Я дрянь

Ты - дрянь!

Лишь это слово способно обидеть.

Ты - дрянь!

Я не хочу тебя любить, но не могу ненавидеть -

Ты не тот человек, с которым я способен жить.

(М. Науменко)

Я знаю, что они меня ненавидят. Люто. До дрожи в коленках. До пены на губах. Мужчины и женщины. Все. Ну так я и не стремлюсь к большой и чистой, как ее там… Любви? Да, конечно же – любви. Того самого чувства, которого хватает ровно от момента «Девушка, какая вы красивая, я такую искал всю жизнь» и до постели. Дальше любовь заканчивается.

Нет, любовь есть, я ей даже занимаюсь. Часто. Просто не стремлюсь к тому, чтобы меня любили. Мне это не нужно. Слышите: не-нуж-но! По слогам для тех, кто особенно глух или глуп.

«Дорогая, можно я буду называть тебя Евой? Ты у меня первая». - «Хорошо, дорогой, а я тебя «Боингом». Ты у меня семьсот сорок седьмой». Дебютанты и опытные кобели – вы думаете, они сильно отличаются друг от друга? Ерунда. Особо опытные, понимающие и  ласковые уже хорошо приструнены и прибраны к рукам. Таким достаются бабы с яйцами. Умеющие в случае чего и на место поставить, и по постороннему запаху определить, где шлялся ее благоверный. («Ах, вы у Витька сидели, пиво пили? А ну-ка, я сейчас к нему пройдусь и выясню, был ты у него или нет. А ты посиди, посиди. Картошку почисть, заодно можешь вешалку обратно прибить, а то дома мужских рук нет. Давай-давай. А я пошла. Проверю»).

Витек, конечно, откроет спросонья дверь  и будет долго таращиться. «Ты что, Дашка? Твой – у меня? Нет его здесь. С чего ты решила? Можешь зайти проверить. Вот ты ревнивая баба! Да нету его, нету! И не было! ».

Дурачок. Тебе ради последней фразы весь концерт закатывали. Заложил ты своего дружбана, как Мальчиш-Плохиш коммунистическое движение. Сейчас Дашка устроит своему благоверному кровавую баню.

Дура ты, Дарья, дура. Он же под пыткой тебе не выдаст, где был. Даже если ты его голым задом на горелку посадишь. Молчать будет. Потому что он у меня был. Слышишь, толстеющая тетка? У меня! Это я сама встретила его на автобусной остановке, это я сделала так, будто он – слышишь, он! – уверен на все сто, будто повелась я на его обаяние. Какое там обаяние! Один гонор.

«Девушка, да что ж вы так торопитесь? » - «Ах, простите, споткнулась, вот видите: чуть каблук не сломала. Такая погода – ужас просто, скользотища! » - «Ну так как же вы через лужу прыгать будете? Давайте перенесу вас».

И все. Пропал ты, мужичок, совсем пропал. Я ж не безвольной куклой у тебя на руках полулежу, я руками обвила. Волосы длинные шею тебе щекочут, дыхание горячее – на щеки тебе, это коварнее поцелуя. И запах мой, женский – его не ты чувствуешь, его твой инстинкт нашептывает. Мол, смотри, баба как льнет, может,   неспроста, что ты теряешься, как школьник?

И поехало-понеслось… И потом, лежа на узеньком диванчике и глядя в потолок, я буду тихо ухмыляться. По движениям, по взгляду, по торопливости твоей зная, какую роль сыграть для тебя – покоренной грешницы или развратной твари.

Примитивные вы, мальчики, ох, какие примитивные бываете. Помните, как в том анекдоте про совещание органов тела, где мозг говорит члену: «Сядь на место! Ты когда встаешь, я соображать перестаю! ». Инстинкт. Вот кто у вас главный источник морали. Не семьянины вы, не спартанцы. Самцы вы. И только.

Это вам кажется, что вы покоряете. Нет, милые наши. Не вы.   Без нас что бы вы сделали, адамово племя? Это мы вас ведем по тоненькому мостику из Эдема в пламя. И, опаляясь, мы остаемся безгрешными. Потому что желание женщины – закон, а желание мужчины – статья.

Это еще очень большой вопрос – кто кого трахает…

«Девушка, поедемте с нами! Шашлычок, вино, горячие парни…»

Кто – вы горячие? Не смешите меня, ради Бога! Глупо хихикнуть и показать такому ниже пояса, когда он, пыхтя, трусы с себя стаскивает: «Ой, а что это такое маленькое? » И все. Был самец – и нет самца. Весь гонор выпустили из него, так он и сдулся, как шарик. Вместе со своим хваленым темпераментом.

Кто сказал «вам легче»? Кто это вякнул? Какой не обломанный жизнью и женщинами юнец брякнул эту фразу? Лечь и раздвинуть ноги? О да. Конечно. Простите, светочи разума и двигатели прогресса, как я могла забыть про то, что мы, женщины – это так, осколок вашего ребра?!

«Адам, - сказал Господь. – Я создам для тебя удивительное создание. Само совершенство. Оно будет во всем послушно тебе, развлекать тебя, утешать тебя, никогда не перечить и выполнять любую твою прихоть. Но за это я возьму у тебя один глаз, одну руку и одну ногу». – «Да? – Спросил Адам. – А что мне будет за одно ребро? ».

Нет, напрячь фантазию можно. Лечь, глаза закрыть и только громко стонать. Чтобы свои мысли заглушать. И представлять – другого. Того, которым ты, сопящий на мне, никогда не будешь. Не сумеешь. Потому что такого – нет. Умного, нежного, заботливого, сладкого и безумного. Не существует. Это так, бабская народная сказка. Даже принцы на белых лошадях еще встречаются в редких заповедниках. А вот такого – другого – уже нет. И не было. И не будет.

И вот за то, что его нет, я мщу вам всем. И знаю, как свести с ума меньше чем за минуту. Чтобы вон тот, который благоухает «Кензо», как бы ненавязчиво поигрывает «Монбланом» и поправляет очки «Картье», из вальяжного циника превратился в просящего щенка. Чтобы полз следом, целуя мои босые ноги, пока я не скину платье на пороге ванной комнаты: «Жди! ».

И он будет ждать. И истекать слюной. Полчаса. Час. Полтора. Я знаю, как довести его до точки кипения, но не перегнуть палку.

Потому что мне только двадцать. Потому что мой опыт опирается только на чувственность. Потому что сейчас, пока молодость бьет через край, я жадна и властолюбива. Потому что мне нравится, когда, раздав щедрой горстью обещания, я растворяюсь в вечерней мгле, оставляя вас беспомощно цедить сквозь зубы «С-сучка! ».

Я дрянь. Отвратительное и мерзкое создание. Ненавидьте меня. И если можете – попытайтесь сделать больно. Не действием, а словом.

Не сумеете. Это дано только тому, которого не было и нет. А даже если появится, то мне придется топтать свою мечту, обламывая, заманивая, совращая и оставляя наедине с безысходной тоской. Даже того – единственного.  

Даже если ты придешь – прости. Я не смогу иначе.

февраль 2004