В круге первом. Глава Девушки о первом сексе

Не люблю я будущее время. Больше, чем на день вперед не загадываю и обещаний стараюсь не раздавать.

Да и время прошедшее недолюбливаю. Прошлое — жалкая тень настоящего. Жить для того, чтобы было, о чем вспомнить — такая же химера, как жертвовать всем сейчас ради светлого будущего. Этим долбанным "футуристам", если дотянут они до заветного своего будущего рая, уготована там страшная кара — лелеять полустертые воспоминания. Нет уж, только настоящее время — настоящее. И потому — Long live a Present!

Конечно, если бы наши воспоминания сохранялись подольше... Классно было бы, скажем, придумай ученые приборчик для записи чувств на какой-нибудь компакт диск, чтобы потом, проигрывая, вновь переживать... Уж я бы тогда развернулась! Такое бы чувствохранилище себе собрала! И другим бы давала посмотреть. Пусть наслаждаются, мне не жалко.

Вот какие дурные мысли приходят в голову женщине, идущей на тайное свидание. Впрочем, уже пришедшей. Я быстро оглядываюсь, нет ли на тихой улочке знакомых, и проскальзываю в дверь, рядом с которой — неприметная вывеска "Отель Парадиз".

Не знаю, как отыскал Ромочка эту маленькую гостиницу рядом с шумным центральным нашим проспектом. И сколько он платит за нее, я тоже не интересовалась. Наверное, недорого стоят два-три часа в этом раю со скрипучими кроватями, где главные аттракции — телевизор да кофейный автомат в коридоре. После того, как возвращались мы с небес на землю, Ромочка, едва стыд прикрывши, выскакивал за дверь и возвращался с двумя стаканчиками "Эспрессо"...

Но не меньшее удовольствие, чем крепчайший душистый кофе после, доставляет мне яростный горячий душ до. Едва войдя в номер, я раздеваюсь и вхожу под упругие струи, смываю с тела все дневные усталости и заморочки. Хочу встретить Ромочку чистой и свежей. Хочу встретить Ромочку! Хочу Ромочку! Хочу!

А он уже поворачивает ключ в замке...

Господи, да сколько же это мы с Ромочкой вместе? Когда все начиналось, я, по своей нелюбви к будущему времени, ничего наперед не загадывала. Хотя дикий напор и сладкая нежность любовника были так ошеломительны, что мне ужасно захотелось продолжения. Потому-то самое приятное воспоминание для меня из давних тех времен — Ромочкин звонок на следующий день и его сладкие, глупые слова, от которых я тут же растаяла. Не зря говорят — женщина любит ушами.

Ушами, точно! Так славно, когда в самом начале ласки — он уже закипает, а я, гибкая, нежная кошка, только приоткрыла свой жадный, сверкающий желтый глаз — так славно, когда шершавым своим язычком покружит Ромочка по ушной раковине. С ума схожу!

И исчезает для меня будущее, и отключаюсь я от прошлого. И несколько часов абсолютно счастлива я своим настоящим. Long live a Present!

Он, соскучившийся, весь — как острый нож. Вонзится, распорет нежные ткани, рассечет от ног до горла!

Но я не боюсь. Что может сделать нож воде? Переливающейся, звонкой, всегда ускользающей?

В начале я — словно вода мягкая, почти бесчувственная в его руках. Ну, Ромочка, гладь мое тело! Ты же знаешь, как чувствительна эта кожа. Ведь это ты, любимый, открыл и себе, и мне, что мое тело — сплошная эрогенная зона.

Его губы сосут мочку моего уха, и эта легкая, нежнейшая, щекотка отдается у меня в груди и в низу живота. Я закрываю глаза, полностью отдаюсь Ромочкиным ласкам. Потом, потом станет вода камнем, вновь затачивающим нож. Потом, Ромочка, потом, дорогой, единственным моим желанием будет угодить тебе. А сейчас я — эгоистка. Даже садистка. Я чувствую, знаю, как тяжко тебе идти по краешку пропасти. Знала... чувствовала... И потом буду знать... почувствую... Но сейчас... нет, прости, дорогой, сейчас я уплываю далеко, в вечно синие небеса. И в глазах моих зажмуренных темнеет от ярких звезд.

Умерев на секунду, я возвращаюсь к нему и вижу его улыбку. Улыбку? Как бы не так! Оскал с трудом сдерживаемого желания. Нет, дорогой, ты у меня еще немного поболтаешься на длином и тонком канате, уходящем куда-то ввысь.

Ох, как жестокая эта струна выдергивает из тебя всю твою сущность! И я, подергивая за другой конец веревочки, любуюсь судорогами мощного твоего, Ромочка, тела.

Сейчас мы так близки — ближе некуда. И я просто физически чувствую, как хочется тебе быть у меня в плену. Ты, конечно, легко мог бы разорвать стальную нить. Но оттягиваешь момент освобождения, и рабом ложишься к моим ногам. Твои поцелуи — реактивный двигатель, снова толкающий меня в бездну. Ракета медленно отрывается от земли, и подгоняемая ритмичными ударами языка пламени — Ах, Ромочка, как он обжигает, этот твой огонь! — разгоняется до сверхсветовой скорости. А там, за порогом реальности, все перепутано, ни будущего нет, ни прошлого. Только настоящее сверкающей иглой пронзает мозг. Long live a Present!

Сейчас мы так близки — ближе некуда. Мы ни слова не сказали еще друг другу, но я без всяких слов чувствую, как просыпается в тебе жестокий повелитель. И я послушно готова понести наказание. Стальная струна простой грубой веревкой обернулась вокруг моей шеи. Я на четвереньках, собакой склоняюсь пред тобой, властитель!

Ты жесток, и по праву. Если бы не тонкие стены нашей комнаты, я бы взвыла от радостного твоего насилия, драной сукой бы заскулила, прося прощения, сама не зная за что. Может, за то, что нежным твоим рукам не сразу удается поймать трясущиеся мои груди. А может, за то, что голову мне снова кружит в предверии прекрасного момента мгновенной смерти, полного отключения и от прошлого, и от настоящего, и от будущего. Прощай, Ромочка, и прости за то, что я на целых несколько секунд покидаю тебя!

А на Земле прошло всего-то полчаса. Я вернулась сюда раньше Ромочки и благодарно уткнулась в его раскинутую руку. Был мой любимый похож сейчас на сраженного, изрубленного, богатыря. Впору хоть верного ворона посылать за мертвой водой. А за водой живою слать гонца было ни к чему. Живая вода из меня сейчас тонкой струйкой сочилась. И хоть было ее много, я знала, что источник не иссяк. Еще воспрянет мой богатырь. И снова начнется прелестная игра воды и стали, только теперь мы с моим возлюбленным на время поменяемся ролями. Придет черед моей жестокости и настойчивости. Придет моя пора закалять мягкое железо до твердости булата. Придется мне толкнуть колесо на второй круг. И круг второй окажется куда как круче u дОльше круга первого, от которого все еще в тумане моя голова, во всем теле — райская истома, а глазам ну никак не хочется открываться.

И не надо. У нас ведь еще много времени.