Энрикет

ЭНРИКЕТ

эротическая сказка

Медленно густела небесная синева. Вечерняя заря рдела долиной пурпурных роз. Благоухая, она незаметно спускалась к горизонту.

Палево-золотистые полосы небрежными отсветами дрожали меж малиновых и бордовых волн.

Проплывающие мимо облака наливались подобно гроздям винограда.

Янтарными горстями все еще падали блики солнца, уже успевшего скрыться за горной грядой.

Подобно тонкому слою зеркального стекла в негасимом огне мир реальный и ирреальный меняли форму, краски, отражения…

Ветер дразнил изумрудное пламя листвы, тревожа влюбленных эльфов.

Запал соловей, сначала трогательно-нежно, чередуя цокот и придыхание, а потом его свист и щелканье переросли в неистовый поток любовного гимна.

Горная гряда, затуманившись, оделась в шафрановую дымку…

Проступили звезды…

Ветер донес из ущелья гортанное бормотание ручья.

Диана переступила невидимый порог, протянула руки навстречу лунному свету и улыбнулась.

…………………………………………………………

Энрикет сидел неподвижно. Он смотрел на лунную дорогу, рядом с которой бежал ручей.

Он думал о том, что где-то там, в укромном месте среди скал выбивается из-под земли крохотный родничок. Холодный, прозрачный… Он бьется словно пульс родной земли. И с каждым новым толчком выбивается новая капля серебряной крови планеты…

О, если бы он был каплей этого родника, он стекал бы по горному склону вдоль лунной дороги вместе с другими каплями такими же прозрачными и звонкими - кап-кап, цок-цок… Капля за каплей, капля с каплей пока все вместе они не выльются в широкий свободный поток, который никому не остановить, не замедлить. По пути к ним присоединятся другие ручьи с соседних склонов и все вместе они превратятся в реку и спустятся в длину. Оденут зыбким серебром песок и камни, раздвинут скалы. И поселятся в глубине потока растения, рыбы, моллюски… Закачаются на волнах лодки и корабли. И помчится река, сливаясь с другими реками, в океан…

И там хрустальная частичка горного родника растворится в этой безмерности соленой воды…

Волна за волной вздымается, набегает на берег и застыв на мгновение, отступает прочь по шуршащим ворсинкам серого песчаника или шелковой глади золотого песка.

В бездонной темной чаше океана серебряный зрачок горного родника…

Капля на гребне волны, высоко-высоко над волною небо! И вдруг ветер, падающий с высоты сцеловывает с уст океана одну единственную каплю… ту самую …

И капля становится вздохом тумана… одним единственным вздохом… но рядом другие капли полнят дыхание…

Оставив позади океан, облако плывет все дальше и дальше над лесами, над полями, над горными вершинами и вот, оно то самое ущелье! И падает капля легкой слезой, летит, покинув облако, на родную землю, в объятия гордого эдельвейса. И обведя с благоговением каждый лепесток прекрасного цветка, опускается вниз в почву, в сердце гор, чтобы снова стать биением родника и снова мчаться по склону гор вдоль лунной дороги с гортанной речью хорошо знакомой разве, что горным орлам…

Энрикет вздрогнул и сжал пальцами виски, - О, небо! Как он устал! Безумно устал! Единственное, чего ему сейчас хотелось, так это стать каплей горного родника – биться, скользить, бежать, течь, мчаться, сливаться, растворяться в океане, быть похищенным губами ветра, превратиться в слезы тумана и упасть с высоты на родную землю! Потому, что силы его душевные были на исходе! Он потерял счет времени. Было ли то, что он помнил с ним или с кем-то другим, а если с ним, то в этой ли жизни?!.

Он молодой и сильный воин привыкший сражаться и побеждать, стал изгнанником… бродягой…

Разве не был он наследником рода равного царям?!.

После смерти отца Энрикет предпочел дворцовым интригам военную службу.

Импульсивность и страстность его благородного сердца удачно сочеталась с хладнокровием и взвешенностью незаурядного таланта стратега.

Он умел брать штурмом города, терпеливо осаждать крепости, экономя  жизни и силы солдат.

Он оставлял после себя не руины, засыпанные пеплом, а нетронутые оазисы, цветущие сады, возделываемые поля, сохраненные города и храмы.

Народы признавали его право победителя, не озлобленные, но принявшие его покровительство. И не ропща, платили необременительную дань.

Энрикет устанавливал справедливые порядки, усмирял распри, и не задумался, как шаток его триумф.

Золотые реки текли в его родную страну. Он гордился своими завоеваниями, своей армией и собой.

Когда военные походы утомили Энрикета, он решил вернуться на родину.

Он был уверен, что благодаря ему, народ его страны купается в роскоши и слагает гимны своему герою.

… Встретили Энрикета, действительно, как героя. Великий царь – старый друг отца Энрикета обнял и расцеловал полководца на глазах у ликующего народа.

Целый месяц длился пир, устроенный в честь его возвращения. Казалось бы, чего еще желать?..

Но, вот, однажды, Энрикет, уставший от хмельного застолья во много раз больше, чем от долгих лет странствий и сражений, покинул царский дворец.

Он вознамерился навестить поместье, доставшееся ему по наследству, но он не доехал до него.

То, что увидел Энрикет, едва покинув гранитные стены дворца, было для него шоком.

Покосившиеся дома ремесленников с протекающими крышами, разбитые дороги, грязные улицы, нищих сидящих на тротуаре,   детей в лохмотьях просящих подаяние, калек, ползающих по помойкам в компании облезлых котов и бродячих собак.

А за городом давно непаханые поля, заброшенные села. И только ветер, разносящий солому и смеющийся в лицо честолюбивому победителю.

Покоренные им страны процветали, в то время, как народ победителя вымирал от нищеты и безнадежности.

На постоялых дворах и в харчевнях великий стратег Энрикет узнал о том, чему не учат в высших школах, о чем не пишут в мудрых книгах, о чем не говорят на царских приемах и пирах.

Ни одной крупицы из того золотого потока, который годами направлял в родную страну Энрикет не дошло ни до крестьянина, ни до рабочего, ни до сиротского приюта…

И так уж получилось, что стратег Энрикет отдал свой талант, свою кровь и жизнь своих солдат для того, чтобы оплывали жиром зады и щеки царских прислужников, чтобы хоромы их росли и множились, чтобы купались в золоте и пурпурном вине их жены и любовницы, чтоб в парче и мехах красовались их дочери, и сыновья их, чтоб наравне с золотом проигрывали насмехающимся чужеземцам жизни несчастных рабов своих

- Да пропади все пропадом! – воскликнул Энрикет.

Когда взбешенный он примчался во дворец на взмыленном скакуне, царь встретил его с улыбкой и с распростертыми объятиями.

Но, выслушав сбивчатую речь разъяренного Энрикета, нахмурился и предложил ему…  а жены свою дочь и удесятеренное состояние…

На что Энрикет осмелился ответить, - нет!

И добавил, что отдаст свое сердце только той, которую полюбит.

Ко всему прочему стратег потребовал публичного рассмотрения дел казначеев и министров.

На следующее утро Энрикета обвинили в государственной измене и приговорили к вечному изгнанию.

Его имущество отдавалось в пользу безвинно им оскорбленных…

В первые дни в горячке, он уходил, не оглядываясь, все дальше и дальше.

А потом шел просто так, не разбирая пути, лишь бы рану в душе не бередить.

Но рана не заживала, точно в ней поселилось разъедающее пламя.

Из всех наук, которым он был обучен за всю свою жизнь одна теперь годилась Энрикету – наука выживания в невыживаемых условиях…

-О, Небо! – Энрикет покачнулся всем телом навстречу лунному свету, отраженному в ручье.

Потом он лег на землю вниз лицом и опустил в холодную воду кисти рук.

Ему хотелось, чтоб вся кровь его сквозь кончики пальцев перетекла в этот горный ручей. И в то же время он знал, что не имеет права умереть теперь. Он должен идти навстречу своей судьбе. Он должен!

Энрикет знал, что сейчас он стряхнет со своих ресниц усталость, расправит плечи, заставит себя встать и продолжит свой путь, продолжит, несмотря ни на что, продолжит, каким бы он не был. Сейчас… Сейчас. Сейчас!

… Травинки коснулись его плеча, погладили так осторожно, так удивительно нежно…

О, Небо! Травинки не имели пальцев! Энрикет резко оглянулся. Рядом с ним на траве сидела незнакомка. Как она хороша! Он не слышал, как она подошла, как опустилась рядом. И это при его чутком слухе. Неправдоподобно!

Она улыбалась и не сводила с него глаз.   И улыбалась, улыбалась.

Зрачки ее зеленых глаз излучали магическую силу лунных лучей. Возле ее фигуры струилась радужная игра света – жемчужно-розовые, голубые, зеленые, бирюзовые отблески сливались с бледно-сиреневыми, лимонно-желтыми, оливково-зелеными…

- Кто вы? – спросил он тихо, - мираж? Колдунья?

Она рассмеялась легко и весело, - нет, конечно, нет. Ни то, ни другое. Я чужда обмана и не люблю делать зло.

-Но бывают же добрые колдуньи, - почему-то сказал он растерянно.

-Ты имеешь в виду фей? Духов растений и вод? Но для них добро и зло вещественны – две грани одного предмета. Беря из их рук одну и ту же вещь, добрый получает добро, злой зло. И то и другое просто извлекается из них самих и воплощается в реальность.

Энрикет не сводил с нее изумленных глаз.

-Может быть, я болен и вы моя греза?

Она покачала головой, - зови меня Дианой. Если хочешь узнать, кто я, то сам догадаешься… без труда… Идем! – она взяла его за руку и приподнялась.

- Куда? – спросил он, подняв глаза.

- Идем. Не бойся, я не причиню тебе зла.

Энрикет улыбнулся. Ему было забавно слышать, что эта легкая, как мираж женщина обещает не обижать его. Он хотел ответить ей шуткой, но тут она сжала его руку сильней и буквально подняла его с земли.

Бархатно-серые глаза Энрикета застыли, став стальными.

-Что вы хотите от меня? – спросил он, облизав пересохшие губы.

-Хочу предложить тебе теплую купальню, свежую одежду. И… возможно, ты согласишься разделить со мной скромный ужин?..

-И это все?

Ее улыбка была ему ответом.

Энрикет молча кивнул, выражая свою готовность следовать за ней.

Они шли, несворачивая, все время по горной тропе, по той самой, которую Энрикет принимал за лунную дорогу.

Гортанное приветствие ручья время от времени повторяло эхо.

Они дошли до ущелья, и Энрикет остановился, удивленно глядя на Диану.

Едва заметно улыбнувшись, она сжала покрепче его локоть и потянула к пропасти…

- У меня нет желания кончать жизнь самоубийством, даже вместе с вами, - мрачно заявил Энрикет и сделал попытку остановиться.

Далеко внизу, шипя и разбрызгивая пену, клубился ледяной поток.

-Доверься мне, - сказала она мягко. – Закрой глаза, если хочешь.

- Нет!

- Тебе придется уступить, - под мягкой лаской ее голоса скрывалась всемогущая власть, точно так, как под лебяжьей воздушностью водной пены скрыты убийственные пороги.

Энрикет посмотрел в ее переменчивые глаза, то изумрудно-зеленые, то серебристо-серые, ему вдруг расхотелось перечить ей в чем бы то ни было.

Он бросил ей, как вызов свою дерзкую ослепительную улыбку и шагнул к краю пропасти.

Конечно, он и не думал закрывать глаза. Его нога, ступив в пустоту, неожиданно ощутила что-то надежное.

Энрикет перевел дыханье и сделал шаг. Потом еще один, другой, третий. Он явно ступал по упругой невесомой плоскости.

На дне ущелья в яростном бессилии прыгал разъяренный поток.

Энрикет больше не сомневался в своей безопасности и двигался легко и свободно.

Она шла рядом, едва касаясь его руки своей рукой. - Я не сомневалась в твоем бесстрашии, - услышал он ее голос, в котором не было и намека на насмешку.

На противоположной стороне ущелья их встретили скалы, которые тотчас расступились, давая им дорогу.

Снопы искр, высекаемые лунным светом из гранитной гряды, взвивались ввысь подобно фейерверку, и оседая долго тянулись во след мерцающим шлейфом.

Дорога привела их к белым стенам фосфорицирующим в глубокой синеве ночи.

Кто-то невидимый отворил ворота. Серебряные просветы узорных решеток зеркально отражали внешний мир.

Войдя, Энрикет услышал цоканье соловья, плавный шум листвы, мелодичные вздохи фонтанов.

Три водные аллеи ответвлялись от центрального водоема, имеющего форму раскрывшегося лотоса. Одна из аллей добегала до ворот и исчезала в подземном туннеле. Две другие ускользали и, скрывались в глубине тенистого сада.

За мраморными колоннами виднелся дом из белого и розового камня. Его балконы были похожи на висячие беседки, оплетенные розами и виноградом.

Сверкающие острия башен, казалось, касались полночных звезд.

Диана коснулась плеча зачарованного стратега. И когда он обернулся, протянула руку в сторону двух водных аллей, несущих воды в сторону сада.

_ я думаю, тебе не повредит теплая вода и чистая одежда.

И только тут он заметил возле одной из водных аллей изящное здание. Оно было сотворено из зеленоватого мрамора, чудно сочетаясь и с серебряным блеском воды, и с зеленым трепетом сада, и со смутным присутствием лунной ночи.

Мягкий переливающийся свет обрисовывал свод и стены купальни, делал их невесомыми. Нереальными.

-Все, что тебе нужно, окажется в твоем распоряжении, - услышал он ее голос.

Энрикет кивнул и охотно направился в сторону купальни.

… Прямо с порога его окутал лавандовый аромат… Голова приятно закружилась. Он сбросил одежду, которая из богатого когда-то одеяния давно превратилась в лохмотья.

Из ближней комнаты струился ароматный пар. Как давно он не купался в горячей воде.

Энрикет медленно погрузился в ароматную пену и закрыл глаза. Теплая вода расслабила все его члены. Дремотное блаженство коснулось ресниц.

Неизвестно сколько времени он пробыл в этом состоянии покоя и отдыха. Легкий ветерок всколыхнул пар. Вода остывала…

Стряхивая мыльную пену, Энрикет погладил обеими руками свое мускулистое тело и нырнул в бассейн с прозрачной освежающей водой.

Когда он вышел на мраморное полукружье, то ощутил  в себе прежнюю силу и неисчерпаемую энергию.

Энрикет расправил плечи, глубоко вздохнул всей грудью и сладко потянулся.

Одежда, предназначенная ему, оказалась похожа на ту, что он привык носить.

Она подчеркивала достоинства его фигуры и не стесняла свободы движений.

Закрыв дверь купальни, Энрикет вспомнил, что уже несколько дней практически ничего не ел. Его желудок мучительно ныл. Он проглотил слюну и вспомнил о том, что Диана предложила ему разделить с ней ужин.

Она ждала его там в своем необычном доме.

При одной только мысли о ней отступил даже голод, и сладко заныло сердце.

Лавандовый ковер под ногами Энрикета привел его к мраморной лестнице.

А когда он ступил на последнюю ступень, перед ним распахнулась дверь.

Ноги сами понесли его по лабиринту комнат. Сбегались и разбегались его двойники в пересекающихся зеркалах. Сводчатые залы, как волны, плавно перетекали одно в другое. Мерцали свисающие светильники, облитые бронзой лиственного узора и были они подобны огромным гроздям спелого винограда. Свет, исходивший от них, был матовым и нежным, как восковой налет.

Ворсистые ковры жадно впитывали звучание его шагов. То там, то здесь горячее пламя свечей соседствовало с холодным пламенем фонтанов

Каждая комната имела свой собственный облик, звук, аромат.

Наконец, один из коридоров привел Энрикета к винтовой лестнице.

Поднявшись по ней, он оказался перед дверью, которая тотчас раскрылась. Он увидел большую комнату, задрапированную вишневыми гобеленами.

Она освещалась розовыми канделябрами и изогнутыми в виде рогов оленей, бра. В глубине, почти полностью увитые розами, серебрились зеркала. В белом камине за черной решеткой языки лунного огня танцевали умопомрачительное танго. Диана сидела в глубоком кресле. Обивка вишневого бархата, казалось, дышала каждой ворсинкой в наплывах неровного света.

Перед ней стоял столик из вишневого дерева. На нем в фарфоровых чашках дымился черный кофе, креветки источали запах океана, лавандовый мед медленно вытекал из разрезанных сот. Рядом стояли три одинаковых хрустальных сосуда. В одном прозрачном звонко билась родниковая вода, в другом драгоценным рубином сверкало вино. А в третьем упоительно-лиловым, как предвкушение тайны, глубоко дышал неведомый нектар.

Ломтики хлеба были тонки и прозрачны, как персты пробуждающегося рассвета.

И лишь обилие плодов и фруктов придавало столу тяжелую роскошь пиршества.

Энрикет по знаку Дианы, сел во второе кресло.

Улыбка тронула его полные губы – это был первый в жизни Энрикета ужин вдвоем.

Ранее он предпочитал шумное общество своих воинов. Но, что было, то было…

Энрикет осторожно взял креветку и пригубил бокал с вином.

…Конечно, она знала, что он голоден, но он не станет торопиться. Подсушенный хлеб аппетитно захрустел на зубах.

Мед был изумительным, никогда раньше Энрикет не пробовал ничего подобного.

Когда очередной персик растаял у него во рту, он подумал, что неплохо было бы прервать затянувшееся молчание.

Не зная, что сказать, Энрикет поднял глаза на Диану.

Она сидела слегка склонив голову и любовалась кистью винограда лежавшей на ее ладони. Тяжелая налитая кисть не умещалась всей своей упругой плотью на ее руке и свешиваясь с пальцев, тихо подрагивала.

Энрикет внезапно покраснел и чертыхнулся про себя.

- Прости, я смутила тебя, - проговорила она, улыбнувшись.

- Да, нет, с чего бы?! -  и стратег вонзил зубы в сочное яблоко.

Она перехватила его руку и откусила яблоко там, где только, что касались его губы.

- Еще вина? – спросила она, как ни в чем не бывало.

- Да, пожалуй…

- За то, чтобы исполнилось твое предназначение!

- И ваше, - добавил он и тут же прильнул к бокалу с вином так жадно, словно там было и не вино вовсе…

Она весело расхохоталась. Ее глаза засверкали селенитами, высекая искры из лунных лучей.

-Отчего вы смеетесь? Я сделал что-то не так?

- Твой тост, стратег, он так забавен.

-Но я всего лишь повторил ваш…

-Да, конечно, но повторение, как и эхо, порой искажает истину. Впрочем, ты всего лишь один из смертных. Откуда тебе знать…

На какое-то мгновение она оставалась неподвижной. Лунный свет омывал всю ее фигуру, дрожал на лице, превращая прекрасную женщину в мраморное изваяние.

Сердце Энрикета екнуло и остановилось на миг. Он узнал ее! Кем он позволил увлечься своему сердцу?! Его возлюбленной была сама Великая Богиня.

О, Небо! Энрикет рухнул на колени и прижался лицом к ее ногам.

- Ну, будет, - сказала она, - я заполучила тебя на эту ночь вовсе не для молитв и благоговейных вздыханий. Ты утолил свой голод?

Он едва кивнул, и переведя дыханье, облизал пересохшие губы.

-Надеюсь, ты не откажешься после разделенного со мной ужина, разделить со мной и ложе? - она приподняла пальцем его подбородок и заглянула в чистые серые глаза, проникая взглядом, как светом, до самого дна его души.

Он снова едва заметно кивнул, не произнеся ни слова.

-Пойдем, - она помогла ему подняться с колен, и взяв за руку, подвела к зеркалу, отвела в сторону гирлянды колючих роз, нажала на зеркальную гладь, и они оказались в спальне.

Упали тугими складками тяжелые портьеры. От колебания воздуха зазвенели серебряные цепи люстр. Замерцали россыпи легких огней.   В их неровном  свете все вокруг казалось мягким, невесомым… Пока он пытался оглядеться вокруг, Диана подошла к кровати из темного дерева с упоительной инкрустацией из жемчуга и окликнула его по имени.

- Энрикет, пришла пора утолить мой голод.

Он обернулся.

-Энрикет, Энрикет!..

Стратегу показалось, что так произносить его имя могут только звезды, или ветер, или еще, может быть, горный родник…

- Энрикет…

Он сделал несколько шагов и оказался в ее объятиях.

Диана положила его на край постели, - позволь, я помогу тебе раздеться. Это будет приятно нам обоим.

У Энрикета не было ни сил, ни желания противиться ей в чем бы то ни было. Ему хотелось одного – поскорее войти в ее объятия и утонуть в них…

Она склонилась над ним, освобождая его от одежды, и он увидел, что в ее изумрудных глазах уже бушует пламя страсти.

Он тихо вздохнул, когда губы Дианы коснулись его ресниц. И губы его раскрылись навстречу ее губам, моля о поцелуе.

Пока ее язык ласкал розовую раковину его алчущего рта, руки Дианы, поглаживая бедра стратега, осторожно прошлись между его ног.

Энрикет затаил дыхание, когда чуткие пальцы ее коснулись его сокровенных мест. Мужская плоть затрепетала от желания.

Кончик ее языка тронул его сомкнувшиеся было губы, раздвинул их и стал ласкать бархатный язык, то замедляя, то убыстряя прикосновения, а пальцы ее тем временем окольцовывали его пульсирующий фаллос.

Энрикет задыхался от невыносимой сладости этой пытки. Перламутровые капли одна за другой стекали с головки и скользили по вытянувшейся плоти, как медленно стекает утренняя роса по стеблю садовой лилии.

Энрикет сжал зубы и застонал.

Молниеносным движением Диана сжала его бедра и, оседлав стратега, вобрала в разгоряченное лоно изнемогающий от желания фаллос.

Сначала она покачнулась на нем, а потом заскользила вниз-вверх-вниз то, убыстряя, то, замедляя ритм.

Энрикет двигал бедрами в такт ее движениям и ни разу не сбился с выбранного Дианой такта.

В какой-то миг он почувствовал, что неведомое кольцо внутри нее до боли сильно сжало его упругую плоть.

Диана замедлилась, замерла, и взвилась с невероятным криком, взбудоражив лунный свет свернувшийся клубочком и уютно задремавший на полу.

В тот самый миг, когда она уже распласталась на его теле, Энрикет тоже закричал и заметался, чувствуя, как плоть его истекает чем-то горячим и вязким, точно кровь… на поле битвы…

Сорвавшись с пика нестерпимого наслаждения, стратег почувствовал, как истома охватывает все его сладко слабеющее тело.

Ее губы в полузабытьи бродили по его лицу, потом она прошептала что-то несказанно нежное и уткнулась в его влажные русые волосы.

Энрикет, испытав ни с чем несравнимую полноту чувств, медленно приходил в себя, словно возвращался из долгого межзвездного странствия.

-Диана! Любимая, Единственная, - шептали его уста.

Диана приподнялась на локте и с нежной улыбкой любовалась обнаженным телом принадлежавшего ей стратега. Он был великолепен!

Гибкий, сильный, с широкими плечами, мускулистой грудью, узкими бедрами и длинными ногами, он ни в чем не уступал божеству.

Сероглазый и нежный он возбуждал ее одним своим видом.

Диана обняла его, и когда сильное тело Энрикета напряглось в ее руках, она вновь потеряла голову от страсти, от безумного желания обладать этим прекрасным, молодым телом снова и снова, пока вечность не уронит из клюва последнюю крупицу нескончаемых алмазов…

Покрывая поцелуями каждую частичку его распластанного тела, она что-то жарко шептала, но он обессиленный, опьяненный ее запредельными ласками не мог разобрать ни слова, и в то же время ему казалось, что там в ее речи и не было слов… была лишь мелодия… удивительное сочетание неземных звуков… музыка небесной нежности.

Превозмогая  томную слабость, он прошептал в ответ, что будет любить ее вечно.

Она дала ему почувствовать счастье, источником, которого являлся он сам.

В то время, когда он бредил словами любви, она перевернула его и увлекла его тело себе на грудь, как океанские волны подбрасывают и качают корабль.      В ее объятиях он тонул, как в пучине.

Целая ночь блаженства, несравнимого ни с чем наслаждения.

Полузакрыв глаза, он терся лицом о ее грудь, щекоча ресницами ее соски легонько покусывая их время от времени зубами.

Она взволнованно вздрагивала и глубоко дышала, как океан во время прилива.

В ее глазах дробились и множились лунные блики.

-Ну же, ну,- шептала она нетерпеливо, впиваясь устами в его уста.

А он медлил, упоенный нежностью, проникнутый любовью, вновь и вновь замирая в преддверии жаждущего лона.

Диана обвила руками шею Энрикета, обхватила ногами ягодицы и одним рывком бросилась ему навстречу. Фаллос стратега, не удержавшись, мгновенно оказался во влажном гроте любимой.

В тот миг, когда они соединились, богиня улыбнулась так светло, так полно, что от этой улыбки поблекли брызги светильников, затаили дыхание свечи, и растаяло лунное сиянье; или все источники света, как родники, впали в море божественной улыбки.

Жар внутри нее нарастал и перетекал в тело Энрикета. Ему казалось, что еще миг и они расплавятся.

С тихим стоном он припал к ее губам, ища прохлады, но ее губы были так же горячи, как и лоно.

Голова стратега закружилась, он инстинктивно прижимал свои бедра еще теснее к бедрам Дианы. Его чресла жаждали освобождения, источник внутри его тела уже готов был к извержению, и бурный стон возлюбленной, ее горячий всплеск ускорил излияние.

Испытав безумное наслаждение, он так и не сумел оторвать свои уста от ее стонущих губ.

Тогда она чуть-чуть повернула голову и прихватила его припухшие губы зубами.

Энрикет вздохнул и медленно сполз, чтобы лечь рядом. Диана вытерла пот с его лба, осушила ресницы, поправила разметавшиеся пряди волос и уложив его поудобнее на спину, соскользнула с постели. Миг и она исчезла за зеркальной дверью.

Вихрь страха потерять ее прямо сейчас, сбросил Энрикета с ложа. Стратег кинулся вслед за любимой и наткнулся на бесстрастное стекло.

Он готов был разнести зеркало на куски, но оно снова отплыло в сторону, и Диана вернулась в спальню. В руках она держала сосуд с лиловым нектаром и два длинных хрустальных бокала с тихим звоном касающихся друг друга.

- Я так боялся! – выдохнул Энрикет с отчаянием и облегчением одновременно.

-Чего, мой милый?.. – она тепло улыбнулась ему.

-Что… что это все! Что вы ушли. Что, может быть, я не понравился…

- Разве ты можешь не понравиться?! Ты так сладок! – она потянулась к его губам.- А теперь выпьем.- Диана налила лиловый напиток в оба бокала до самого верха, и легкая пена потекла через край, капая на руки и на простынь.

Ни на что, не обращая внимания, они осушили бокалы до дна и вновь устремились в объятия друг друга.

Энрикет почувствовал, что этот напиток вскружил ему голову сильнее любого вина, хотя вин за свою жизнь он попробовал немало…

В его груди разлился огонь густой и сладкий, как лавандовый мед.

В предвкушении райского блаженства, он прильнул к губам возлюбленной.

Пылающие ладони он положил на ее округлые вздымающиеся груди. Прохладные темные соски ее стали тугими и твердыми. Энрикет взял в рот сначала один сосок, потом другой, он то облизывал их, то сжимал губами, то легонько покусывал, пока Диана не заметалась и не забилась в его руках, как океанская волна в преддверии шторма.

Воспламенившаяся плоть Энрикета трепетала, зажатая между ног Дианы. Он попытался освободиться, переменить положение, но она зажала его еще сильнее, и с уст его сорвался прерывистый крик.- Диана! Всесильная, Диана!

Она раздвинула ноги, и Энрикет почувствовал, как молния пробежала от паха до бедер, грозя спалить дотла его мужское естество.

Сладкая чувственность охватила все его тело.

Пальцы Дианы скользили между их телами, поглаживая его живот, внутреннюю сторону бедер, вот ее пальцы коснулись драгоценного оружия стратега, оценили его твердость и тяжесть…

Раздразнив Энрикета таким образом, Диана потянулась к нему всем телом, и он не в силах больше сдерживаться, вошел в нее, - Ах! Любимая!

Энрикету казалось, что он полностью растворяется в теле любимой женщины, что еще мгновение, и он будет только частью ее тела, ее души.

-О! Небо! Если б я мог стать частью ее жизни! – пронеслось в его воспаленном сознании.

Кто знает, может быть, он уже и стал одной из крохотных частичек ее бесконечной жизни… если вечность можно назвать жизнью.

До этого великий стратег и не подозревал, что можно вот так, без остатка, по доброй воле отдать себя той, которую любишь больше себя самого и больше всего остального мира.

Он любил ее без притворства, без расчета, любил так, словно дышать ему осталось ровно столько, сколько он держит ее в своих объятиях.

Стоны наслаждения, исторгшиеся из уст Дианы исторгли, из тела Энрикета ответную волну наслаждения и их любовные соки смешались…

Когда Диана закрыла глаза, предаваясь короткому отдыху, Энрикет потянулся к лиловому нектару и жадно выпил два бокала один за другим.

Налив третий, он протянул его Диане, смущенно потупив взор.

-Ты думаешь, что это подержит твою мужскую силу? – богиня рассмеялась, нет, мой прекрасный стратег, напиток только освежает, а страсть твоя разгорается от твоей любви, от твоего желания доставить мне удовольствие. А впрочем… может быть и напиток имеет силу… равную твоей вере в него.- И она загадочно улыбнулась.

Диана склонила голову и положила ее на грудь Энрикету, нежно мурлыкая, она лизала языком его темные соски.

Он поддался искушению и, откинувшись назад, лег на спину.

Ее пальцы, исследовав его грудь, живот и бедра, быстро дошли до темно-русых завитков треугольника и заблудились в их ароматном облаке.

На губах Дианы играла коварная улыбка, когда она стала перебирать волосок за волоском в сокровенной чаще… Обитатель зарослей тихонько зашевелился. И через несколько секунд приподнял головку.

Нежные розовые ноготки царапнули напрягшуюся плоть. Энрикет тихонько вскрикнул от наслаждения. Он весь горел в ее умелых руках. Волшебный огонь ее прикосновений, казалось, не только восстановил его мужскую силу, но и удесятерил ее.

Жгучее пламя вновь неистовало в его чреслах…

Наслаждаясь его пылом, Диана поцеловала Энрикета в губы и отклонилась назад, укладываясь поудобнее на измятых простынях.

-Ну, - сказала она, - давай еще раз убедимся, что нектар нашей близости слаще и крепче любого другого нектара. Энрикет оглянулся на сосуд, от лилового напитка не осталось ни капли. Стратег пожал плечами и улыбнулся.

Энрикет наклонился к Диане и невольно залюбовался нагим телом возлюбленной, ее изумрудными глазами, длинными волосами текущими подобно расплавленному золоту вдоль ее тела.

-Словно русло реки в золотых песчаных берегах, - подумал он, когда ее тело призывно извилось и всколыхнулось ему навстречу.

Он видел, как зеленое золото ее глаз изнывает от страсти, а в тесном лоне, как в очаге пылает пламя.

Он с готовностью склонился над ней, чтобы удовлетворить ее необоримое желание.

Она обвила его шею руками и прижала голову стратега к своей груди.

-О! Небо! Как бьется ее сердце! Как медленно… Слишком медленно и слишком четко! Должно быть, так редко и ясно бьется пульс вселенной…

Он поднял голову и их губы слились в долгом поцелуе, они прижимались друг к другу все теснее и теснее, чтобы не только ощутить вкус поцелуя, но и запомнить его навсегда. Плоть жаждала полного слияния с плотью. Древний инстинкт  и женщины и мужчины жаждал утоленья и не важно, что жизнь одного из них измерялась бегом песчинок пересыпающихся из одной плоскости в другую, а существование другого не ведало ни начала, ни конца.

Все эти знания были за пределом страсти, вне круга, очерченного странным словом – сейчас! Словом равным слову – счастье!

Пока руки Дианы жадно ощупывали тело Энрикета, он, не отрывая губ от ее рта, приподнял одной рукой ее бедра, раздвинул их, лаская влажные лепестки, и найдя сосредоточие ее желания, с острым наслаждением вошел в ее тело.

Неистовое обоюдное желание сплавило их тела в одно целое. Они не только двигались в одном ритме, они и дышали на одной волне.

Поток удовольствия захлестнул их обоих, и оба они стремились погрузиться, как можно глубже друг в друга… и в это неистовое наслаждение, бившееся в глубине их слившихся тел.

Одновременный экстаз отнял у них последние силы.

И когда все кончилось, он все еще лежал в ее объятиях, не в силах пошевелиться, открыть глаза, вздохнуть чуть глубже, чуть сильнее, чем дышат растения в безветрие…

Энрикету показалось, что он так и уснул, не сумев пошевелиться.

…………………………………………………………

Когда он проснулся, она сидела на постели рядом с ним отдохнувшая и свежая, как будто, и не предавалась всю ночь неистовым порывам страсти.

Здесь же, на постели стоял поднос. Кофе, напитки, фрукты и горка мидий пробудили его аппетит.

Она кормила его клубникой со сливками из серебряной ложечки, и облизывала его перепачканные губы нежным розовым языком.

Когда вино было допито, а все фрукты перепробованы, она опустила поднос на пол.

-Теперь нам пора поговорить.

Он поднял на нее потемневшие серые глаза и приготовился слушать.

-Ты отправишься в один из моих храмов, - сказала она.- Примешь обет безбрачия… Там тебя научат служить.

-Служить? Иначе, чем я служил моей госпоже сегодняшней ночью? – Энрикет не сводил глаз с лица богини.

Она расхохоталась, - мне нравится твоя дерзость.

- Надеюсь, что она поможет тебе в твоей дальнейшей судьбе,- добавила она уже абсолютно серьезно.

Но Энрикету было трудно сейчас думать о чем-либо, кроме любимой. Замаячивший на горизонте призрак разлуки заставил похолодеть его сердце.

-У вас есть постоянный наложник? – спросил он, все так же  глядя ей прямо в лицо.

Она пожала плечами и улыбнулась, - к моим услугам жрецы моих храмов и божества, если я пожелаю их.

- И никто не в праве отказать вам?!.

-Теоретически, они вольны, поступать так, как они хотят сами. Но… ты, Энрикет, даже не попробовал уклониться, - она улыбнулась и провела пальцем по его подбородку.

Он поймал ее руку и задержал в своей, пытаясь продлить мимолетную ласку.

-Вы не можете взять меня себе навсегда?- мольба и отчаяние с равной силой прозвучали в его голосе, привыкшем отдавать приказы.

- Энрикет!- она сделала паузу, погружаясь в глубину его потемневших глаз.

-Видишь ли, Энрикет, каждый смертный приходит в один из миров с определенной целью. Достигнет он ее или нет, зависит от силы желания и от приложенных усилий. Никто не вправе мешать предназначению другого… даже боги. И мне не стоит вмешиваться в течение вселенских законов.

Ответ Дианы не убедил Энрикета, но он смирился с ним.

-И так, ты отправишься в храм. Примешь обет безбрачия. Тебя научат служить твоему народу, управлять государством. В храме ты проведешь семь лет, потом же…

-Но! – выкрикнул Энрикет, - не думает ли всемогущая богиня, что царь положит на радости свидания к моим ногам корону?!

-Тебе не стоит перебивать меня. Будь терпелив. Через семь лет в твоей стране произойдет страшное землетрясение. От царского дворца останутся только куски красного гранита. От его свиты… не останется ничего… Разрушатся все правительственные здания, развеется по ветру все, что построено на золото, оплаченное кровью, потом и слезами.

Все остальное в твоей стране останется целым и невредимым.

Твои солдаты и твои друзья не забыли тебя. Напрасно ты усомнился в их верности. Все они присягнут новому царю. Ты будешь царем. И, надеюсь, что тебе удастся воплотить в жизнь свое справедливое виденье мира.

- Но первым делом ты отправишься к развалинам царского дворца. Там под перевернутой колыбелью ты обнаружишь целым и невредимым младенца. Ты усыновишь его. Он будет твоим наследником, и тынаучишь его всему тому, чему научила и еще научит тебя твоя судьба.   А теперь…

Энрикет поймал кончик локона богини и поднес его к своим губам. Он закрыл глаза… но капли слез проступили сквозь густое золото его ресниц.

-Энрикет! – она приблизилась к нему и поцеловала в губы, - Энрикет, я всегда буду с тобой, в твоем сердце. Я всегда буду помогать тебе, стоит лишь мысленно попросить моего совета и я откликнусь.

Он кивнул. И со всей силой своей великой любви заключил ее образ в свое сердце.

… Как и предсказывала Великая Богиня, Энрикет стал великим царем.

Мудрый и справедливый царь Энрикет прожил долгую жизнь, без остатка отданную народу и государству.

Благодарные потомки сложили о нем песни и легенды, что не только Энрикет навеки полюбил богиню, но и она время от времени… вспоминала о нем…

…………………………………………………………

Далеко в дымке шафрановых гор бежал ручей вдоль лунной дороги. Подрагивая, засыпали звезды… Лавандовый ковер, омытый утренней росой, с особой нежностью впитывал первые лучи рассвета. И все вокруг упивалось его ароматом.

…на руке Дианы трепетно вздыхала, налитая соками любви, виноградная кисть. Она взяла одну ягодку и сдавила зубами податливую плоть.

Брызнул сок… Луна вошла в одно из зеркал… и воцарилась тишина.