанию, и продолжила:

- Разгадка всегда связана с поиском ключей к тайне, поэтому ключ – это эмблема молчания. Вот видишь, как сложное было отражено в совсем простом символе.

- Символе?

- Ну, конечно. Ведь если перевести этот жест-символ, на обычный язык, то получится, что перст указующий, запирает для непосвященных доступ к сокрытым знаниям.

- Значит – молчание, ваш главный козырь в сохранении тайны?

- Не только. Соблюдение тайны требует очень большого искусства и как ни странно виртуозной лжи…

Они ненадолго замолчали, думая каждый о своем. Потом словно спохватившись Катрин возобновила разговор, спросив первое, что пришло ей в голову:

- А как вы узнаете «свое» кресло за столом, ведь их так много? Здесь явно не хватает карточек с указаниями имени, фамилия и страны проживания хозяина кресла…

- … а еще номер страхового полиса и каталог домашних адресов, - поддержала шутку Марга.

- Да уж, - покачала головой Катрин, - устроителям современного мира, удается свести тайну личности к минимуму.

- В замке ты не услышишь ни одной фамилии, только имена… И еще что касается этой залы – она не только самая большая и главная в замке, именно отсюда ты можешь попасть в апартаменты, любого члена Ордена. И если ты не против, то я могла бы показать тебе свой уголок.

Катрин радостно кивнула и предложила:

- Хочешь, я попробую угадать, где твоя комната.

Марга удивленно приподняла брови, но затем, улыбнувшись, протянула руку, словно приглашая Катрин к действию.

Катрин оглянулась, обвела взглядом двери и уверенно подошла к одной из них, вопросительно-лукаво вглядываясь в глаза Марги.

- Браво. - Покачав головой, воскликнула та. – Как тебе это удалось?

- Я угадала? - в свою очередь изумилась Катрин. - Я слукавила. Это просто совпадение.

- Совпадение? – Марга внимательно посмотрела на Катрин, слегка склонив голову к плечу.

- Да. – Просто ответила та.

- Один из двадцати восьми – что ж, с тобой, наверное, хорошо на пару участвовать в розыгрышах лотерей.

Все еще удивленно-недоверчиво поглядывая на Катрин, Марга подошла к двери и распахнула ее перед своей гостьей.

Неширокий коридор плавно переходил в просторную комнату, с тяжелыми портьерами на высоких стрельчатых окнах и массивной темной мебелью. Лохматая медвежья шкура перед горящим камином, сложенным из неровно отесанных камней, тяжелые серебряные подсвечники и полумрак помещения, навевали какие-то смутные воспоминания о временах давно ушедших в прошлое. Ощущение это усиливалось при взгляде на картину, что висела над камином. На ней была изображена женщина, в старинном платье, с золотистыми волосами и большими умными глазами. Едва заметный налет печали и усталости на молодом красивом лице, придавали ей своеобразный шарм и таинственность.

- Это твоя родственница? Вы очень похожи.

- Похожи как родственники или как… одно лицо? – Улыбнувшись спросила Марга, приглашая Катрин, поудобнее устроиться на широком мягком диване.

- Хм… ты права. Скорее второе.

Марга ласково посмотрела на Катрин и подала ей тяжелый серебряный кубок, в котором лениво покачивалась густая янтарная жидкость.

- Что это? – спросила Катрин, делая маленький глоток.

- А на что похоже?

- На мед, только очень пряный.

- И к тому же хмельной… Это вересковый мед, сваренный по очень древнему рецепту. Он поможет тебе расслабиться и выслушать мой рассказ, принимая его не только разумом, но и ощущениями.

- Как это?

- Чтобы узнать «как это? » тебе надо всего лишь допить то, что ты уже пьешь, пока я начну рассказывать тебе свою историю.

«Сумрачным декабрьским утром 1626 года во дворце короля Швеции Густава II и Марии Элеоноры Бранденбургской, появилась на свет девочка, которую нарекли Кристиной, и которая была самой настоящей принцессой крови. С самого раннего возраста девочка поражала всех своим умом и несгибаемой силой воли. Она прилежно училась, постигая не только обычные для девушки основы музыки и танца, но так же и математику, и философию, и географию. В шесть лет, когда в битве при Лютцене погиб ее отец, маленькую принцессу провозгласили наследницей престола, а в 18 она уже стала полновластной королевой свой страны, которую любил народ, и уважали придворные за мудрость в принятии дальновидных политических решений для немедленного окончания Тридцатилетней войны, опустошившей тогда Европу.

Кристина совершенствовалась сама и преображала свое королевство. Она приглашала ко двору известных художников и поэтов, музыкантов и ученых. Ее уже прозвали «Северной Минервой», а она все читала и училась дальше, постигая новые знания и открывая новые для себя науки.

Кристина восхищала всех и… возмущала одновременно.

Окружающих шокировало то, что Кристина носила мужскую одежду, что было не только не пристойно, но и вообще немыслимо, они не понимали - почему она не желает выходить замуж, им была не ясна ее странная привязанность к молоденьким фрейлинам, с которыми она проводила свой досуг и нередко оставляла ночевать в своей спальне.

По Европе начали ползти слухи, что Кристина на самом деле переодетый юноша и единственно, что спасало тогда шведскую королеву от досужих слухов – это собственная красота девушки.

Высокой, стройной, красавице с ясными серыми глазами и точеными чертами лица было невозможно ускользнуть от внимания мужчин, которые, услышав глубокий, низкий голос королевы, напрочь отметали, копящиеся как снежный ком сплетни…»

Катрин медленно пила мед и слушая рассказчицу, постепенно теряла ощущения пространства и времени, которые зыбкой кисеей что-то прятали за своими мутными покровами. Это было очень странное и удивительное ощущение, словно ты плывешь в маленькой лодочке сквозь густой туман, настолько густой, что не видно даже воды, по которой скользит твоя лодка и только ощущение движения куда-то дальше, за край, туда, где контуры четки, а звуки реальны, говорят о том, что что-то происходит, а не стоит на месте, увязнув в безвременье.

Рука Катрин под тяжестью полупустого кубка опустилась вниз, и безвольно уткнувшись в колени, разжала пальцы.

Марга едва успела подхватить выскользнувший из рук гостьи кубок и отставить его в сторону. Затем она взяла в свои руки ее ладонь и нежно прижала к щеке. Она молча смотрела, как мерно вздымается грудь спящей девушки, как трепещут ресницы закрытых глаз, как губы, что-то шепчут или ищут кого-то.

Она приподняла Катрин и уложила ее на диван. Затем легла рядом, подложив той под голову свою руку.

Марга чувствовала, как чужое горячее дыхание, приятно щекочет кожу, и вдыхала-вдыхала запах юного тела, который уже казалось, почти забыла, но который вспомнила тут же, едва уловив его при встрече с Катрин. Это был запах ее любви, далекой и нереальной, как сон…

«Кристина увидела ее в соборе. Эта странная девочка что-то бормотала про себя, то ли читая молитву, то ли признаваясь в чем-то. Ее лицо было удивительно - это было лицо женственного мальчика.

Это определение показалось тогда Кристине очень забавным, потому что ее саму нередко сравнивали с мужественной женщиной.

- Узнайте, кто эта девушка и устройте мне встречу с ней, сегодня же вечером. Ее набожность вызывает у меня чувство умиления. Мне хотелось бы поговорить с ней о вере. – Негромко отдала королева  распоряжение своей верной фрейлине, уже не первый год, выполнявшей самые странные капризы своей госпожи.

На умном лице фрейлины не отразилось даже намека на вопрос, она лишь коротко кивнула головой и отошла в сторону, а вечером, уже вводила в личные покои королевы испуганную, кроткую незнакомку.

- Дитя мое, отчего вы дрожите? – Начала свой разговор Кристина, подходя к девушке и беря ее личико в свои ладони. – Вам холодно? Или вы боитесь?

- Здесь тепло и я не сделала ничего дурного, чтобы бояться, просто…

- Что просто… Говорите, ведь вы моя подданная и кому, как не мне позаботиться о Вас?

Девушка задрожала еще больше, затем ноги отказались служить ей, и она упала на колени перед своей королевой.

- Дело в том, что отец собирается выдать меня замуж, за мельника Бёрка, а он ужасный, толстый и злой. Его прежняя жена умерла от побоев, хотя он всем говорил, что она отравилась грибами. Я просила и молила отца о милосердии, но он и слушать не хочет, у него нас пятеро дочерей и он с трудом сводит концы с концами, а мельник обещал отцу десять кулей муки, если еще до конца лета, я перееду в его дом. А я не хочу. Я каждый день хожу в собор и молю бога, чтобы он послал мне избавление. Даже смерть лучше этого страшного замужества. Я не ем и не могу спать и потому эта дрожь… она постоянно теперь со мною, я так надеюсь, что это господь забирает мою душу на небо.

- Девочка моя, - почти промурлыкала Кристина, - ты еще слишком молода, чтобы думать о смерти, а что касается избавления которое ты вымаливаешь у бога, то возможно он пошлет тебе его раньше, чем наступит утро…

- Если Вы прикажете, то мой отец не посмеет перечить, а я… за это я навеки стану Вашей рабыней…

- Я думаю, мы придумаем кое-что поинтереснее, - улыбнулась Кристина и прошлась по комнате, сосредоточенно размышляя над решением новой задачки… - Но об этом чуть позже. А сейчас я хочу, чтобы ты помогла мне искупаться. И скажи же, наконец, как тебя зовут?

- Озолина, Ваше Величество.

- Какое необычное имя, но мне нравится.

- Так назвала меня мать, она была родом из Венеции.

- Италия… Должно быть, ей было трудно привыкнуть к нашему суровому краю…

Кристина подошла к большой деревянной лохани, из которой поднимались клубы пара от горячей воды, манившей к себе и обещавшей тепло и негу.

Королева самостоятельно высвободилась из простого домашнего платья и нижней сорочки, представ перед юной девушкой обнаженной, если не брать во внимание ее густые длинные волосы.

Озолина невольно опустила глаза, дабы не смущать великую даму своим взором, но Кристина вовсе не смущалась, даже напротив ей нравилась собственная нагота.

- Сними платье, чтобы не испортить его водой, когда будешь мыть меня, - посоветовала она Озолине и осторожно опустилась в лохань

Нагретые камины и пар от горячей воды требовали того же – раздеться, потому что маленькие капельки пота уже выступили на лбу девушки.

Она неловко, путаясь от поспешности в шнурках и тесемках, сняла верхнюю одежду, оставшись в одной белоснежной сорочке.

Свет от светильников легко просачивался сквозь тонкую ткань, обрисовывая контуры молодого стройного тела, он словно художник оттенял набухшую выпуклость еще совсем маленькой груди и набегал густой тенью в ложбинке меж ног. Он чертил контуры плеч и округлость бедер, силясь не пропустить ни одного изгиба и впадинки упругой девичьей плоти.

Кристина полуприкрыв глаза искренне любовалась девушкой, наблюдая как та, словно в танце порхает по комнате, шевеля угли в камине, подливая горячую воду из кувшинов и зажигая благовония. Но постепенно взгляд королевы мутнел, наливаясь безумством желания и когда Озолина наконец решившись, прикоснулась мягкой тканью к коже Кристины, из нутра той вырвался протяжный стон. Она, резко поднявшись, схватила растерявшуюся девушку и сжала ее в своих объятиях, прижимаясь к ней своим мокрым сильным телом.

Озолина не успела даже вскрикнуть, как ее губы были покрыты жадными поцелуями королевы. Она впивалась в них то грубо, до боли, то нежно, словно лаская лепестки розы.

Кровь в теле Озолины сошла с ума и завертелась бешенным вихрем, врываясь в опустевшую в миг голову и наваливаясь тяжестью внизу живота. Девушка жадно хватала ртом воздух, когда Кристина, отпуская на мгновение ее губы, покрывала поцелуями ее шею и два торчащих из под ткани отвердевших соска. Руки Озолины, что сначала невольно отталкивали королеву, теперь обвились вокруг ее шеи, и Кристина, подхватив девушку на руки, опустилась вместе с ней в воду. Намокшая ткань сорочки тут же стала совсем прозрачной, и лишь мелкие складочки, прилипнув к коже, разбегались во все стороны, рисуя фантастические узоры. Кристина немного отстранилась от девушки и посмотрела на нее как бы со стороны, словно на совсем нового, другого человека, затем провела пальцем по ее бровям, щеке, слегка придавила пухлую коралловую губку и, спустившись ладонью по тонкой шеи, ущипнула Озолину за сосок. От неожиданности та выгнулась дугой и слегка привстала с коленей Кристины, на которых сидела словно малое дитя. Воспользовавшись этим, рука королевы легко скользнула под рубашку, к маленькому чувственному зверьку, спрятавшемуся в темной норке…

А по утру Кристина Августа самолично представила кардиналу Бертье, гостившему при дворе в качестве посланника из Рима, молодого итальянского священника Аззолини, волею судеб оказавшегося в дали от родного дома и совершенно неожиданного сумевшего оказать неоценимую услугу королевскому двору Швеции.

Аззолини был весьма хрупкого для мужчины телосложения, носил длинные кудри и имел несколько изнеженно-женственные руки. Он был почти на полторы головы ниже королевы, но это удивительным образом не мешало ему держаться с нею почти на равных, хотя и с известной долей почтительности перед ее высоким положением.

Он так и остался до самого конца самым преданным другом королевы, отказавшейся, ради любви от своего титула и нашедшей все блага мира в объятиях любимого человека. И в этой близости не нашли ничего дурного отцы Рима, когда произвели Аззолини в кардиналы, так как служить церкви в ту пору не возбранялось даже из постели высокородной дамы».

Когда Катрин открыла глаза, то увидела, что Марга заправляет рубашку в брюки, отвернувшись к окну.

- Я уснула? – спросила она.

- Да, немного. Мед с непривычки очень сильно ударяет в голову, но это приятная тяжесть.

- Да, уж, - улыбнулась Катрин, - тяжести хватает… и не только в голове. У меня нет сил, шевельнуть ни рукой, ни ногой. Словно по всему телу, разлилась древняя медовуха.

- Тебе неприятно?

- Нет, напротив. Очень приятно.

- Мне тоже…

- Что?

- Мне приятно, что ты выслушала мою историю…

- Ах, да… история. Ты знаешь, мне показалось, что я помню эту историю про королеву Кристину, о ее сложной и яркой судьбе, об этом итальянском священники и устраиваемых ею заговорах.

- Возможно, ты видела фильм «Королева Кристина», в котором  королеву сыграла прекрасная Грета Гарбо, имевшая удивительное сходство со шведской королевой.

- Возможно, - пробормотала Катрин, судорожно роясь в своей памяти. - И опять же про сходство людей. Получается, что ты похожа на Грету Гарбо и королеву Кристину, но совершенно не являешься им родственницей. Так?

- Да. Так. – Коротко усмехнулась Марга.    

- Но откуда же тогда берется такое сходство, совершенно разных людей.

- Возможно все дело в духе, что наполняет наши тела, и лицо человека – это лицо его внутреннего «Я».

- И что, ты чувствуешь в себе дух королевы Кристины? – усмехнулась Катрин, наконец, поднимаясь и усаживаясь на диване.

- А разве ты его не чувствуешь? – Спросила Марга совершенно серьезно и пристально посмотрела в глаза Катрин.

И улыбка до того игравшая на ее губах, как-то сама собой улетучилась, под натиском чего-то сильного и яростного рвущегося из глубин ее памяти.

Кровь начала биться в висках кузнечным молотом и слепить глаза, давя на них непосильной тяжестью век. Еще секунда и казалось, что неведомая сила пробьет себе путь из прошлого и затопит сознание древней памятью, что всегда с нами, но которая скрывается до поры до времени в тайных глубинах подсознания, чтобы ненароком не помешать нашей новой жизни...

А потом вдруг все исчезло, словно волна, отхлынула от берега обратно в свои пределы, и опять стало легко дышать и свободно мыслить…

И Катрин увидела, что Марго сидит в кресле, откинув в изнеможении голову назад, и что-то тихонько шепчет на каком-то неведомом ей языке…

Боясь ей помешать, Катрин на цыпочках прошла в коридор и, приоткрыв дверь, бесшумно выскользнула вон…

А потому она не могла видеть, как Марго, услышав, что гостья покинула ее обитель, широко улыбнулась, встала с кресла и подошла к камину, прихватив кубок с чудным медом. И как потом она долго стояла вот так, не шевелясь и не двигаясь, улыбаясь чему-то своему далекому и, безусловно, приятному, с упоением вдыхая аромат любви оставшийся на ее пальцах…