История одной усадьбы или Секс истории

Лежа на диване, пока Лена хлопотала на кухне, Федор предавался приятным воспоминанием. «Золотая молния» и «Бриллиантовый град» стояли на стенке прямо перед глазами и ласкали взор. Только что он - уже в который раз! - посмотрел видеозаписи двух матчей «Интеллектуального града». Перипетии игры он успел выучить почти наизусть и главным образом любовался на экране Людой. Жаль, что не удалось сдержать данное Лене перед свадьбой обещание, но упустить такую пленительную и роскошную женщину как Люда оказалось выше его сил. Она провожала его до поезда и горько разрыдалась в купе, так что даже Федор еле сдержал слезы жалости - он и не подозревал в себе такой сентиментальности. Люда звонила несколько раз ему на работу и прямо домой - благо у них было легальное прикрытие для таких бесед: она пыталась пролоббировать в своем издательстве сборник рассказов Федора, который тот передал ей на дискете. Каждый раз от звука ее голоса сжималось сердце, и он слышал, как она тихо плачет на другом конце провода.

-Федя, ужинать! - вернул его к действительности голос Лены.

Федор отправился на кухню, поцеловал жену в щеку и погладил по слегка округлившемуся животу.

-Еще не шевелится?

-Так половины срока еще не прошло, неужто не знаешь, ты, обладатель интеллектуальных призов!

Едва они сели за стол, как раздался звонок в дверь.

-Кого там еще черт принес? - недовольно поморщился Федор и отправился в прихожую.

На пороге стояла роскошно одетая молодая миловидная женщина лет двадцати пяти или чуть старше. Она с большим интересом посмотрела на хозяина и с легким иностранным акцентом поинтересовалась:

-Федор Каратаев?

-Да, чем обязан?

-Меня зовут Джулия Кэрт, - она протянула ему визитную карточку на английском. - Кажется, мы с вами родственники, и я хотела бы это установить. Я могу войти?

-Пожалуйста. Мы как раз садились ужинать, присоединяйтесь.

Он проводил гостью на кухню и представил Лене. Та была крайне удивлена, а Федор принес из бара бутылку коньяка.

-Да, я читала деловые рекомендации еще по Советскому Союзу, - кивнула головой Джулия и процитировала: «Если вы не выносите табачного дыма, то бизнес в СССР не для вас. К тому же вы должны научиться поглощать огромные количества водки и коньяка, которые советские партнеры проглатывают не моргнув глазом, и выслушивать многочасовые рассуждения о Ельцине и Горбачеве».

-Я тоже читал это в наших газетах во время перестройки, - засмеялся Федор. - Однако я не курю, выпьем мы в меру и не по-деловому, а по-родственному.

После ужина они расположились в зале, и Джулия принялась рассказывать. Ее дед Петр Алексеевич родился в России и, хотя покинул ее ребенком, на всю жизнь сохранил любовь к Отечеству. Его единственный сын Роберт и внуки Джон и Джулия благодаря его усилиям отлично говорили по-русски. Фамилия деда и его отца была Каратаевы, но, эмигрировав в США, они сократили ее. Они были дворянами, и после революции, во время которой погибли брат прадеда Джулии, а также его двоюродные брат и сестра, вся семья решила покинуть родину. В России осталась только одна обедневшая ветвь помещичьего рода - двоюродный дед Петра Алексеевича  Николай Николаевич, его сын Петр с детьми Колей и Андреем и дочь Елена с маленьким Максимом.

Дед часто рассказывал Джулии о своем роде и легендарном прадеде Николае Петровиче, которого знали Александр II и Александр III, сам Лев Толстой. В их семейном архиве сохранилось письмо великого писателя Николаю Каратаеву периода работы над «Анной Карениной»: граф интересовался подробностями о ведении образцового помещичьего хозяйства, хотел добавить какие-то штрихи к образу Левина. Об этом автографе ничего не знали российские исследователи. Увы, это был почти единственный документ, уцелевший при паническом бегстве от большевиков. Еще маленькой девочкой Джулия успела записать многое из рассказанного дедом до его смерти. С тех пор она занимается составлением генеалогического древа семьи. Всех американских родственников ей удалось обнаружить. При этом выявился забавный факт: ее двоюродная сестра Джоанна оказалась замужем за их четвероюродным братом Гектором, не подозревая об их дальнем родстве. А вот советская ветвь рода оставалась практически неизвестной.

Полтора месяц назад по спутниковому телевидению она наблюдала за игрой «Интеллектуальный град» по каналу РТР и услышала знакомую фамилию. Разумеется, Федор мог оказаться однофамильцем, но его блестящий интеллект, напоминавший о легендарном Николае Петровиче и неуловимое внешнее сходство с ее покойным дедом заставили предположить, что это один из отпрысков затерявшейся на родине ветви. Она дозвонилась до союза дворян России, но там располагали крайне скупыми сведениями о Каратаевых, полагая, что все они эмигрировали. Ей смогли передать по факсу только несколько документов и фамильный герб. Тогда она решила действовать на свой страх и риск и приехала в волжский город, разыскав не без усилий Федора через паспортный стол.

Федор и Лена слушали с нескрываемым удивлением.

-Может быть, есть в этом какая-то сермяжная правда, - согласился Федор. - У нас всегда почему-то избегали разговоров о прошлом семьи. Это было своего рода табу. Правда, на нашей свадьбе отец заговорил что-то о дворянском происхождении, но перед этим он изрядно принял на грудь, и я решил, что это обычное пьяное бахвальство. Получается, это не так. Что ж, думается, теперь пора приоткрыть завесу тайны.

Он тут же позвонил отцу и попросил его срочно приехать, вкратце обрисовав ситуацию. Пока ждали Николая Андреевича, Джулия продемонстрировала толстую папку с полной генеалогией американских ветвей. Она радостно предвкушала, что через полчаса, возможно, исчезнут последние белые пятна в ее исследовании.

Наконец, в дверь позвонил Николай Андреевич и с удивлением осмотрел американскую гостью. Затем он тщательно осмотрел все показанные ей документы, которые ему по очереди переводили и сама Джулия, и Федор, и Лена.

-Видимо, вы правы, Джулия, - сказал он. - Мой отец и дед действительно были дворянами, но они тщательно скрывали это. Отец рассказал мне все, что знал, только перед смертью, до этого я и понятия ни о чем не имел. Но он предположил, что с приходом Горбачева, возможно, наступят новые времена, когда ни к чему будет скрывать дворянское происхождение. Как видите, он не ошибся. Свою дореволюционную жизнь он помнил плохо: ему в момент революции было только 7 лет. У них уже не было земли, и мой дед Петр Николаевич был простым чиновником, хотя довольно высокого ранга. Каким-то чудом революция его не затронула, и он превратился в обыкновенного советского служащего, как и его сестра Елена. Ей повезло меньше: ее муж был офицером и погиб во время первой мировой войны, даже не узнав о рождении сына Максима. А тот был репрессирован в 1937 году по какому-то пустяковому обвинению как сын офицера царской армии. Ее второй муж Алексей и их сыновья Олег и Сергей погибли во время Великой отечественной войны, так что в СССР осталась только линия моего деда Петра Николаевича. А он был сыном Николая Николаевича, младшего сына легендарного Николая Петровича, только сведений о последнем сохранилось крайне мало, поскольку они терялись от поколения к поколению и до отца дошли только жалкие крохи. Как я понял, вы происходите от Петра Николаевича, старшего сына нашего родоначальника, а также разыскали в США потомков среднего сына Ильи и дочери Натальи. Про всех ваших российских родственников мы вам сейчас с Федькой подробно все расскажем.

Джулия была буквально на седьмом небе. Она старательно записала каждое слово Николая Андреевича, касавшееся прошлого и настоящего их семьи, переписала всех родственников. Договорились, что в течение нескольких дней Джулия встретится со всеми, снимет копии необходимых ей документов и заверит у нотариуса. Федор сбегал в магазин, и еще раз отпраздновали встречу.

*        *        *

Федор уверенно вел автомобиль по дороге. Рядом сидела Джулия и с восторгом рассказывала об успехе своей миссии. Он удивлялся энергии этой девушки. Она быстро раздобыла все документы, выпросила необходимые копии из книг загса и даже церковных, так что теперь в генеалогическом древе рода, начиная с детей Николая Петровича, не осталось белых пятен (правда, дальше в прошлое исследование пока не простиралось). Однако о его жене существовали на удивление скудные и какие-то противоречивые данные: в отдельных воспоминаниях, раздобытых Джулией еще в США, фигурировало одно имя, в союзе дворян назвали другое. Больше ничего об этой женщине не было известно.

Девушка успела в союзе дворян оформить дворянские удостоверения для всех своих российских родственников и даже начать процедуру аренды части земли, когда-то принадлежавшей их предку. Она планировала восстановить старинную усадьбу и организовать там семейный музей. Про средства Федор ее тактично не спрашивал, но понял из отдельных намеков, что компьютерный бизнес, к которому прозорливо примкнул ее отец у самых истоков, давал вполне приличные доходы их немногочисленной семье.

Наконец, они въехали в поселок, выросший за полтора столетия вокруг барского имения.

-Возможно, не случись революции, здесь не было бы такого убожества, - заметила Джулия.

-Убожество - понятие относительное, - философски заметил Федор. - У наших журналистов есть затертый штамп: описывая какой-нибудь медвежий угол, они любят ввернуть фразу вроде «здесь мало что изменилось со времен Годунова, Петра Первого или, скажем, царя Гороха». На самом деле это чушь: даже за эти полтора столетия цивилизация сделала гигантский скачок.

-Техника - да, - согласилась Джулия. - Но как раз люди меняются мало. Русские привыкли жить бедно, убого и по-свински и чувствовать себя при этом довольно комфортно. То, что известно о Николае Петровиче, говорит о том, что он пытался в своем хозяйстве завести европейскую культуру, но, видимо, его детям не удалось довести начинание до конца.

Они подъехали к исполкому, где Джулия достаточно быстро и энергично подписала все необходимые документы. Федор особо не удивился: в машине бойкая американка доставала бумажник и просматривала солидную пачку долларовой наличности, которая, очевидно, несколько похудела после визита по кабинетам, однако не позволила вопросу завязнуть в бюрократическом болоте. Впрочем, и самому Федору, несмотря на его протесты, она за оказанную помощь и эту поездку буквально силой впихнула пять сотенных купюр.

Наконец, с формальностями было покончено и они поехали на окраину поселка, где увидели большой кирпичный дом, внешне почти не тронутый временем. Долгие десятилетия в этом здании работал поселковый кинотеатр, но теперь он разорился, и дом оказался брошенным. Окна были заколочены крест накрест досками, но многие из них были украдены, стекла разбиты. Правда, решетки на окнах помешали мародерам проникнуть внутрь. Каким-то чудом на двери сохранился замок, и Джулия открыла его полученным в исполкоме ключом.

Они вошли внутрь и обошли зрительный зал и каждую комнату. Здание явно нуждалось в ремонте, но Джулия заверила, что средства на это будут. Они пытались угадать, где что было у барина, но это оказалось бесполезным занятием: за полтора столетия все внутри сильно изменилось, возможно, под зрительный зал ломали какие-то внутренние перегородки, но не исключено, что это изначально было большое помещение для проведения балов.  

-Поднимемся на чердак, - предложил Федор. - Вдруг там остались какие-то старые вещи от прежних времен.

Они разыскали лестницу и вскоре были на чердаке. Здесь почему-то оказалось довольно чисто: видимо, администрация кинотеатра периодически наводила там порядок, так что обнаружить какие-то осколки старины не удалось. Наверное, при барине здесь были и некоторые жилые летние помещения. Остановившись в одном таком месте около полуразвалившейся трубы, Федор и Джулия с интересом осмотрелись вокруг. Из небольшого окошка открывался вид на окрестные поля. Вдали синела речка, зеленел лес.

-Может быть, наш предок отдыхал в этой комнатке летом, - предположил Федор. - Я словно вижу письменный стол, гусиное перо, небольшой диванчик, полку с несколькими книгами. Барин поглядывает на окрестные поля и что-то пишет, разрабатывая планы работ и подсчитывая доходы. Он берет в руки подзорную трубу, наблюдает, как деревенские бабы стирают на речке белье или купаются в чем мать родила, усмехается, вспоминает о красавице жене, звонит в колокольчик. Появляется кто-то из челяди, и он велит позвать барыню. Когда она приходит, он показывает ей всю окружающую красоту, а затем прямо здесь у окошечка овладевает ей.

-А внизу стоит дворня и громкими аплодисментами приветствует половой акт, - подхватила Джулия. - Извините, Федор, что я опошлила ваш лирический исторический экскурс, просто некстати вспомнила анекдот, где-то его случайно услышала. Если серьезно, я тоже прониклась вашим настроением. Наверное, стены этого дома излучают какие-то лирические флюиды. Мне даже жаль, что я ваша пятиюродная сестра. Впрочем, столь дальним родством можно смело пренебречь.

Она глубоко вздохнула, медленно подошла к Федору и решительно опустила ему руки на плечи. Опешивший Федор не сразу осознал, что с удовольствием отвечает на ее горячие поцелуи. На мгновение в его голове промелькнули угрызения совести, что теперь он изменяет сразу двум любимым женщинам, но они тут же без остатка растворились в потоке охватившей его бешеной страсти. Видимо, с Джулией тоже происходило что-то подобное. Дрожащими от возбуждения руками она сняла с Федора рубашку, оторвав при этом две пуговицы, затем расстегнула ему брюки и высвободила окостеневший мужской орган.

-О! - с восхищением произнесла Джулия, присела на корточки и немедленно захватила его ртом в новый плен.

Плохо чего соображая в таком положении, задыхаясь от блаженства, Федор инстинктивно все-таки потянул вверх платье девушки и ухитрился снять его. Придерживая ее за обнажившиеся плечи, он мерно раскачивался навстречу ей.

-Джулия! - взмолился он через пару минут. - Оставь это, иначе я не сдержусь.

Она послушно поднялась, мгновенно освободилась от белья и встала перед ним, очаровательная в своей юной наготе. Федор подхватил ее за бедра, поднял в воздух и опустил на себя. Его орудие погрузилось в любовную пучину, а Джулия, держась за шею мужчины, неистово раскачивалась вверх-вниз. Федор целовал ее шею и грудь, сжав ладонями ягодицы.

-Не устал? - вдруг спросила она, освободилась из его объятий, подошла к окошечку, повернулась спиной и наклонилась, держась за раму. Федор подскочил к девушке сзади и, схватив ее за груди, вновь бешено вонзился в расщелину любви. В ту же секунду Джулия громко и протяжно застонала, раскачивая туда-сюда попкой, и ее стон слился со зверским рычанием Федора, чей вулкан начал свое извержение в женских недрах.

Джулия выпрямилась, лукаво улыбнулась и поцеловала Федора в губы.

-Еще увидев тебя по телевизору, я поняла. что ты бесподобен в сексе, - призналась она. - А уж когда пришла к вам, то никаких сомнений не осталось. Впрочем, ты не волнуйся, я не собираюсь угрожать твоему семейному счастью. Просто этот дом, эта обстановка - здесь нельзя не предаваться любви. Представляю, как тут зажималась деревенская молодежь во время сеансов! Ладно, слушай, я, кажется, что-то обнаружила, пока стояла раком.

Она присела на корточки у окошечка, без малейшего стеснения просто и естественно демонстрируя Федору свою сочную плоть во всех подробностях и постучала по стене.

-Слышишь? Как будто там пустота.

Федор тоже простучал всю стенку и убедился, что Джулия права. Он быстро оделся, сбегал в машину за инструментальным ящиком и начал один за другим выковыривать кирпичи. Джулия, по-прежнему обнаженная, стояла рядом, прижавшись к нему, и он с удовольствием ощущал щекой приятное прикосновение ее мягких курчавых волосиков в месте слияния бедер.

Наконец, ему удалось проделать отверстие необходимого размера и вытащить из ниши большой увесистый дубовый ящик. Открыть его оказалось тоже непросто, но Федор и с этим справился. К крышке ящика была приклеена записка: «После кончины 25 октября 1904 года моего дорогого мужа Николая Петровича Каратаева я собрала все его документы, свои дневники и наши дагеротипы в этот ящик. Волнения мужиков становятся опасными, газеты пугают революцией. Бог даст, в тайнике наш архив переживет смутные времена, тайну его нахождения открою только старшему сыну Петру. 10 октября 1905 года». Подпись, к сожалению, была разрушена клеем. Дрожа от нетерпения, Федор разрезал просмоленную парусину, а под ней еще один холщовый мешок. Увидев, что находится внутри, Джулия захлопала в ладоши и закричала от восторга.

-Этот клад ценнее драгоценностей графа Монтекристо!

Вне себя от возбуждения, она снова велела Федору раздеваться, как тигрица запрыгнула на ящик, встав на четвереньки и до умопомрачения соблазнительно выпятив пышную попку, а через пять минут ее блаженный стон вновь слился с мужским рычанием. Отдышавшись, Федор спустился вниз, нашел и принес три сломанных стула. На двух они уселись с Джулией, на третьем рассматривали драгоценные находки.

-Петр, упомянутый в записке, очевидно, дед моего деда Петра Алексеевича, - с благоговением прошептала Джулия. - Но я не слышала ничего про этот тайник. Или мать не успела сказать ничего сыну, или тот не передал никому эту тайну.

Архив оказался на редкость основательным. Очевидно, легендарный прапрапрадед Николай Петрович во всем любил строгий порядок. Здесь оказались все документы на право владения землей, об утверждении дворянства и фамильного герба. Было множество писем, причем несколько весьма ценных - еще два от Льва Толстого и одно от великого князя Константина Николаевича, брата царя Александра II. Нашлось множество дагеротипов со всеми членами семьи, видами поместья и природы. К каждому сзади была приклеена бумажка с пояснениями и датой съемки.

-Вот это да! - восхитилась Джулия. - О таком я даже не смела мечтать. - По этим снимкам мы полностью сможем восстановить дом в первозданном виде.

Часть дагеротипов оказалась в отдельном ящичке, закрытом на замок, который пришлось сломать.

-Ого! - только и сумел произнести Федор. - Оказывается, я правильно вообразил деяния нашего предка. Настоящее семейное дагеропорно!

На этих снимках фигурировали обнаженные женщины, то одна, то другая - Наталья и Евдокия. С десяток дагеротипов запечатлели барина в весьма тесной близости с каждой дамой, причем сфотографировано было абсолютно откровенно, во всех деталях, с крупными планами.

Федор покосился на Джулию, которая по-турецки сидела на стуле. Опытным глазом он определил, что ее бесстыдно открытая плоть вновь начинает набухать и расширяться. На Федора все это в сочетании со снимками подействовало как красная тряпка на быка, и он вновь набросился на девушку, которая теперь расположилась на четвереньках на двух стульях (пол чердака был покрыт слишком толстым слоем пыли).

-Так мы никогда не закончим разбор документов, - засмеялась Джулия, когда все было закончено.

-Тогда оденься.

-Не хочу, меня так больше устраивает - совмещение приятного с полезным.

-Не зря на соревнованиях по женской логике с большим отрывом победил генератор случайных чисел, - засмеялся Федор. - Твои речи блестяще это подтверждают.

Внимательно просмотрев все дагеротипы, затем они обнаружили множество деловых записей Николая Петровича, чертежи, довольно неплохие рисунки обнаженных женщин, а также чрезвычайно ценные для Джулии записи о родственниках и предках, что позволяло ей значительно расширить генеалогическое древо. Под этими бумагами обнаружились завернутые в тряпочку две книги - «Декамерон» Боккаччо и «Фанни» Клеланда - и три толстые тетради, мелко исписанные круглым женским почерком.

-Это дневник жены Николая Петровича! - воскликнула Джулия, бегло просматривая тетради. - Тот же почерк, что в записке на крышке ящика. Ого, как откровенно написано, словно пояснения к тем дагеротипам! Смелая и незаурядная была женщина! Наконец-то мы узнаем ее имя и все остальное!

Они жадно углубились в чтение, и перед глазами их как живые вставали картины полуторавековой давности.

*        *        *

Когда барин сообщил Дуне, что собирается поставить ее руководить фотоателье в городе, после чего даст вольную, она ничем не выразила своих чувств, хотя слезы буквально душили ее. Подслушав недавний разговор хозяев в тот страшный день, когда барыня чуть не убила ее в бане, она уже была ко всему готова.

-Воля ваша, барин, - чуть слышно сказала она. - Только прошу вас, перед этим разрешите мне еще примерно месяц побыть здесь и дайте чуть-чуть побольше свободного времени. Мне нужно уладить некоторые дела.

-У тебя еще есть какие-то дела? - усмехнулся барин. - Хорошо, я скажу Пелагее, чтобы предоставляла тебе отгулы, когда пожелаешь. Но смотри, чтобы это было в рамках приличий. А пока возьми это за физический и моральный ущерб от моей супруги, - он протянул ей несколько купюр и продолжил. - Она мне все рассказала. Покажи, что барыня с тобой сделала.

Дуне вновь стало нехорошо от страшных воспоминаний, но она с удовольствием мигом разделась догола и повернулась к барину спиной, исполосованной плетью. Николай подошел к девушке, нежно погладил ей спину и попку.

-Бедная девочка!

Ноги Дуни сами собой раздвинулись и барин любовно пощекотал сразу размякшую и размокшую девичью плоть, но затем отдернул руку.

-Нет, нет, это ни к чему, одевайся. Я сожалею, что так получилось у тебя нехорошо с Натальей Павловной, и я в этом по-своему виноват. Мы с тобой больше не будем встречаться, как прежде. Сказать честно, я не ожидал, что по-своему привяжусь к тебе. Ты бойкая девушка, умная и стоишь гораздо выше всех моих остальных крестьянок вместе взятых. Я бы дал тебе вольную сразу, но кое-какие предосторожности все-таки следует соблюсти. Видишь, я разговариваю с тобой откровенно и почти как с равной. Надеюсь, ты меня в дальнейшем не разочаруешь и не превратишься в забитое животное, типичную представительницу вашего сословия.

Дуне не хотелось сейчас думать ни про какие сословия. Перед ней сидел не барин, не господин, а любимый и желанный мужчина. Ей хотелось кричать ему о своей любви, но она сдержалась, поклонилась, вышла из кабинета и лишь потом дала волю горючим слезам.

Но особо плакать некогда, наступила пора исполнять задуманный план. К чему барину лишнее беспокойство из-за ее проблем? Никто ни о чем не должен знать кроме нее самой, а она будет таинственным кукловодом, дергающим за ниточки марионеток. Жаль, что барин не из их числа.

*        *        *

-Далеко собралась? - спросил у Дуни Феофан.

Она нашла в себе силы приветливо улыбнуться. В принципе, он совсем неплохой парень, этот попович. Всегда обходителен с ней, лицом приятен, правда, рыжеват и веснушек хватает, да ведь с лица воды не пить. Еще совсем детьми были, когда он научил ее читать и писать, иначе была бы такой же темной, как все.

-На речку иду купаться, жарко, - весело ответила она.

Попович слегка помрачнел.

-И барин там будет? - ядовито поинтересовался он.

-А с чего это вдруг барин? - разъяренно спросила она, и кровь прилила к ее лицу.

-Да наслышаны мы. Как барин со двора - следом ты. Или наоборот.

-Идиот! Кому ты поверил! - Дуня заплакала. - А я-то думала, ты нормальный парень, душевный, приветливый. Грамоте меня выучил. А ты вон чего - какие-то злые сплетни повторяешь.

-Так неправду что ли люди-то говорят? - с надеждой спросил Феофан, сразу повеселев.

-А то правду! Мало ли куда я по делам могла бегать! Послужил бы в усадьбе, понял бы. Все бегом да бегом, только и думать, уехал при этом куда барин или нет. Что, видел меня кто с ним?

-Нет.

-Ну вот, а болтают. Язык-то без костей. Все, пошла я, обидел ты меня, не подходи больше.

И Дуня решительно зашагала дальше. Сердце колотилось, кровь прилила к щекам. Кто же это, интересно, такой догадливый? Ведь она строго соблюдала все меры предосторожности. Да нет, не все, иначе не пришлось бы сейчас заигрывать с поповичем. Она чувствовала, что он идет где-то сзади, но не показывала виду. Нужно довести игру до конца.

Феофан действительно следил за ней. Скрывшись в кустах, он, задыхаясь от вожделения, наблюдал, как Дуня неторопливо раздевалась на берегу. Вот девушка разоблачилась догола и встала, потягиваясь, у воды. Ее крепкий округлый зад и крутые бедра сводили с ума, а когда она наклонилась, чтобы потрогать рукой воду, открыв при этом все самые интимные таинства, попович чуть не застонал. Он приспустил штаны, перекрестился и, не отрывая глаз от нагой прелестницы, начал заниматься библейским грехом. Дуня прыгнула в реку и принялась весело плескаться в воде, подскакивая и ныряя. То пышная попка, то грудь оказывались на поверхности, и вскоре Феофан с тихим стоном опорожнил свой греховный сосуд на траву. Перекрестившись и пробормотав молитву, он кинулся бежать обратно, но потом все-таки подстерег девушку на тропинке.

Его глаза дико блуждали, и речь была бессвязной, как у пьяного. Девушка смотрела на него с интересом охотника, наблюдающего, как зверь сам идет в ловушку.

-Дуня... Я, это, ты прости меня, дурака, за те глупости. Ты ж мне так люба... Хочешь, с отцом поговорю, он у барина попросит тебе вольную... Дуня, ты же меня с ума сводишь...

Он набросился на нее и обнял, пытаясь поцеловать. Дуня с размаху ударила его ногой в пах, и Феофан дико взвыл.

-Ты что, совсем меня за б.... принимаешь! - рассвирепела она. - То оскорбляешь, а теперь еще силком взять хочешь! Тоже мне кавалер! Нешто не понимаешь, что с девушками ласково обходиться надо, гостинцы принести, и то еще не навряд чего добьешься. Приятный парень, а такой недогадливый! Еще раз попытаешься насильничать - оторву тебе все добро с корнем.

Пристыженный попович поспешил уйти. На другой день в знак примирения он предложил Дуне простенькие сережки. Та величественно приняла подарок.

-Ладно, так и быть, прощаю тебя. Наверное, желтая вода тебе в голову вчера ударила.

Ободренный успехом Феофан тут же пригласил ее на свидание, пообещав, что все будет в полном порядке и она ни о чем не пожалеет. Немного покапризничав для вида, Дуня согласилась.

Ближе к вечеру они встретились на поляне у речки, в том месте, где она накануне купалась. Феофан принес большую бутылку вина, конфеты и прочие сладости, огромный кусок копченого окорока. Он старался не думать, что скажет отец, обнаружив пропажу. Ради такого дела можно и вытерпеть несколько оплеух. В барском доме Дуня привыкла ко всяким разносолам - при всей строгости барина челяди все равно кое-что перепадало из остатков. Однако она мастерски сыграла радость при виде лакомств, принесенных поповичем. Он не поскупился даже на скатерть, которую разложили на траве, расположив на ней яства и напитки. Под веселые разговоры и смех Дуни бутыль быстро пустела. Разомлевший от радости Феофан не замечал, что девушка совершенно не пьет: делая вид, что запивает хмельное квасом, Дуня незаметно выплевывала вино в кружку, а затем выплескивала все в траву. Феофан с непривычки быстро спьянился. Его язык заплетался, но он продолжал расточать девушке комплименты и обещания выхлопотать для нее вольную.

-И вправду попросишь? - спросила Дуня, чувствуя, что решающий момент настал и придвигаясь ближе к парню. - Вот тогда бы я что угодно для тебя сделала!

Тот расхвастался сверх всякой меры, обещая все земные блага и пожирая мутными глазами Дуню. Та как бы случайно задрала платье, открыв почти целиком ноги. Попович тяжело дышал, продолжая плести небылицы. Дуня села совсем рядом и погладила его по щеке.

-Какой ты, оказывается, смелый и решительный! Настоящий мужчина!

Едва заметно она поцеловала его в губы, и он со стоном обнял ее, так что хрустнули ребра. Осыпая лицо девушки поцелуями, он медленно заваливал ее на траву. Дуня не сопротивлялась. Она ответила на поцелуи, подняла платье, раздвинула ноги и открыла парню свою наготу. Дрожащими руками тот спустил штаны и рухнул на девушку. Потный от возбуждения, он ерзал по ней, но никак не мог попасть своим полуживым орудием куда надо. Через пару минут Дуня совсем перестала ощущать его плоть: очевидно, из нее улетучились остатки жизни. Попович слез с девушки, сел рядом и заплакал.

-Повешусь! - пообещал он сквозь пьяные слезы.

-Ну что ты, миленький, все будет хорошо!

Дуня встала, сняла платье, обнаженная подошла к парню и расставила ноги.

-Докажи свою любовь, целуй меня там!

Только кузина барыни Мари так ласкала ее в прошлом году, и теперь Дуня решила воспользоваться полной властью над пьяным парнем и получить от него хоть какое-то удовольствие. Попович недоуменно посмотрел на девушку снизу вверх, осторожно коснулся рукой мягких нежных складочек, и следом его язык послушно проник в ее лоно, нежно лаская его изнутри. Сначала неопытный Феофан напомнил Дуне теленка, сосущего вымя, и она чуть не рассмеялась. Но вот он вошел во вкус, и его язык запорхал уверенно и смело. Попович обхватил Дуню за попку и продолжил целовать и ласкать ее плоть. Это действительно было чертовски приятно, и ноздри девушки стали раздуваться от возбуждения.

-А теперь ложись на спину! - скомандовала она.

Феофан послушался, и она встала над ним на четвереньках расставив бедра над его лицом.

-Продолжай!

Парень с готовностью обхватил ее за попку, приподнял голову и вновь приник устами к влажной расщелине. Дуня взялась руками за его дряблую плоть и принялась нежно и умело поглаживать ее. Под ее ласками усохший было кол начал постепенно оживать и отвердевать. Да, ему было далеко по размерам до барского орудия, но сейчас это не имело значения. Девушка уже зажглась и, постанывая от удовольствия, все энергичнее разминала живой кол, теперь как бы гордо поднявшийся с колен.

Но вот Дуня упала на траву, и Феофан тут же взгромоздился на нее сверху. Зажавшись до пределов возможного Дуня изо всех сил препятствовала ему. Но парень оказался способным учеником, и девушка почувствовала, как его орудие проникло в нее.

-Ой, как больно! - вскрикнула она.

Когда барин в прошлом году лишал ее девственности, она была в таком любовном угаре, что почти не почувствовала боли, тем более что Николай Петрович был чрезвычайно аккуратен. И вот теперь предстояло разыгрывать спектакль. Попович спьяну мало чего понимал. Добившись наконец своего, он бешено задергался, приблизившись по ритму к кобелю. Это было здорово, и Дуня едва успела вылить на бедра пузырек со свиной кровью,   приготовленный с утра в хлеву. Затем стекляшка полетела в кусты,   Дуня обняла Феофана и, забыв обо всем, затрепетала под ним в страстной пляске любви.

Когда через полтора часа он проснулся, то первое, что увидел, это сидящая рядом голая Дуня. Ее ноги были в засохшей крови, и лужица бурела рядом на траве. После вина Феофану и без того было нехорошо, а тут еще такое... Его желудок вывернуло наизнанку, и потом он долго умывался в речке. Дуня, так и не сказав ни слова, продолжала сидеть, словно окаменевшая.

-Ну, что теперь делать будем? - наконец произнесла она.

*        *        *

Отец Серафим истово перекрестил склонившегося к его руке барина.

-Да благословит вас господь за щедрость вашу, Николай Петрович!

Пожертвование, как всегда, оказалось солидным, и батюшка не сразу решился высказать свою просьбу. Наконец, он собрался с духом.

-Николай Петрович, дело у меня к вам, уж не обессудьте. Сынок мой пятый Феофан согрешил тут с одной крестьянской девкой. Да вы ее знаете, Дунька это, ваша прислуга. Вот ведь шалопай! Напоил ее пьяную да и овладел, не девка теперь, а баба беременная. Родители ее меня стыдят, вот, мол, каков служитель божий! А на что мне сноха крепостная? Вы бы ей вольную справили, чтобы поприличнее как-то было. Может, и бездельника моего куда пристроите. Уж я его вожжами-то поучил малость, но делу этим особо не поможешь. Время-то нынче неспокойное, с народом помягче надо. То тут, то там жгут, убивают, газеты читать страшно. Да еще какие-то слухи про освобождение ходят. Поможете, Николай Петрович? А уж я за ваше здравие и за все семейство ваше помолюсь, лба не пожалею!

В глазах Николая забегали веселые искорки. Так вот какое дело было у Дуни! Что ж, ей не откажешь в изобретательности: придумала, как устроить судьбу, да еще ухитрилась за девушку себя выдать. И опять же губа не дура - попович, не черный мужик. Однако непонятно почему Николай почувствовал легкие уколы ревности. Дуня, такая свежая, ласковая и страстная достанется какому-то рыжему Феофану. Одна радость, что не мужлан. Но виду барин не показал.

-Хорошо, отец Серафим, - согласился он. - Но при условии: даю ей вольную, венчаете, и оба уезжают в город и будут заниматься моим фотоателье. Надеюсь, ваш Феофан не подведет, не пропьет имущество. Давайте поторопимся, а то бабки деревенские быстро подсчитают, через сколько месяцев после свадьбы ребенок родился.

И все-таки Дуня, конечно, родила Петра раньше срока. То, что после свадьбы прошло меньше семи месяцев, Феофана не смущало. Однако и после памятного свидания на берегу девяти месяцев тоже не было.

-И чему ты удивляешься? - спокойно отвечала мужу Дуня. - Роды бывают и преждевременные, а сколько я переживала из-за всего этого, боялась, что ты как все - соблазнишь и бросишь. Но ты молодец у меня, порядочный, - она нежно поцеловала его в губы. - Посмотри, Петька наш - вылитый ты.

Феофан пока толком не мог понять, на кого похоже это крохотное орущее существо с красным личиком. И все-таки сходства ни с собой, ни с Дуней он не находил, и неясные сомнения грызли его. Через день после рождения сына он решил подробно поговорить с бабкой-повитухой. Он вышел на городскую улицу и быстро зашагал по нужному адресу. В городе у него уже завелись друзья, и дойти в тот день до бабки было ему не суждено. С памятного 19 февраля, когда государь дал волю крестьянам, прошло больше месяца, но народ все еще продолжал гулять. Дружки подхватили Феофана под руки и повели в кабак.

-Свобода, да еще сын родился, а ты такой озабоченный идешь! Нехорошо!

Феофан согласился, и вернулся к Дуне только через три дня - раздетый до нижних портков и в стельку пьяный.

-Ну и сука же ты, Дунька! - злобно сказал он. - С бабкой повивальной я все-таки поговорил. У тебя нормальный доношенный ребенок, и не мог он родиться через восемь месяцев с хвостиком, тем более пацан. Как же ты, скотина, меня провела? Вижу же теперь - ни капли на меня не похож, зато с Николая Петровича будто списан. Барский вы****ок!

И он с остервенением ударил Дуню кулаком в лицо. Она упала на пол, и из ее носа алым потоком хлынула кровь. Но муж не останавливался и продолжал бить жену ногами по животу. Мрачное пророчество о своей будущей судьбе, высказанное Дуней барыне в бане, начало сбываться. Изо всех сил стискивая зубы, чтобы не разрыдаться, Дуня терпела дикую боль. Словно чувствуя неладное, ребенок в люльке залился горьким плачем. «Уж лучше бы барыня действительно убила меня тогда», - подумала Дуня, украдкой роняя слезы на грязный пол.

*        *        *

Николай сидел в кабинете, молча уставившись в одну точку. Лист бумаги перед ним был чист. Чернила на пере давно засохли, и Николай не сразу вспомнил, чего хотел написать. Наконец, он потихоньку пришел в себя и принялся набрасывать проект каменного дома, который должен прийти на смену деревянному. «Но для кого все это»? - с горечью подумал Николай. И все-таки он не мог все бросить. Несмотря на постигшее его несчастье, хозяйство не пострадало, и этой осенью после отличного урожая богатства его возросли.

В дверь осторожно постучала ключница.

-Барин, может, чего покушаете?

-Не хочу, Пелагея, - мрачно ответил Николай.

-Барин, все-таки откушайте, а то, не дай бог, захвораете. Дело ли - раз в два дня обедать, или чего всухомятку.

Николай строго посмотрел на ключницу, и та, оробев, замолчала и собралась уходить, но тут взгляд его смягчился.

- Ладно, Пелагея, пришли мне сюда в кабинет немножко водки, грибков солененьких и огурчик.

Через пять минут толстая рябая девка Агафья принесла поднос с заказом и молча расставила выпивку и закуски перед хозяином. Пелагея вошла с ней, затем отослала по делам, сама глянула на стоящий перед барином дагеротип, перевязанный черной лентой, с изображением молодой женщины и двух девочек. Пока барин пил водку и закусывал, ключница украдкой смахнула слезу и перекрестилась.

-Царствие им небесное, Наталье Павловне, Анне Николаевне и Татьяне Николаевне! Да ведь год уже прошел, барин! На все воля божья. Вы бы хоть немного повеселели, не век же вдовцом оставаться. Сколько черного люду язва скосила, а барыня-то покойная с барышнями такие нежные все были, худенькие, где ж им было перед заразой устоять! Отец Серафим и тот скончался, царство ему небесное, и детей его половина. А теперь Феофан его в городе и тот помер. Письмо на днях пришло попадье от Дуньки. В какую-то пьяную драку ввязался, дружки его в Волге утопили, теперь в Сибирь их пошлют. Только через неделю тело Феофана нашли, все рыбами обглоданное, сразу похоронили, матери и сообщить не могли, времени не было.

Вошла Агафья и что-то прошептала на ухо ключнице.

-Надо же, легка на помине! - встрепенулась та. - Барин, там Дунька из города приехала, видеть вас хочет. Впустить?

Николай кивнул головой. Через мгновение Дуня в черном вдовьем платке стояла перед ним.

-Здравствуйте, барин!

-Здравствуй. С чем пожаловала?

-Привезла деньги, доход с ателье, за вычетом обговоренной зарплаты мне и Феофану. Вы уж не обессудьте, на похороны еще немного удержала, я потом отработаю.

-Слышал уже про твое несчастье. Давай деньги и документы.

Он тщательно пересчитал выручку, сверил все по книгам и удовлетворенно хмыкнул.

-Молодец, хорошо поработала. Про похороны не беспокойся, возмещаю, - он сделал пометку в книге. - А вот здесь у тебя несколько грамматических ошибок. Найди и исправь, потом покажешь перед отъездом. Все, иди, свободна.

Но Дуня не шелохнулась.

-А я теперь вольная. Забыли? Что же вы так, барин, себя запускаете? Водка да грибки - нешто это еда? Так недолго и за семейством вслед отправиться. Жизнь-то не кончилась.

-Поговори у меня! Чего ты понимаешь!

-Все я понимаю. Велите нормальный стол накрыть, я вам прислужу, как бывало, за ягодицу меня щипнете - и веселее станет.

Неожиданно Николай расхохотался.

-Ай да Дунька! Ладно, иди скажи Пелагее. И впрямь следует поужинать.

За столом ключница и Агафья не показывались, и Дуня ловко и умело прислуживала барину, а он с удовольствием вспоминал, как она впервые появилась в качестве горничной и сразу же оплошала - забыла налить ему вторую стопку водки. С тех пор прошло всего три года, но как много всего изменилось!

-Сядь со мной за стол, - неожиданно предложил барин. - Что у тебя с лицом? Никак муж бил?

-Постоянно, - вздохнула Дуня. - Пил и бил. Скольких трудов мне стоило, чтобы он деньги ателье не трогал! Двух недель не прошло после его смерти, так что не все еще зажило.

-А говорили, он без ума от тебя, - задумчиво сказал Николай.

-Вы еще о нас справки наводили? - улыбнулась Дуня.

-Да бабы, прислуга судачили, слышал. Но мне интересно, как же ты его охомутала. Я же сразу все это понял, когда отец Серафим ко мне приходил.

-Может все, а может нет.

-Стоп! - Николая словно пронзило током от туманного намека. - Сколько твоему ребенку? Ровно полтора года? А свадьба, значит, была...

Он погрузился в мысленные вычисления и замолчал, пристально глядя на девушку.

-Так вот оно получается как! Почему ты мне сразу не сказала?

-С какой стати крепостная крестьянка будет барину о таких вещах говорить? Это ее собственное дело.

-Но ты имела возможность убедиться, что я не таков, как многие другие баре, я бы тебя понял. Так Феофан догадался, что это не его сын?

-Да.

Николай подошел к Дуне и обнял за плечи.

-Так, значит, наш род не прервался! Мой грех в итоге обернулся на благо. Дуня, ты не представляешь, какую мне радостную весть принесла!

И он впервые сам крепко и нежно поцеловал девушку в губы.

-Боже мой, Николай Петрович, как я счастлива! - Дуня заплакала и принялась неистово целовать бесконечно дорогое лицо.

Николай подхватил ее на руки и понес в спальню. За два с лишним года они соскучились друг по другу и теперь бешено наверстывали упущенное. Барин сам раздел девушку и принялся мять крепкое пышное тело. Дуня с блаженным стоном схватила в рот гигантский барский член. Николай, сидя над девушкой, склонился к ее лону и начал бережно поглаживать разбухший тайник. Не в силах больше терпеть, он лег на Дуню, и на несколько минут они слились в единое существо, катающееся и кувыркающееся по широкой кровати. Дуня стонала, кричала и плакала счастливыми слезами. Николай рычал, словно лев, раз за разом изливаясь внутрь женщины.

До самого утра они не давали сомкнуть друг другу глаз, но и потом не могли заснуть, ударившись в воспоминания и не заметив, как перешли на «ты».

-А помнишь, как тогда в бане? А помнишь, как тогда на лугу? А помнишь?..

-Уже год прошел со дня смерти Натальи, - грустно сказал Николай, когда воспоминания были исчерпаны.. - Конечно, я буду всю жизнь ее любить, но теперь и мы с тобой сможем обвенчаться. На твой траур святая церковь посмотрит сквозь пальцы. Будь готова, что тебя как барыню соседи долго не будут воспринимать, возможно, так навсегда и останешься ты для них черной крестьянкой. Но я не склонен идти на поводу мнения света и слепо держаться за сословные предрассудки, если бог посылает мне новую любовь. Сына нашего Петьку сегодня же сюда, в родительский дом. А теперь спи спокойно, любовь моя!

В полдень, едва открыв глаза, Дуня позвонила в колокольчик. В дверях появилась Пелагея, ошеломленно глядя на зевающего барина и Дуню рядом с ним. Ее глаза весело блестели, но теперь в их выражении появилось нечто совершенно новое: спокойствие и уверенность.

-Пелагея! - строго распорядилась Дуня. - Завтрак немедленно нам в постель и сейчас же послать к моей матери за Петькой!

Ключница растерянно глянула на барина, но тот только махнул рукой.

-Ты что, баба, оглохла? - строго сказал он. - Слушай хозяйку!

Пелагея все поняла и низко поклонилась.

-Сию минуту, Евдокия Михайловна!

г. Новочебоксарск, август 2001 г.