Злое кино aka Кино секс красная шапочка Часть 4-ая

Глава 15

''… Словно сюжет

Забытого кино…''

Десятое июля тысяча девятьсот девяносто пятого года.

В этот день моему сладкому маленькому карапузику исполняется год.

Уже целый год этот маленький человечек есть в моей жизни.

Когда я носила его под сердцем, то думала, что буду худшей матерью на свете, но все оказалось совсем наоборот.

Артурик развивался не по возрасту, он пошел в девять месяцев, и теперь, в годик, уже смело рассекал пространство квартиры.

Артур принес в нашу жизнь и столько радости, и столько беспокойства. Я постоянно боялась, что с ним в мое отсутствие может что-нибудь случиться.

Он много падал, бился, стукался, но пока все обходилось без серьезных последствий. Он практически не болел.

Единственное неудобство заключалось в том, что ребенка совершенно невозможно было уложить вечером спать. Он допоздна колготился с нами, и, чаще всего, засыпал после двенадцати ночи. И из-за этого наша, и без того небогатая сексуальная жизнь скатилась почти к нулю.

Десятое июля - это мой день и моего сына. Нам сегодня годик.

Так нечестно, нечестно, нечестно!!!

Рано утром позвонил Эрик и сообщил мне, что его маму увезли со схватками, но ведь до срока ее родов был еще целый месяц!

Ну почему именно в этот день, ну почему???

Было небольшое застолье, были друзья, даже на несколько минут заскочил наш дорогой папочка.

Но, даже не смотря на все наши проблемы, я ведь хотела, чтобы этот день прошел совсем не так.

В шесть часов вечера Эрик позвонил, и сообщил, что матери сделали кесарево, боялись за жизнь детей. У малышей было тазовое прилежание.

Скажу, что пока свекровь находилась у нас, она ни разу не была у врача, ни разу не сдавала анализы, ни разу не делала ультразвуковое исследование.

Ее даже не хотели брать в роддом, у нее отсутствовала элементарная карта. Только кругленькая сумма, предложенная Эриком все уладила.

Она родила двойню, два крохотных рыжих комочка, таких больных и ослабленных, что их тут же поместили в боксы. Они даже не набрали на двоих четыре килограмма.

Двойня – это с трудом укладывалось у меня в голове.

У Эрика и Аллы появились маленькие братик и сестренка, младше их лет так на двадцать пять. Ну что ж, поздравляю.

Весело, до невозможности.

Детей назвала свекровь Марфа и Матвей. И это в конце девяностых. Да я бы умерла, назови меня и моего брата так.

Пока свекровь находилась в больнице, я перебралась домой, заметьте, к себе домой, эта квартира была все ещё нашей с мужем.

Мне показалось это решение тогда единственно правильным, в противном бы случае, я была бы там, как чужая.

Эрик обрадовался моему решению, мне показалось, что он действительно рад моему возвращению.

Несколько ночей подряд мы были так счастливы, как прежде. Муж был таким нежным, страстным и милым. Он даже безоговорочно согласился предохраняться.

Но, как тает зыбкая предутренняя туманная дымка, так и Эрик убил мое хорошее настроение сообщением о том, что мама, после выписки из роддома будет жить у нас.

Боже, я сойду с ума, в то утро мы поругались с Эриком так, как никогда до этого не ругались.

Да, у нас не густо с деньгами, но если ты оплачиваешь квартиру своей сестры, то мы не разоримся, если снимем не дорогую квартиру для матери, ну почему она должна жить с нами?

Меня душили слезы обиды и непонимания. Наши крики разбудили Артурика. Это несколько охладило наш пыл.

Я, конечно понимала, что свекровь оказалась в таком положении, и ей необходима помощь, но ведь она не наивная пятнадцатилетняя девственница, которой так легко запудрить мозги, она взрослая женщина, бабка, в конце-то концов, она много заботилась о своем первом, и пока ещё единственном внуке? Вот так, счет один – один, и пусть меня обвиняют в жестокости, бессердечии, но я думаю, что думаю, и не перед кем лебезить не собираюсь.

Возвращение новоявленной мамочки пока откладывалось на неопределенный срок.

У малышей, кроме внутричерепного давления, обнаружили еще какую-то болезнь, не помню, как она называется, связанную с тем, что у отца детей был отрицательный резус-фактор крови. Какой-то там переполох на уровне генов. Требовалось длительное лечение.

Кстати, об отце детей – свекровь молчала, как партизан. Ни слова, ни адреса, ничего. А мне кажется, она точно знала, кто их отец.

Знаешь и молчишь – как в том анекдоте. В конце концов, мне все это надоело, и я перестала навещать ее в больнице.

Мы опять поругались с Эриком.

Десятого августа, в день, когда малышам исполнился месяц, нам позвонили из больницы, и сообщили, что свекровь уже три дня отказывается кормить их грудью, а вчера написала отказное заявление.

В моей груди шевельнулась надежда, да, да, бессердечная я сука.

Эрика просили срочно приехать, и вразумить мамочку.

Как раз в то время мужа не было в городе, найти его было трудно, но возможно, и я не стала углубляться в поиски.

Но все оказалось не так, как я бы хотела. Многочисленные врачи и другой медперсонал убедили свекровь, что от детей отказываться большой грех. И это ее убедило.

Как я ненавижу всех этих религиозных придурков, как я их ненавижу. Даже, если и есть что-то такое там, наподобие Бога, то я очень сомневаюсь, что Богу нужны все эти пышные и не пышные поклонения, обряды, я считаю, что Бог должен быть у каждого в душе.

Объясните мне, зачем соблюдать заповеди Господа Бога, если все равно он все прощает. Убивай, убивай, насилуй, насилуй, Бог все простит, а после тюрьмы можешь ещё стать священником, сколько сейчас таких

'' батюшек '' показывают по телевизору, чуть ли не как национальное достояние.

Я считаю, что это обыкновенный дибилизм. Но это я так считаю, и не принуждаю вас так считать.

Приближалось девятое октября, очередная годовщина нашей свадьбы,

За день до этого события выписали из больницы свекровь с детьми.

Естественно, к нам домой.

И с этого дня начался кошмар – дети орали день и ночь, у свекрови не было практически молока. А я в это время ещё кормила Артурика, конечно, он был уже большой мальчик, и пока, отучить его от груди у меня не получалось. И тут мне предложили кормить ещё двоих – ну уж нет. Я не желала превращаться в дойную корову. А молоко, как на грех, не прекращалось. И Артур регулярно требовал своего.

Часто можно было наблюдать такую картину – дети буквально заходятся в крике в своей кроватке, а их благочестивая мамочка молится. А молитвы могли продолжаться по часу. Я первой не выдерживала.

В квартире стояла вонь от благовоний, и без того больные дети задыхались, везде валялись грязные пеленки, игрушки, памперсы.

Меня хватило на месяц, и перед своим днем рождения я вновь сбежала к родителям, те все понимали, и даже не спрашивали.

А через месяц, в канун Нового Года исчезла свекровь. Ее не было два дня, когда прибежал мой взмыленный муж, умоляя позаботиться о детях.

Его сестры мы нигде не обнаружили, и в довершение ко всему, обнаружили, что из дома пропала крупная сумма денег.

И новый, тысяча девятьсот девяносто шестой год я встречала с тремя детьми, двое из которых проорали ночь напролет.

Через неделю этого кошмара, я стала не похожа сама на себя – я похудела на пару килограмм, стала нервной, дерганной, я иногда не то, чтоб самой покушать, я забывала покормить Артурика. Сутки у меня перевернулись, все перемешалось. А за близнецами требовался постоянный, тщательный уход – прием таблеток, регулярные процедуры, уколы, их надо было водить на массаж и в бассейн, чтобы они не отставали в развитии.

Я так была почти круглые сутки занята ими, что совсем не оставалось времени на собственного ребенка. Всегда спокойный и послушный, Артур, стал невыносимым плаксой и озорником. Я его не узнавала. Он меня дико ревновал к близнецам, стоило мне, в его присутствии взять кого-то из них на руки, он закатывался истеричным криком, бился головой о пол, о стены. Это было невыносимо.

Когда дети лежали в манеже, он мог кинуть в них тяжелой игрушкой, а один раз так ударил девочку своей бутылочкой, что рассек ей бровь. Пришлось вызывать Скорую, и везти девочку в травпункт, накладывать швы.

Я не могла ругать своего мальчика, это обстановка всеобщей нервозности так на него действовала.

Как я злилась на свекровь, мы подали на розыск, но все понимали, что с такой суммой денег она могла оказаться где угодно, и безбедно жить около полугода, а ждать, когда у нее кончатся деньги, и она вернется я была не намерена.

В конце концов, эти вечно орущие рыжие близнецы были мне никто, абсолютно чужие, я их не считала нашими родственниками. Почему я должна была гробить свое здоровье, воспитывая этих детей?

Мы нанимали нянь, но никто больше недели не выдерживал. Некоторые даже не приходили за расчетом.

Исчезали так же бесследно, как и мамочка этих малышей.

В феврале, когда малышам уже было по полгода, а они не то, что не сидели, они ещё голову толком не держали, я поставила Эрику ультиматум – отдать детей в детский дом.

Боже, что я тогда услышала, и, не медля ни минуты, собрала своего сына, и ушла из дома.

Через два (!) часа прибежал Эрик, прося прощение, и умоляя меня вернуться. Ему хватило этого времени, чтобы разлюбить своих братишку – сестренку и принять мое решение.

Устроить детей в Дом ребенка оказалось почти такой же сложной задачей, как и разыскать их мамочку. Проездив весь день безрезультатно, и выслушав столько оскорблений, что я уже готова была просто оставить детей под забором, мы вернулись домой. Основная проблема заключалась в том, что свекровь не оформила Свидетельство о рождении малышей, и все были уверенны, что это я, ужасная мать, решила избавиться от малышей.

И лишь после того, как нам удалось-таки получить справку из отделения милиции, о том, что мать этих малышей действительно находится в розыске, нам удалось оставить их в Доме ребенка.

Нет, меня не мучили угрызения совести, совсем нет, ну подумайте, почему они должны меня мучить.

В этот же день я отвезла Артура к родителям, благо у мамы начался отпуск, и неделю (!) я отсыпалась. Я спала сутки напролет, Эрик забил холодильнику продуктами, я просыпалась только для того, чтобы перекусить, и опять погружалась в спасительное забытье.

Следующие полгода ни от матери Эрика, ни от его сестры не было никаких вестей, у меня было подозрение, что они где-то вместе.

Глава 16

''… В мире ни что, ни что

Не бывает вечным…''

За месяц до двухлетия Артура мы купили новую квартиру, трехкомнатную, не самую лучшую, но просторную и светлую.

Не сказать, что к нам вернулось счастье, но все было более-менее спокойно.

День рождения нашего малыша мы решили отметить в новой квартире.

Малышей в Доме ребенка я навещала регулярно, приносила им одежду, питание, необходимые лекарства. На их содержание уходило больше половины официального оклада Эрика. Но брать их назад не собиралась.

Не знаю, как нашла наш новый адрес свекровь, но она ворвалась в нашу новую квартиру, как смерч, сметая все на своем пути, и, не обращая внимания на гостей, принялась обвинять нас, в чем она нас только не обвиняла.

Ещё один праздник был испорчен, мне это начинало надоедать.

Виноватой она себя не чувствует не на грамм, объяснять ничего не собиралась, а только орала, орала, орала.

Эрик готов был выкинуть ее с балкона девятого этажа. Гостям удалось его остановить. Тогда она в ультимативной форме потребовала от нас пятьсот долларов, и немедленно привезти детей.

Теперь уже Эрик при всех обозвал ее воровкой, сказал, что она не получит ни копейки, и дал ей ключи от квартиры дочери, ‘’ которая тоже неизвестно где шляется…’’

Судьба старшей своей дочери немало ее не интересовала, но она уехала к ней на квартиру.

Забрать детей оказалось не менее сложно, чем их отдать.

У свекрови не было ни прописки, ни работы, ни денег, ни постоянного места жительства. Куда, в какие руки работники Дома Ребенка должны были отдать детей?

Свекровь устраивала дикие сцены, орала, кричала, молилась, и читала отрывки из Библии. А когда она притащила свои ‘’ благовиния ‘’ и лампадки, воспитательницы были вынужденны вызвать милицию.

Когда мы забирали ее из отделения милиции, обалдевший за это время от ее речей лейтенант, шепнул мне – ‘’ Сдайте ее в дурдом, у нее же крыша съехала…’’

По дороге домой, когда мы остановились на одном из светофоров в крайнем левом ряду, свекровь, как в крутых американских боевиках, в одно мгновение выскочила из машины, и, с легкостью подростка перепрыгнув через ограждение, разделяющее полосы движения, побежала, лаврируя между машинами, через дорогу.

Мы не дышали, каждая секунда ее пребывания на дороге могла стать последней в ее жизни, но, может быть, ее Бог хранил ее, она благополучно миновала все четыре полосы, и скрылась в ближайшем дворе.

Зеленый свет давно сменился на красный, но нам никто не сигналил, большинство стоящих за нами водителей наблюдали за передвижениями тучной пожилой женщины в нелепом балахоне, то есть за нашей мамочкой.

Нам повезло меньше, открытую ей дверь, начисто снес грузовик.

Эрик аж взвыл от досады, но виноваты были мы.

А рано утром, когда мы, утомленные вчерашним бурным днем ещё крепко спали, нас разбудил трубовательный стук в дверь.

Милиция.

У меня не было даже сил заставить себя подняться с постели.

Оказалось, что наша мамочка выкрала ночью своих близнецов, и скрылась в неизвестном направлении.

Эрик с милиционерами поехал на Аллину квартиру. Там царил полный разгром. Все, что можно было продать, скорее всего, свекровь продала на ближайшей барахолке.

Ни ее, ни детей не нашли.

В начале осени неожиданно вернулась Алла. Что-то в ней неуловимо изменилось, какая-то грусть поселилась в ее глазах. Она поправилась, но не намного.

Эрик накинулся на нее с обвинениями, но она рассказала, что последнее время жила в России, пыталась то там, то там работать, начать новую жизнь, но там ей было плохо, и она вернулась в родной город.

Даже на разгром в своей квартире она отреагировала странным образом спокойно.

Перед нашим пятилетием Эрик объявил мне, что ради такого события мы отправляемся в отпуск, на Яву.

-А поближе куда-нибудь нельзя?

-Меня всегда манила Азия…

О, Боже, как романтично! Дальше некуда. На этот раз мы ( он ) решили взять с собой Аллу. Ну конечно, на пару штук баксов больше, на пару штук меньше, мелочи. Кафе Эрика, к этому времени превратившееся в уютный ресторанчик с очень высококачественным обслуживанием, давало прибыль, неплохую прибыль. Но я не подозревала, что он может быть таким щедрым.

Когда возникла необходимость навешать его родственичов в Доме ребенка, я попросила мне купить небольшую машину. Купил, какую – вы уже знаете. Мне казалось, что это была самая дешевая маленькая машинка на всей барахолке, тогда у него не было больше денег, всего полгода назад, а сейчас на, берем с собой любимую сестренку.

Артурик остался с моими родителями. Я впервый раз расставалась с ним на почти три недели. Я знала, что буду скучать, но и смертельно хотела отдохнуть.

А на острове Эрик будет выполнять каждый мой каприз, а не его сестренки! Я давно уже поняла, как мне следует вести себя с этой парочкой.

Но мы не успели до конца насладиться теплотой и приветливым климатом острова Явы.

Наш отдых закончился через неделю. Трагедией. Дикой, невозможной трагедией.

Достопримечательностей, и развлечений на острове было не так много, как на Канарах. И Эрик с сестрой решили пощекотать себе нервы.

На Яве туристам предлагали следующее – кормление акул. Вас закрывали в клетке, конечно с аквалангом, и полной амуницией ныряльщика, погружали в омут, и там вы, через ячейки клетки кормили акул, просовывая им куски мяса на длинных палках.

Я отказалась, сразу. Мне это не понравилась. Я очень сомневалась в надежности этих клеток, и в квалификации местных спасателей.

Так и случилось. На седьмой день нашего пребывания, когда Эрик с Аллой в разных клетках опустились под воду, случилось непредвиденное.

Акул приплыло больше, чем достаточно, а желающих покормить их практически не было. Акулы с настойчивостью атаковали железные клетки, и во время одного из ударов некачественно выполненный сварной шов не выдержал, и отвалился большой кусок стенки.

Один из прутьев воткнулся в ногу Алле, и запах свежей крови привлек акул к ее клетке. Это все происходило на глазах у Эрика. Он ничем помочь не мог. Радиосвязи между подводной клеткой и спасателями не было, обычно опускали клетку на 20-25 минут. В случае чего-то экстренного дергали за веревку.

Акулы откусили у Аллы обе ноги. Эрик впал в транс, позже он мне рассказывал, что при виде всего этого ужас парализовал его. Он не мог даже дернуть за веревку

Спасатель поняли, что что-то не так лишь тогда, когда вода на поверхности окрасилась в красный цвет.

Я дико закричала, почему-то уверенная, что это именно с Эриком случилась беда. Первой подняли его клетку. Он стоял, судорожно вцепившись руками в толстые прутья клетки, стали поднимать вторую.

То, что мы там увидели, до сих пор снится мне в ночных кошмарах.

У Аллы не было ног, ее почти полностью съели по пояс. Кровь хлестала фонтаном, и за ней, к поверхности поднимались голодные хищники.

Я не знаю, каким чудом она ещё была жива.

Эрик так и стоял запертый в клетке, только сдернув с лица маску. Он был белее снега, его всего трясло.

Я подскочила к Алле, она судорожно вцепилась в мою руку и довольно громко, так, что расслышал и Эрик произнесла – ‘’ Возьмите, возьмите моего сына, он ваш, не отдавайте его ни кому, адрес дома…’’ Из последних сил она сжала мою руку, прямо таки впилась в нее своими побелевшими пальцами – ‘’ Обещай мне это…’’

Слезы градом катились у меня по лицу, и падали на умирающую Аллу, я не могла говорить, я только тупо кивала головой.

Все это, и ее последние слова, просьбы, я осознала гораздо позже.

Я помню, как в тумане, что кто-то из спасателей отодвинул меня, расцепил наши руки, Аллу погрузили на носилки, и отнесли в подошедшую машину. По песку тянулся кровавый след…

Я забыла про Эрика, забыла про все на свете, я не могла оторвать взгляда от этой кровавой полосы.

Меня кто-то поднял, запихнул в фургон, вокруг Аллы суетились врачи. Она все ещё была жива, но разговаривать уже не могла. На ее лице была маска, в руках капельницы. Несмотря на всю бедность этого острова, машина Скорой помощи была оборудованная по последнему слову техники.

Каким-то чудом врачам почти удалось остановить кровотечение.

Уже гораздо позже, в гостинице, прокручивая в голове все произошедшее, я поняла, что Алла не кричала, такая дикая боль, но она терпела, терпела ради сына, о котором никто не знал. Так вот, где она пропадала все это время.

Алла умерла в больнице. Врачам Скорой удалось продлить ее жизнь, но не надолго.

Эрика все не было, я не знала, где он был. Алла умирала в бессознательном состоянии, накаченная наркотиками.

Опускаясь на глубину, к акулам, они с Эриком играли со смертью, три раза все было благополучно, но на четвертый косая решила, что настал ее час.

Я не знаю, что было бы со мной, если бы погиб Эрик. Мне казалось, что любовь давно переросла в наших отношениях в привычку, мы отдалились, стали немного чужими, но в тот момент, когда вытащили живого и невредимого Эрика во мне все перевернулось – я не могла его потерять, он не мог уйти от меня в другой мир, где-то, в глубине души, я все ещё любила его, да и он, скорее всего, меня тоже.

Эта трагедия всколыхнула наши прежние чувства. На какое-то время мы стали вновь близки, как раньше. Близки, пока я не узнала тайну рождения этого ребенка. Не узнала, и не возненавидела их обоих.

Сейчас же, мы возвращались на самолете, везя с собой маленький гроб. Все думали, что мы потеряли своего ребенка. Гроб был около метра. Все что осталось от Аллы.

Глава 17

''… Скоро рассвет – выхода нет

Ключ поверни, и полетели

Нужно вписать в чью-то тетрадь

Кровью, как в Метрополитене

'' Выхода нет! ''…''

После похорон, мы отправились в квартиру Аллы, чтобы узнать о ее ребенке. Где он, кто он. Когда я заговаривала с Эриком об отце ребенка, он ещё глубже уходил в себя.

Записную книжку, вместе с вложенным туда Свидетельством о рождении, мы нашли в ящике кухонного стола.

В свидетельстве была указанна девичья фамилия Аллы, то есть фамилия Эрика, наша фамилия. Мальчика звали Артем, но вот его отчество и дата рождения поразили меня, как удар молнии

– Артем Эрнестович. Эрнестович? – я так посмотрела на Эрика, что он отшатнулся от моего взгляда.

-Эрнестович!!! – ты знаешь его отца? Ты знал всех ее друзей, кто отец Артема? Ты?

-Ты совсем спятила, откуда я знал о всех ее похождениях, много ты знаешь о своем брате? Как ты можешь думать, что я спал со своей сестрой? Ты просто помешалась, пытаясь меня застукать с бабой!

-Да я давно тебя уже застукала, когда ты трахал в задницу свою секретаршу, но сейчас речь не об этом! Что - удивлен, и перестань разыгрывать из себя целку, - я понимаю, что воспитанной молодой девушке не стоит так ругаться, но по-другому осадить мужа я не могла, (помню, как я читала какую-то книгу про Англию, и вот там описывалось, как молодая девушка не получала в постели ни какого удовольствия, потому что ей с самого детства мать внушала, как нужно себя вести воспитанной молодой Леди, быть в постели холодным трупом…)

- Посмотри на дату рождения малыша, посмотри сюда! Господи, неужели это число проклято, сначала твоя мамаша, потом она!

В свидетельстве стояло число – десятое июля. Так не честно, вдвойне не честно!

-Мы должны найти его отца!

-Я слышал, как Алла, на пирсе просила тебя позаботиться о сыне, забрать его к себе, ты не можешь отказать.

-Мы должны найти его отца!

-Где???

Мы перерыли все Аллину записную книжку, но никакого Эрика, или просто абонента с такими инициалами не нашли. На последней странице был адрес села в Вологодской области. И если учесть, что справка о рождении была выдана из роддома той же области, то мы могли предположить, что ребенок находиться в этом доме. Телефон указан не был. Мы послали телеграмму, ответа ждали недели две, в конце концов, решили ехать сами.

Вологодская область – осенняя распутица, непролазная грязь, дожди. Мне казалось, что я попала в другой мир.

Мы ехали на поезде, потом на электричке, на последней станции долго выясняли, как же нам добраться до этого поселка, и потом долго еще тряслись по ухабам на разбитом Рафике, милицейском Рафике с пьяным вдрызг водителем, от которого несло потом, немытым телом, перегаром и чесноком.

Как хорошо, что Артурика я оставила дома. Я бы тут не выдержала с ним.

После первых часов путешествия у меня сложилось такое впечатление, что в России нет трезвых. Несмотря на то, что зарплаты здесь не видели давно, все пьют. Все, и бабы и мужики, и дети. На вокзале ко мне прицепился пацаненок лет десяти, маленький, худой, как скелет, и начал клянчить на бутылку. Я его чуть не убила.

Кошмар, ужас. И после этого мы удивляемся, что непьющие евреи захватили в России все и вся?

В нужной нам не деревне под названием '' Сопливчики'', не смейтесь, правда, именно так она и называлась, мы оказались под вечер.

Нужный дом мы нашли, прочти сразу по истерическому крику ребенка.

Начало ноября, холод, сильный, пробирающий до костей ветер, коляска с ребенком, стоящая на улице, качается так, что вот-вот перевернется.

Маленький, замерзший младенец, весь в грязи, по коляске ползают черви, огромные, черные черви. На наш крик вылезла из полу покосившегося домика пьяная толстая тетка. Она стала орать на нас, что Алла не присылает денег, и она уже собиралась выкинуть этого ребенка '' к чертовой матери ''. Про себя она сказала, что она тетка Аллы, на мой немой вопрос Эрик только пожал плечами.

Дом внутри оказался ещё более убогим, чем снаружи. Этот дом мне живо напомнил сказку про ведьм, в сказках все они жили в таких убогих, покореженных домах, только не были такими толстыми.

Грязь, вонь, дым от прохудившийся трубы, толпы тараканов оккупировали стол с грязными тарелками. В доме не было даже чайника с кипяченной водой, чтобы умыть малыша, и приготовить ему питание.

Переодев и укутав ребенка в привезенные с собой вещи, я вышла на улицу. Нам предстояло решить, где мы проведем ночь. Темнело быстро.

А в этом ‘’ Сопливчике ‘’ с двумя десятками избушек ни какой гостиницы не было. Ребенку было больше трех месяцев, но он был очень маленьким и худеньким, в выписке из роддома стоял вес новорожденного 4500, а сейчас он же весил не больше пяти. Я покормила его прямо на улице детским питанием, Артем с жадностью проглотил содержимое баночки. На улице нам почти сразу повезло, мы поймали попутку. Мы уже сидели в машине, когда из дома выбежала тетка, и нецензурно ругаясь, рванула дверцу Уазика

-Сволочи, а деньги, отдайте мои деньги…- закончить фразу она не успела, Эрик мощным ударом прямо в лицо опрокинул ее на землю.

Эрик был взбешен, даже его поразили нечеловеческие условия содержания ребенка.

-Знаешь, дорогой мой, бить надо было не эту тетку, а твою сестру, как она могла оставить в таком месте своего ребенка?.. Или бросать своих детей у вас в крови?- я понимала, что за такое могу и получить, я играла на грани фола. Но я ведь была права!

Я сидела на заднем сиденье и видела, как толстая тетка бежала за машиной, пытаясь кидать в нее камнями, но запнулась, и упала прямо лицом в жидкую грязь.

Я думала о том, как Алла могла оставить ребенка в таких нечеловеческих условиях, о том, как скоро бы мы узнали о существовании этого ребенка, и сколько бы он прожил еще так – в холоде, без нормального питания и ухода?

Выжил ли он бы вообще? Неизвестно.

Ребенок успокоился, он пригрелся и задремал, причмокивая во сне губами.

В районном центре мы переночевали в ужасной гостинице, и рано утром отправились домой.

Так в моей жизни оказался ещё один ребенок. Я не хотела больше детей, но я пообещала Алле заботиться о малыше, и должна была это выполнить.

Предстояла ещё долгая процедура усыновления, собирание справок.

Но я тешила себя мыслью, что теперь у меня есть второй малыш, и мне не нужно больше быть беременной и рожать.

В городе, я первым делом потащила ребенка к знакомому педиатру, чтобы он осмотрел Артема. Мальчик был слегка простужен, страдал от обезвоживания, и для более полного обследования мне предложили оставить его на неделю в клинике.

Эрик без единого возражения согласился нанять няню.

Малыш сильно отставал в весе и росте, но, благодаря, нашей заботе начал поправляться и расти. Я полюбила его, как собственного сына. Он был поразительно похож на Эрика. Странно – Эрик и Алла такие разные, совершенно не похожие, а племянник точная копия своего дядюшки.

После Нового Года мы получили все документы, теперь уже Артем официально стал нашим сыном.

Артурик любил его, странно, но к Артему он не относился так враждебно, как к близнецам.

В начале марта позвонила хозяйка квартиры, которую Эрик снимал для Аллы.

Заканчивался срок аренды, она сложила в коробки вещи Аллы, и просила меня заехать за ними.

Я приехала на следующий день, две больший коробки стояли на диване.

Одна из них наклонилась, и часть вещей упали за диван. С хозяйкой мы стали отодвигать тяжелый диван, и мой взгляд неожиданно упал на прорезь в тряпичной задней стенке. Засунув туда руку, я с удивлением вытащила толстую тетрадь. Я узнала Аллин почерк, скорее всего, это был ее дневник. Я запихала его в коробки и пошла вниз. Эта тетрадь просто манила меня, ещё ничего не прочитав, я чувствовала, что лучше этого не делать, лучше оставить все, как есть.

Две коробки с Аллими вещами я оставила около помойки, тетрадь я решила оставить там же. Но не смогла, я должна была, я должна была ее прочитать.

Глава 18

‘’… Больно, мне больно

Не могу удержать я слез…’’

Как вы думаете должна себя чувствовать девушка, четырнадцатилетняя девушка, которая случайно узнала, что она не дочь своих родителей.

Как, как, я вас спрашиваю, как мне теперь жить, как мне жить с этим?

Я узнала об этом сегодня, только что. Я разбирала старый сундук, стоящий на балконе, и весь покрытый плесенью и пылью.

Там, на самом дне, я случайно обнаружила потертую, почти рассыпавшуюся по листкам тетрадку.

Я узнала почерк своей матери. Лучше бы я этого не делала.

Там было написано, что мой отец, в начале их брака совсем ее не любил, не понятно, зачем она вообще выходила за него замуж.

Он пил, гулял, а когда мать ждала первого ребенка, он привел свою любовницу, выгнав ее из комнаты в общежитии.

Мать жила месяц у подруги в соседней комнате.

Потом, правда, отец одумался, выкинул свою подружку и вернул мать.

Это было перед Новым годом, а в марте мать родила Эрика, здоровенного мальчика весом в четыре килограмма.

Пока она была в роддоме, отец опять пустился в загул, и даже не забрал ее домой. С новорожденным младенцем она на трамвайчике приехала домой. В ее комнате жили два забулдыги, и добиться от них местоположения ее мужа ей не удалось.

Отец ненадолго появился и снова исчез на целых пол года. Матери приходилось много работать – она мыла полы, вязала и шила, чтобы прокормить себя и мальчика, и одновременно училась в заочной школе бухгалтеров.

Отец вернулся, она его простила, только не знаю, зачем она это сделала. Ей было всего девятнадцать, она была так молода, и так глупа, если поверила в обещания моего отца. Я вообще считаю, что это человек, которому абсолютно нельзя верить.

Он так и жил – то появляясь, то исчезая, открыто гуляя с подругами, вечно пьяный, довольный собой и жизнью.

Появлялся дома, просил прощения, и опять уходил в загул.

Я не понимаю, я вообще не понимаю мать. Где ее женская гордость, где ее самолюбие?

Он гулял направо и налево, возвращался, даже не испытывая никакого раскаяния, а она вновь пускала его к себе в постель?

Когда Эрику исполнилось полтора года, возвратившийся из очередного загула муж объявил – '' Все, нагулялся. Вот рожай мне дочь, тогда будем жить, и про всех своих баб я забуду! ''

И она опять поверила в его обещания.

Уже через месяц после этого моя мать была беременна вторым ребенком.

Ужас, кошмар, я никогда не буду так глупа, я не буду верить в обещания этих отбросов человечества.

Эрика отправили в круглосуточные ясли, когда ему и не исполнилось года. Малыша вырвали из привычного ему мира, и сразу, не дав привыкнуть, кинули в агрессивную среду.

За месяц до моего рождения, о Господи, конечно же, не моего, я им никто, отец, напившись до белой горячки избил мать. Избил так сильно, что соседи, ее, почти в бессознательном состоянии доставили в ближайший роддом.

А на утро, моей матери объявили, что ребенок умер ещё в утробе, и, несмотря на экстренное вмешательство врачей, спасти жизнь девочки не удалось

И в правду говорят, что некоторые женщины глупы, как кошки. На них так же быстро затягиваются раны, и у них такой же неразвитый ум.

Знаете, что терзало мою мать – не то, что умер ее ребенок, а то, что умерший ребенок, девочка, не позволит ей стать вновь счастливой с отцом.

Вы только себе представьте – этот монстр ее избил, убил собственную дочь, и ему за это ничего, ничего не было, а мать страдает, что больше не будет с ним счастлива!

Да разве она когда-нибудь была с ним счастлива? Мне очень хочется ее спросить – а ты вообще знаешь, что такое женское счастье?

Что такое любовь, нежность, забота мужа?

Почему она от него не уходила, а терпеливо сносила все побои?

Отец ни разу ее не навестил, он даже не знал, что погибла дочь.

Он ничего не знал, да и не хотел, попросту знать.

В это же самое время в роддоме женщина отказывается от девочки, и мать, ползая в ногах у Главврача, умоляет того поменять детей.

Дело сделано – мать получает меня, я становлюсь ее дочерью, а та женщина, вполне довольная, что все так обошлось, разыгрывает из себя безутешную мать.

Господи, да я же сейчас даже не смогу доказать, что я не их дочь, ведь никаких документов об удочерении нет…

Забота моей матери обо мне закончилась, не успев начаться.

Меня отдали в ясли в восемь месяцев. Я не помогла этим людям, ужас, но теперь, я даже не хочу называть их своими родителями.

Отец продолжал вести ту жизнь, которую и вел. Исчезая, появляясь, ничего не объясняя.

Но мать изменилась, она стала другой – однажды, после очередного загула, она сделала своему пьяному мужу обрезание, да, да, взяла ножницы, стащила с него, пьяного штаны, и отхватила ему кусок крайней плоти.

От дикой боли отец сразу же проснулся, но мать держала ножницы у основания его члена, и сказала, что если он и дальше будет себя так вести, то останется без этого своего обожаемого прибора.

Это подействовало, но отец все равно гулял от нее, делая это теперь гораздо незаметнее, пил он в основном дома.

Но скажите – зачем ей был нужен такой муж, она загнала его под каблук и держала его там, но он все равно умудрялся пропивать всю зарплату, она платила за него штрафы в вытрезвителях, содержала его, покупала ему одежду, давала деньги.

Я не пойму, я никогда не пойму, зачем она так поступала – если ей был нужен муж только ради номинала, то не слишком ли большую цену платила она за это?

А зачем ей были нужны мы – дети?

Мы с самого младенчества находились в круглосуточных садиках, иногда нас не забирали даже на выходные.

Я не знала, я никогда не знала, что такое материнская любовь и ласка и забота.

Как-то недавно споря с Эриком, мать заикнулась о том, что все эти годы жила с отцом ради нас. Ради нас?

Да я вообще не помню отца в моем детстве.

Я помню его, когда ходила в школу, да и то, то он спал пьяный, то '' гудел '' с друзьями.

Потом начались кошмары – отец стал ко мне приставать – лазил руками мне в трусики, под майку, он больно тискал меня и щипал. Говорил, что если я хоть словом обмолвлюсь матери, то он убьет меня.

Я жила, как в кошмаре, я боялась приходить домой, когда он был там, я боялась оставаться с ним наедине.

Я стала нелюдимой, замкнутой, и мать хоть бы раз поинтересовалась, а что же со мной происходит, но нет, ни разу, ни когда.

Но, Бог уберег меня от того, чтобы я оказалась изнасилована этим монстром.

Однажды, во время очередной попойки, отец выпрыгнул с третьего этажа.

Да нет, что вы, он не разбился, его просто частично парализовало, вот и все.

Руки. Ходить-то он мог, но вот делать все остальное – нет.

Это было самое кошмарное, мать заставляла меня за ним ухаживать, он даже свой мерзкий член не мог держать сам, когда ходил в туалет…

Однажды, когда мне предстояло проделать ему эту процедуру, я схватила с полки ножницы, поднесла к отцовскому члену, и сказала ему, что если он ещё хоть раз до меня дотронется, мерзкое похотливое животное, я отрежу ему член, я это сделаю.

Я же не знала, что много лет назад моя мать проделала с ним такую штуку.

Интересно, а отец знал, что я ему не родная? Может быть, он поэтому приставал ко мне?

Но все эти годы обо мне заботился Эрик – он был нежным, любящим братом, и до сего времени я не понимала, почему я испытываю к нему более глубокие, нежные чувства, чем должна испытывать сестра.

Я люблю его, я люблю его всем сердцем, и Эрик должен узнать, что я ему совсем не сестра.

…Реакция Эрика на мое сообщение была более, чем странной – он сказал, что подозревал что-то подобное, уж очень я было не похожа на отца с матерью. Во мне не было абсолютно ничего с ними общими.

Я интересовалась поэзией, музыкой, хорошо рисовала, занималась хореографией. Я так мечтала стать балериной, но меня не взяли – банальное плоскостопие.

Я не знаю, как так можно жить, без хобби, без увлечений.

Мои родители – их ничего не интересует, абсолютно ничего. Они, прожив столько лет в городе, ни разу не были ни в театре, ни в опере, ни в музее.

А меня всегда тянуло к прекрасному. Знаете, как орал мой отец, когда в десять лет меня взяли в городскую изостудию, и за нее нужно было платить?

А вчера он заявил мне и Эрику, что мы уже достаточно взрослые, и нам давно пора зарабатывать себе на жизнь. Мать стояла рядом и молчала.

Мне четырнадцать, Эрику шестнадцать, а нас уже снимают с родительского пансиона. Да мы собственно, давно не сидим у них на шее, я давно уже помогаю Эрику продавать самопальные джинсы, губную помаду, кассеты. Только родители об этом не знают.

…О, Боже, вчера, наконец, случилось то, о чем я так давно грезила – прошел уже почти год с того времени, как я узнала о том, что я Эрику не сестра. Узнала, и возжаждала его ещё сильнее. И вчера, в день моего пятнадцатилетия, это случилось. Мы занимались с Эриком любовью…

…Через пол года я сделала первый подпольный аборт, за двадцать рублей. А ещё за десять вставила себе спираль. И теперь я могла тайком, по ночам, пробираться в комнату Эрику, не боясь последствий.

… Боже, я ненавижу Эрика, он мне изменяет, вчера я застукала его с подружкой, я подглядывала за ними, так вот почему последнее время Эрик так охладел ко мне, я ему надоела, я ему надоела…

Я хочу умереть.

Целый месяц, мой бедный дневничок, я не видела тебя, а ты мой самый лучший друг.

Я наглоталась таблеток, конечно, я не хотела умереть по-настоящему, просто хотела до смерти напугать Эрика, и привлечь к себе его внимание.

Он вновь нежен и ласков со мной, у него все кончено с теми девочками, он казал, что я его единственная любовь.

Я ненавижу этот мир, Эрик уходит в армию, его забирают через неделю. Тут даже мнимое самоубийство не поможет.

Два года, что я буду делать без него целых два года…

… Эрик вернулся, как долго его не было, у меня за это время не было никого, ни одного мальчика. Конечно, я бегала на свиданки, но это все было так несерьезно. Я мечтала о том, что мы поженимся, ещё не знаю как, но мы должны пожениться.

Эрик почти не появляется дома, он устроился на работу и переехал жить к другу. Как он изменился, похорошел, но на меня совсем не обращает внимания. Совсем, совсем, совсем. А я так хочу его.

Нам даже не удалось поговорить наедине.

…Завтра я выхожу замуж, я убедила себя, что почти забыла Эрика. Вчера он поздравил меня с удачной партией, пожелал счастья, но сказал, что на свадьбу прийти не сможет.

Предатель, ублюдок, напыщенный индюк…

…Эрик, ты долгие годы игнорировал меня, как женщину, с этой своей прекрасной, распрекрасной Виолеттой, хотя я знала, что ты изменяешь ей, как и она, наверное, тебе.

Но я опять твоя, в твоей постели, в твоей жизни, и я отомщу за себя Виолетте, я рожу тебе сына, первого твоего сына.

…Эрик прости, я его потеряла, я потеряла нашего мальчика, но только я и ты знали, что это ребенок не от моего мужа. Я решила развестись.

Но нет, так не честно, Виолетта забеременела, а ты вновь не обращаешь на меня внимание.

Ты сказал, что любишь ее и никогда с ней не разведешься, но что же тогда для тебя я? Кто я для тебя?

…Два года, целых два года ты опять не приближался ко мне, не согревал меня своей теплотой в постели, но опять прибежал – какая же непреодолимая сила тянет нас друг к другу?

Я беременна, я опять беременна, и на этот раз сделаю все, чтобы не потерять малыша, это наш сын, наш красавец сын….

На этом дневник Аллы заканчивался. Что я должна была чувствовать?

Я готова была выброситься с девятого этажа, но лететь было высоко, а падать больно.

Солнышко нежно пригревало уже по-весеннему, няня с детьми гуляла в парке. Десятое марта, приближалось четырнадцатое, я знала, что погода испортится, похолодает, пойдет снег. Но сегодня все дышало жизнью.

Я не хотела жить, в тот момент я не хотела жить.

Я выпила бутылку виски, а затем…

Быстрый взмах тонким лезвием, лучик солнца сверкнул на его ребре, боль, нет, боли почти не было, фонтан крови. А вода в ванной все бежала и бежала. Я потеряла сознание…

Глава 19

‘’ …Пожелай мне удачи в бою

Пожелай мне…’’

Я очнулась в больнице, моя рука была перевязана, а в правую воткнута капельница. Рядом со мной, на стуле, рыдал Эрик. Тихо, почти не слышно, его согнутые плечи сотрясала мелкая дрожь.

Мне хотелось так много сказать ему, но не было сил говорить.

-Виолетта, родная моя, прости меня, я люблю тебя, она соблазняла меня, она так меня дразнила…

Да, легко свалить всю вину на мертвого, да к тому же на женщину.

Я боялась, что меня поставят на учет в психдиспансер, но этого не случилось, развели, как порез во время мытья окон.

В ванной меня нашел Эрик, он совершенно случайно заехал на обед.

Я не знала, как мне вести себя теперь с Эриком, я не знала, как мне любить теперь Артема, я понимала, что ребенок ни при чем, но ведь все же при чем.

Две недели, что я провела в больнице, были, пожалуй, самыми тяжелыми в моей жизни. Я всё думала, думала, и думала.

Эрик поменял нашу квартиру на пятикомнатную. У каждого из нас была своя комната, у каждого из наших сыновей тоже.

У каждого из нас была своя жизнь, я отвергла все попытки Эрика на сближение.

Прошло ещё немало времени, прежде чем я смогла без ненависти смотреть на сына Эрика, да и на самого Эрика тоже.

Косметический хирург сделал все, чтобы шрам на руке был максимально незаметен, но кто залечит шрам в моей душе?

Красивый, забавный малыш, младший брат нашего Артурика, но они такие разные…

Глава 20

‘’… Вот – новый поворот…’’

Девяносто седьмой год внес в мою жизнь ее – Королеву Автоспорта. Она вошла, сразу задвинув на задний план все мои прежние увлечения, и целиком завладев мной, без остатка.

Если вы ещё не поняли о чем речь, то скажу, что это ‘’ Формула 1‘’.

Апрель месяц, вторая гонка сезона, не помню, то ли Бразилия, то ли Аргентина.

К слову сказать, это Эрик завлек меня туда, начал смотреть он, потом присоединилась и я.

Еще широкие машины, на сликах, они поразили меня. Конечно, я и раньше слышала о командах, о гонщиках, но и подумать не могла, что это все настолько засасывает.

В наш город, наконец-то пришло спутниковое, и кабельное телевидение, и благодаря этому, а особенно московскому каналу ‘’ТВ –Центр’’, мы увидели представления ‘’Большого цирка Берни Эклстоуна ‘’.

Можно сказать, что ‘’ Формула 1 ‘’ сблизила нас с Эриком, но в то же время мы были по разные стороны баррикад.

Он болел за команду West McLaren Mercedes, а я же, с самой первой гонки поняла, что мое сердце безраздельно отдано Scuderia Ferrari.

Эрик обожал англичан, он просто тащился от всего английского, и в тоже время был большим поклонником немецких Мерседесов.

Мне же эти машины никогда не нравились, я ему всегда говорила, ‘’ что у них кузов как топором рубленный, угловатый, никаких струящихся линий…’’

Знаете, почему мы стали ближе – у нас появился общий интерес, мы могли часами обсуждать прошедшую гонку, радоваться, огорчаться за наших любимых пилотов, и за всех других.

Пусть, во время гонки мы сидели по разные стороны дивана, готовые убить друг друга, но мы вместе готовились к гонке – покупали пиво, разные вкусные закуски. Мы давно этим не занимались, мы радовались, как дети. А на гонку Эрик всегда приезжал домой, а если не был в городе, то я обязательно ему ее записывала на видик.

Я читала все, что писали про эти гонки в наших спортивных изданиях, но специализированного издания на русском языке не было. Журнал ‘’ Формула 1 ‘’ появится гораздо позже, два года спустя.

А пока же Эрику привозили журналы друзья из-за границы. Английские, французские, немецкие, итальянские. С отличной полиграфией. Конечно, в текстах мы мало чего понимали, но фотографии там были великолепные.

Я следила не только за выступлениями Михаэля, но и его младшего брата – Ральфа. Ральф – в желтой Джордоновской форме был неотразим.

Таланта у него, может, было чуть по меньше, но вот упорства, риска и какого-то, притягивающего всеобщие взоры обаяния, столько же. В первый свой сезон – 1997 год, Ральф, скажем так, не блистал, но он завоевал одно свое третье место.

Эдди Джордан вообще славится, как первооткрыватель молодых талантов, в его команде дебютировал Михаэль, теперь Ральф.

В этом же году отнюдь не блистали Макларенны.

Последняя гонка сезона закончилась стычкой Михаэля с его конкурентом в борьбе за титул Чемпиона, Жаком Вильневым.

Шумахер, в довольно грубой, одному ему свойственной форме ведения борьбы решил выпихнуть Жака с трассы, но что-то не рассчитал, и

‘’ Williams '' канадца поехал к титулу, в то время, как '' Ferrari '' осталась ни с чем.

Шумми дисквалифицировали за этот дерзкий маневр, лишили всех заработанных за сезон очков.

Я рыдала, я так рыдала, как он был близко к своему третьему титулу, и опять парню не повезло.

1998 год начался в Мельбурне с двойной победы ‘’Серебрянных стрел ‘’.

Первый дубль. Как радовался Эрик, когда Кулхард пропустил его любимчика – Мику Хаккиненна.

За многие годы подряд выработалась закономерность – Кто побеждает в первой гонке сезона, тот и выигрывает титул. Так было всегда, ну или почти всегда.

Чтобы подсластить мне пилюлю Эрик купил мне колечко.

В этом году FIA – международная федерация автоспорта ввела несколько новшеств – машины стали уже, на гладкой поверхности сликов появились канавки, по три на каждом колесе, запретили кое-какие технические новинки.

Но я дико поражаюсь механикам и инженерам гоночных команд – в то время, как FIA делает все возможное, чтобы снизить скорость машин, уменьшит сцепление их с дорогой, эти гении делают все, чтобы этого не произошло, и при всем при этом укладываясь в строгие рамки норм.

Ребята, я от вас тащусь.

Первую половину сезона '' Ferrari '' практически проиграла, только к середине они начали раскачиваться и бросились вдогонку за соперником.

В начале лета Эрик вел переговоры с какой-то Австрийской фирмой, о покупки у них мини пивоварни.

Он засобирался в командировку, и тут меня осенило, что я могу поехать вместе с ним, и впервые, в живую посмотреть эти гонки.

Эрик сразу понял, что я от него не отстану, как говориться ‘’ такое бывает раз в жизни, и то не у каждого ‘’.

Путь Эрика лежал из Австрии в Германию, это просто замечательно. Гран – При этих стран разделяла всего неделя. И мы, запросто могли посмотреть и то, и то.

Итак, вот, я попала в эту сказку, эта как виртуальный мир, в который практически невозможно попасть.

Гран – При должно было пройти двадцать шестого июля.

В Шпильберг мы прибыли рано утром в среду, нас встретили, разместили в небольшой гостинице, вручили билеты на все дни, на свободные заезды, квалификацию, гонки.

Это небольшой городок, расположенный в провинции Штирия.

Интересно, что гонки обеспечивают постоянной работой в течении года почти половину всего населения Шпильберга.

Автодром носит название А1 – Ринг.

Было жарко и душно, но природа и погода здесь такова, что в каждую минуту может пойти дождь.

Здесь сразу чувствуется какое-то неповторимое, божественное очарование Венского леса.

Мчишься по трассе на мощной машине и чувствуешь себя пешим путником из глубины веков, заблудившимся в этих дебрях.

В четверг проходили квалификации в первой подгруппе в классе машин ‘’ Формула 3000 ‘’, затем в пятницу, утренние свободные заезды в ‘’ Ф 1 ‘’, вторая квалификация ‘’ Ф 3000 ‘’. В субботу так же свободные заезды старших, вечером квалификация, и заканчивается день гонкой в ‘’ Ф 3000 ‘’. А в воскресенье – самая главная гонка.

Всю среду мы прогуляли по городу, встреча у Эрика была назначена на вечер, мы пили великолепное разливное пиво, сидели в открытых кафе, барах, поглощая великолепные местные блюда. Мне особенно пришлась по вкусу крольчатина в белом вине, и зажаренная на вертеле.

После обеда мы набрели на небольшой магазинчик. Вывеска гласила, что это магазин нижнего белья. Магазин был разделен на две половины – мужскую и женскую. Эрик ринулся было за мной, чтобы посмотреть на все эти штучки, но его туда не пустили.

Интересно, что в женском отделе работали только стройные молодые мальчики, а вот в мужском – красивенькие фрау, или как их там зовут.

Общение происходило в основном на английском, и поэтому, трудностей не возникало.

От всего этого великолепия и разнообразия у меня разбегались глаза.

И цены были вполне реальные.

Я выбрала пару комплектов, и отправилась в примерочную. Да, на Западе нижнее белье разрешается мерить, а если не подошло, то работники магазина проводят сухую чистку, которая ничуть не портит изделие. Причем за примерку с вас денег не берут.

Первый комплект мне вполне подошел, но вот второй оказался мал.

Я дернула за колокольчик, и буквально через секунду ко мне, в примерочную зашел парень. На нем был лишь только короткий шелковый халат. Как ни странно, но я ни чуть не смутилась, и стала объяснят ему, что мне тут и тут жмет.

Парень что-то крикнул по- немецки в глубь салона.

Все парни, работающие в этом салоне, были красивы, сексуальны и привлекательны. Он в них не было вульгарности.

Парень в коротком халатике приблизился ко мне, и я поняла сразу, почему сюда не пускают мужчин, я поняла, что он хочет.

Он начал осторожно снимать с меня белье, а я развязывать пояс на его халате, под которым не было ничего.

-Ганс…

-Виолетта…

Больше мы ничего не говорили, наши губы, тела, руки, все переплелось.

Секундная заминка, я поняла, что парень надевает презерватив, и вот он уже во мне, и мы понеслись, наращивая темп, в заоблачные высоты…

Вся примерочная кабинка была зеркальная, наши, двигающиеся в едином порыве тела отражались в бесчисленных зеркалах – нас было так много, что и не уследить за всеми.

Парень хорошо знал свое дело, он был профессионал. Такого тонкого, и качественного удовольствия я не получала давно.

Позже, когда я, уже одетая, довольная и счастливая пила кофе в мягком уютном кресле, и ждала своих покупок, я поразилась тому, чем же я буду платить, в кармане была только мелочь, бумажник остался у Эрика.

Мне подали покупки в красивом пакете, и сказали, что мой муж уже все оплатил. Все – это и удовольствие своей жены? Наверняка и ему доставили там то же самое, меня ведь в мужской отдел тоже не пустили.

Вам покажется странным, но я не ревновала. Это было веселое, запомнившееся на долго приключение.

А вот ночью, спя на разных кроватях, мы вдруг почувствовали, что нужны друг другу.

Это была как вспышка, как озарение. Как будто мы внезапно сбросили груз прожитых лет, обид, ссор, непониманий, стали вновь молодыми и юными, пусть и на одну ночь в нас проснулась прежняя страсть и желание.

Мы любили друг друга долго, протяжно, как будто хотели наверстать все упущенное…