Кодрад

КОДРАД

эротическая сказка

В тихом небе полыхал закат. Причудливо переплетались отблески пурпура и оранжа. Наплывали облака мягкие, теплые, как губы лошадей. Растекались прозрачные струи пара, приглушая яркие краски истомленного солнца.

Незаметно наступившие сумерки делали мир голубым, вернее двухслойным – молочно-голубым снизу и серебристо-голубым сверху.

Из окутанных тайной глубин выплыла полногрудая луна. Ветер колыхал облака и слизывал хлопья белой пены, время от времени попадающей на лик ночного светила.

Тишина была изумительной. Казалось. Ничто не может потревожить её мягкую всепоглощаемость.

Четкие силуэты кустарников тонули в голубом молоке сгустившегося воздуха. Мороз не чувствовался. И когда с неба упали, неспеша первые крупные хлопья… идиллия приблизилась к совершенству…

…………………………………………………………

За окном падал снег мягкий и белый, как облака… И вся земля была устлана толстым пушистым ковром.

Сладкая истома зимнего вечера дремала возле камина…

Диана нехотя приподняла ресницы, и  отблески прирученного огня золотыми искрами рассыпались перед ней, вычерчивая круг, который, едва обретя контур, стал расходиться…

Звон бубенчиков, поскрипывания снега, отголоски песни ворвались неизвестно откуда, потревожив тишину, разбудив истому.

Диана отодвинула кресло от камина. Подошла к окну и распахнула его, впуская в теплую комнату освежающий запах мороза.

Взметнулись белые гривы, упали яркие звезды, и время помчалось в серебряной пыли, вернее, одно из времен…

…………………………………………………………

Кодрад завел лошадей в конюшню и, оставив их на попечении конюха, отправился к дому.

Заснеженная тишина не успокаивала его сердца. Он чувствовал, что устал… Когда высокое крыльцо под его ногами заскрипело жалобно и тихо, он хотел только одного – как можно скорее очутиться возле пылающего камина с чашкой крепкого чая…

Он сбросил с плеч заснеженную шубу и упал в кресло. Итак, он разорен. Его кони, которым нет цены, будут проданы за бесценок. Ещё вчера это показалось бы дурной шуткой, страшным сном, а сегодня…

Кодрад протянул руку и взял принесенную чашку чая. Он глотал обжигающую жидкость, не чувствуя огня.

Если бы началось землетрясение или смерч обрушился на его голову, то и тогда он не почувствовал бы большего разочарования в жизни, чем чувствовал теперь. Казалось, судьба поставила точку.

Кодраду даже в голову не приходило, что его отец, умерев, не оставит ему ничего, кроме огромных долгов, которые он должен уплатить не позднее, чем через неделю… и которые не в состоянии уплатить никогда.

За окном разыгралась метель.

На мягкую лунную ночь, заснеженную мерцающим серебром звезд и свежим дыханием девственно-чистого снега, как будто вылили ведро смолы…

Холодная пустая темнота сгустилась в одну минуту. Черные тучи в мгновенье ока поглотили все звёзды до единой.

Слабый отблеск лунного света захлёбывался в разыгравшемся буйстве снега.

Зябко ёжились деревья в саду и стонали от страха перед надвигающейся бурей.

Белые струи ползущего по аллеям снега, свивались в клубки.

Ветер широкими прыжками вознёсся по лестнице и задергал дверь с неистовой силой, то и дело барабаня по ней снежными комьями.

Снежная буря превратилась в тайфун. Небо сравнялось с землёй. Всё, что могло увязнуть в снегу, уже давно увязло. Ветер раскачивал деревья, срывал крыши, вырывал с корнем столбы.

Несмотря на то, что всё уже было завалено снегом, его слой увеличивался с каждой секундой.

Буран хаотично носился по занесенным дорогам, подобно стаду обезумевших бизонов…

Его топот разносился пугающим эхом на многие километры.

Казалось, что сама буря устала от своего неистовства. Ветер задыхался.

Тяжёлые бархатные портьеры отделяли Кодрада от разбушевавшейся стихии.

Он оставался равнодушным к тому, что происходит за окном. Лошади и люди были защищены от урагана, а всё остальное не имело значения…

…Впрочем, эти лошади совсем скоро перестанут принадлежать ему и люди разбредутся в поисках новой работы и лучшей доли.

Кодрад налил себе немного вина и выпил.

Согревающая жидкость вошла в его тело, но не облегчила страданий души.

Кодрад хотел выпить всё, но передумал.

Он подошёл к камину, отодвинул решётку и подбросил в облизывающуюся пасть  пламени несколько новых поленьев. Огонь взметнулся выше, как благодарный зверь, пытаясь дотянуться, горячим языком до ладони хозяина, но это ему не удалось, и он с жадностью набросился на поленья. Запахло смолой. Потрескивание дров тщетно стремилось изгнать из дома зловещую тишину.

Жалобно тикали часы, точно были ранены в самое сердце печалью хозяина.

Кодрад растворил дверцы старинного шкафа и достал оттуда инкрустированную золотом шкатулку. Нажал на потайную кнопку. Крышка приподнялась под тихую мелодию, сходную по звучанию с многоголосием теплой предлетней ночи.

Казалось, все ароматы цветущих садов и лугов ворвались в комнату, покачнули тишину, оплавили лёд печали и стронули его с места.

Кодрад смахнул капельки пота со лба. Закусил губы и достал из фамильной шкатулки черную птицу, пьющую кровь… Взвесив безмолвную тяжесть пистолета на ладони, Кодрад положил оружие рядом с бокалом вина.

В его распоряжении была ещё целая ночь. Ночь, пленённая снежной бурей.

Он прошёлся по комнате взад и вперед. Ему чудилось, что кто-то неведомый притаился между теней и настороженно следит не только за каждым его движением, но и за каждой его мыслью.

Кодрад качнул головой, пытаясь отогнать глупые прилипчивые страхи.

Внезапно ему показалось, что он расслышал какие-то странные незнакомые звуки. Где-то снаружи хлопнул оторванный ставень… Начавшийся скрип резко оборвался, точно так, как обрывается вскрик приглушенный безжалостной рукой.

Должно быть, это причуды северного ветра… Он непревзойдённый мастер по подражанию звукам человеческого голоса и воя животных. Ему ничего не стоит притвориться странными скрипами, пением полозьев, и загадочными шорохами, которые невозможно опознать во тьме.

И что стоят все его страхи и опасения по сравнению с крахом всей его жизни?!. Кодрад взял в руки бокал с вином и сел в кресло, предоставив ветру выть, а снегу кружиться на их собственный лад и вкус…

И, несмотря на то, что он вновь расслышал скрип ступеней и стук в окно, Кодрад не покинул уютного кресла. Он был уверен, что ни одно живое существо не решится бросить вызов безумствующей за окном стихии.

И лишь, когда стремительно распахнулась надёжно запертая дверь, он вскочил, отбрасывая в сторону тяжёлое кресло.

На пороге стояло белое виденье. Оно серебрилось и вздыхало. Должно быть, лунные лучи нашли приют в меховой накидке…

-Простите, что напугала вас и нарушила уединение, - видение оказалось прекрасной женщиной. И эта женщина смотрела на Кодрада огромными светлыми глазами. Как луны плавали зрачки в зелёном омуте её огромных глаз.

-Нет, нет, ничего, - растерянно промолвил он и бросился к ней, захлопнул за её спиной дверь. Стихия снова осталась по ту сторону тёплого жилища.

Снег, ворвавшийся следом за незнакомкой и снежинки на длинной накидке, ресницах и губах растаяли, вернее, испарились, не оставив следа…

- Вы позволите мне переждать бурю в вашем доме? – спросила она.

-Да, конечно. Хотите чая? Он ещё горячий.

-Благодарю. Я не отказалась бы от бокала вина.

Она подошла поближе к камину, сбросила на пол накидку и поправила волосы, рассыпавшиеся роскошной золотисто-матовой волной.

Он придвинул ей кресло и протянул бокал с вином, - вы, должно быть, голодны? Я сейчас приготовлю ужин.

- Не стоит беспокоиться. Я хочу только немного вина и тепла…

Она заглянула в его глаза, скользнула по губам, провела взглядом по линии подбородка и вдруг охватила сразу всю его фигуру своим изумрудным взором.

Кодрад почувствовал, что невольно краснеет под её оценивающим взглядом.

Он повернулся к ней спиной и помешал угли в камине.

Справившись с охватившем его волнением, он повернулся и устроился в кресле напротив.

-Это не так уж плохо, когда всё вокруг запорошено снегом… Вы не находите? – спросила она улыбнувшись. И он увидел ласку в её глазах.

Кодрад облизнул пересохшие губы и согласно кивнул, - да, наверное, иногда хочется почувствовать себя затерянным в этом мире…

- Это пройдёт, - она неожиданно протянула руку и погладила его пальцы.

- Всё будет хорошо, - улыбка светлая, как луч тронула её красиво очерченные губы.

И Кодрад почему-то поверил этим губам. Неустанно терзавшая его боль, отхлынула от сердца.

Он закрыл глаза, но тотчас открыл их вновь, чтобы убедиться, что это ни сон, ни мираж. Она по-прежнему сидела напротив него и улыбалась своей несказанно-тёплой улыбкой.

- Как хорошо, что вы заблудились, - проговорил он неожиданно.

И она весело расхохоталась, - да, действительно, замечательно. Меня зовут Диана, а тебя Кодрад.

В его карих глазах промелькнуло изумление, но она, не дав ему опомниться, попросила горячего чаю. И он бросился выполнять её просьбу.

Позже, за чашкой чая Кодрад рассказал поздней гостье о своём ярком детстве, о годах, проведённых в городе – годах учения в университете, о том, какой счастливой представлялась ему дальнейшая жизнь. И о смерти отца. Но больше всего он рассказывал ей о своих лошадях, о том, что это были лучшие в мире кони, и что им не было цены.

Кодрад  говорил о победах и наградах скакунов, как о своих собственных.

Диана внимательно слушала его, подбадривая ласковым взглядом.

Вскоре она знала всё не только о лошадях, но и о конюхах, о грумах…

Он не сказал ей только об одном, что всё это в прошлом, что завтра утром и лошади и поместья пойдут с молотка, и что у него нет и малейшего желания доживать до этого проклятого утра.

Ему хотелось, вот так целую вечность сидеть в кресле напротив неё, смотреть, как она пьёт чай медленными глотками и ласково улыбается ему.

Если б можно было остановить время!!!

Но время текло и текло, унося прекрасные мгновенья, как течение реки уносит прочь сверкающие в волнах перлы.

-Мне кажется, что уже поздно, - тихо произнесла она и поставила на столик пустую чашку. – Мне хотелось бы прилечь, если это возможно…

- О, Да! – воскликнул он, - конечно! – спохватившись, что уже несколько часов держит за чайным столом заблудившуюся в ночной буре гостью.

- Я сейчас вам постелю, - Кодрад встал, чтобы отправиться в спальню и только тут вспомнил, что не разжигал в ней камина, теперь там, должно быть, невероятный холод. Нужно что-то предпринять…

Но когда он вошёл в спальню, огонь в камине горел вовсю. В комнате было тепло и уютно. Казалось, в мире не существовало ни бури, ни печали.

Кодрад постелил постель и… только тут  почувствовал, что всё это время она стояла за его спиной…

Юноша быстро обернулся, - всё готово, - сказал он, стараясь скрыть замешательство, - спокойной ночи.

Он поклонился и сделал шаг по направлению к двери, но в тот же миг оказался в её объятиях, таких жарких, таких сильных, что не удержался на ногах и рухнул на приготовленное ложе.

Она тотчас оказалась рядом…

- Вдвоём нам будет теплее, -прошептала она, - и слаще…

- Но…

Властные губы подавили его слабый протест. Кодрад задохнулся от её огненного поцелуя. Его каштановые кудри свободными волнами разметались на мягком облаке подушки.

Он чувствовал, как она ни на миг, не переставая ласкать его слабеющее тело, срывает с него одежду, бросая её на ковер.

Больше Кодрад не возражал.

Сладостное тепло растекалось по всему его телу…

…Когда она коснулась ямочек на его щеках, низко-низко склонившись к нему, а потом с необычайной нежностью прильнула к губам, юноша уже был полностью обнаженным.

Он запрокинул голову, чтобы её губы усилили свой поцелуй.

Она поняла его желание, и тихонько покусывая нижнюю губу юноши, погрузилась языком в глубину его рта. Тихий стон вместе с привкусом молока и мёда перетёк от него к ней…

Руки Дианы осторожно коснулись сосков юноши. Запрокинув голову ещё больше, он глубоко вздохнул, постанывая и колыхаясь ей навстречу.

Она лизнула его шею, - какой ты сладкий! Её дыхание щекотало его чувствительную кожу. Юноша затрепетал  от волшебного восторга. Всё его тело сладко заныло.

Рука Дианы легла на его плоский живот и прошлась по нему неспешными согревающими движениями. Он вскрикнул и изогнулся. Сладостная дрожь сотрясла его тело.

-Любимая… - прошептали в беспамятстве его уста, - любимая! – он готов был сойти с ума от горячих касаний её языка, от тёплого поглаживания её умелых пальцев.

Наслаждение было настолько сильным, что Кодрад невыдержав, закричал.

Её губы тотчас заглушили крики юноши.

В объятиях Дианы Кодрад испытывал доселе неведомое блаженство. А когда она стала осыпать его поцелуями с головы до ног, он забился под её губами, и обхватив её стан обеими руками, с силой прижал к себе.

Улыбнувшись своей неуловимой улыбкой, Диана, слегка освободилась от объятий юноши и стала лизать бархатистую кожу его молодого тела.

-О! – вырвалось у него в полном изнеможении, когда рука её опустилась на влажную подушечку его волос… Через миг его плоть затрепетала между её пальцев.

Чувствуя, что бешеное пламя, охватившее его с ног до головы, вот-вот испепелит его тело, Кодрад хотел закричать, но не смог и только хватал воздух ртом. Поглаживая тело юноши, Диана устроилась на нём поудобнее и захватила горячим лоном его плоть.

Он задвигался в ней сначала робко, еле-еле, а потом всё быстрей и быстрей.

Вскоре быстрота его движений достигла скорости молний! И в этот миг, закрыв глаза, он извергся, и, падая в бездну экстаза, услышал её раскатистый торжествующий смех, отдалённые стоны и воркование…

Звездопад, остро пахнущих звёзд пронёсся перед его глазами, коснулся искусанных губ, обвил горячей лентой подбородок и рассыпался в области сердца.

Он не сразу сообразил, что это были не звёзды, а её поцелуи…

Когда Кодрад медленно открыл глаза, то увидел улыбку в её глубоких тигрово-зелёных глазах.

Как она улыбалась ему!

Диана сладко потянулась всем телом и грациозным движением погладила его уставшую плоть.

Это почему-то напомнило Кодраду то, как большая яркая кошка трогает ленивой лапой поверхность воды, прежде чем снова приступить к утолению жажды.

Атмосфера любви и покоя наполнила комнату. Трудно было представить, что там за стенами уютного домика бушует метель… и что наступит завтрашний день.

В камине плескалось пламя, облекая потрескивающие поленья.

Неторопливо постукивало сердце напольных часов.

Бронзовое зеркало купалось в отблесках огня. Острые язычки свечей с явным удовольствием слизывали наплывы густых теней.

На столике инкрустированным перламутром дремали голубые фиалки. Неуловимое колебание воздуха разносило их тонкий аромат.

Кодрад улыбнулся этому аромату, этому огню, своим ощущениям любви и покоя.

Какое ему, собственно говоря, дело до снежного урагана, когда здесь в этой комнате цветы и мягкое тепло. И что значит завтрашний день, кажущийся бесконечно далёким, когда у него есть сегодняшняя ночь! Волшебная ночь! Есть любимая женщина, и есть он сам, полный любви к ней! Огромной любви- самоотдачи!

Он хочет только одного – доставить ей наслаждение! Отдать ей всего себя без остатка! Всё своё тело, все свои чувства и всю свою душу! И будь, что будет!

- Любимая! – Кодрад любовался её лицом, излучающим свет и покой, глубокой зеленью её глаз, зеленью напоминающей отпечаток вечности на благородном серебре. Он склонился к её лицу, вдохнул запах волос, ресниц, губ. Коснулся легчайшим поцелуем.

Она обняла его за шею и склонила его голову к себе на грудь.

Через несколько мгновений, забыв обо всём на свете, Кодрад лизал дорожку между её грудей, посасывал соски, сжимал их губами, то страстно, то нежно. А когда её горячее тело сладко разметалось, стал покрывать её поцелуями с ног до головы и с головы до ног. Снова и снова лизал он ее ароматную кожу.

Раздвинув ноги любимой, Кодрад скользнул между них пальцами. Коснулся сокровенных губ… На лепестках розовой плоти тотчас заблестела жемчужная роса любовного желания…

Палец Кодрада соскользнул на чуткий бугорок и стал ласкать набухший от страсти бутон. Сначала он касался его несмело, словно желая узнать её реакцию.

Но увлечённость и страсть заставили его забыть обо всех опасениях, обо всех условностях.

И вдруг Диана почувствовала прикосновение его нежного бархатного языка. Несказанное блаженство нахлынуло на неё, как медовая волна.

Пламя, вспыхнувшее в средоточии её страсти разгоралось, поднималось всё выше и выше, пока не охватило всё её тело.

Она громко вскрикнула и застонав, откинулась назад, царапая простыню, и тут же руки её взвились, обхватили возлюбленного за талию и свалили на себя. Напряжённый фаллос легко вошёл во влажное горячее лоно, заполняя всю  его глубину и забился, запульсировал внутри сладкой бездны.

Он двигался то тихо, то быстро и, наконец, его движения переросли в вихрь.

Стремительно взлетев на звёздную вершину сладострастия, она первой рухнула в пучину экстаза, но он вскоре догнал её, забившись, трепеща и изливаясь.

С тихими стонами, почти теряя сознание, он падал в туманную зыбь…

Толи звездопад, толи буря сверкающих сиреневых лепестков пронеслась у него перед глазами.

Кодрад соскользнул с тела любимой и упал рядом вниз лицом.

Осторожные поглаживания Дианы привели Кодрада в чувство.

Он перевернулся и открыл глаза. Диана увидела, что в них стояли слёзы. Она вытерла их кончиками пальцев, а потом принялась осушать поцелуями.

Теперь она держала его в объятиях и улыбалась.

Неожиданно для себя, изнемогший от страсти и пресыщения, он уснул в её объятиях

Диана погладила бархатистую кожу юноши и легла рядом… о чём-то задумавшись…

…………………………………………………………

Когда Кодрад проснулся, сквозь приподнятые портьеры лился густой белый свет.

От снега упавшего вчера, осталась только тишина и уют.

Всё так же, как ночью, пахли фиалки, всё так же тикали часы. Даже пламя в камине не погасло.

И только любимой не было рядом…

Кодрад сел на постели и схватился за голову, - ему приснился чудный сон, но! Настало утро и всё потеряно, всё!

Он вскочил с постели, и споткнулся о свою одежду, разбросанную на ковре, запутался и упал. Падая, он зацепился за инкрустированный столик. Столик покачнулся, и к краю съехала шкатулка.

Та самая шкатулка, из которой он накануне вытащил оружие. Но и шкатулка и пистолет вчера оставались в другой комнате. Что это? Оружия не было, а из шкатулки посыпались шуршащим дождём купюры. Самым последним упал маленький листочек, исписанный синими чернилами… Дрожащей рукой Кодрад поднёс его к глазам:

-« Мой милый Кодрад! Эта ночь не имеет для меня цены. Она воистину бесценна! Как и ты сам, мой милый… Надеюсь,   ты понял, что я не была случайной гостьей, заблудившейся в снегопаде. Я пришла именно туда, куда и хотела прийти и именно в ту ночь. Оружие тебе больше не понадобится, поэтому я беру его на память. А эти купюры на память от меня. Ты заплатишь долги своего отца. Твои кони, действительно верх совершенства! Но ты достигнешь большего! В твоей конюшне остался один конь из моей упряжки. От него ты получишь потомство, не имеющее равного в мире.

Через десять лет ты вернёшь мне скакуна. Приведёшь его к воротам Белого Храма, что в горах Торсота. Это всё, о чём я прошу тебя. Всё остальное в твоей власти…»

Кодрад бессильно уронил пуки. Карие глаза его затуманились.

С тяжёлым сердцем он пересчитал купюры. Их было ровно столько, чтобы заплатить огромный долг, оплатить содержание слуг и привести в надлежащее состояние хозяйство.

Тут Кодрад вспомнил о записке, стал искать её. Но листок словно растворился в воздухе.

И только тут юноша заметил у себя на руке, чуть выше локтя серебряный браслет. На нём шестёрка ослепительно-лунных коней с аметистовыми глазами несла по воздуху его возлюбленную…

- Храм в горах Торсота, - прошептали губы юноши. – Богиня! Великая Богиня! – воскликнул он.- Ночь с богиней! Какое счастье! Какая боль!..

…В его конюшне нетерпеливо перебирал копытами серебристо-белый конь. Он посмотрел на Кодрада аметистовыми глазами, тихо заржал и уткнулся тёплой мордой в его ладонь.

Судьба подарила Кодраду множество взлётов немыслимого счастья… И только одну ночь немыслимой любви…

…………………………………………………………

К утру белую гриву метели расчесывал серебряный гребнем месяц.

Ветер подул на снежные ресницы, и они опустились на розовые ланиты  зари.

Растаял звон бубенчиков и ожил снова…

Огонь в камине задремал и угли отмерцали. Свежий запах мороза, сочась сквозь окно,   почему-то дышал ароматом фиалок.

В зеркальной пыли сменяли друг друга времена и пространства…

Диана разжала пальцы и лепесток голубой фиалки, как нежность, как напоминание о чьей-то преданной любви, покорно упал к её ногам.

А когда она легла в постель, чтобы погрузиться в предутренний сон, нахлынули неожиданно лунные блики, зыбкими волнами всколыхнули и унесли фиалковый лепесток в Белый Храм Великой Богини в заснеженные горы Торсота.